Гиан

...Айю он узнал сразу и обрадовался. Теперь-то он сможет всё узнать и рассказать. А то он как недоумок только пальцами тычет. Отбросив мяч, он дёрнул Миу за курточку и побежал к перламутрово-розовой переливающейся "миске с крышкой", медленно опускавшейся перед домом. Он такие уже видел и знал, что это такие чудные повозки. Значит, ещё гости приехали! А из "миски" вышли люди, и среди них — Айя!

— Это Айя! — крикнул он на бегу Миу.

Миу бежал следом, а остальные хоть и прервали игру, но остались стоять на лугу.

— Здравствуй, Айя! — крикнул он, подбегая, на языке Арлы и попытался чирикнуть по-дорсайски.

Но получилось, видимо, что-то другое, потому что дорсайцы перегля-нулись и не ответили ему. А остальные поздоровались на общезвёздном, и он им ответил так же, уже зная, что эти слова говорят при встрече...

...Еле слышно щёлкнул предупредительный сигнал будильника. Гиан открыл глаза, но остался лежать. Спал не спал, но тело отдохнуло, а голова у него всегда в рабочем состоянии...

...Миуау пригласила всех в дом, где уже накрыли огромный стол, такой длинный, что его загнули квадратом. Прилетевшие, видимо, знали, что каты любого, вошедшего в дом, прежде всего кормят, и потому не споря сели на указанные им места. Старейшина произнёс прочувственную речь на общезвёздном, и все принялись за еду. Он сидел рядом с Миу, среди остальных мальчишек, но столы стояли так хитро, что все прилетевшие видели его. И он их...

...Пора вставать. Золотинка подняла голову и зевнула, показав все три двойных ряда зубов. Гиан рассмеялся и рывком вскочил. Пора.

Обычные утренние процедуры, лёгкий завтрак стандартным рационом, отделив половину Золотинке, и на конюшню.

Выбор оказался весьма приличным: сейчас не сезон. И плата, кста-ти, тоже соответствует. Он выбрал похожего на боевого крупного верхо-вого коня, оформил аренду на трое суток.

С конём он поладил быстро. Стандартная выездка даёт возможность вариантов, и с его, скажем так, особенностями, усвоенными в детстве нюансами посадки и управления, у коня затруднений не было. Золотинка заняла своё место у него на плече, и, сделав ещё круг по загону для окончательной слаженности езды, Гиан выехал со станции.

Восход светила красив на любой планете, как бы они — светило и планета — не назывались. Звучит по-разному, а суть одна. Земля и Солнце. Предутренний туман, первые голоса птиц, и несравнимый совсем особый запах соснового леса. Мягко, без звука ступают копыта по толстому хвойному ковру, барха-тисто-зелёные папоротники, ещё по-ночному сизые в полутьме. И красно-ватые, словно раскалённые стволы...

...Он провёл с Мадуа, как и обещал землянин, меньше декады. Шесть дней. Им отвели комнату в одном жилых корпусов Резерва. Две кровати, стол, два табурета и сундучок-укладка. Нашлись и кое-какие необходимые для жизни мелочи. Если не с Арлы, то очень похожие. Мадуа перестала бояться Наставника, охотно рассказывала ему всякую всячину, даже пела и плясала под собственное пение. Отбивая ритм ладонями, он старался не думать о скрытых камерах, что снимают Мадуа или напрямую показывают будущим усыновителям. Он надеялся, что Мадуа никому не приглянется, и её поневоле оставят в Звёздном Мире. Ну и что, что мужичка, выучится. Но Мадуа, румяная, с тугими чёрными косами ниже плеч, с лукавыми гла-зами, в белой рубашке с вышитыми рукавами и красной сборчатой юбке, смотрелась хорошо. Её выберут — понимал он. Срок выбора — полгода, а потом реше-ние комиссии, а могут и принудительно внедрить, если сочтут, что никак не годится для Звёздного Мира. И её выбрали.

— Вы уже позавтракали?

Он удивлённо посмотрел на Наставника. Раз они в саду, значит, по-завтракали. И вдруг понял.

— Уже? — глухо спросил он на общезвёздном.

Наставник молча кивнул, погладил Мадуа по голове. Она протянула ему три сорванных под деревьями голубых цветочка. Они дикие, сами по себе растут, их можно рвать.

— Это тебе!

Наставник взял цветы, улыбнулся Мадуа и сказал ему.

— Идём.

Он взял Мадуа за руку.

— Пошли.

Так втроём они дошли до "того" здания, вошли. Мадуа притихла, крепко держась за его руку. Вырваться и убежать она не пробовала: так доверяла ему.

— Сюда.

Приборы по стенам, посередине... не кровать, плоский стол.

— Она должна раздеться.

Он кивнул и сказал ей.

— Раздевайся.

Мадуа удивлённо посмотрела на него.

— Зачем?

— Надо, — строго сказал он.

Смотри, и декады не прошло, как мужичка по-замковому заговорила. Но его строгость подействовала.

— Ага, — сказала Мадуа, развязывая шнурок на юбке.

Наставник молча стоял рядом. Он не видел его лица, потому что смотрел на Мадуа. Когда она стащила через голову рубашку и осталась стоять перед ними совсем голой, он, не зная, но, как-то догадываясь, что это надо, расплёл ей косы, потом поднял и посадил на стол.

— Ложись.

Она послушно и бесстрашно легла, высвободив волосы из-под спины.

— Удобно?

— Ага. А теперь чего?

— Теперь ты заснёшь. И увидишь сны.

Краем глаза он поймал одобрительный кивок Наставника.

— Ага, — обрадовалась Мадуа и зажмурилась.

Он отступил на шаг. Наставник положил руку ему на плечо, увлекая назад. Но он мягко высвободился и остался стоять. И смотреть. Как вспыхнул фиолетовый свет, окружив оперативный стол прозрачным, но непро-ницаемым барьером. Лицо Мадуа становилось всё спокойнее и бессмыслен-нее. Ей стирали память. Всю. До конца. Не только его, сад с персиками и яблоками, их комнату, не только пожар и разгром её деревни, убийство родных и соседей, насилие, боль и страх, но и язык, лица родителей, запах свеженадоенного молока, писк вылупившихся цыплят, скрип колёс на разбитой дороге, зимний холод, хватающий за ноги под рваной юбкой... Всё. До конца. Вычищая кору до абсолютной пустоты.

— Идём, Гиан, — Наставник снова взял его за плечо.— Сейчас начнётся загрузка.

И он уступил нажиму. Мадуа всё равно уже нет, и в новой жизни этой девочки его быть не должно.

— Да, Наставник.

Наставник вывел его из "того" здания и, по-прежнему держа за пле-чо, повёл к их жилым корпусам, домой. Домой? А другого у него нет.

— Я пойду к морю.

— Конечно, — согласился Наставник, — отдыхай сегодня. А завтра нач-нём нагонять пропущенное.

Наставник отпустил его, и он побежал к морю, лагуне, в которой второй круг плавал и купался без присмотра...

...Золотинка с ходу прыгнула на ветку и через несколько секунд догнала его уже с шишкой в зубах. Устроившись на его плечах и держась за него тремя лапами с выпущенными коготками, а четвёртой придерживая добычу, Золотинка быстро шелушила её, отбрасывая чешуйки и выбирая се-мена. Столкнув вниз опустошённую растрёпанную шишку, Золотинка прижа-лась раздутой щекой к углу его рта. Гиан повернул голову, подставляя губы, и Золотинка ловко, не выронив ни одного семечка, поделилась с ним добычей. Крохотные смолистые семена наполнили рот запахом аромат-ной смолы для жевания, памятной по дыханию отца. Смолу жевали только мужчины, воины. Конечно, это не то, не совсем то, но запах... почти тот же...

...После пира большинство родственников разъехались. Остались все не каты, Миуау, Фьорьфь, ещё два ката, бывавшие у них и раньше, но не родственники, и он. А Миу отправили спать. Большой стол свернули, и он теперь сидел между Миуау и Фьорьфьом, напротив Айи. Его расспрашивали, и он отвечал, а Айя переводила, ведь он так мало слов знал, ну только самые расхожие. У Айи мелко дёргалась кожа на переносице, а под глазами выступили маленькие розовые пятнышки — так она нервничала, но голос её оставался тем же, ровным и, по сравнению с голосами катов и землян, безжизненным. Айв большей частью молчал, рассматривая его тёмными, отливающими то синим, то зелёным блеском глазами. А он рассказывал, как прошёл сквозь цветную паутину и играл с мягкими зеркалами.

— И ты не боялся? — спросил его землянин,

— А я не знал, что этого надо бояться, — ответил он.

Фьорьфь одобрительно фыркнул, а остальные, кроме Айи, засмеялись.

— Но ты был без оберега, — сказал мутант, смуглый, похожий на землянина, но с полуприкрытым третьим глазом над переносицей.

Он с интересом посмотрел на глаз мутанта.

— Ну да. Но оберег от духов. А днём духи к человеку не лезут, — и не удержался. — А зачем тебе третий глаз спереди?

— А где надо?

— Сзади, — сразу ответил он и объяснил. — Ну, чтобы со спины никто не подобрался.

К его удивлению, этому рассмеялись как шутке. Но тут Миуау спросила его о родных. Его и раньше о них спрашивали, но он или не понимал, или мог отвечать кратким: "нет", а теперь Айя переведёт, и он стал рассказывать.

— Брат и сестра в детский мор умерли, а отца с матерью убили, когда весь род убивали.

Миуау ахнула, а Фьорьфь спросил низким, не слышанным им раньше, похожим на рычание голосом.

— Это как?

— Ну, Властитель, — стал он объяснять, — велел все младшие рода истребить. Старшие рода ещё его отец истребил. Чтоб только его род правил. А меня лорд Гаргал увёз и Сумеречным, — он указал на Айю, — отдал. Так что я сразу и живой, и мёртвый.

Когда Айя перевела, Миуау обняла его, прижав к себе, а Фьорьфь неопределённо фыркнул. Фыркнули и за дверью. Совсем тихо, но он услышал и обернулся на дверь. Миуау сразу отпустила его и побежала загонять девчонок и Миу спать. А один из катов осуждающе сказал.

— Какая дикость!

— Наши предки были не лучше, — возразил ему другой, — но это прошлое. А мы собрались решать будущее мальчика.

Вернулась Миуау, села на своё место и взяла его на колени. Он прислонился к ней и, видимо, задремал, потому что голоса спорящих стали доходить до него глухо, как через стену...

...Сейчас он не может сообразить, то ли Айя продолжала переводить, то ли он просто запоминал и уже потом, вспоминая, осознавал слышанное...

...— Раз его родители мертвы, а его родине он не нужен, мы можем обеспечить ему всё необходимое.

— Он передан Звёздному Миру!

— Каты равноправные члены Звёздного Мира! Это дискриминация!

— Опомнитесь, он гоминид. У него совсем иная физиология.

— Однако в нашем доме ему хорошо!

— Успокойтесь. Мы должны исходить из его интересов.

— В его интересах быть лабораторным животным у дорсайцев? По меньшей мере, оригинально!

— Вы несправедливы. Мы делали только должное.

— Да, и строго по инструкции.

— И следуя инструкции, не распознали разум!

— Мы опять говорим о прошлом.

— Да. Мальчик активный, контактный, безусловно, приживётся в любой цивилизации.

— Да, согласны. Поэтому оставьте его у нас.

— Ему сейчас... сколько ему лет?

— Примерно семь.

— Ну вот. Сейчас всё хорошо. А через десять лет? А через двадцать? Трудно представить, какие могут возникнуть проблемы и конфликты...

...Становилось всё жарче. Гиан перевёл коня на шаг, расстегнул и снял замшевую куртку и рубашку из тонкого льняного полотна, Золотинка ловко переступала на нём, не мешая раздеваться. Аккуратно свернув одежду, он уложил её в заседельную сумку. Золотинка повозилась и спрыгнула с его плеч, устроившись на передней луке седла. Вокруг её носа вздувался и опадал обонятельный веер: так её волновали лесные запахи. Всё-таки, в основе её генотипа — лесные беспощадные хищники, только дополнявшие свой рацион орехами и грибами. Доместикация и генная инженерия сделали их всеядными, но основа есть основа...

...Вдруг повеяло холодным ветром с еле уловимым, чуждым, но чем-то знакомым запахом. И разом смолкли спорящие голоса. Он открыл глаза и увидел стоящего в дверях р`хнехрра. А за ним второго. Того, что тогда поймал его и Миу.

— Привет, — улыбнулся он ему. — А я тебя помню.

Дрогнувшим голосом Айя перевела. Сидевшие за столом быстро переглянулись.

— Я же говорил, — сказал второй р`хнехрр.

— Можем ли мы войти? — вежливо обратился к присутствующим первый р`хнехрр. — Просим прощения за опоздание. Приглашение где-то затерялось, и мы узнали о собрании из третьих уст и слишком поздно.

Он заметил, что земляне покраснели, и догадался, что никакого приглашения не было и р`хнехрры приехали сами. Неужели тоже за ним?...

...Гиан улыбнулся. Семилетний дикарь из наблюдаемой цивилизации раннего уровня — яблоко раздора Звёздного мира! Чего только не бывает во Вселенной. Горячий был спор. Теперь он понимает, что, конечно, сам он такой уж большой ценностью не был, но схлестнулись амбиции служб и цивилизаций. Появление р`хнехрров делало предложение катов более приемлемым...

...— Но он гоминид, гуманоид.

— Он сапиенс, — механический переводчик скрадывает интонации, но у р`хнехрра возбуждённо трепещут радужные крылья за спиной, выдавая его состояние. — И с нулевой ксенофобией.

— И кем он будет? Экспонатом?!

— Не оценивайте всех по себе. Это вы ставили ему диагноз: заторможенность и даже отсталость. И только потому, что он не совпадал с придуманными вами стандартами.

— Неправда!

— Ну, значит, из предубеждения. Что не менее непрофессионально. И наша цивилизация достаточно развита, чтобы обеспечить ему комфортные условия роста и развития.

— И кого вы будете растить? Разведчика?

— Неплохая идея. Непременно воспользуемся.

— А его личная жизнь?! Об этом вы подумали?

— А наши девочки находят его симпатичным.

— А он их?!

— Ну-ка, — смеётся айв, — что ты думаешь о девочках?

— Каких? — уточняет он.

— Ты же декаду общался с ними.

— Аа, — и искренне отвечает. — Дуры они. Только и разговоров о кисточках и коготках. Ну, красят они их. И задаются!

— Нормальная половозрастная реакция, — удовлетворённо кивает кат.

— Наши девочки ему тоже понравятся, — обещает р`хнехрр...

...Когда что-то нужно многим, это забирает себе самый сильный. Даже если ему самому это и не нужно. Просто, чтобы показать свою силу, подтвердить власть. Звёздный мир забрал его себе. Уже окончательно. Не собираясь отдавать такую ценность кому-либо из своих членов. И хотя всё было всем ясно, ещё сидели за столом и уже не спорили, а просто расспрашивали его об Арле, прошлой жизни. Миуау принесла его рисунки. Как-то в дождь они с Миу не пошли гулять, а сидели дома и рисовали...

...— А это что?

— Это барс. Я Барс.

— Это твой герб?

— Ну да.

— А снизу что нарисовано?

— Это и написано. Барс.

— Ты умеешь писать?

И быстрый обмен взглядами. У Айи прибавляется несколько пятен под глазами.

— Да. И читать, — гордо заявляет он.

— И кто тебя учил? Отец?

— Нет, Книжник.

— А твой отец умеет читать и писать?

— Да, — и объясняет, — воину это необязательно, но отец умел. Даже мать знала буквы. Когда она вышивала молитву Творцу в Храм, Книжник ей ничего не писал. Она сама всё делала.

— А ещё чему учил тебя Книжник?

— Ещё? — удивляется он. — Он не учил, а рассказывал. Как Творец создал мир, как пришёл в мир первый Книжник, и научил людей буквам, и дал всему названия. А с Книжником были его братья, Воин, Кузнец и Пахарь, они научили всему остальному. И ещё он летописи читал, и рукописи. Мать и сама читала, и любила, чтоб ей читали, когда она вышивает. А монах говорил, что это разврат, а отец сказал, что на земле Барсов его слово главное.