Вопреки. Хроники Империи. Мир. (часть 1)

Она желала видеть во всех сферах, таких людей как Отто Эренвер, отец Урбан, метр Фонтеро, и даже Ивейн, — который великолепно разбирается в своем деле, хотя никаких университетов не заканчивал...

Каждый из них идеально вписывался на свое место: место ли меняло их, либо они достигли именно его благодаря изначально присущим качествам, но каждый, руководствуясь своими индивидуальными целями и побуждениями, действовал максимально эффективно.

Наверняка в Империи найдется больше, чем четверо подобных людей, и она ломала голову над тем, как их выявить и привлечь на свою сторону.

Как уже было сказано, предложение лицензий было почти шуткой, но Ивейн подошел к ней со всей скрупулезностью. Лицензии должен кто-то выдавать: пожалуйте, квалификационные комиссии и основания выдачи. Лицензии это право, а право может быть прекращено — основания... Всякое право и обязанность, должны подкрепляться аппаратом принуждения, который обеспечивает сохранность одних и исполнение других — значит, нарушение лицензионного режима должно предусматривать соответствующие наказание.

Представленная секретарем схема была настолько удачна, что господин канцлер пришел в полный восторг и впервые признал, что из маленькой королевы выйдет толк. Введение лицензий, которые к налогам не относились и основной массе населения были по боку, означало громадную единовременную прибыль казне при минимальных затратах. И это цунами обещало обернуться полноводной речкой — лицензии касались самых востребованных сфер, их выдача, их восстановление давало уже постоянную статью доходов, а возможные штрафы!..

Господин канцлер смотрел на свою королеву с умилением, на время забыв о всех конфликтах.

Отец Урбан, в свою очередь не стал давить, добиваясь невозможного. Лишь обратил внимание на безусловно необходимый высокий моральный облик всех лиц указанных профессий. Он действовал умело, заронив в уме королевы зерно сомнений, обещавшее дать богатые всходы.

Итак, лицензии были введены в экстремально краткие сроки.

...Стоя рядом с креслом, Ивейн краем глаза видел, как она наблюдает за спором отца-экзекутора и канцлера Эренвера о лицензиях.

'Да она забавляется!', — подумал он и в тот же момент поймал пристальный взгляд Королевы.

Четкая бровь медленно поползла вверх.

Ивейн почтительно, — но не слишком низко — склонил голову, продолжая смотреть ей в глаза. Королева слегка улыбнулась и отвела взгляд.

Впервые пойманный прямой взгляд секретаря, Альберту заинтересовал и заинтриговал. Было в нем что-то такое, чего быть вроде бы не должно.

Этот человек был слишком близок к ней, а потому в нем следовало разобраться. И Альберта решила застать его врасплох, явившись туда, куда никогда не заходила.

Дав знак, что бы о ее приходе не предупреждали, она тихонько проскользнула в дверь, отведенного секретарю помещения, и увидела, что оно разительно переменилось.

Самого хозяина кабинета, являвшего собой пример образцового, сражающего наповал порядка и стерильной чистоты, Альберта обнаружила не сразу. Только заметив приоткрытую маленькую боковую дверцу, которая вела в небольшое, вытребованное у нового управляющего де Ливена помещение.

— Ивейн?

Стоя на самом верху лестницы, Ивейн едва не уронил подшивку.

Королева медленно огляделась. Ряды высящихся до потолка полок, заставленных гроссбухами, журналами, больше напоминавшими фолианты трехсотлетней давности, папки, педантично подписанные ящички...

— Архив, — констатировала она.

Ежедневно через его руки проходили сотни жалоб, прошений, кляуз, отчетов и многого другого. Все, на что самой Альберте порой не хватало терпения. В этих бумагах хранились имена, титулы, звания, сведения об имуществе, сделках, спорах, сведения о состоянии провинций...

Тем более, что велось это явно не несколько месяцев и началось еще во время его работы у канцлера.

Альберта снова взглянула на него:

— А ты честолюбив!

Ивейн спустился вниз и застыл, спокойно без дерзости глядя Королеве в глаза.

— Разве это дурно?

— Отчего же! Если ты не вздумаешь предать меня!

— Что мне это даст? — внешне безразлично возразил он.

— Кто знает, — пожала плечами Королева.

Ивейн ощутил уже знакомую лихорадочную решимость. Все звуки вокруг умерли. Реальность составляли он сам и серый испытующий взгляд напротив.

— Это было бы глупо с моей стороны. Я потерял бы все, чего достиг. Не выгодный расчет!

'Не выгодный', — согласились серые холодные глаза, — 'Чего ты хочешь, Ивейн?'

'Чего?... Забыть! Забыть навсегда. Комнатушку прачки, в которой он родился... Вонь и духоту дворцовой кухни... Гудящие от усталости ноги и сводящий от голода желудок... Грубый выговор людской... Все то, что он постепенно и старательно изживал в себе. И это право — забыть, оставить в прошлом навсегда, — он выгрызет зубами...'

'Я подумаю о тебе!'

— Что ж, тогда найди мне... — начала Королева.

Ивейн родился во дворце, но только в той его части, в которой короли никогда не бывают. И службу свою начал во дворце — на кухне. Ему повезло только в том, что он всегда был ярким, красивым ребенком, видимо взяв лучшее и от матери и от неизвестного отца. В остальном — своему возвышению он был обязан только себе самому.

Помаячив несколько раз на глазах эксцентричной дамочки, одно время бывшей в фаворе, он поднялся до передних и коридоров — хорошенькие мордашки единственное, что требовалось от пажей. Это был первый урок, и в дальнейшем Ивейн уже не стеснялся ею пользоваться для достижения целей.

Но быть частью украшенного убранства — слишком малое и слишком шаткое достижение. Ивейн к тому же был достаточно разумным и достаточно способным.

Читать и писать он выучился сам между шлейфом и болонкой на любовных записочках, и останавливаться на этом не собирался.

Прислуга, особенно дворцовая, которую рассматривают обычно как часть роскошной обстановки, всегда лучше любого предсказателя знает, кто поднимается вверх, а кто скоро утратит влияние. Ивейн тоже постарался заранее. Падение фаворитки, война — Ивейн носился мальчиком на побегушках среди секретарей и помощников господина канцлера, охотно берясь за любое поручение. Чаще всего, за переписку бумаг, — это позволяло заработать лишнюю монету, и учиться делопроизводству.

Способного юношу, который к тому же не испытывал угрызений совести, выполняя щекотливые поручения и держал язык за зубами, заметили и не брезговали использовать. Он был на примете у самого канцлера, а вот теперь вернулся во дворец уже в совершенно ином статусе — секретаря самой королевы.

Королева была его шансом!

Ей, как никому, были нужны люди, обязанные и преданные лично ей и никому больше. А ему нужно было... О, он хотел многого! Так почему бы не стать тем, кем она хочет?! Стать для нее незаменимым...

Кажется, Ее величество тоже была не против перспективы держать у себя в помощниках безродного, но исключительно честолюбивого и целеустремленного выскочку.

* * *

Формально членами Имперского Парламента являлись старшие отпрыски знатных родов, всех четырех провинций, имевшие титул не ниже графа. Он вырос из старинной теравийской хартии, вынужденно подписанной одним из предков нынешней династии, и порой доставлял герцогам порядочную головную боль.

Включение в Парламент всего высшего дворянства объединенной Империи при Фредерике и Изабелле декларировало принципы единства и равноправия независимо от национальной принадлежности, как бы ретушировало поражение и скрашивало утрату территориальной самостоятельности.

На деле в Парламенте редко когда набиралось больше трети всех членов, и лишь единицы всерьез занимались этой деятельностью, стремясь обеспечить свои интересы, и продвинуть выгодные для них идеи.

Практически все арестованные в знаменательный день, кроме претендовавших на регентство и самых активных, уже были выпущены на свободу с чем-то вроде напутствия 'не шалить больше'. Господа аристократы в большинстве своем затаились, но не смирились с таким возмутительным произволом.

К тому же, только Парламенту были подсудны дворяне. Только Парламент мог разбирать их споры и тяжбы, а его решения впоследствии утверждались королем. Страшным унижением стало то, что отныне будь ты хоть граф, хоть князь, хоть герцог, — те, кто привыкли сами вершить суд и в Парламенте, и на своих землях, — в этом важном вопросе имеют привилегий не больше, чем какой-нибудь сапожник или торговка зеленью. Что они обязаны подчиняться не монаршей воле, пусть даже ее проводником является молоденькая девушка, а вердикту презренного крючкотвора, вся заслуга которого только в том, что он чувствует себя в нагромождении норм, как рыба в воде.

Судебных приставов вышвыривали из замков, спускали собак. Граф Арунген прилюдно огрел судью арапником, а на севере Теравии были забиты двое членов магистрата, явившиеся наблюдать за определением границ между двумя имениями, при чем оба спорщика участвовали в процессе с полным согласием и равным энтузиазмом.

Однако Ее Величество упорно не желала вникать ни в какие тонкости, и в этом вопросе не собиралась слушать ничьих советов.

Настойчивость канцлера привела только к тому, что провинившиеся лишились своих титулов персонально, без всякого суда. А заодно и спорных имений.

За неимением закона, который ее устраивал, королева полностью игнорировала тот, что ей не нравился.

Королева ненавидела аристократов, когда-то третировавших ее, те — потихоньку стали отвечать ей тем же.

Они имели наглость протестовать, они имели наглость не соглашаться: для Альберты это было как красный плащ матадора для быка.

Она ответила разрешением производить в офицерское звание простолюдинов и сделала патент бесплатным.

Не то что бы у нее имелся продуманный систематический план реформ. Все они носили спонтанный характер и были направлены только на одно — стереть всякое воспоминание о дворянских привилегиях.

При любом намеке на неподчинение, королева впадала в наследственное состояние экстатической ярости. Старый маршал Рерси дрожал наверное впервые со времени своего первого боя, пытаясь объяснить каким образом у него полковником является вот уже три года 14 мальчик, ни разу не появлявшийся в гарнизоне.

Справедливо полагая, что большинство младших офицеров и офицеров среднего звена на ее стороне, она не особо церемонилась с протестующим командным составом.

Объяснения Эренвера к чему это может привести, только вскрыли целый пласт процветавших злоупотреблений, отдуваться за которые приходилось именно тем, кто искренне ей присягал и, как она себя убедила, видели в королеве свою опору. Поручив Ивейну затребовать послужные списки и проштудировав их, Альберта пришла к неутешительному выводу.

В общем, Ее Величество вела ежедневную войну, вместо балов и празднеств. Настроения это не улучшало.

С тоской глядя как ловкие руки секретаря с виртуозной сноровкой раскладывают перед ней очередную порцию мигрени, Альберта вдруг испытала к нему приступ ничем не замутненной признательности.

Да, он хотел получить свою выгоду, но разве он не заслужил награды?

Она уже вполне созрела для того, что бы осознать третий урок: длань карающая, должна подкрепляться дланью награждающей.

И потом — это тоже был вызов, способ продемонстрировать свою безграничную волю.

— Ивейн, готовьте постановление, — Королева даже не взглянула на лежащие перед ней приговора Святого Трибунала, подписывая их одним махом.

Секретарь молчал, убирая ненужные ей бумаги. В записях он не нуждался, — тренированная память сохраняла все необходимое, и еще ни разу Королева не выразила своего недовольства его работой.

— Реквизированное именье Лейденвер следует передать во владение и наследуемое пользование... ну и дальше сам знаешь...

— Кому? — был вынужден спросить Ивейн, так как Королева не назвала имени.

— Оставь место. Я сама впишу. Сделай побыстрее.

Ивейн ответил деловитой улыбке Альберты таким же строгим кивком.

— Будет исполнено.

Когда Королева отложила в сторону заготовленный лист эдикта, Ивейн не то что бы удивился, но был заинтригован. Однако, когда через некоторое время она сама вышла из кабинета возвращая ему уже подписанное распоряжение, его ожидал настоящий сюрприз.

Только занося данные в свою картотеку, он спохватился, что вписывает свое собственное имя.

Лейденвер!

Одно из самых богатых имений рядом со столицей...

Ивейн снова и снова перечитывал постановление, как будто не сам он его составлял. Имение Лейденвер...

Более чем он мог ожидать! И так скоро! Года не прошло...

Он был больше испуган, чем обрадован, — легкостью с которой королева его разгадала и превратила из человека, вынужденного денно и нощно заботится о хлебе насущном, в того, кто мог позволить себе располагать собой по своей прихоти.

Как же! Прихоть! Все твои прихоти по-прежнему у нее в кулаке!

И все же — еще один шаг к мечте... и какой шаг! В двадцать лет стать одним из богатейших людей Империи!

Третий урок дополнился четвертым: власть суть милость при возможности ее отнять.

'Теперь, ты — мой!' — говорили глаза Королевы.

'Разумеется!' — отвечало его честолюбие.

Меньше чем через пол года Королева жаловала ему баронский титул с правом наследования. Имение Лейденвер отныне обременялось майоратом, как и всякое дворянское гнездо.

Альберта, хотя и имела склонность к самоанализу, пропустила момент, когда желание не только выжить, но и приобрести самостоятельность, переросло в нечто иное. Просто 'Я желаю' звучало теперь как само собой разумеющееся и так, что в его немедленном исполнении сомневаться не приходилось. Доносы о заседаниях 'Друзей справедливости' вызывали уже только досаду. Она без тени волнения читала протоколы допросов, спокойно беседовала с отцом Урбаном о расследовании, недрогнувшей рукой утверждая вердикты Священного Трибунала.

Альберта сочла нужным лично побеседовать с метром Стайном относительно возможного применения чар. Разговор, полный намеков и недомолвок привел бы в восторг любого софиста, оба расстались, улыбаясь друг другу с твердой уверенностью, что они смертельные враги.

Королева пришла к выводу, что магия вещь сомнительная, ненадежная. Магов единицы, и сферы практического применения их способностей не слишком-то ясны. Зато священники есть в каждой деревне, и если господа школяры еще изволят сомневаться в силе Господней, как и вообще в Его существовании, то простой народ нуждается в пастырях. Разбрасываться таким союзником ради призрачной выгоды — крайне неразумно!

И под эти настроения попало пылкое послание герцога Эдуарда Геллера, правителя граничившего с Империей княжества Биргит. Именно с ним шли переговоры о замужестве тогда еще принцессы, и сейчас он намекал, что неплохо бы выполнить договор.

— Каков наглец! — засмеялась королева, даже не дочитав письмо и отбрасывая его.

Ивейн сразу же поднял ни в чем не повинный листок с пола.

— Я не собираюсь выходить замуж ни за него, ни за кого бы то ни было другого!