Том 4. Овцы на бойне

— Где епископ Уильямсон? — спросила Эшли.

— Не знаю, — ответил ближайший охранник.

Делать нечего. Эшли двинулась прочь.

"Кто знал, что охрана будет настолько некомпетентной?" — вздыхала она.

— Я хочу помочь вам! — возник снова фокусник. — Я жажду, буквально-таки... Аааа! Кровь! Господь небесный, здесь кровь!

Фокусник указывал на жезл Эшли. На гладком набалдашнике и вправду была кровь.

— Господь небесный! — повторил фокусник.

И, расталкивая гостей локтями, скрылся в толпе.

— Здесь в самом деле?.. — подошел к Эшли охранник.

— Да, — сказала она.

И, ударив жезлом понизу, сломала охраннику колено. Он закричал. Остальные поспешно вытащили оружие — пистолеты, раздвижные дубинки; кто-то достал даже автомат.

Эшли усмехнулась.

— В свободное время вы предаетесь греху, — сказала она охранникам. — Составляете гусеницу содомскую. Групповой гомосексуализм. Бог не одобряет подобного. Следуя его воле, я накажу вас.

По-прежнему играла музыка.

— Окружайте ее, — сказал один из охранников (судя по всему, командир) остальным. Эшли среагировала мгновенно. Разрывая дистанцию, одним прыжком она достигла командира; быстро, с оттягом хлестнула его жезлом. Командир упал, истекая кровью. Из живота его лезли скользские, упругие кишки.

— Нет! — закричал молодой охранник гомосексуального вида. — Нет! Ты убила его!

Он начал стрелять, не целясь и не стараясь даже попасть в Эшли; скорее, так он выплескивал свою бессильную ярость. Часть пуль задела других охранников — те, следуя приказу командира, успели уже сгрудиться вокруг Эшли; с жалобным криком упала, придерживая пробитую шею, одна из гостей.

Эшли раскручивала жезл, стараясь уклониться от всех выпущенных пуль. В тело ее, обычно нежное и слабое, вливалось все больше силы — то действовало божественное Правосудие.

— Ха! — сказала она, отмахиваясь жезлом.

Двое охранников, не успев увернуться, осели на колени.

Охранник гомосексуального вида продолжал стрелять, раня своих товарищей. По лицу его стекали слезы.

— Пристрелите, кто-нибудь, этого идиота! — взмолился охранник с розой в петлице. Его Эшли и убила следующим.

Тем не менее, к словам этим прислушались: сразу несколько стволов повернулись в сторону страдальца. Отброшенный выстрелами, он рухнул на танцплощадку.

— Стойте! Стойте! — раздался чей-то тонкий голос.

Из-за спин охранников показалась девочка в синем платье. Кудрявые волосы ее покачивались при каждом шаге. Девочка несла, прижимая к груди, скрипку с лаковой поверхностью.

— Стойте! — повторила она.

Эшли перехватила жезл у самого набалдашника.

— Ты из охраны епископа? — спросила она.

— Это так, — согласилась девочка. — Меня зовут Дейдри Кросс. Прошу, прекрати этот ужас. Уходи, и я не трону тебя. Пожалуйста.

— У меня задание, — угрюмо произнесла Эшли.

— Ну, как хочешь, — Дейдри вытащила смычок и приставила его к натянутым струнам.

— Это не я так хочу, — сказала Эшли. — Это задание, разве тебе непонятно?

И, резким движением обратив жезл в сеть, Эшли метнула его в сторону девочки. Сотнями крючков сеть зацепилась за скрипку — крепко, не оторвать. Эшли рванула на себя. Дейдри, вскрикнув, едва не упала. Скрипка вылетела из ее рук и, ударившись о палубу, разбилась.

— Вот и все, — сказала Эшли. И взглянула на Дейдри.

Девочка улыбалась.

Ее зубы были матово-белыми, как алебастр. Между верхними — небольшая щель.

— А вот и нет, — сказала Дейдри мстительно.

Жезл, до этого очень тяжелый, вдруг полегчал, словно сталь в нем заменили на алюминий. Эшли помахала им. Жезл, почти невесомый теперь, летал вверх-вниз, не сопротивляясь даже. Эшли почувствовала тошноту.

"Она отменила Правосудие!"

— Это моя способность, — сказала Дейдри. — Зря ты меня в расчет не приняла, дура взрослая. Я могу запретить какую-нибудь способность. Всего одну и на время, но и этого, как видишь, хватает.

Охранники взвели курки.

Эшли невольно попятилась.

— И скрипка здесь ни при чем! — торжествовала Дейдри. — Все почему-то думают, что скрипка связана с моей способностью, и ломают ее в первую очередь. Дураки! Так они мне выдают свой дар, и я его отменяю! Какая я все-таки умная!

Эшли, стиснув ткань на груди, спокойно улыбнулась. Затем сделала шаг и, резко развернувшись, выбросила жезл вперед. Охранник, которому набалдашник угодил в шею, застонал и опустился на палубу.

— Жаль, но мой дар не связан с физической силой, — сказала Эшли — Его нельзя отменить.

Никто, в том числе и Дейдри, не заметил: охранник не был травмирован. Эшли лишь оглушила его. Однако блеф сработал. Пока еще живые охранники переглянулись — и стали медленно отступать к кубрику.

— Трусы! — пискнула Дейдри.

Эшли схватила ее за воротник платья.

— Как тебе такое?

И, подтащив брыкавшуюся Дейдри к борту, Эшли выбросила ее в море. Мелькнули только ноги в синих туфельках. Дейдри скрылась среди волн.

"Забыла спросить, где епископ", — с досадой подумала Эшли.

Тут взгляд ее упал на маленькую шлюпку, подвешенную к борту яхты. Внутри сидел человек в сутане, и лихорадочно резал тросы. Эшли перевесилась через борт и закричала:

— Ваше Преосвященство!

Епископ съежился и начал резать быстрее. Наконец трос истончился и лопнул, остатки его, жужжа, размотались, и шлюпка плюхнулась в воду. Включив мотор, Уильямсон начал разворачивать шлюпку к берегу.

— Сбежал, — Эшли была удивлена.

Она обратила жезл в сеть и бросила, не надеясь особо на успех.

Сеть уцепилась за мотор.

— Есть! — сказала Эшли с оптимизмом. И, взобравшись с ногами на борт, прыгнула в воду.

— Вон! Вон! — закричал епископ.

В воде Эшли промерзла в одно мгновение — впрочем, и его хватило, чтобы достичь шлюпки. Вся мокрая, Эшли влезла внутрь. Епископ, выкрикивая что-то воинственное, толкнул ее в грудь. В ответ Эшли ударила его резко потяжелевшим жезлом. Похоже, ей удалось покинуть зону, в которой действовал запрет Дейдри.

Шлюпку вело в сторону. Эшли отключила мотор и повернулась к епископу, который немедленно осенил ее крестным знамением.

— Будь ты проклята, убийца!

— Если не заткнешься, я тебе этот крест вобью в глаз, — сообщила Эшли.

Ричард Уильямсон оказался изможденным человеком с венчиком седых волос и мощными, как у обезьяны, набровными дугами. Лиловые глаза неприятно блестели.

— Это вы мучили девицу Фредерику! — сказал он внезапно.

— Такого не было, — возразила Эшли.

— Кому вы служите? Джеремии Кавендишу? — епископ сорвал с себя крест и выбросил в воду. — Ему мой крест не достанется. Я ведь знал. Я всё знал! Она меня предупреждала, что и за мной придут!

Эшли развела руками в стороны.

Пора перейти к делу.

— Зачем вы встречались с Кримсоном? — спросила она.

Епископ поднял брови.

— Я с ним не встречался!!

— Да? — только и нашла, что ответить, Эшли.

— Я узнал, что Кавендиш готовит заговор против матери нашей Церкви. Разве стал бы я обращаться к Кримсону? Только в последнюю очередь!

— Заговор?

— Не знала? Кавендиш ересиарх! Он такой же, как Курумару Тацуо! Он хочет убить меня! А за что? Да потому я, дурак эдакий, защищал от него девицу Фредерику, — епископ затрясся. — Кавендиш хочет сделать из нее Деву Мира!

— Такое невозможно.

— Нет, возможно! — голос епископа стал тонким.

Он нервничал.

— Девица Фредерика давно уже... То есть... У Кавендиша, — нашелся Уильямсон, — есть чем ее шантажировать. Он требовал от нее подчинения. Влиял с ее помощью на Папу. Фредерика была его инструментом! А потом у нее отказали нервы, она сбежала на край света — и даже там он ухитрился достать ее! Она плакала, когда говорила со мной по телефону. Плакала! Она не может больше так жить. Ее сознательно сводят с ума! Кавендиш... Он ведь замыслил злое против матери нашей Церкви, ты должна понять. Да для него Кримсон — лучший союзник! Он и вправду...

Тут Эшли надоело выслушивать ересь. Развернув жезл острым концом, она ткнула епископа в грудь. Уильямсон поперхнулся кровью, пробормотал что-то невнятное и тяжело осел вперед.

Его тело, мягкое, теплое, Эшли столкнула за борт. Плеснув водой, епископ стал погружаться в море.

Раздался второй всплеск.

Тихий, беззвучный — но Эшли поняла: кто-то здесь, рядом, он прячется в воде и держится за лодку. Эшли склонилась над поверхностью воды.

— Эй, где ты?

Поняв, что скрываться бесполезно, Дейдри Кросс отцепилась от лодки и нырнула на глубину. Эшли помахала немного сетью, без особого энтузиазма, затем отложила ее в сторону. Искать Дейдри сейчас не было сил и желания.

Епископ Уильямсон мертв. Можно вернуться в Вестминстер.

Его Высокопреосвященство выслушал доклад Эшли с невозмутимым видом, и не удивился даже, узнав про собственное коварное намерение сделать из Фредерики Ланге Деву Мира, лишь покивал головой. Спросил:

— Ты узнала, что именно Уильямсон отправил по почте?

Эшли обмерла.

— Я забыла, — сказала она жалобно.

— Плохо. Но в остальном ты поступила правильно. Иди. Можешь отдыхать в течение недели. Сейчас ты мне не понадобишься.

— Вы не хотите?.. — спросила Эшли робко.

— Сейчас — нет.

Архиепископ отвернулся к окну.

Эшли собралась уже уходить, когда он произнес:

— Погоди.

— Да, Ваше Высокопреосвященство?

— Ты когда-нибудь смотрела в небо? — архиепископ выглядел отрешенным.

— Конечно, — Эшли не понимала, к чему этот разговор.

— Вы видела, как в нем дыра? Огромная. Прореха в стеклянном куполе, — архиепископ вздохнул. — Она появилась совсем недавно, но с каждым Божьим днем все ширится и ширится. Однажды купол рухнет. А существа с той стороны уже появляются здесь.

— Ваше Высокопреосвящество? — смущенно произнесла Эшли.

Поведение Кавендиша пугало ее.

— Для нашего косного мира они слишком чисты, — произнес архиепископ. — Они умирают, вдыхая воздух, зараженный нашим дыханием. И это славно. Люди и ... те, остальные, должны жить раздельно. Я говорил Фредерике, что невозможно для человека постичь суть того, кто жил в Саду Эдемском. Но она все упрямилась.

— Я не понимаю, — жалобно произнесла Эшли.

— Фредерика Ланге скоро умрет, — архиепископ помрачнел и отвернулся от окна. — И в этом нет моей вины. Иди, Эшли. Отдыхай.

Она склонилась в поклоне.

— А можно, я сегодня навещу... ее? — решилась она.

— Поступай, как знаешь.

Скрывая лицо под капюшоном, Эшли спустилась по пологим коридорам Вестминстера к подвалу. Отыскала нужную дверь, сунула в щель ключ, провернула; двигалась тихо, стараясь не разбудить ее. Глаза привыкали к слабому, рассеянному свету — единственным источником которого была маломощная галогеновая лампа. Эшли подошла к стене, коснулась ее рукой. В средние века самых опасных преступников муровали заживо, в таких вот стенах. Эшли провела пальцем по кирпичу.

По влажной поверхности бегали мокрицы. Эшли не стала их пугать.

— Франческа, — сказала она тихо. — Потерпи. Скоро все закончится.

И, поняв, что лукавит, добавила:

— Я приложу к этому все усилия.

Еще с ночи шел слабый дождь. Капли — легкие, почти невесомые, диаметром не более пол-миллиметра. Они не падали, а как будто парили в воздухе. Мелко подрагивали нежно-серые облака; ветер неуклонно тянул их куда-то на запад. Туман слоями накручивался на шпиль Токийской башни. Далекие здания тонули во мгле, близкие теряли объем, лишались веса, превращаясь в пустые, чуть подмокшие декорации. Тихо шумели машины.

Было утро.

В дверь к Ацумори Аяо постучалась девушка в костюме кролика. Просторный костюм висел мешком, полностью скрадывая фигуру. Длинные ушки переламывались посередине и падали ей на лицо. В одной руке девушка держала школьный портфель.

— Аяо-кун! Просыпайся! — крикнула она.

И снова постучалась.

Лицо у девушки было округлое, с чуть припухшими губами и вздернутым носом.

— Аяо-кун!

Дверь открылась. Из квартиры выглянул Ацумори Аяо — как всегда, не особо приветливый. Без всякого выражения он осмотрел девушку и произнес:

— Привет, Май-чан.

— Аяо-кун, — протянула она укоризненно и показала на свои часы. — Мы так скоро опоздаем в школу!

— Нога больше не болит? — спросил Аяо. — Ты можешь ходить?

— Да, да! — Май упруго взметнулась в воздух.

Как кролик, она запрыгала по лестничной площадке. Ушки всякий раз хлопали ее по лбу. Школьный портфель щелкал застежкой.

— Мейде плохо, — сказал Аяо.

Май перестала прыгать. На лице ее появилось беспокойство.

— Что с ней?

К Мейде она испытывала исключительно добрые чувства. Да и Мейда любила ее — столь же сильно, как и ненавидела Аяме. Аяо не мог понять, почему: для него и Май, и нэ-сан были равны и равнозначны.

Стояли на одной ступеньке.

— Так что с Мейдой? — не отставала Май.

— Я поранил ее.

— А-а, случайно? — догадалась Май.

— С умыслом.

Май дернула себя за ушки и улыбнулась — просительно, будто извиняясь за назойливость.

— Понятно. Но она ведь хорошая, Мейда-чан. Она провинилась, да? Что-то не так сделала?

— Нет. Так было нужно.

— Все равно не понимаю... — протянула Май.

Аяо задумался.

— Подожди немного.

Вскоре он вернулся, полностью одетый (брюки-дудочки, белая рубашка — школьная форма Шико) и с портфелем в правой руке.

— Я сменил ей бинты. Пойдем.

— Аяо-кун! — возмутилась Май, пока еще с улыбкой.

— Ты что, хочешь, чтобы я с ней сидел и выслушивал все жалобы? Мне нужно в школу.

Май перестала улыбаться.

— Аяо-кун.

Отодвинув его, Май вошла в квартиру. В лицо ей ударил электрический свет. Лампу Аяо не выключал еще с ночи. Стараясь ни на что не наступать, Май зашла в комнату. Там, на растрепанной постели, лежала Мейда. Жалкая, больная на вид, она скорчилась в самом углу, плечи ее сгорбились под одеялом. Одну руку Мейда держала между ног, вторую, плохо перебинтованную — положила на подушку, рядом с лицом. На лбу ее каплями собирался пот. Заметив Май, Мейда слабо шевельнулась.

— Хорошо, нэ-сан вчера не было, — сказал Аяо, входя следом. — Иначе б такой шум поднялся...

Май села на кровать.

— Эй, — позвала она.

— Май-чан, ты... — прошептала Мейда.

— Да, — нежно сказала Май. — Сейчас я... Дай мне посмотреть. Так не больно? Рука порезана. Ну, раны не сильно страшные, заживут быстро. Пальцами двигать можешь?

— Могу.

— Да уж, — Май повысила голос. — Аяо-кун!

Аяо приблизился.

— Ты раны обработал? Эксол, эксадол, что-нибудь такое ей давал? — спросила Май.

— Нет.

— Ну и почему, спрашивается?

— Не хотел, — сказал Аяо.

— Это еще почему? — рассердилась Май. — Ты вообще чем думаешь, Аяо-кун? Ты зачем бил ее? Ты не думал, что близким людям нельзя причинять боль, что это как-то нехорошо?

Аяо промедлил с ответом.

— Странный ты, — сказала Май.

— Я бил тебя, — нашелся с ответом Аяо.

Май смутилась.

— Так ради пользы же! Я совершила глупость, и была наказана. А Мейду за что?