Венец Эпикоридов (1-14)

Кажется, он заговаривался.

— И где мне взять такую чашу? — Крайз, поискав глазами, заметил на полу литую золотую чашу, выскользнувшую у колдуна из руки.

— Эта не годится, — сказал колдун. — Такой чаши, которая могла бы послужить тебе, ещё и на свете нет. (Смешок.) Но будет. Недолго осталось. Ты сам не справишься, мои слуги помогут, подсобят. — Колдун посмотрел куда-то мимо Крайза. — Вы слышите, слуги верные? Вы дадите ему чашу, — хорошую, верную чашу, настоящую колдовскую, для высокого волшебства! Вы сделаете это! Вы знаете, как!

Крайз с замирающим сердцем оглянулся. Он ожидал увидеть страшных чудищ, демонов, вызванных колдуном из преисподней. Но во всей комнате, кроме его и колдуна, не было видно ни одной живой души.

Старик бредит? Или колдун видит то, что невидимо для обычного человеческого взора?

От последнего предположения сделалось муторно.

— Они помогут тебе... сделают всё, как нужно, — проговорил Аверс Авригат с одышкой. — Ты явишься на коронацию, и в руке у тебя будет чаша. Ты не должен ничего бояться... В руке у тебя будет чаша, Белый Олененок, и духи, и бесы — все повинуются тебе! И эта картина будет превыше любой другой, и тогда... Я буду отмщён, пусть живые трепещут! А ты... Да, наверное, ты получишь дар. — Колдун задумался. — Тот, кто смотрит на великое со стороны, восхищается или страшится. Но тот, кто внутри, кто центр этого великого, — тот получает дар... М...да, дар... Бесы знают, как ты им распорядишься.

Задание колдуна пугало всё больше, и одновременно — раздражало, злило до безумия. Эх, если бы не рука...

— Кто этот мальчишка? — крикнул Крайз. — Зачем он нужен ридгару, что это ещё за "подарок"? И что это ещё за Львиное возвышение? Где оно находится, дьяволы бы его побрали?! Я никогда не был в Румне! Ты слышишь, старик? Я никогда не был в Румне!

— Успокойся, мальчик, — на губах колдуна вскипела зеленая пена. — Успокойся, всё узнаешь в своё время... И у тебя все получится, это главное. Я видел это собственными глазами. Что смотришь так? У меня было видение. Для колдунов чудовидеть — самое обычное занятие, как для тебя помочиться. Я видел себя с золотой чашей, я поднимался по Порфировой лестнице, вел за руку Юлия, и никто не смел помешать мне, огонь золотой чаши берёг меня... В чаше, в крови, варилось Белого Олененка... Твоё сердце, сынок... Постой, не беги! Я неправильно истолковал видение. Молодая кровь кипит в твоих венах и омывает сердце, это и есть сердце Белого Оленёнка, варящееся в крови. Для того, чтобы колдовство состоялось, ещё нужна золотая чаша и нужно моё старое присутствие. И то, и другое ты получишь... Нет, верь мне!

Позабыв про всё на свете (главное — про искалеченную руку), Крайз готов был удрать.

— Верь мне, верь! — заклинал колдун. На его лице отчаяние сменялось яростью. — У тебя всё получится, всё сбудется! Юлий окажется на Львином возвышении! Постой!

Кашляя, пуская кровавые пузыри, колдун прохрипел:

— Я видел это не сегодня, и видел не в безумце огне, не в обманщице воде, не в изменчивом ветре. Я видел это в чистейшем, незамутнённом источнике. (Он помолчал.) Я видел это в глазах нерождённого дитя.

Крайза передёрнуло, он кинулся к двери. Довольно! Не станет он слушать, что бы там ни бормотал спятивший с ума старик!

Он подбежал к порожку, хотел схватиться за дверную ручку — и наткнулся на свою мертвую правую кисть.

— Экий прыткий, — проскрежетал колдун. — Подойди-ка сюда, сынок, надо кое-что передать тебе... Да поспеши. Время уходит.

Письмо для бывшего палача валялось на полу. Колдун не сумел удержать его в пальцах. Так что он хотел передать? Наверное, ту самую волшебную чашу, подумал Крайз. Не зря старик столько о ней болтал.

Он направился к колдуну.

— Ближе, ближе... — манил колдун. — Ты же видишь, я умираю...

Крайз подошел вплотную, встал на коричневые корни кресла-пня.

— Нагнись, сынок...

Он нагнулся.

— А теперь, — прохрипел колдун, — последнее удовольствие.

Старик ринулся со своего трона, вцепился мёртвой хваткой в худые мальчишеские плечи. Крайз заорал. Терзая плоть крючковатыми когтями, умирающий старик, полумертвец, притянул его к себе, принялся раздирать веки, щёки, стараясь заглянуть ему в лицо, упиться его болью и ужасом.

Поневоле Крайз взглянул на колдуна — и увидел мутные глаза безумца.

Он вцепился в длинные иссохшие пальцы. Стариковская хватка была такая, что тут понадобились бы щипцы. Крича и заливаясь слезами, Крайз стал бить локтем по тонкому пергаментному носу колдуна, по глазам, по кадыку. Последнее оказалось действеннее всего. Получив несколько ударов по шее, старик заклокотал, плюясь в Крайза кровавыми сгустками.

Ещё через несколько ударов Крайз сумел освободиться.

Могущественный колдун, более полувека вгонявший в страх и благородных патрициев, и простолюдинов, откинулся на спинку древесного трона. Дряблое тело обмякло.

Аверс Авригат не дышал.

Крайзу потребовалось время, чтобы прийти в себя. Его туника взмокла от крови, однако раны были неопасные, когти старого садиста повредили только кожу.

Письмо к Гнею Орвилу валялось на полу. Он нагнулся за ним, и опять правая рука напомнила об обещании, которое он дал колдуну. Прошлось воспользоваться левой рукой, а сердце сжималось от страха. А ну так на всю жизнь он останется калекой?

Аверс Авригат сказал: он избавится от этого, как только исполнит задание.

Но можно ли верить такому злодею?

Проклятый колдун!

Туника перепачкана в крови, старые сандалии едва держатся на ногах. В избушке можно было бы поискать одежду и обувь, но до того ли ему сейчас?

Крайз направился к двери.

Не успел он сделать и трех шагов, как его остановил едва слышный стон.

Неужели старый злыдень не издох?

Спиною ощущая холодок, Крайз оглянулся.

Нет, Аверс Авригат находился в прежней безжизненной позе и честно не дышал.

Тут он опять услышал стон.

Звук раздавался из-за кресла-пня.

Крайз медленно подошел к трону, зашел за спинку. Каждый шаг давался с усилием. Хорошо, что леденящие стоны больше не повторялись.

Он встал вплотную к огромному гобелену с изображением псовой охоты (у собак и коней были человеческие головы, а у всадников — звериные). Несколько толстых корней трона-пня стлались по полу и уходили под тяжелый гобелен.

Очевидно, источник звуков находился за этим гобеленом, как за занавеской.

Крайз протянул руку, чтобы отвернуть материю. И опять правая кисть напомнила ему про клятву, которую он дал колдуну... Загоревшись злостью, он рванул гобелен левой рукой.

Огромное полотно рухнуло на пол.

К горлу подкатила тошнота.

За гобеленом находилась глубокая ниша, почти комната. На полу лежали три человека, совершенно нагие, — два молодых мужчины и девушка, почти ребенок. Корни трона-пня оплетали их, как паук оплетает добычу. Крайз всмотрелся, обмирая. Некоторые корни проникали в человеческие тела, одни — на уровне сердца, другие крепко присасывались под ключицами.

Корни-присоски слегка шевелились, как живые змеи.

Эта привязанность колдуна к трону-пню... Оказывается, он не просто отдыхал, садясь на седалище-пень, — он лечился, трон поил его соками жертв, спрятанных в потайной нише.

Подобно чудовищному аппарату, пень переливал жизненные соки жертв в умирающее тело колдуна.

Проклиная окостеневшую правую руку, Крайз кинулся спасать несчастных. Как бешеный, он начал рвать с человеческих тел корни-присоски. Когда он отрывал корень — на коже жертвы открывалась язва, а с присоски начинала капать кровь.

Из язв на человеческих телах кровь не текла.

Все жертвы колдуна были уже мертвы. Крайз понял это, но сам продолжал сражаться с креслом-пнём. Для пущей сноровки, он выхватил нож из кожаных ножен, закреплённых на поясе у мёртвого колдуна. Вскоре все корни, протянувшиеся за гобелен, были отсечены.

Измученный, перемазанный в крови, Крайз отшвырнул окровавленный нож.

Мертвецы были совершенно обескровлены, кожа казалась прозрачной.

Ему надо убираться. Давно пора бы.

Вдруг он услышал голос за спиной, — резкий, глумливый.

— Выше нос, парень! В мертвяках ещё довольно крови, поверь моему опыту. Отыщется сладкая часть для кровавого бифштекса.

Обмирая, он оглянулся.

* * *

Он находился в избушке совершенно один.

Кто же заговорил с ним?

Собрав всё мужество, Крайз взглянул на мёртвого колдуна. Он слышал, что некоторые чародеи способны восставать из преисподней... Но нет, труп вёл себя прилично. Не было никаких признаков, что это Аверс Авригат только что разразился тирадой.

Тут он заметил под ногами крысу, живую крысу с отвратительной омозолелой кожей, без единой шерстинки. Только седоватые усы торчали по-боевому, словно не усы, а спицы из клубка.

— И отчего мы глаза таращим? — нагло поинтересовалась крыса, словно разговаривать для нее было самое обычное дело.

Крайз бросил взгляд на настенную полку. Чучело крысы с полки исчезло.

Оказывается, и не чучело это было.

Крайз понятия не имел, что на свете существуют говорящие крысы. От изумления он несдержанно воскликнул:

— Крыса! Крыса говорящая!

— И не крыса, а крыс, — недовольно поправило серо-коричнево-розоватое существо. — Я — мужчина. Так как насчет бифштекса?

Не дожидаясь ответа, крыс скоренько пробежал через комнату и вскарабкался на плечо мертвой девушки. Лапка с коготками попробовала бледную человеческую кожу:

— Отсюда кусочек?

С другого конца комнаты раздалось скрипучее:

— Ах, как невежливо!

Крайз, едва удержавшись от восклицания, посмотрел в сторону нового голоса.

На этот раз заговорила птица.

На каждом рынке отыщутся говорящие попугаи и скворцы, но эта птичка была иного замеса.

Птица имела вид не очень приятный — размером с орла, иссиня-черная, с голой красной шеей, красным гребешком и красной бородкой. Гребешок и бородка скорее напоминали не петушиные, а индюшечьи.

Это был болотный гриф-падальщик, нередкая птица на побережье Тебургии.

Как и крыс, гриф до сего времени успешно претворялся чучелом, и только сейчас заговорил.

Падальщик раздраженно тряс индюшиной бородкой:

— Невежливо! Невоспитанно! Нескромно! Ты даже не представился, а уже столько наболтал!

Крыс немедленно поправился, — спрыгнул с трупа на пол, картинно поклонился:

— Лысый Ус, к вашим услугам, — он шаркнул лапкой. — Лысый Ус — моё имя. Только не вздумай смеяться, парень. Не то укушу.

— Лысый Ус? Это я вижу, — сказал Крайз и хохотнул — раз, другой, а затем засмеялся, сгибаясь пополам, болезненным нервным смехом.

Крыс пропищал обиженным надтреснутым голоском:

— Моя чудная шкурка, на которой ты не найдешь ни единого волоска...

— И не стану пытаться...

— Моя чудная шкурка — символ свободы. Это — свобода, понятно?

Крайз не то смеялся, не то плакал.

— А вот этот — Капитан, — хвостом, зажатым в лапку, крыс показал на грифа. — Он говорит, что такую кличку ему дали, едва он вылупился из яйца. Вранье, конечно. — Презрительно фыркнув, крыс проговорил с расстановкой, всеми фибрами выражая презрение: — Ка-пи-тан!

— Лучше объясни молодому человеку, что он должен сделать, — сказал гриф.

— Прежде, чем что-то сделать, надо подкрепиться! — возразил крыс.

На этот раз гриф согласился:

— Возможно, вы, молодой человек, изволите откушать, чтобы набраться сил? Если позволите, я найду для вас кусочек понежнее.

Гриф оказался сильный летун, — пару раз взмахнув крыльями, он опустился на филейную часть покойницы и ковырнул клювом:

— Как насчет этого, молодой человек?

Лысый Ус, заметив выражение лица Крайза, сказал:

— Пацан не станет есть человечину, зря стараешься.

— Я повидал всякое за свои триста лет, — сказал гриф. — Да и что может быть слаще трупа? Разве, труп недельной давности... Или я не прав?

— Из этих трёхсот лет ты двести пятьдесят просидел на цепи, великий мудрец! — язвительно воскликнул Лысый Ус. — Или двести восемьдесят?

Переборов тошноту, Крайз сказал, чтобы оборвать глупый спор:

— Не буду я это есть. Раз уж вы умеете говорить, вы можете рассказать мне, как добраться до Бристоля?

— Конечно, мы поможем тебе добраться до Бристоля, — сказал Капитан. — Но разве твоя мудрость, твой жизненный опыт не подсказывают тебе, что одно дело не закончено?

— Это он всегда так изъясняется, — пояснил крыс. — А если проще, — ты, приятель, про чашу не забыл?

Крайз припомнил слова колдуна: для того, чтобы возвести мальчишку Юлия на Львиное возвышение, ему не обойтись без волшебной чаши.

Он подошел к золотой чаше, оброненной колдуном, поднял ее.

— Нет, нет! — замотали головами Лысый Ус и Капитан. — На этот раз их мнение совпадало, редкий случай. — Его милость говорили про другую чашу. Не про эту! Про другую!

Крайз поставил тяжелую литую чашу на стол.

— И где же мне взять эту другую чашу?

— Я был лучшего мнения о ваших умственных способностях, юноша, — сказал Капитан.

— Шевели мозгами, приятель! — воскликнул Лысый Ус. — У тебя же есть мозги?

Крайз замотал головой:

— Не понимаю...

Капитан пояснил:

— Сила мертвого колдуна заключена в его черепе, молодой человек. Стыдно этого не знать! Череп его милости — вот ваша чаша. Конечно, не только череп, — нужна дополнительная обработка, обрамление, так сказать... Но начать нужно именно с черепа, и тут вы должны помочь. Вы должны отрубить его милости голову, или отрезать, как придётся, чтобы мы могли работать дальше.

— Отрубить? Голову? — Затея Крайзу не понравилась.

— Меч вон там, — Гриф показал крылом на стену, где, среди доспехов, висел единственный меч, в кожаных ножнах. — Или молодой человек воспользуется ножом? Это будет тяжелее.

— Придется поработать левой, парень. Тут уж ничего не поделать, — подбодрил Лысый Ус.

Напоминание об увечье придало Крайзу сил.

Колдун глумился над ним, ну так и он поглумится, снесет старому кровопийце голову.

Крайз снял со стены меч.

Меч колдуна был лёгкий, довольно узкий, с деревянной рукоятью без украшений. Ножны — буйволова кажа отличной выделки, украшенная потемневшим серебряным шитьём.

Он опасливо извлек лезвие из ножен. Никакого колдовства не случилось, и он приободрился.

Чтобы удобней бить, Крайз стащил труп с трона на пол и легко обезглавил бывшего второго человека в империи с трёх ударов. Можно было бы с одного, но сказалось отсутствие сноровки.

Крови почти не было.

— Очень хорошо, — одобрил Капитан.

— Да ты — молодчина, парень! — воскликнул Лысый Ус. — Меч можешь оставить себе, его милость не станет возражать.

Крайз вернулся к стене за ножнами, кое-как прицепил их к поясу. Пока он трудился над застежками, гриф и крыс приблизились к голове колдуна с разных сторон и немедленно занялись делом: гриф стал выклевывать глаза, а крыс — обгрызать уши. Крайз, едва взглянув на занятие приятелей, убрался из избушки. На ходу он не забыл прихватить с собой письмо колдуна к ланисте в Гларинасе.