Наконец и Дока примкнул к нам, просияв подобием улыбки на лице, выставив свои зубы напоказ. Бригадир нашёл решение проблемы.
— Куда отходить, командир? — смикетил я: придётся с боем прорываться под летящими стрелами жихарей к пустующему строению.
Он указал нам на него, и мы, по одному, начали перебираться в салон. На крышу я не полез, как и Конь — лёг поверх тел Акима с Багром и Папаней.
— Э... — не понравилось Багру то, чем Конь уткнулся в него. — Ты чего творишь, голубой?
— Да это кобура у меня там, а не...
— Разговорчики! — прикрикнул Дока. — Отставить! Всем молчать и слушать меня!
Ну точно, командир — раскомандовался с моей подачи.
Я забрался последним из всех в "бэтээр", усевшись подле Доки на переднем сидении. Сзади нас должен был прикрывать Конь с ПММ, а я, в случае серьёзного сопротивления, обязан организовать плотный огонь в момент прорыва, если что пойдёт не так, и на нас вылетит толпа жихарей с доисторическим оружием наперевес.
"Бэтээр" взревел, точно зверь, и жихари перестали обстреливать нас, прячась по землянкам точно "партизаны".
Строение, выбранное Докой нам в качестве укрытия, лично меня не впечатляло. На сруб в лесу оно не тянуло, да что там сруб, когда и на "землянку" жихарей. Шалаш — шалахом, из кривых оглоблей, сквозь которые даже отсюда проглядывались дыры, заткнутые не везде мхом с пожухлой травой. Скорее всего, столь хлипкое и неказистое строение предназначалось в качестве загона для скота.
Не угадал.
Подлетев туда на "бэтээре", мы наткнулись на невысокую женщину, уставившуюся без боязни на нас.
Я в свою очередь одарил её пристальным взглядом, а то мало ли что — вдруг броситься с острым предметом на нас. Не тут-то было — она оказалась совершенно безоружна, вовсе обезоружила меня внешним обликом — копна волос, ниспадающая до плеч и ниже, родинка над губой справа в уголке, чёрные как смоль глаза и...
Чудо, но не юдо, хотелось мне закричать, а ещё...
— Нюша... — выдохнул я, вспомнив, как подобная на неё миловидно-симпатичная певичка "Выла на Луну".
— Рада... — не сказать: она обрадовалась нам.
— Отец Алексий, — представился Папаня.
Но дикарка уже смотрела на Акима, в следующий миг метнулась к нему с грациозностью кошки.
Дока замахнулся на жихарку прикладом карабина.
— Нет... — закричал я. — Она... она...
— Знахарка, — подсказал Папаня, приметив корешки и прочие толчёные порошки в ступках, да... высушенные трупики и шкуры различной мерзопакостной живности, коими было увешана хижина дикарки.
В руке у "Нюши" появился нож, и Дока снова не удержался, направив на неё "сайгу".
— Вздумаешь зарезать его — пристрелю, аки...
Блудливую собаку! — выразился много строже и короче бригадир, уложившись в одно слово.
Нюша, по имени Рада, проворным движением руки с ножом вспорола штанину на ноге Акима, не забыла про жгут, также испортила, перерезав при повторном взмахе ножа; заставила подивиться не только меня, своим умением ловко орудовать холодным оружием — очистила его лезвием рану, срезав запёкшуюся кровь и... (то, что она сделала далее, повергло в шок ни одного меня)... плюнула прямо в рану и что-то буркнула про себя. Кровь тотчас остановилась, перестав сочиться.
Мои глаза полезли на лоб, и нижняя челюсть отъехала вниз. Но таким чудаком выглядел не я один — мы все, даже Папаня.
Чтоб у меня по жизни был такой лекарь, как дикарка, а не тот участковый врач, что мог запросто выписать от насморка слабительное, и потом, улыбаясь, при повторном приёме ещё спрашивать: "Ну и как, я больше не чихал?"
Вот и сейчас Нюша-Рада сделала нечто необычное для нас, страхолюд. Сама была ничуть не лучше. Хотя лукавлю — её бы умыть, да одёжу из шкур сменить и... та самая певичка один в один.
Всё это — случай с Нюшей — я списал на переизбыток адреналина и, взбудоражившие меня, гормоны. Кровь в жилах просто кипела.
— Дикари, — напомнил Дока нам о воинствующих жихарях, уяснив: Акиму, и нам, в "шалаше" знахарки ничего не грозит. — Шаляй — Валяй!
Ну да, я ж затычка.
— Рад был познакомиться, — не удержался я, улыбнувшись хозяйке хлипкого строения.
Вот уж не знаю, как тут ночь пережить — и переживал неслабо так... ещё и за Нюшу. Ей Богу, приглянулась мне столь симпатичная жихарка. Я даже грешным делом подумал о том, о чём любой нормальный "самец", достигший половозрелого возраста и иной раз задумывающийся: а не задержаться ли у очередной знакомой девчонки подольше, а там глядишь и вовсе остаться — пока сама не прогонит.
Жихари довольно быстро опустили меня с небес на землю, возвращая в реальность.
— Засада, командир, — вернулся я стремглав в хижину. — Мы окружены! К "бэтээру" без боя не пробиться! Дикари истыкали его рогатинами!
— Прочь, — Дока оттолкнул меня с прохода, и едва не нарвался на стрелу.
По приоткрытой дверке забарабанили градом стрелы.
— Ай... — вскричал Багор.
Стрела ударила его в лицо.
— Приехали... — заржал Конь, пластаясь на полу.
Я сам припал на колено, как тогда у "бэтээра" при первом обстреле тут, понимая: стрелы жихарей легко найдут слабые места в дырявых стенах хижины знахарки. Так и вышло — над нашими головами загремели плошки со ступками, сбиваемые стрелами дикарей на пол.
— Хм, погостили на погосте, что и кости не соберёшь, — сморщился от боли Багор.
Отняв руку от раны, он обнажил шрам. Просто удивительно как Нюша умудряется слюной прекращать всякое кровотечение. При ином стечении обстоятельств, и, не видя, как она останавливает кровь, мы бы решили: она презирает его, как и всех нас, страхолюд, но...
Всё одно испытал шок, открыв от неожиданности рот.
— Обидно, досадно и... ладно, — выдал я вслух, напомнив про больное место участкового. — А Коня тоже "послюнявишь" в зад?
Рада одарила меня столь проникновенным взглядом, что я решил: в самого попала стрела. Да чуть погодя понял: скорее амур зацепил ей меня, а не жихари.
Мы влюбились в неё с первого взгляда. Во всяком случае, так казалось мне. И ведь не убоялась толпы страхолюд вломившуюся к ней в хижину, приняла как должное, и оказала помощь, не требуя взамен никакой платы за оказанные услуги. А мы вдобавок доставили ей неприятности.
Ещё немного, — не сомневался я, — и жихари забросают нас головешками из костра.
Снова накаркал.
— Огонь! — услышал я от Доки.
— Стрелять, командир, или...
— Или...
Припав к отверстию в стене хижины, я узрел: жихари догадались подпустить нам "красного петуха". Теперь без ответной стрельбы нам действительно долго не продержаться тут — быстро выкурят из хижины.
— Целиться по нижним конечностям, — наказал Дока.
Да я и сам уже догадался, что надо делать и как. Ну не хотелось мне валить иным образом тех, к кому принадлежала милая и добрая жихарка-знахарка. Но кто знает, вдруг прикидывается, а сама только и ждёт, когда сможет воткнуть в нас каждого свой острый, как бритва, нож.
Согрешил, и не только мысленно про себя, но и при выстреле в жихара, коего подпустил к нам близко Дока, выцеливая иных двоих, просто выкинул один из патронов — то ли дробовой, то ли с цельной пулей. Всё-таки калибр у него, не у меня, и если бабахнет, от ноги дикаря ничего не останется — оторвёт нахрен обе конечности. У него патрон 20х76-мм, а не 5,45х39-мм, как у меня. На то у меня "укорот", и прозван "плевательницей", а его "сайга" — ручной мортирой. Из неё слона завалить, как два пальца обас...фальт.
Вот и подстреленный им вскользь жихар, рухнул как подкошенный, и мой.
— Молись, Папаня, за нас... грешных! — крикнул я, не оборачиваясь к священнику.
И ещё на парочку пациентов прибавилось в будущем у Нюши. Глядишь, и жихари не станут жечь нас, поскольку им в том случае станет некому оказывать первую медицинскую помощь.
Вроде отбились, положив порядка семи жихарей — иные отступили от нас, неся потери раненными. И ни одного убитого. Жаль, столько патронов загубили. Ну не оккупанты мы, если жихари ещё не поняли. А одно слово — дикари. Ну и мы тоже хороши, страхолюды, страха на здешний люд нагнали прилично. Ещё один такой бой и у нас закончатся боеприпасы, а у жихарей — население. И произошёл с наступлением ночи, грозившей появлением тварей, кои всё никак не шли у меня из головы.
Наконец, я смог спокойно опереться спиной о хлипкую стену хижины, и вновь взглянуть на ту, кого про себя превратил в Нюшу.
Дикарка оглянулась, поймав мой взгляд, почувствовала, что я не без интереса, а с симпатией, поглядываю на неё. Неожиданно смутилась.
Вона что — я смутил её! Надеюсь, как парень — девицу?
— Шаляй... — Дока некстати одёрнул меня.
— Хошь пристрели, командир, но я отсюда ни ногой!
— Вот ещё... Чтоб я тратил патрон на тебя! Пускай дикари переводят стрелы!
Делать нечего, пришлось подчиниться, поскольку без "бэтээра" нам нельзя оставаться тут — далеко пешком не уйдём. А то, что с утра пораньше двинем с погоста жихарей очевидно всем без исключения.
Честно признаюсь: жаль будет расставаться со знахаркой. Понравилась она нам, и ударить кого-то из нас ножом при навале жихарей на хижину, попыток не предпринимала, и всё также дальше хлопотала подле нас, замазывая на этот раз раны раненым кашицей — изымала изо рта, перемешивая со слюной, продолжала её жевать, готовя новую порцию мази для ран, словно ведала чего-то, о чём мы пока ни слухом, ни духом.
Дока скрипнул дверью, подвешенной на деревянных кольцах, сплетённых, наверное, из лозы.
Что за люд тут такой, а? — подивился я. Да знахарка должна была обогатиться, залечивая болячки дикарей, а они подносить ей за это роскошные дары, тогда как прозябала в самой настоящей дыре. И что это ещё за выкрики в адрес приблуды? Неужто так жихари обзывали ту, кто помогала им переносить невзгоды суровой жизни на погосте? Да их только за это одно надо было пострелять всех без разбора.
Мы вышли на разборки с ранеными жихарами, первый из них попался нам возле "бэтээра" — с копьём в одной руке, и головешкой в иной — она догорела до пальцев, и дикарь закричал, но руку не разжал.
Мне пришлось подсобить ему. Нет, я не стал собственноручно разжимать ему опаленные пальцы с головешки, а замахнулся кое-чем кое-куда, там и свёл инстинктивно руки жихар, укрывая то, что оказалось ценнее для него, как мужика, нежели собственная жизнь. Заодно и от копья избавился, позволив мне оттолкнуть от него в сторону ногой подальше.
— Ползи отсюда, "пресмыкающееся", — возникло у меня желание вломиться туда и поговорить с тем, с кем не получилось у Папани. И сейчас бы разобрался с воинствующими жихарями и вожаком-старейшиной на раз — дал бы в глаз — и нет проблем. А пока что больше и не предвиделось у нас.
Потемнело быстро. Едва солнце опустилось за кромку леса, скрытого высоким трёх-, а местами четырёхметровым частоколом, сумерки надвинулись мгновенно, будто тьма ждала захода дневного светила — и ни тебе звёзд на ночном небе, и ни луны.
"Погорелец" вновь потянулся к головешке, как утопающий к спасительной соломинке.
— Что это с ним? — отвлёк я Доку от лазания по "бэтээру" — забравшись в салон, бригадир стремился завести его, но завёлся сам.
Жихари оставили нас на время без "колёс", и без капремонта нам не сдвинуть "бэтээр" даже утром с толкача.
— Мля... — выдал Дока. — Мля... мля... мля...
Я сам был не прочь выразить истинные чувства вслух, однако не стал уподобляться тем, кто по-прежнему тянулся обожженными пальцами к головешке, продолжавшей искрить в потёмках и дымить.
Иные "поджигатели" также кричали вне себя от боли, хватая голыми руками догоравшие угли головешек.
— Да что же это такое, а? Дока! Командир! Ты только глянь на них!
— Мля... — выругался он в очередной раз, покидая "бэтээр", и уставился на меня.
Я кивнул ему на жихаря. Дока готов был добить его, ничуть не жалея больше патрона, чтоб не мучился сам и не мучил нас, да жихар добрался до головешки, заорал.
— Никак крыша поехала, тихо шифером шурша? — забормотал я.
— Сдаётся мне: дикарь спасается огнём от хорошо знакомых нам тварей, шастающих по ночам в их землях, — озвучил Дока ту самую мысль, которую я не желал произносить вслух, опасаясь в очередной раз накаркать. Вот и заставил это сказать бригадира. Вдруг я ошибаюсь, и Дока со мной, соответственно ничего жуткого не произойдёт. — И нас тут также ничего хорошего не ждёт!
Дока потянул меня за собой в хижину знахарки, в надежде переждать там ночь, но у меня возникли сомнения, что хлипкое строение послужит нам добротным убежищем, как сруб в лесу — мы ранены, а твари, появляющиеся в ночи, доказали: реагируют на запах крови. А тут её, на погосте, столько, и сами ранены, что ночка обещала стать беспокойной вплоть до утра.
И как я не пытался затащить в хижину "поджигателя", чтоб там допросить его, места самим едва хватило — не все могли лежать, кому-то требовалось сидеть и стоять, иначе не поместиться.
— А вот и мы...
— Припёрлись, — заворчал Конь на моё замечание.
— Глянь, командир, и его пробоину заштопали, — постарался я спустить всё на шутку. Не вышло — в воздухе витало напряжение — все, как и я, понимали: ночь переживут немногие, если кому-то вообще повезёт.
И только Нюша не выказывала никакого беспокойства, хлопотала подле нас, будто мы такой же люд, как и жихари, а не страхолюды, коими нас считали все без исключения дикари, попадавшиеся нам дорогой сюда. А Нюша, она же Рада, и впрямь была рада нам, или всем без исключения, кто обращался к ней, приходя за помощью.
Прямо святая какая-то получалась она. Не по тому ли, что я по-прежнему смотрел на неё, как и мои спутники, влюблёнными глазами, и не мог налюбоваться, не обращая внимания на изъяны, которые никак не удавалось мне разглядеть в знахарке.
— Жрать охота... — заржал Конь.
— Жри, если охота, — выдал Аким.
Ходить сносно он не мог и, кто знает, когда теперь сможет сам без посторонней помощи даже с костылём. Нога опухла, и ему грозила газовая гангрена с заражением крови. Впрочем, и Багру.
Я вспомнил про узелок, который мне сунула за пазуху девчонка, ещё в том, нашем мире.
— Подавись... — я швырнул его Коню.
Неприязнь к нему у меня осталась исключительно на словах, как остаточное явление, а в глубине души я понимал: он также относится ко мне. Но мы всё больше сплачивались, сами того не замечая, отказывались верить во всё происходящее. Однако заунывные вопли быстро напомнили нам: где мы находимся, и что это за мир. А хотелось бы узнать подробно обо всём, что здесь твориться.
Я снова заставил смутиться Раду.
— Поговорим, красавица?
— Может нам ещё оставить вас одних? — гоготнул Багор — и тоже по старой привычке.
Сейчас никого силком не вытолкнешь за хлипкую дверь хижины знахарки.
— Немая что ли? Язык проглотила? — живо сообразил Дока: куда я клоню, и о чём, в первую очередь, намерен завести речь с Нюшей.
Нет, язык оказался там, где надо. Его она и показала бригадиру, заставив меня улыбнуться — и не натужно, а искренне и вполне естественно.
