Дилетант 2 История сослагательного наклонения

— Да. Обязательно должно быть прописано, что в случае нарушения этих нормативов помещик при первом нарушении выплачивает штраф, при втором — штраф в десятикратном размере, при третьем — земля и крестьяне у помещика изымаются в пользу казны.

— Ох, боюсь мы спровоцируем разгул коррупции, Ваше высочество. Чиновники на местах озолотятся. Но ... мне идея нравится. Надо подумать. ... Но в первую очередь, в таком случае, необходимо снять запрет крестьянам подавать жалобы на помещиков.

— Согласен. И ещё... Надо отменить запрет покупки крестьян фабрикантам и заводчикам из купцов для работы на заводах и фабриках. ... Причём это надо сделать на первом же этапе. А вот в последующем определить, что крестьяне на фабриках или заводах после отработки определённого времени, скажем так, достаточного, чтобы погасить затраты на их покупку, ну, там три — пять лет, становятся вольными. Я думаю, что фабриканты из купцов на такое пойдут. Даже за три года крестьянин принесёт хозяину немалую прибыль.

Константин во время разговора разгорячился, на щеках появился румянец, глаза горели.

— Это если хозяин из купцов, а если дворянин, как я, например?

— Я пока не думал, но и это можно будет как-то ... решить.

— Ну что ж, мне Ваш вариант нравится, мне конечно надо его ещё обмозговать, если так можно сказать. ... Но могу сказать сразу, что в своём докладе Павлу Петровичу я его учту.

— Значит, на Вас я могу рассчитывать.

— Безусловно. ... Скажите, Константин Павлович, а Вы и с другими членами комиссии будете беседовать? -

— Конечно. Я знаю, что батюшка имеет своё мнение и именно его хочет сделать заключением комиссии. Нет, кое-что из нами написанного, он может быть и учтёт, но если мы все будем единодушны, того, что он учтёт, будет больше.

— Ну что ж, Ваше высочество, на меня можете рассчитывать.

— Спасибо.

— Да за что ж,? Мы ведь с Вами на одной стороне.

— Ну и хорошо. ... И ещё один вопрос, Александр Фёдорович, если позволите? — Константин опять замялся. — ... Этот дворец Императрица подарила мне с явным намёком на мою будущую женитьбу... Вы не знаете, кого она имеет в виду?

— Помилуйте, Ваше высочество, если Императрица не сочла нужным этого сказать Вам, то мне-то и...., ну сами понимаете. ... Впрочем, я думаю, что у Императрицы пока нет решения.

— Да? ... Но мне показалось, что.... Ну, неважно.

То, что Константин предлагает, размажет процесс отмены крепостничества на все те же 60 лет и приведёт к тому же, что и в той истории, которую я знаю, как свою — к революции 17 года.

Хуже, лучше, кто это определяет? История? И как это определить сейчас? ... Ты, по большому счёту хотел бы, чтобы Россия шагнула от феодализма сразу в социализм, а так, как нас будет учить товарищ Маркс, не бывает.

— Ну и как там у вас, в вашей комиссии дела идут? — Екатерина приняла меня в этот раз не в кабинете, а в Оранжерейном павильоне Малого Эрмитажа. Когда я подошёл, она что-то читала сидя на лавочке. После того, как я поцеловал ей руку, она жестом показала, чтобы я сел рядом.

Нет, это не лавочка, это атаманка.

Да вроде — оттоманка...

— Пока ещё трудно судить, Ваше Величество, ... пока непонятно... Единственно, могу сказать, что в своих прогнозах я ошибался. Как не странно, практически все члены комиссии являются сторонниками улучшения быта крестьян. Даже более того, практически все, пожалуй, за исключением только Павла Петровича, ратуют за полную отмену крепостного права.

— Все?!

— Да, Ваше Величество. Некоторые считают, что это надо делать немедленно, некоторые — что Россия пока не готова, и необходимо время для подготовки реформ. Державин, например, считает, что крепостное право является злом, но его отмена была бы еще большим злом, так как нарушила бы общественное спокойствие. — Императрица удовлетворённо хмыкнула, но ничего не сказала, и я решил продолжить. — Князь Куракин тоже за реформы, и считает, что лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу, но в то же время, уверен, что против реформ будет почти все дворянство и большая часть купечества.

— Купечества? -

Да, Ваше Величество. Купцы сами мечтают превратиться в дворян и получить крестьян. Мы можем опереться лишь на образованное меньшинство дворянства и собственный Ваш авторитет. ... Очень любопытный вариант предлагает Константин Павлович.

— Константин? ... Вот как? Интересно, и какой же?

— Он предлагает поэтапными реформами привести к такому положению, когда для помещиков иметь крепостных станет невыгодно.

— Чушь. То, что он предлагает, было в Англии триста лет назад. Но мы не Англия. Там крестьян согнали с земли, а попробуй это сделать у нас? Раздать же землю крестьянам в собственность тоже нельзя. Во-первых, она принадлежит помещикам, а сейчас дворяне оплот престола. Это всё — армия, чиновники, ... да всё. Если дворяне от престола отвернутся, то и государства не будет. ... Поменять опору для престола? На кого? ... А во-вторых, ты уверен, что крестьяне правильно распорядятся землёй? Не помрёт ли Россия с голоду? ... Но улучшения в жизнь крестьянина ввести надо. Вот и думайте, чтобы и волки были сыты и овцы целы.

— Так я и говорю, Ваше Величество, что пока непонятно. Но...

— Ладно, пока это не столь важно. Я не за тем тебя позвала. ... Я долго думала над твоим списком для Константина Павловича. ... Видишь ли, из всех претенденток лучше, чем твоя сестра Александра, хоть ты её в список не включил, я не вижу. Но... Я уже плюнула на все эти рассуждения про морганатический браки — в конце концов, происхождение жены Петра Великого тоже весьма сомнительное, Педру I Справедливый, король португальский, так вообще женился на трупе своей любовницы. ... Но и один и другой были уже у власти.

— А что Вам мешает, Ваше Величество, создать новый прецедент, который для нас вовсе и не прецедент — в России цари и цесаревичи большей частью женились на дочерях своих подданных.

— Да, я знаю, но на боярских дочерях.

— Я Вам и подал список...

— Не перебивай. ... С начала я хотела просто присвоить тебе княжеский титул, а Александра как твоя сестра должна бы стать княжной, но это ... Вот если бы Дашкова её удочерила, как дочь своей подруги, то она бы могла уже считаться, как из княжеского рода Дашковых. Ты меня понял?

— Да, Ваше Величество.

— ... Приличия должны быть соблюдены. ... ... Какое сегодня число?

— Пятое, Ваше Величество. Понедельник.

— Три дня тебе сроку хватит?

Я вскочил с атаманки (или оттоманки?), понимая, что этим вопросам аудиенция и закончена.

Приличия должны быть соблюдены?

— Ваше Величество, позвольте уточнить один вопрос?

— Ну?

— И прошу простить и понять меня правильно, Александра всё же моя сестра — Лучше промолчи. — А Павел Петрович и Мария Фёдоровна как относятся к Вашему решению?

Екатерина усмехнулась, глаза её сузились, и лицо приобрело очень ехидное выражение.

— Они сами меня об этом просили. — И видя, наверное, моё недоверчивое выражение лица, объяснила. — Константин стал заглядываться на Александру сразу же, как она появилась во дворце, но чувствуя мою к ней расположенность, вольностей не допускал. Когда я приняла решение о его женитьбе, то Александра по моему поручению, якобы нечаянно, оказалась с ним наедине. Как только он позволил себе быть более развязным, Александра, не знаю, как это она делает, поставила его на колени, и тут вошла я. Чтобы совсем не опозориться, Константин, стоя на коленях перед Александрой и с перекошенным от боли лицом, стал уверять нас, что любит её и умоляет меня разрешить жениться на ней. Я сказала, что не буду возражать, но вопрос со своими родителями он должен решить сам. Насколько я знаю, Константин действовал через Нелидову. И вот третьего дня ко мне явился его отец и стал требовать не вмешиваться в судьбу его единственного оставшегося сына и наследника и разрешить тому жениться на моей фрейлине. Я сделала вид, что его доводы убедили меня. ... Ну как?

— Гениально, Ваше Величество.

— Конечно. ... Юноша, я дворцовые интриги могла бы преподавать ещё тогда, когда твой родители даже не задумывались о наследнике. ... Учись, пока живая. ... — И вдруг Екатерина посерьёзнела, даже как-то осунулась, как будто вспомнила что-то грустное. — Конечно, я бы могла решить всё и простым своим приказом, но ... Бедный Александр... — Она приложила руку к голове и потёрла виски, потом закрыла глаза и потёрла их. — Я вот думаю, не вмешайся я тогда в его судьбу, может сейчас был бы жив.

— На всё воля Божья, Ваше Величество.

Императрица резко встала, краска ударила ей в лицо, глаза потемнели.

Надо было промолчать.

Чего это она?...Чего я такого сказал?

Екатерина вдруг покачнулась и стала заваливаться назад.

Сейчас упадёт! ... Чего я такого сказал?

Я подхватил её и хотел посадить, но она отяжелела в моих руках и, чтобы не упасть, я вместе с ней сам плюхнулся на лавку (или оттоманку, чёрт её побери!), придерживая одной рукой за талию, а другой за плечи. Екатерину вырвало (я не успел отстраниться).

— Ваше Величество, что с Вами? ... Эй, кто-нибудь! Сюда! Императрице плохо! ... Сюда быстрей! Мать вашу! Доктора позовите! — Первым прибежал статс-секретарь Храповицкий. — Александр Васильевич, беги за дежурным гоф-медиком. У Императрицы удар. ... Ваше Величество, Вы меня слышите?... — Глаза Екатерины были закрыты, лицо секунды назад красное, стало очень бледным. Дыхание прерывистое с ярко выраженными хрипами.> Неужели инсульт?! Только убежал Храповицкий, как на смену ему появилась камер-фрейлина Протасова и следом камердинер Екатерины Зотов. — Анна Степановна, быстрее пошлите за Роджерсоном, и вызовите Константина Павловича, пожалуйста. Захар, принеси какой-нибудь ковёр, нужно Императрицу положить. — И уже убегающему Зотову. — Начальника караула сюда.

Похоже геморрагический инсульт. Только этого не хватало.

Начальник караула с тремя солдатами (>А караул измайловский.), Зотов с ковром и дежурный гоф-медик прибежали практически вместе. Зотов и начальник караула аккуратно приняли у меня Императрицу и осторожно положили на уже расстеленный ковёр. Гоф-медик встал на колени и взял руку Екатерины и стал считать пульс.

— Надо пустить кровь.

— Ну, так пускай, твою мать! Ты медик или я?

Спокойнее. Чего ты орёшь?

Когда прибыл Зубов с Роджерсоном (Зубов сам за ним ездил), Екатерину уже перенесли в спальню и положили на кровать. Кровопускание всё же дало какой-то эффект и Императрица пришла в себя. Роджерсон склонился над ней, чтобы осмотреть, но она довольно внятно произнесла; 'Погоди', и, найдя взглядом меня, что-то стала говорить, но речь её была непонятна, я только разобрал — 'поторопись'.

Роджерсон попросил всех удалиться и не мешать ему осматривать Императрицу. Все подчинились. С Екатериной остались только он, Протасова и гоф-медик.

Лейб-медик вышел из спальни Императрицы минут через тридцать, уже все помещения — и кабинет, и будуар, и парадная опочивальня и, даже, камердинерская были забиты придворными, Практически, здесь были все, кто должен был быть. Не было только Павла с женой, но за ними в Гатчину послали немедленно, как только стало известно о случившемся. У самих дверей стояли Константин, Зубов, Александра, Протасова и, лепшая подруга Императрицы Марья Саввишна Перекусихина. Я в это время вполголоса разговаривал с приехавшим только что Безбородко. Здесь все либо разговаривали шёпотом, либо молчали.

— Господа, — Роджерсон поискал кого-то взглядом, остановившись на Константине, продолжил. — У Государыни апоплексический удар, чувствует она себя тяжело, но надежда есть. — И уже обращаясь к Константину. — Константин Павлович и Вы, Марья Саввишна, Императрица просила вас зайти. ... — И уже когда они заходили в спальню — Только не долго. ... Господа, Императрице требуется покой, я, как её лейб-медик, запрещаю всякие посещения.— Господин тайный советник, мне сказали, что во время, когда это случилось, вы беседовали и Императрицей?

Роджерсон меня побаивался, не знаю почему. Я с ним не работал, всей вербовкой занимался Крылов, а я лишь учтиво раскланивался, если нам приходилось где-либо пересечься.

— Да, Иван Самойлович. Всё случилось вдруг, без видимой причины. Мы беседовали о вполне обычных вещах. Императрица была спокойна, даже немного шутила, но в конце разговора вдруг вспомнила о покойном внуке Александре Павловиче, лицо её стало краснеть, она потёрла виски, потом глаза и после этого вдруг резко встала. Секунду она стояла и стала падать, я успел её подхватить.

— Понятно, понятно. — Роджерсон в процессе моего рассказа постоянно кивал головой. — Спасибо, господин тайный советник, картина болезни в общих чертах мне ясна. Не скрою, положение очень серьёзное, но всё в руках божиих. — Поклонился и ушёл в спальню Императрицы

Две недели в Санкт Петербурге царило тревожное напряжение. Уже к концу дня 5 марта даже самые последние забулдыги Свечной слободы знали, что с Императрицей случился удар. Слухи, которыми обрастают любые события, а событие такого рода и подавно, были самыми противоречивыми, но все сходились к одному — грядут перемены. А в России, любые перемены, неважно — плохие ли, хорошие, всегда равносильны стихийному бедствию. Дальше может и будет ничего, но сразу точно будет х... ну, в общем — плохо. Две недели даже петербургские лошади по мостовым старались ходить шёпотом, особенно мимо Зимнего дворца. А уж в самом Зимнем напряжение было такое, что все камердинеры, статс-секретари, лакеи, фрейлины, даже солдаты караула казалось стали меньше ростом от предчувствия перемен. Это где-нибудь в Дании или там, в Швеции, да даже в той же Англии смерть монарха вовсе не означает коренной перелом во внутриполитическом курсе страны, в России, даже в моём далёком будущем приход на трон нового царя, генсека или президента чреват крутыми изменениями для каждого обывателя. Вот почему каждый властитель оплакивается как близкий родственник. И вот почему за здоровье Екатерины Великой искренне молились во всех церквях.

И видимо хорошо молились, потому как через две недели Императрица сама (понятно, что с помощью) встала с постели и изволила пройти в кабинет и выпить там чаю (её любимый кофе с густыми сливками, сахаром, бисквитами и миндальными гренками запретил лейб-медик Роджерсон).