Может быть, спутники Скляра говорили что-то другое, ибо они не владели никакой иностранной речью, и общались с заказчиком, только через "полицейского‟, более или менее вразумительно говорившего на языке Гёте. По крайней мере, его можно было понять. А ещё, через день, выше упомянутый Ефим и как его только пропустили в зону отдыха столичной элиты, подошёл к Иосифу, отдыхающему на скамейке, в тени парковой аллеи и присев рядом с ним, незаметно, забрал плотно увязанный пакетик — гонорар за проделанную работу.
Глава 6
Настал день, когда молодой граф Мосальский-Вельяминов, вернулся в стены родной alma mater¹⁴. ((лат.) — неофициальное, произносится, когда хочется выразить уважение к стенам своего учебного заведения и его педагогам.) Именно так называл стены своего учебного заведения его предшественник, кстати, оканчивающий курс Павловского университета и проучившийся в нём за свой кошт. К счастью, его величественное строение, обнесённое высоким деревянным забором, было сразу узнано, благодаря памяти предшественника и не пришлось кружить по округе, как слепому. И не успел наш студент до него дойти, как был, окликнут отставным солдатом, занимающегося обходом территории и как раз вышедшего к единственным воротам:
— Ваше Сиятельство, неужто вылечились? — это был Герасим, добродушный, крепкий старичок, всегда благодушно относившийся к шалостям школяров во время весёлых вечеринок, за что, частенько получал грошики, и он помнил, что особенно щедрым из них, был именно этот юноша. — Вы как раз вовремя выздоровели.
— Это для чего вовремя?
— Не могу знать.
— Не томи, голубчик. Коль начал говорить, то не останавливайся на полуслове. Неужели меня уже отчислили по болезни?
— Нет, барин, не отчислили. Про такое никто не судачил.
Александр немного воспрянул духом. Быть отчисленным в конце учёбы, ему не хотелось больше всего, и, слава богу, этого не случилось.
— Так что же произошло?
— Не могу знать, но мне приказано, как вас увижу, доложить, что вас ждёт господин университетский инспектор. Он у себя.
— Спасибо, голубчик. Держи пятачок, после службы, выпьешь за моё здоровье.
— Благодарствую ...
Ещё несколько шагов по направлению к университету, вот остались позади ворота учебного заведения, широкая аллея. Которая вела молодого человека к парадной лестнице старинного здания, оставляя слева небольшие домики преподавательского состава. Казалось. Чего тут идти? Однако всё было не так просто, Александр, постепенно замедлял шаг. И дело было не в том, что после долгой гиподинамии, мышцы ног жаловались на усталость, это состояние Саша умел преодолевать, и делал это весьма успешно, причина крылась в другом. Юноша вспомнил, что за день до того как он здесь появился, его предшественник дрался на дуэли. Ссора произошла из-за пустячного спора — в шинельной. И как назло, из памяти выветрились как причина конфликта, так и образ соперника. Помнилось только то, как оружейный мастер затачивал его саблю и всё, далее ни-че-го. Но важным было не это. Возникла уверенность в том, что противник сильно пострадал. Бой чести не закончился мелкой царапиной, обычным исходом поединка, с последующим примирением, обниманием и дружеской попойкой. Смутно вспоминалось, что раненного увезли в городскую больницу. Только был ли он в сознании? Неизвестно.
"Боже, — думал Александр, непроизвольно замедляя шаг. — Неужели мой предшественник убил того несчастного. И инспектор ведёт по этому поводу дознание. А я, как назло, ничего об этом не знаю. Значит, мне достались не все знания предыдущего хозяина моего тела. Неизвестно, сколько "белых пятен‟ в познании этого мира я имею? И чем мне это грозит? ...‟
Вот, уже позади парадные ступени; лёгкий, прохладный полумрак коридора встретил юношу, облачённого в студенческую форму, а в памяти, ничего не "всплыло‟. После первого же шага, рука привычным движением сняла головной убор. Вокруг царила неестественная тишина, так как все учащиеся разъехались по домам, на каникулы. Даже общежитие стояло сиротливо опустевшим — те, кто не мог уехать, гуляли в парке или в городе. Так что, звук шагов, гулко разносится под высоким сводом коридора. Неспешный подъём на второй этаж и юноша растеряно замер, остановившись на последней ступени. Это произошло не от страха, всему виной был банальный склероз, Александр судорожно вспоминал, за какой из многочисленных дверей, находится нужный ему кабинет. Повезло. Вспомнил.
Преодолена неполная дюжина шагов, и нужная дверь достигнута. Молодой человек снова остановился, осмотрелся, расправил воображаемые складки на форме и уверенно постучался.
-Да, да, войдите! — Послышался хорошо поставленный, вызывающий у многих студентов оторопь бас инспектора.
— Разрешите, Феоктист Петрович.
— А это вы, Александр Юрьевич. Прошу, проходите, присаживайтесь.
Всё это было произнесено совершенно нейтральным тоном, да и жест, которым один из трёх хозяев кабинета указал на стул, был сух. Так что, было невозможно понять, что ожидает студента, только что, вошедшего во владения господина Мещерякова. Потянулась тяжёлая пауза, во время которой, инспектор неспешно убирал со стола одни папки с бумагами и достал другие.
— Ну-с, Александр Юрьевич, как ваше здоровье? — Также бесстрастно поинтересовался чиновник, и вновь, ни в голосе, ни в мимике, не отразилось никаких эмоций.
— Спасибо, Феоктист Петрович, уже намного лучше. Можно сказать, что я абсолютно здоров.
— Странная формулировка, но для юноши, весьма подходящая. Да-с. И как вы всё это объясните, как вы могли так поступить?
— Простите, я не понял сути вашего вопроса.
— Ах да. Извините. — Феоктист Петрович изобразил некое подобие смущения. — Меня интересует, почему вы пошли лечиться именно к этим шарлатанам, а не обратились к своему семейному доктору.
— Да так, — вполне натурально смутившись, так что щёки налились алым румянцем, ответил Александр, — мне их так настоятельно рекомендовали, говорили, что они настоящие кудесники.
— Да, тоже мне, кудесники. Ведь они, сударь, всю вашу жизнь перечеркнули — лишили прекрасной карьеры. Пока вы оправлялись от их "ле́карства‟, я несколько раз заходил к вам, разговаривал и с вашими слугами и врачом. Так он сказал, что ваши припадки, это на всю жизнь, от них, лекарства нет. Они могут и развиться как сейчас, так и через год, или даже два. А ведь у вас, с написанием вашей научной работы были все шансы пойти на службу в адмиралтейство. Вот так-с. А ныне, ничего не получится, там уже знают о вашей беде и, не дожидаясь вашего выздоровления, наняли какого-то немца. И ещё одна неприятность, вы опоздали со своей публичной защитой. Да-с ещё раз повторюсь — вы опоздали и о престижной службе, на ближайшее время можно забыть. Благо вы, Александр Юрьевич и без того представитель древнейшего рода. Вам нет нужды, во что бы то ни было, получать чин XII класса. ...
Молодой человек молчал. Он почти не слушал собеседника, настороженно ожидая, что вот сейчас, инспектор, резко прервёт свои "душевные‟ разглагольствования и неожиданно поинтересуется: "А почему вы, милостивый государь, своего собрата, зарубили? Что такого он вам сделал? Живо отвечайте!‟ — Стараясь скрыть своё беспокойство, Саша рассматривал стену со стендом, который был увешан фотокарточками всех студентов университета.
— Александр Юрьевич, вы меня не слышите? — рокот инспекторского баса, оторвал от беззаботного созерцания фото стены.
— Да. Прекрасно слышу.
— Тогда, будьте добры, поставьте свою собственноручную подпись здесь и здесь. Вот так. Вот это, значится вам. Здесь ваши документы, удостоверяющие, что отныне — вы действительный студент¹⁵. (Действительный студент. — По законодательству первой половины XIX в. — первая учёная степень, присваивалась оканчивающим курс университета. Автор, счёл возможным оставить эту учёную степень в этой реальности.) Не обессудьте, но с публичной защитой вы опоздали. Так уж получилось, что мы, выдаём ваш диплом вот так, но во время выпускных торжеств вы тяжело болели, и не смогли порадовать нас своим присутствием. Да и ваши родственники, тоже не смогли приехать. Ну, вот и всё.
Когда Александр выходил из кабинета инспектора, то тот как-то чересчур буднично сказал: "Александр Юрьевич, если вам интересно, пан Пржибыльский жив и здоров. Вы, во время того поединка, ему только кожу на голове подрезали, удар в скользь прошёл, отсюда и обилие пролитой им крови. Вот он несчастный и сомлел, от её обилия. Из-за этого, его и продержали в больнице несколько дней — наблюдали, не случилось ли с ним сотрясение мозга. А сейчас он, наверное, уже в Варшаве, уехал домой ваш благородный шляхтич. Вот теперь точно всё, всего вам доброго и храни вас господь‟.
Как там обычно пишут в книгах? Выпускник, навсегда покидающий своё учебное заведение, или борется с непослушными слезами, или, как минимум, испытывает лёгкую тоску по ушедшему времени. Наш герой ничего этого не испытывал. Неизвестно, что было тому причиной, однако воспоминания о студенческой жизни, воспринимались как какой-то документальный, не берущий за душу фильм, а не лучшая частица безмятежной юности. Никаких эмоций, кроме сильной усталости.
Несмотря на эту, физическую усталость, Александр шёл по городу бодро, вежливо раскланиваясь со знакомыми людьми. Всё получалось настолько непринуждённо, что он, даже умудрился ловко (если учесть что его руки были заняты) отдать честь генералу, повстречавшемуся на его пути. Произошло это, когда новоиспечённый действительный студент проходил мимо отеля "Мадам Адель‟, того самого, где квартировал некий североамериканский банкир, по фамилии Шимин. Но не об этом господине речь. Просто из ресторации выходил вышеупомянутый офицер, в сопровождении жены и юной дочери. Так что граф Мосальский-Вельяминов, рефлекторно став во фронт, лихо скинул со своих плеч шинель, еле удержав её и свои документы в руках¹⁶. (По правилам для студентов, честь членам царской фамилии и генералам отдавалась "особым образом‟: студент, как это полагалось и офицерам, становился во фронт и сбрасывал с плеч шинель.) Правила Петербургского университета первой половины XIX века. Этот маленький конфуз, вроде как никто не заметил: никто, кроме одной юной особы, сопровождавшей генерала. Она с озорной усмешкой, украдкой, посмотрела на "неловкого‟ студента, но быстро опомнилась, с некой опаской взглянула на величаво "плывущую‟ рядом с ней матушку, "натянула‟ на своё личико маску высокомерного безразличья и продолжила своё шествие до поджидающего их экипажа. Впрочем, граф на девицу не обиделся: он переключил своё внимание на неспешно шествующего навстречу франта, одетого в дорогое гражданское платье, с виду, возрастом около двадцати лет. Выглядел этот педант, до боли знакомым. И надо же, стервец, подгадал момент, когда молодая особа приподняла подол, чтоб поставить свою ножку на ступеньку кареты, плотоядно уставился на её щиколотки. Его счастье, что этого никто не заметил, или сделал вид, что не обратил внимание.
Стоило экипажу тронуться с места, как молодой человек, резко забыл о своём не очень пристойном развлечении и переключил своё внимание на Александра. На лице любителя созерцать дамские ножки, воцарилась дружеская улыбка и граф вспомнил: "Да это же князь Шуйский! — Балагур Сашка, тёзка и товарищ по учёбе‟.
— О, кого я вижу! — сдержано воскликнул князь по-французски, выговаривая слова хорошо поставленным прононсом. — Милый друг, вы ли это?
— Да князь, как не странно, но это, на самом деле я.
— Прелестно. Как ваше драгоценное здоровье, граф? — Вопрос прозвучал совершенно тихо, так как князь поравнялся с Александром, и по этикету, говорить о таких вещах громко, не полагалось.
— Благодарю, оно в полном порядке.
— О-у. Так это прекрасно.
После этих слов, молодой аристократ, доверительно коснулся локтя своего собеседника, и с видом, бывалого заговорщика, кивнул в сторону только что скрывшейся кареты.
— Видел друг, какое чудо нам удалось лицезреть? — тихо поинтересовался князь, — До и барон Бергендольф, весьма нетривиальная личность, хоть и немец. Но какова у него младшенькая дочурка, ух, и прелестница, вся в отца. Ух, хороша чертовка.
— А стоит ли так говорить о генеральской дочери?
— О красивых девушках, способных порадовать глаз истинного эстета? Стоит. Ещё как стоит.
— Нет, князь, пора взрослеть. Мы уже не школяры, и пора вести себя как полагает достойному мужу.
— О полно те. Тоже мне, муж нашёлся. Не припомнишь, с кем это мы ни так давно, на театральную площадь бегали? К началу спектакля. А? Кто больше всех восхищался зрелищем выходящих из экипажа дам? Всё. Молчу, иначе можем такое наговорить друг другу, что придётся стреляться. А сейчас извини, я спишу, меня, поди уже заждались. А если хочешь, пойдём вместе, весело проведём время. У нас тут что-то вроде прощального кнейп-абенда¹⁷ . (студенческая вечеринка с обильным возлиянием алкоголя, устраивалась корпорацией — братством.) намечается. Меня, на него, наши фуксы¹⁸ (Фукс. — Молодой студент, его наставляет старший товарищ — ольдерман.) пригласили. Пошли, посидим развлечёмся, напоследок, дадим школярам мудрые советы.
— Нет. Прости. Не могу. Мой доктор сказал: "Если не желаешь упустить шанс на полное излечение, воздержись от алкоголя, хотя бы на год‟. — Я решил воспользоваться его советом.
На самом деле, этих слов врач не говорил, просто Александру не хотелось идти в шумную компанию, особенно, раскуривать общую трубку с дешёвым табаком. А зная надоедливость своего тёзки, граф ничего другого не придумал. И надо же, отговорка подействовала.
— Как хочешь. Тогда, до завтра. И больше, никаких отговорок не принимаю. Завтра, встречаемся у меня дома, я устраиваю вечер чтения. Скажу тебе по секрету, мне на днях привезли новую книгу Огнеева. Так что, приходи, будут обсуждения новых трудов Викентия Семёновича. Обещаю, будет оче-ень ин-те-ре-сно. А из напитков, предлагаю оставить один лишь чай, ну может быть одну или парочку чашечек кофе и главное, это не помешает нам диспутировать.
Увидев как граф растерялся, Шуйский понял это по своему — мол, трудно другу ходить на такое большое расстояние, а экипаж, на время хворобы, у него могли забрать родители — лишнее искушение нарушить постельный режим. Вот и сказал: "Саша, ты ведь мне друг? Друг. Значит поступим так. Завтра за тобой заедет мой экипаж, я его посылаю за сёстрами Бутенко. Будь добр, поручись перед родителями за их безопасность. Одних, без провожатого, они моих кузин точно не отпустят. А я, буду занят приготовлениями к литературным посиделкам. Выручай‟.
Александр, выдержав для приличия небольшую паузу, согласился. Ему было неудобно признаваться, что он не помнит где стоит дом его друга, в котором он, по идее, часто бывал. Вот и обрадовался такому предложению.
Князь ушёл на кнейп-абенд, бороться с зелёным змием, выясняя кто из них сильнее. А граф, поспешил домой, нужно было успеть, хоть немного отдохнуть, так как ему, предстояло заняться уроками фехтования с учителем, две недели назад нанятым его любимым батюшкой. Старый граф решил, что после тяжкой болезни, эти занятия пойдут его младшему сыну только на пользу. С чем Александр не спорил, здесь, их желания полностью совпали. Тем более, эти тренировки пробуждали не только ослабшие без специфических нагрузок мышцы, но и утерянные боевые навыки. Заодно, звон стали воскрешал некоторые события, связанные с применением этого боевого искусства. Оказывается, его предшественник не был абсолютным маменькиным сынком. Да, по сравнению со своими сверстниками он был более мягок и покладист. Однако старался постоянно доказывать окружающим его друзьям, что он настоящий мужчина, который, как это положено, презирает страх. За что частенько страдал. Находились те, кто, заметив эту особенность Мосальского-Вельяминова, использовал это в своих интересах. Однако делалось такое редко, так как такие вещи были не в чести, можно было получить вызов на дуэль, за оскорбление первой степени, или попасть на суд эрен-рихтеров¹⁹. (Судья чести) И что из этого было хуже, лучше не выяснять.
