Время Крылатых. Часть первая. Серый холм

Доковыляв до своего угла, барс рухнул на топчан, но поспать в эту ночь ему не удалось. Где-то в глубине внутреннего двора крепости, хрипло протрубил рог, объявляя всеобщую побудку.

* * *

Мелкая лесная малина, листья и молодая кора надоели до тошноты. В ручье, на который она набрела в низине водились мелкие перловицы, но развести огонь, чтобы их сварить было не чем, а есть их сырыми Мрита побоялась. Нестерпимо хотелось свежего хлеба из пекарни Вилла, горячей грибной похлёбки, да ржаной каши. Вздохнув, Мрита принялась разуваться. Сквозь прореху в чукаше набились мелкие камешки и сосновые иглы. Подошва скоро отвалится, а до границы северной усары, дней восемь пути. Можно расплести кожаный пояс и подвязать подошву. Пожалуй этим она сейчас и займётся. Потом...

Потом она пойдёт дальше, к реке Гунар. Если ей повезёт, там она наткнётся на стоянку рыбаков, у которых она сможет разжиться едой, если конечно те её не прогонят. Покончив с подошвой, Мрита поднялась с поваленной сосны, огляделась и прислушалась.

День клонился к вечеру и ночью возможно опять будет заморозок. Ладно, не привыкать.

Мрита спешила. Ей хотелось добраться до реки раньше, чем окончательно стемнеет, но ей пришлось свернуть к попавшемуся на пути лесному озеру, чтобы набрать воды. Берег небольшого круглого озерца был топким и густо зарос осокой и явором. Не желая мочить ноги, олениха решила добраться до воды по стволу нависшей над водой ольхи.

В озере гулко плеснула большая рыба.

Стараясь не оступиться, Мрита зашла подальше от берега, где вода была чище, достала флягу и от неожиданности едва не свалилась в воду.

В десяти шагах от неё, на гладкой поверхности озера, появилась чёрная большеухая голова.

Голова громко фыркнула, стряхнула прилипший к макушке лист кувшинки и поплыла на противоположный берег. Вскоре, из воды вышел невысокий стройный пятнистый, бурый в бело-рыжих подпалинах, пёс. Отряхнувшись он зашвырнул в траву порванную вершу и скрылся в густых зарослях явора.

Оторопевшая олениха долго не отрываясь следила за колышущейся зелёной стеной, а затем сползла с осины, обошла озеро и отправилась вслед за невиданным псом.

Ликаон, а в том, что это был именно ликаон, олениха не сомневалась, особо не таился и следов не прятал. Через полсотни шагов Мрита наткнулась на сухую кочку с остатками плетёной из сухих стеблей подстилки для ночлега. Зола была давно холодной, а отпечатки босых лап сменились отпечатками чукашей на кожаной подошве, и швом на пятке.

Заросли болотной травы поредели, земля под ногами стала заметно суше. Очень скоро Мрита услышала доносящиеся с берега реки голоса.

На берегу дымился костёр, на пригорке стояли два шалаша крытые еловым лапником, а в заросшей камышом заводи качалась на волнах большая лодка. Четверо крупных большеухих пятнистых псов перекликаясь на незнакомом Мрите языке распутывали длинную рыболовную сеть. Поодаль, у реки, ещё два пса чистили и потрошили крупных щук. Нырявший в озеро пёс, уже одетый в кожаные штаны и высокие чукаши, грелся у костра. Шагах в тридцати от лагеря Мрита заметила восьмого. Крупный мускулистый пёс, бурой масти с большим белым пятном на животе, упражнялся в метании секиры, бросая её в ствол раскидистой сосны, что росла у кромки леса.

Забраться в шалаш Мрита не решилась — ликаоны возившиеся с сетью были рядом, поэтому олениха просто разобрала заднюю стенку ближайшего шалаша. Рука её тут же нащупала плотную кожу, похожую на ту, из которой шились походные мешки. Мрита потянула добычу к себе. Да, это был мешок. Туго набитый и от того тяжёлый, сшитый из вытертой серой кожи с какими-то непонятными нашивками из полос разноцветной материи. Отложив мешок, любопытная олениха заглянула в проделанную ею в стенке шалаша дыру. В душном полумраке она разглядела совсем новые сапоги, тонкий шерстяной плед, котелок и сковородку. Дрожа от страха и от забытого с детства ощущения куража, Мрита увязала котелок в узел из пледа, сунула сковороду в и без того набитый мешок и осторожно выглянула из-за шалаша. Меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы занятый метанием секиры рябой, вдруг вздумал бы направиться к берегу. В этом случае, ветер сразу выдал бы её. Облизав пересохший от волнения нос, Мрита вновь убедилась, что он дует с северо-востока, а значит по запаху обнаружить её не легко.

Ликаоны на берегу зашумели, отчего Мрита распласталась в траве. Вовремя, ибо метатель секиры мгновенно бросился к берегу. Испугайся олениха чуть меньше, она непременно задала бы стрекача к лесу, тем самым выдав себя. От страха у неё отнялись ноги. Осторожно подняв голову, она с облегчением заметила, что причиной тревоги была отвязавшаяся лодка. Пока рослый рябой орал и раздавал нерасторопным рыболовам оплеухи, олениха, пригнувшись добежала до опушки. Бросив мешок и узел, она с интересом принялась следить за происходящим. По её мнению оплеуху должен был сейчас получить именно старший рябой. За оставленное оружие. Подумав, что несчастный пёс никогда в детстве не играл в 'Измену Офриса', и по странному недоразумению не знает, что оружие нельзя оставлять не только в дереве, но даже в теле казалось бы поверженного врага, олениха решила немедленно заняться его образованием. Прячась в разросшемся подлеске, она добралась до сосны.

Засевшая в стволе секира была хороша. На первый взгляд, даже лучше чем у Ареса. Мрита оглянулась на разорявшегося в полусотне шагов от неё ликаона, облизала ладони и взялась за тёмное древко. Оружие засело в дереве на совесть, но Мрита в отличие от своих рыхлых подруг, силой обижена не была.

Бросив последний взгляд на берег, она уже с оружием, бесшумно растворилась в подлеске. Подобрав добычу, Мрита перебралась через овраг и сорвалась в стремительный бег.

* * *

Аргал заглянул к ним ближе к вечеру, когда наёмники после ужина уселись играть в трынду. Рохому как раз выпала восьмёрка, когда дверь распахнулась и в неё протиснулась медвежья туша. Тяжело сопя Аргал протопал к столу, швырнул на него изгаженное ведро и задал наёмникам привычный свой вопрос:

— А?!

Олень Ругард брезгливо смахнул ведро медведю под ноги и приготовился бросать кости.

Трогать Ругарда Аргал, ясное дело, побоялся и поэтому переключился на показавшегося ему безобидным, Хизага. Медведь сгрёб его за ворот салакаша и рывком сдёрнул лиса со скамьи. Хизаг протестующее тявкнул и вцепился в стол. Тот опасно накренился. Удачно брошенные оленем кости скатились на пол. Сидящие рядом с оленем леопард Мерро и кабарга Офар, опасливо косясь на Ругарда, отодвинулись. Ругард же молча передал Рохому кружку и медленно поднялся со скамьи. Физиономия Аргала приобрела плаксивое выражение, но лиса он не отпустил.

— Что Аргал, опять мимо хараша? — вдруг раздалось за спиной охотника.

Медведь выронил Хизага и обернулся. Остальные наёмники повскакали на ноги. Вскочил со скамьи и Рохом. Офар толкнул барса в спину и прошептал:

— Децар Каррах!

В дверях стоял щуплый самец рыси. Ростом он был Аргалу чуть повыше груди, но медведь почтительно посторонился, пропуская децара вперёд.

— Вон! — бросил рысь не глядя на Аргала и медведь послушно исчез за дверью. Каррах подобрал и брезгливо вышвырнул за порог принесённое им ведро, а затем прищурившись оглядел замерший перед ним дец.

— Фархад приказал мне самому выбрать для вас наказание за оскорбление нанесённое королевскому лесничему.

Голос Карраха был тих, но каждому отчётливо представлялось как в невзрачном теле рыси чёрной смолой кипит злоба. Рохом с любопытством присматривался к десятнику. Судя по отсутствующему правому уху и исполосованной шрамами голове, Каррах бывал в неприятных переделках. Одеждой он от остальных вояк не отличался — кожаный салакаш, серые сакаши, крепкие высокие сапоги и хурка из пятнистой шкуры ликаона.

— ... и напомнил, что палач Калех уже два месяца не ломал костей и тоскует от безделья...

Рысь повернулся к Рохому и барс вздрогнул.

На груди Карраха висела высушенная лапа ондатры.

— ... но по дороге сюда, я встретил Гаржа...

При этих словах наёмники обеспокоено заворчали.

— ...и он намекнул, что уже три дня не видел крови на камнях Южного двора. Мог ли я не пообещать, что кровь будет после полуночи?

Взгляд рыси остановился на брошенных игральных костях.

— Можете продолжать. До полуночи у вас есть время.

Доигрывать, понятное дело, никто не стал.

— Что ещё за Гарж? — спросил Рохом Офара, когда Каррах вышел.

Офар изумлённо вытаращился на него...

Незадолго до того, как ухут дозорного с башни возвестил о наступлении полночи, в деце остались только Рохом, Мерро и Хизаг.

Рохом скрёб когтем твёрдую древесину учебного меча, Хизаг нервно постукивал обломком весла по ножке табурета, на котором сидел, леопард пристально наблюдал за лисом.

— ... девяносто пять, девяносто шесть... Что ты пялишься, Мерро?

— Чего мы по трое разбегаемся?

— ... девяносто восемь. Это хитрость такая. Чтобы Гаржу бить нас удобно было!

Леопард сипло кашлянул и глубже натянул на голову толстый меховой подшлемник.

— ...девяносто девять, сто! Пора! Надеюсь кабарга с волками добрались до Южных ворот.

К воротам Хизаг повёл не через подземную галерею, а в обход, по внутренней стене, затем по крыше дровяного склада они спустились в узкий, заставленный пустыми бочками двор.

Спрыгнув с крыши, Рохом осторожно заглянул за угол склада. Мерро толкнул его в плечо и указал на пирамиду бочонков в противоположном углу.

— Рох, глянь! Ругард спрятался!

Из-за бочек в ночное небо вызывающе торчали оленьи рога.

— Т-с-с! Офар, ты?

— Я... — проворчала большая бочка слева, — все здесь?

— Да. Начинаем...

Вновь стало тихо. Надолго.

— Начинаем что? — раздражённо прошипел леопард.

Лис сделав страшные глаза указал на противоположную стену.

В стене темнела узкая арка.

Подобрались ближе.

— Ш-ш! — призвал к тишине и без того молчавшую кампанию Хизаг, — Ругард, что чуешь?

Олень повёл носом и поморщился.

— С Гнилой ложбины несёт.

— Офар?

Кабарга не ответил. Опустившись на колени, он вынюхивал что-то у самой земли.

— Чего столпились? — наконец, недовольно спросил он, — Живо в стороны!

Вовремя.

Откуда-то сверху, прямо кабарге на спину плавно стекло что-то, подобное большой тягучей капле смолы.

Сверкнув бешеными зелёными глазами, 'капля' одним ударом отправила Ругарда далеко в тёмную глубину арки, метко запустила бесчувственным Офаром в братьев— волков, сбила с ног Ризо и повернулась к Рохому.

Тигр.

Некрупный, но гибкий и мускулистый, одетый в хурку из тёмной блестящей шкуры. С грубым розоватым шрамом на морде.

Тигр не бросился на барса, нет. Просто мгновение назад он стоял в пяти шагах, а потом просто протянул лапу и...

Лапища Гаржа смяла толстый кожаный наплечник как осенний лист, а потом началось странное. В перекошенную рожу Гаржа, особенно страшную в лунном свете, медленно, будто во сне, прилетело толстое полено. Звонко отскочив от рожи, полено угодило Рохому в лоб.

Он летел. Низко над крепостным двором, прямиком к стене, а вслед ему летели обиженный тигриный рёв, вопли Хизага, да исступленный крик Офара: 'Будет кровь'! Удар о мощёный булыжником двор едва не вышиб из Рохома дух. Чьи-то сильные руки бережно приподняли его и заботливо помогли устроиться у стены.

— Ты как?

Голос был не знаком, запах тоже, но в данный момент Рохома больше беспокоила боль в груди, привкус крови во рту и происходящее прямо перед ним.

В пятне лунного света, прямо посреди двора кабарга Офар и олень Ругард старательно мутузили тигра. Неподалёку сидел лис Хизаг и обхватив ладонями морду, монотонно подвывал.

На помощь Ругарду подоспел Мерро, и они вдвоём навалились отчаянно отбивающемуся Гаржу на ноги.

Офар был страшен. Из распахнутой клыкастой пасти кабарги нёсся уже не крик а пронзительный верещащий рёв. Его правая рука с насаженным на пальцы кастетом была по локоть в тигриной крови.

— Хватит! Убьёшь!

Помогавший Рохому незнакомец, оказавшийся крупным пятнистым оленем, бросился разнимать дерущихся. Оттащить разъярённую кабаргу удалось не сразу и втроём.

Вопреки ожиданиям Рохома, тигр сразу вскочил на ноги, и Ругарду потребовалось ещё два удара, чтобы вновь уложить его на брусчатку. Но Гарж легко поднялся и после такого, однако его изрядно шатало, и в драку он уже не лез. Ильнар и Унал спешно уволокли прочь замотанного в чей-то плащ, что-то воинственно скандирующего Офара, Ругард всё ещё сжимая кулаки пристально следил за бродящим по двору, плюющимся кровью тигром, а Ризо, Мерро и пятнистый олень обступили воющего Хизага. Из-под арки белёсой тенью выплыл песец Нугыл. Опасливо косясь он далеко обошёл тигра и приблизился к Рохому.

— Цел? — участливо спросил он, — Как тебе моё полено?

— Вовремя... — выдавил барс, кряхтя поднимаясь на ноги. Песец протянул ему сорванный, рассеченный когтями наплечник. Барс зашвырнул его за стену.

— Что с Хизагом?

— Худо. Гарж ему вроде глаз когтем выбил.

Обступившие Хизага наёмники никак не могли заставить Хизага оторвать слипшиеся от крови ладони от морды. На попытки сделать это силой лис скалился и рычал.

— Пошли все вон!

Все попятились прочь. К лису подошёл Гарж. Наступив Хизагу на ступню, от чего тот взвыл ещё громче, тигр ловко поймал его за запястья. Стоящий рядом пятнистый олень, не менее ловко потянул лиса за уши.

На покатом лисьем лбу обильно кровоточила сорванная полоса шкуры.

— Тьфу!

— Пошёл ты, Хизаг!

Внезапно восторженно рявкнув, Гарж ухватил болтающийся клок лисьей шкуры и не обращая внимания на вопли, радостно заорал:

— Глянь, Джахар! Мясо!

— Да хватит тебе Гарж. — устало прикрикнул на тигра пятнистый олень, — Пошли. Рожу твою ещё посмотреть надо...

Тигр послушно, на нетвёрдых ногах поплёлся за аксисом.

Рохом смотрел им вслед, пока они не скрылись в темноте арки. К барсу бесшумно подкрался Нугыл.

— Выходит, что мы победили? — наконец проговорил песец.

— Выходит да.

— Гаржа давно никто не бил. Даже не знаю, хорошо это для нас или плохо...

Рохом не ответил. Подобрав свой деревянный меч и брошенную секиру кабарги, барс направился к крепостным воротам.

5.

Дань Углаю.

Ночами в главной галерее крепости Рамир — пустынно, холодно, одиноко.

Эта ночь выдалась ясной и морозной. Над дальними холмами висели шесть звёзд созвездия Беркута — знак окончательно вступившей в свои права осени. Деревянный настил покрылся изморозью и слегка поскрипывал под сапогами Рохома.

Поворот. Ступени.

Теперь его путь лежал через тесный коридор внутри западной стены. Рохом не любил это место. Узкое каменное горло заставляло невольно ускорить шаг.

Поворот. Ступени. Северная стена.

Рохом выглянул из бойницы полюбоваться на Беркута. Яркие крупные звёзды висели в чёрном небе, прямо над верхушкой западной башни. Вздохнув полной грудью, Рохом ещё немного постоял, провожая взглядом искрящиеся облачка своего дыхания, и вернулся в галерею.