Страна городов 2 книга

Терзаемая со всех сторон орда остановилась у городских стен табором, вне досягаемости дальнобойных луков, и вожди ее призадумались. Ситуация — мартышка запустила руку в кувшин с бананом, и не может ее вытянуть. А издалека приближается охотник, радостно помахивая дубиной. Уже даже не о "сохранении лица" надо бы подумать, а о сохранении шкуры. Но "смело броситься наутек", как королевская охрана из мультика "Бременские музыканты" нельзя — в таборе обоз, дети и женщины, все, что нажито непосильным трудом, и что награблено — тоже там. Бросать — жалко.

Оценив обстановку, посовещавшись со "светилами военной мысли" — Автономом и Платоновым, принял решение не тянуть — людям надо из города выходить, не дело всухомятку питаться запасами, припасенными на черный день, последствия осады, опять же, нужно устранить — собрать, к примеру, урожай — или то, что от него осталось, привести в порядок дома к зиме, и многое другое надо сделать.

Поэтому, дав людям после марша почти сутки отдыха в ближайшем лесу, под утро следующего после марша дня, скрытно вывел людей к лагерю кочевников. Вояки уже имели представление о караульной службе — фигурки часовых маячили у костров. В плейстоцене вопрос охраны спящих имеет вполне актуальное звучание — заснешь, этак, без охраны — а проснешься — голова в пузе, скажем, льва, руки — ноги достались тигру, а туловище волки догладывают. И этакая напасть — со всем племенем, если стражи проспят. Поэтому стража — не спит, и слух, и нюх использует. Только ... агрессоры не учли существенную вещь — от наших разведчиков, в отличие от них самих, ... ничем не пахло! Привычка мыться, причём с еловыми — пихтовыми — березовыми вениками, да бельишко стирать в травяных настоях могла подсказать особо дотошному стражу, что на него со скоростью стремительного домкрата надвигается либо куст березовый, либо ворох сосновых иголок вперемежку со степной травой. а поскольку такого не может быть, потому что не может быть никогда — то и придавать этому значения не нужно. Или — не надо? Не важно, спите спокойно, граждане кочевники — все споко...ой! За спинами часовых безмолвно в предрассветном сумраке возникли размазанные тени, негромко свистнули кистени, опускаясь на незадачливые головы. Из-за укрытий поднялись плотные ряды щитов в две третьих роста человека, и с двух сторон, под мерные удары огромного барабана, сопровождаемые громадными кошками, с ревом труб, в такт убыстряющемуся шагу ударяя в щиты бронзовыми мечами, на лагерь бросились мои воины — племя Рода. Из-за шеренг бойцов "ополчение" щедро осыпало просыпающийся в панике лагерь мелкими булыжниками из пращ, вопя, подпрыгивая и создавая эффект "массовки". Оставляя легко раненых — задетых камнями, орда ломанулась от города к лесу, бросая все, что не могла унести с собой. Обезумевшие люди бежали к казавшемуся спасительным лесу в свободный проход между шеренгами. У кибиток и палаток метались женщины, пряча детей под шкуры и в палатки, в надежде, что их или не найдут, или пропустят при обыске лагеря.

Из ворот Города, открывшихся при первых звуках барабана и труб, выскочили городские стражники и отряд городского ополчения, стремящийся не упустить шанса поучаствовать в веселухе — размяться, так сказать, на свежем воздухе. Осадное сидение гарнизону надоело хуже горькой редьки. Как потом мне рассказали, сорви-головы из стражей давно предлагали, воодушевясь несокрушимостью городских укреплений, давно предлагали сделать вылазку по осточертевшим наглецам. Но городской совет и командир стражи пообещал выпороть на городской площади самых инициативных, и ждать, когда прибудет обещанная племенем Рода подмога. А до того -ни-ни. На робкие возражения, что мол де на миру и смерть красна, и мол все готовы за город умереть, он, прошедший неплохую школу жизни, отвечал ему словами генерала Паттона, пересказанными ему как то раз Серегой Павловым, только слегка перефразируя:

— Мы тут не затем, что бы помереть за наш город. Пусть эти уроды сдохнут за свое ядовитое племя. А мы должны остаться целыми и невредимыми. Если Род сказал — ждать, надо сидеть, и ждать. Ожидание оправдалось через три недели. И сейчас развеселая городская стража тщательно перерывала бывший лагерь кочевников, выуживая и сортируя: людей — женщин с детьми — в одну сторону, вояк — в другую, шаманов — в третью, скотину — лошадей верблюдов и коз — в четвертую. Горожане — ополчение под руководством жрецов неба укладывали и сортировали "вещевые трофеи" — шкуры, металлы, отбирая из них то, что награблено в Стране Городов, и брезгливо отпихивая вещи кочевников, не отличающиеся красотой и качеством. Я еще подумал: "К хорошему привыкают люди быстро. Ещё бы пять лет назад эти вонючие шкуры были бы пределом мечтаний для любого, а сейчас — только носопыры морщат. Ну, и ладно."

Между тем, сомкнувшиеся подковой одоспешенные воины Лесной стражи — в первых рядах, с ополчением за спиной, медленной поступью продолжали теснить орду к лесу. Почти почуявшие избавление, ордынцы наддали ходу и... Кольцо замкнулось — из высокой травы встала такая же стена щитов, с тремя смилодонами, которые яростно зарычали на подбегающих. Рев крупного кошачьего — к примеру, тигра или льва, в ночное время разносится на десятки километров. А тут — полсотни метров, да и неожиданно... Да смилодоны — еще те "вокалисты" — думаю, объем грудной клетки у них поболее львиной будет... Короче говоря, орда встала как вкопанная, и кольцо окружения сомкнулось. Люди дали себя безропотно связать, и побрели к своему бывшему лагерю,не строя иллюзий по поводу своего будущего.

Слышу хохот со стороны шатров захватчиков — после напряжения последнего месяца — сидения за стенами, трудного марша и боя — горожане и мои стражи хохочут, чуть не до истерики. Подхожу. Я не имею право осуждать никого — ни моих архаровцев, ни побежденных. Тут такие дела — на пороге и вокруг большого шатра, высотой около трех метров, радиусом — весь десяток, набитого — буквально, маленькими ребятишками, испуганно зыркающих глазенками на блестящих медью воинов, кругами в несколько рядов стоят женщины. Не питая надежды на свою способность защитить силой самое драгоценное в своей жизни — детей, они затолкали всех в шатер, а сами встали на колени, лицом к шатру, раздевшись догола. Вид стройных рядов голых задниц, действительно может на первый взгляд вызвать смех. Но только на первый взгляд.

Последняя надежда женщин — отдать себя на милость победителей, сохранив жизнь себе и маленьким детям, раз уж мужики так погано себя проявили. Вот и разделись, и заняли положение полного подчинения — берите нас, если хотите. А если нет — все одно, одежда мертвым ни к чему. Завидевшая это безобразие наша Матниязова со своей Молнией быстро наводит порядок. Эту валькирию с огромной кошкою у ног попробуй не послушай. Разогнав хохочущих мужчин, она быстро приводит пленных в порядок, и организовывает быт пленных женщин. Оно и хорошо, что эти молнии — кошачья и человечья, оказались на этот раз в строю, и появились в проблемном месте с молниеносной быстротой. По крайней, мере, женщины поймут друг друга всегда и быстро. Через час организованные и мобилизованные змеететки уже обихаживали своих раненых, наводили порядок в захваченном стаде — если кто не знает — молочных животных нужно кормить и доить, и за процессом лениво надзирали наши Молнии — смилодон и человек. Мелкая удобно расположилась на крупном камне, облюбованным ей под командный пункт, и внимательно следила из-под прищуренных век за шустрящими по лагерю женщинами.

Мы оцениваем людей с позиции собственных обычаев и опыта. Нам кажутся чудными обычаи и язык других народов. Мы считаем правильным поступать, как мы привыкли — это естественно для человека. Как поступаем сами с другими — такого отношения и ждем от окружающих. Поэтому повязанных воинов орды интересовало лишь, скоро ли их во славу городских богов предадут смерти, и долго ли им мучиться при этом. Пришлось нахально обломать им надежды на героическую смерть. Черта с два — в общей сложности, если верить современной мне науке, людей на всю Землю сейчас едва с миллион наберется. Так с какого же... такого, в общем, буду я разбрасываться ценными ресурсами? Не-е-ет, голубчики, мстя моя за ваши разбойные дела будет страшной — племя змеелюдей — умрет. Но умрет — как племя. А вот людей, вспомнив достопамятный, поразивший меня лаконизмом обряд принятия в члены племени Кремня Антона Ким, учиненный Матерью Людей Кремня, я решил раскидать по племенам Союза Страны Городов — пока на правах кандидатов в члены племен, этаких "детей", а через годика три — провести обряд принятия в совершеннолетние — по всей форме. Так как здесь присутствовали практически все представители племен Страны, обряд решили не откладывать на потом. Разобравшись в пару дней с ордынцами — что бы не разбивать семьи и отделить наиболее одиозных лидеров от других, рядовых членов агрессивных племен — для тех уже приготовили "теплые места" в каменоломнях у питекантропов, приступили к обряду.

В обряд, простой как дубина неандертальца, входило следующее: рано на заре, на холме совета заиграли трубы и барабаны. Под эту музыку, рядами на холм поднимались принимаемые в племя. Человек отпивал глоток из чаши, куда капнули по капле крови вожди племен — и я в том числе, и прикладывался губами к обнаженной груди Старшей Матери Города. Потом Верховный жрец ставил ему на лбу настоящий штамп — крест в круге, ставший и гербом Страны, не только племени Рода, и если человек был уже женат, или замужем — скоренько объявлял их мужем и женой. Все. точка. По обычаю подавляющего большинства племен — вновь принятые (кстати, и в их понимании — то же) становились сыновьями — дочерями принявшего их племени. За гранью оставалось все — все деяния до принятия в племя, и плохое и хорошее. Даже память о прошлом становилось памятью прошлой жизни, и к сегодняшней относилась постольку поскольку. Конечно, колхоз — дело добровольное, и естественно, войти в племя взрослый мог лишь добровольно. Но — не отказался никто. Альтернатива между жертвенником и новой жизнью — тут выбор очевиден.

К слову сказать, пять лет назад ассимиляция нахлынувших на город сторонников Безымянного, прошла куда с большим скрипом и заняла больше времени. Хоть это были племена Страны Городов, и ассимилировать их, казалось, было проще некуда — перевоспитывать и обучать, — это все. Доказывать преимущество нового образа жизни, вводить новые обычаи — и вперед, к светлому будущему. Не тут то было. Не догадавшись произвести обряда такого усыновления, мы получили внутри сложившихся родов и семей чужих людей, с другими обычаями и привычками. Если приемный "ребенок" воспринимает новые обычаи как данность, то такие "принятые" в племя были все-таки чужими. И для новых соплеменников — потому что продолжали исполнять хоть и похожие — но чужие правила поведения, они были чужеродными людьми. Из-за этого возникало множество конфликтов. Усыновленному же достаточно было показать что надо делать, и он как ребенок воспринимал новый обычай как данность. То же, что было с ним "в прошлой жизни", в ней и осталось. Такая вот психология.

Тогда же, почти пять лет тому назад, мы помучались от души, и с приучением к новым взаимоотношениям внутри родов — на основе добрососедства и уважения к старшим, и между племенами, когда в первую очередь пытаются отобрать понравившееся, а лишь получив по физиономии, начинают торговаться за него.

Но поставив во главу всего принцип — насильно никого не тянем", получили нужный нам эффект. Люди заинтересовались, а увидев выгоду — сами потянулись к нам. Этакое "прогрессорство наоборот" — "вы еще попросите нас об одолжении, тогда быть может, и научим вас жить по новому, и в союз свой примем". Тогда при таком подходе привлекаемый к сотрудничеству сам стремится занять место в общей структуре. Мы воспринимали окружающих людей такими, как они есть, не вознося себя над ними, и не допуская пренебрежения к нам и тем, кто с нами. Всех прокормит и перевоспитать мы не могли и не стремились, если честно. Но защитить себя были готовы всегда, не оглядываясь на модные в наше время "общечеловеческие ценности", типа "подставьте щеку", "все имеют право на свой самобытный способ самовыражения".... Наш народец был предельно прост в общении — на попытку ударить по щеке любой мужчина нашего племенного союза посчитал бы своим долгом так "приголубить" ударяющего, что бы у него навек отбить охоту к подобным развлечениям. Просто оружие наше — вундерваффе для этих времён, позволяет делать это не летальным способом.

А до самобытности племен и отдельных личностей — ну, не нравилась никому из нас ни привычка оставлять пожилых людей на морозе, как и "лишних" детишек — там же, не понимали мои ребята и я в их числе стремления некоторых личностей к выражению любви к человечеству в плане гастрономическом, то есть людоеды, которые изредка встречались на просторах Страны Городов — как пришлые, так и среди коренных выявленные, сводились к ногтю быстро и безжалостно специальными экспедициями. А так — тишь и благолепие, с поправкой на ежедневную тяжелую работу. Скучать не приходилось.

В этот раз было все проще. Наученные горьким опытом, и просто опытом общения с окружающими племенами мы применили обряд усыновления новых членов. Новые члены входили в новые племена — и всего делов. Уроборос проиграл Великому Небу и повержен — умер, короче говоря. Ну, и следовательно — король умер — да здравствует король! Внутреннего сопротивления и бунта не было ни у кого. "Мы родились вновь,"— и этим сказано все. Тем более, что поднявшаяся за последние годы материальная база племен Страны позволяла без труда прокормить и большие количества людей. А уж приданое они притащили с собой "из прошлой жизни" знатное — навыки скотоводства и приручения. Взамен получили навыки оседлости и земледелия, а так же гигиены. Остальное — дело времени. Тем более, что "духовных лидеров" мы от племен удалили. Пусть наших питекантропов за Великого Змея распропагандировать попробуют. Там "вертухаями" трое бывших зеков прижились — у них не побалуешь. Такой вот странный выверт судьбы. Слышал, как один из них говорил:

— Кто бы сказал, что буду конвойным — за гопниками (имел ввиду помещенных под его надзор отрабатывающих трудовую повинность) надзирать — убил бы, гада! А второй раз убил бы, если бы мне тот гад сказал, что в первую очередь буду, заботься о усиленном питании своих подопечных! А в третий раз — что все это в каменном веке будет, и моим начальником будет зам начальника оперчасти нашей же колонии Платонов, и будет он ко мне обращаться по имени — отчеству!

За дальними границами Страны городов

Не было бы счастья, да несчастье помогло...

Цепочка изможденных людей уходила на закат солнца, дальше и дальше от благословенных стен Города Неба. Вполголоса переговариваясь, бывшие воины вспоминали неудавшийся поход. За колонной, по сторонам, лениво следовали немногочисленные охранники. Пленники боязливо оглядывались на них. В роли вынужденных конвоиров была элита городских вооруженных сил — Лесная Стража Острова. Далеко — по приказу своих вожатых, что бы не пугали людей и животных, но в виду колонны, стелились по степи огромные смилодоны — спутники некоторых стражников. О существовании таких животных в Степи ходили смутные слухи — они встречались очень редко, и вот, несчастливым образом, эти слухи подтвердились! Горе, горе народу Уробороса! Пожитки побежденных — правда, не разграбленные, а аккуратно сложенные покоились в тюках на спинах грузовых верблюдов. Плененным предстояло три года отрабатывать, выпасая лошадей и верблюдов для Страны Городов и Академии, свой поход на города Великой Страны. Неудачный налет встретил жесткий отпор от жителей города и возглавивших их пришельцев. Грубая сила — дубины, примитивные копья и луки в руках полудиких степных кочевников встретилась с организованным строем и разбилась. Налетчиков, при помощи жителей Города, но — в основном, силами пришедших с острова Веры, загнали, как загоняет стадо диких лошадей или верблюдов племя людей. Не хватало только огня и камней на головы агрессоров — люди-защитники оказались неожиданно милосердны. Орда, занятая грабежами, катилась к стенам Гоода Неба — Аркаима долго, почти месяц, и это дало время жителям поселков — попрятаться и разбежаться, бросив все на милость орды, а воинским формированиям Города и Академии — встретить врага во всеоружии. На перехват орды у стен города вышел сам Учитель — Род с помощниками. Налетевших встретила стена закованных в доспехи людей, питекантропов и огромных человекообезьян. По бокам строя рвали когтями землю и рычали в ярости саблезубые кошки — смилодоны, ночной ужас лесостепи, одного рева которых достаточно, что бы разогнать стадо бизонов. Рядом с котами стояли люди, и кажется — разговаривали с хищниками. Вождь орды поздно понял свою ошибку — его просто заманивали вглубь страны, и пути назад уже не было. Взревели длинные трубы — букцины, и поводыри саблезубых стали медленно обходить орду, окончательно отрезая орду от родной степи и табора женщин и детей. Строй металлических воинов взревел боевой клич: "Бар-ра!" и шагнул навстречу беспорядочной орде. Великаны из-за строя раскрутили пращи и в воздух взмыла туча мелкого камня — галечника, заслонив солнце. А строй раз за разом, ударяя в щиты, приближался к опешившим кочевникам. Камни летели с неба, как дождь, заставляя увертываться и пригибаться. Мелкие слишком, что бы убить, но достаточно большие, что бы не давать покоя. В какой то момент камнепад перестал, и воспрянувшие было агрессоры подняли головы и столкнулись взглядами с холодными глазами защитников Города. Еще не вступив как следует в бой, они поняли, что битва уже проиграна — и смерть — вот она, на концах копий и страшных изогнутых мечей. Но...