Хроника заблудившегося Путанабуса 1 День

— Откуда Ордену знать, что у вас там было. Принципиальная политика Ордена заключается в том, что каждый имеет второй шанс. И пройдя через "ворота", здесь, на Новой Земле, как бы рождается заново. Можете взять себе новое имя. Сочинить любую биографию. Никто не ведет никаких жизнеописаний ваших похождений в Старом Свете. Даже тех людей, кого сагитировали сюда переселиться вербовщики.

— А вот отсюда поподробней, пожалуйста. У вас там, в Старом Свете, насколько я понял, есть разветвленная организация с большими связями и возможностями.

— Это так.

— Вот пусть она и занимается нашей проблемой.

— Как вы себе это представляете?

— Как представляю, я уже сказал. А как это осуществить на самом деле — это уже ваша забота. Связь со Старой Землей у вас есть. Я это точно знаю.

— Вы очень много успели узнать за столь короткое время. Как вам это удалось?

— Светлана, я не всегда был политтехнологом. Родом я из разведки Северного флота СССР. Что и как прикидывать к носу, обучен на совесть. У вас есть наш список с паспортными данными и адресами проживания. Ваши люди ТАМ, как я выяснил, не нуждаются в наших, заверенных нотариусами, подписях. Они могут очень быстро всё проверить, и провести предварительную оценку нашего имущества и сообщить вам сюда. А реализовать его уже не торопясь. И деньги же переслать вам потом, через "ворота", простой посылкой, хоть в долларах, хоть в золоте, хоть в бриллиантах, хоть лунным грунтом. И вернуть, таким образом, все издержки вашего пресловутого Ордена на компенсацию наших потерь, потраченные сейчас. И это будет справедливо. Иначе мы будем устраивать такой флеш-моб в каждом поселении этого мира. И имя Майлз будут трепать все кому не лень. Кстати, как вы думаете, сколько времени нужно, чтобы видеоролики нашего сегодняшнего флеш-моба достигли вашего большого руководства? Почта же работает. И, насколько я понял, банк Ордена также является независимой, от вашей Базы, организацией. Вряд ли все кто там работают, являются поклонниками мисс Майлз.

— Наше общение вышло за пределы моей компетенции. Мне надо проконсультироваться с мисс Майлз, — сказала Светлана усталым голосом и встала из-за стола.

— Не смею задерживать, — и уже ей практически в спину добавил, — Кстати, Светлана, вам никогда не говорили, что вы чертовски красивая баба?

— Говорили. Даже не однократно, — холодно ответила, как отрезала, повернулась и пошла к выходу. Хорошо так пошла, нога от бедра, попочка вправо-влево, почти незаметно, но чертовски привлекательно. Вот что, значит, вовремя бабе комплимент сделать. И не хочет, ведь, а соблазняет. На инстинкте.

Как только она вышла из бара, ко мне сразу подскочил встревоженный Арам.

— Жора, надеюсь, вы не обидели Свету. Она очень хорошая девочка. А сегодня, к тому же, проводила своего любимого человека. В никуда. И ей плохо.

— Арам, вы ничего не путаете? Это же железный дровосек, а не баба.

— У каждого железного дровосека есть тоска по любящему сердцу.

Я вдруг почувствовал, что у меня "батарейка" кончилась. Все ресурсы организма на нуле. Вымотался я бодаться, как теленок с дубом. Точнее. С этим непонятным Орденом. Все громче звучал внутри меня вопрос, а не напрасно ли я долблюсь головой в эту стену? И, что получиться в остатке? Мне придется вливаться в местную жизнь в статусе неимущего переселенца, бегая за каждым куском хлеба. О том, что отсюда назад дороги нет, я поверил уже безоговорочно. И от этого набегала жуткая тоска.

Хорошо, что оплакивать в Старом Свете, там, за ленточкой, меня некому. Я поздний ребенок. Братьев-сестер нет. Родители давно умерли, к своему счастью, не увидев крушение всего, что они всю жизнь с энтузиазмом строили.

— Арамджан, — спросил я, чтобы хоть немного отвлечься от грустных дум, — А на что здесь похожа природа? За забором.

Вынул сигарету и не торопясь прикурил, мимолетно осознав, что "Парламент" мне теперь не по карману.

Арам, словно из воздуха, материализовал треугольную пластиковую пепельницу с рекламой сигарилл "Ромео и Джульетта" и поставил её передо мной.

Присел рядом.

Подумал и ответил.

— Вокруг базы больше всего на Казахстан. Только тут травы намного выше вырастают. Мне говорили, что так, примерно, выглядели причерноморские степи до крестьянской колонизации в девятнадцатом веке. По зверью — просто Серенгети. К югу вообще джунгли есть. Или болота жуткие, такие, как во Флориде или Новом Орлеане на Старой Земле. На запад если, то там гор много. А на восток — океан. А что за ним — никто не знает. Не было ещё тут Колумбов.

— Скажи, друг, а нужны ли тут политтехнологи?

— Нет. Здесь территория Ордена, как и в Порто-Франко. Тут ещё никто никого, по настоящему, не выбирал. Вертикалью власти рулят орденские чиновники. А на остальных землях, сам понимаешь, народу мало, вся политика на уровне муниципалитета. И выборы мелкотравчатые, как в сельсовет. Все друг друга знают. Интересы устоявшиеся. Масс, которым надо мозги промывать, тут ещё не сложилось. Да и средства массовой информации зачаточные. Телевидение не везде есть. У меня в гостинице четыре канала показывает, и то по трём только старые фильмы крутят. А в других местах и одного-то нет. Так, что придется тебе, Жора, переквалифицироваться во что-то более приземленное. Я бы даже сказал — мещанистое. Чем быстрее ты это осознаешь, тем лучше для тебя будет.

Он немного помолчал, а потом сделал мне неожиданное предложение.

— Хочешь, с тобой на паях постоялый двор в Новой Одессе замутим. Давно собирался эту тему поднять, да не с кем пока было. А ты парень я смотрю хваткий, и при этом порядочный. Девочек твоих в официантки оформим, — улыбнулся, — Отбою от клиентов не будет.

— Думаешь это легко? Так вот резко жизнь поменять.

— Не думаю, а точно знаю, — протянул Арам с какой-то затаенной грустью, — Сам через это прошел. Ничего в этом легкого нет. Ты вот что заканчивал?

— МГУ. Философский факультет. Политолог я. Кандидат наук.

— Хо... И брат мой закончил физфак МГУ. А я учился в Ленинградском университете. Тоже физик. Но в Карабахе началась война, и вся Армения оказалась в блокаде. А с ней и голод пришел. Пришлось возить родственникам продовольствие. Самолетом. Рейсовым. Чемоданами и сумками. Мотался как челнок туда-сюда. Ни на что другое времени уже не оставалось. Ну, и из университета меня отчислили. С последнего курса. Зато брат — его мы не трогали, даже кандидатскую защитить успел. Вот так вот. Была большая страна, у которой была большая уважаемая наука. А пришла эта Перестройка и никому не нужны, оказались физики, занимающиеся микромиром. Так что брату пришлось вместо науки ставить круглосуточную палатку со всякой всячиной на углу Ломоносовского проспекта и Профсоюзной улицы. И в ней торговать пивом и гандонами. Потом я его к себе, в Питер, перетянул, как квартиру купил.

— А философы тут нужны? — не унимался я, прекрасно понимая уже, что гоню пургу просто от безысходности.

— Ну, разве что в школе, детишкам преподавать. Университетов тут нет нигде. Не доросли до них. Специалистами нас Старый Свет пока обильно снабжает.

— Пиздец. Вся жизнь насмарку, — констатировал я, — Скрипач не нужен.

— Какой скрипач? — не понял Арам.

— Это из фильма "Кин-дза-дза". Помнишь? Там тоже Орден был с оцилопами...

— Погоди, Жора, страдать, — участливо сказал Арам, — Посиди немножко, не уходи, я сейчас подойду.

Арам удалился в дверь за стойкой, которую активно полировала тряпкой Агнешка.

Потом вернулся с двумя большими коньячными бокалами, в которых плескалось грамм по сто пятьдесят янтарной жидкости.

— Вот, — сказал Арам, ставя их на стол, — Я тебе обещал настоящий "Двин", — и подвинул один бокал ко мне, — Вкуси остатки божественной амброзии. После того, как французы в Ереване коньячный завод перекупили, они наши старые спирты многолетние к себе во Францию бочками увозят, а к нам свой неликвид на разлив. Совсем марку армянского коньяка испоганили, хитрожопые лягушатники. А в коньяке, как ещё великий Шустов открыл, сорт винограда совсем не главное. Важно, под каким солнцем этот виноград растет. И на какой земле. Но главный секрет Шустова был в воде. Прямо с гор он провел акведук на завод. И не откуда-нибудь, а со знаменитого Катнахбюрского родника. Поэтому вода на заводе всегда свежая, чистейшая и очень мягкая. И дуб наш лучше, чем лимузенский. Меньше паров пропускает, больше своих соков отдает, и лишнюю воду оттягивает. Выпьем, Жора, за этого великого человека. Слава Богу, что он не дожил до такого глумления над своим детищем.

Арам тихонько звякнул своим бокалом об мой.

Пригубили. Коньяк действительно был божественный. Как говорится, дореволюционного качества.

Мы сидели, и, молча, потягивали благородный янтарный напиток. И никто не мешал нам наслаждаться коньяком и обществом друг друга.

— Ты все-таки подумай над идеей постоялого двора, — вернулся к своему предложению Арам.

— Арамджан, давай, я сначала эту новоземельную Одессу сам посмотрю. Вдруг мне там совсем не понравиться. Но, если ничего по себе не найду, то, обещаю, я вернусь к этому вопросу. А за щедрое предложение спасибо.

— Вот и договорились, — Арам допил коньяк, — Ты меня извини, но меня кухня ждет. Дело есть дело. Хотя сегодня с вами я немного душой отдохнул. Всегда приятно видеть, как начальство по сусалам огребает. Да еще таким оригинальным способом.

Коньяк слегка оттянул мое плохое настроение. По крайней мере, окружающий мир перестал быть совсем уж мрачным. И к тому времени, когда Светлана снова появилась в баре, я уже был готов к самым жестким переговорам. Да что там к переговорам, к бою!

Светлана, как и в прошлый раз, села за стол напротив меня, окликнула Агнешку, попросив её подать вишневку. Отпила из принесенного бокала немного темно-красной жидкости. Облизнула губы кончиком языка. Потом вставила в бокал соломинку. Между прочим, действительно, настоящую золотистую соломинку, а не ее полиэтиленовый суррогат.

Я молчал, прихлебывая коньяк малюсенькими глоточками, растягивая удовольствие. Ждал, пока Светлана сама разродится новыми предложениями. А то, что они будут, было видно по её торжествующему виду ещё от двери.

Наконец, Светлана перестала мусолить соломинку и сказала.

— Можете плясать. Ваши предложения приняты.

— Насколько?

— Ну, не в полном объеме, но настолько, насколько это вообще возможно. Будем реалистами.

— Огласите, пожалуйста, весь списоцек, — ответил я шепелявой цитатой из кино, как заправский митёк.

— Для начала всем вам оформят Ай-ди, и этим легализуют ваше присутствие в этом мире. Без Ай-ди тут трудно прожить. Эта карточка также является накопительной картой Банка Ордена, и номер Ай-ди одновременно есть номер счёта в банке. А отделения Банка здесь есть везде, где живет достаточное количество людей. Кроме того, без Ай-ди, даже если Майлз и выпихнет вас с Базы, с глаз долой, вас не пустят ни в один город, потому как везде система пропускная, и на каждом КПП Ай-ди регистрируется.

— Ни хрена себе, вы тут полицейское государство забабахали. Камеры везде. Без регистрации даже в сортир не пускают. Это получается, как в английском аэропорту жить, во время поднятия оранжевой тревоги. А как же идеалы свободы?

— Зря ерничаете, — Светлана гляделась, уже, как победивший победитель, но чувствовалось, что ей, для полного счастья, очень нужен положительный результат наших переговоров. Нет, марку она держала качественно. Но был какой-то неуловимый разведпризнак. Может в запахе.

— Светлана, — тут я её перебил, потому, надо было обязательно сбивать это самодовольство, которое появилось у ней, после разговора с Майлз, — У вас какая компетенция, как у переговорщика? Вы можете сами согласовывать со мной условия, или каждый раз будете бегать к этой мымре за консультацией по каждому спорному пункту? Ваш чин тут не очень велик, как я посмотрю. А организация у вас, почти военная. Со всеми вытекающими заморочками.

— Считайте, Георгий, что у меня карт-бланш с полной свободой, ограниченной условными рамками.

— И какие эти рамки?

— Общая сумма.

— Что сказали ваши люди за ленточкой?

— Они подтвердили наличие недвижимости и прочего, но не у всех. Те, кто её не имеют, получат обычную тысячу. Сами понимаете, что покосившийся старый дом в деревне под названием "Три избы", под городом со смешным названием "Кошки", никого не интересует. А вот с теми, у кого недвижимость есть в Москве, будем вести переговоры о компенсации её стоимости.

— Автомобили?

— Только ваш. У Шицгал родители будут объявлены наследниками, после того, как ту официально признают пропавшей без вести. Тут без вариантов. Десятилетний "тазик" с гайками от Лупу тоже никого не заинтересовал. Больше ни у кого в собственности автомобилей нет. А варианты с генеральной доверенностью не катят.

— Моральный вред?

— В каком смысле?

— В прямом. В смысле компенсации за наши душевные страдания.

— Ну и аппетиты у вас.

— Нормальные аппетиты. Вполне справедливые.

— Сколько вы хотите?

— Пять тысяч. Каждому.

— Хорошо. Только учтите, это я вам по секрету говорю, и, если Майлз об этом узнает, то снимет с меня голову. Вы получите всё, что хотите, но в пределах общей суммы.

— Чем ограничена эта сумма?

— Счётом Базы на сегодняшний день. Всем, что там есть. Соглашайтесь. Вы правильно сказали, что Майлз надо самой, в кратчайшие сроки, пока не появился здесь начальник Базы, пока видео о ваших художествах не достигли большого руководства в Нью-Хавене, локализовать ситуацию, решить вопрос к обоюдному удовольствию и взять с вас подписку, что вы к нашей Базе никаких претензий не имеете. Видите, Георгий, насколько я с вами откровенна.

— Ваша корысть тут в чем? Не верю я бескорыстным людям. Даже таки красивым.

— В карьере. Если я проведу эти переговоры с вами быстро и положительно, то со стойки Иммиграционного отдела, которая мне надоела хуже горькой редьки, я подскочу немного вверх. Прямо в "Стеклянный дом". Но я очень боюсь, что если вы упретесь рогом, и добьетесь перепасовки вашего вопроса высшему начальству Ордена, то получите решение прямо противоположное ожидаемому. И в этом случае я также останусь ни с чем.

— Так вы мне предлагаете заговор против Майлз? — улыбнулся я.

— Никакого заговора. Просто здравый смысл. Большое начальство может вас примерно наказать, как плохой пример для остальных. Вы такой вариант не рассматривали? Они же все там американцы неолиберального толка. Все учились у троцкистских профессоров в "Лиге плюща". Так что учитывайте их менталитет. Назначат вас "ответственным за всё", как Саддама Хусейна. Сунут в зубы Ай-ди, и выпрут за ворота. А там, поверьте, хуже, чем Дикий Запад в девятнадцатом веке.

— Вы в этом уверены? И в том, что в этом случае Майлз будет в шоколаде, тоже?

— Да уверена. В противном случае, даже не сомневайтесь, они обязательно сольют Майлз в унитаз, повесив на неё всех собак, а потом скажут вам: мы всё сделали, как вы хотели, а теперь стройтесь в очередь в Иммиграционный отдел на общих основаниях. Вам что важнее? Сослать Майлз вкалывать сцепщиком вагонов на южный берег Залива? Получить при этом моральное удовлетворение её унижением, а самому при этом остаться с носом. Или поиметь хоть что-то от уже насмерть перепуганной Майлз? Она, как любая американка, боится общественного мнения, так как это мнение может повлиять на мнение о ней её непосредственного руководства. С оргвыводами. Тут вы правы на все сто. Но именно это и делает её в настоящий момент пластичной в области траты на вас казённых денег. Другие начальники от вас никак не зависят и не будут так щедры. Вы же сами топ-менеджер, и должны знать, как в большой корпорации играют в аппаратные игры. Или вам так хочется стать памперсом для врагов Майлз в Ордене?