Хеймскрингла(черновик)

Пока Треда искал потерянный смысл, Трехугольник довел его до дверей апартаментов начальника базы.

Мадо Ружич сидела за столом на своем, привычном ей, начальственном месте. Мадам начальник что-то обдумывала, подперев одной рукой подбородок и пальцами другой барабаня по пластиковому столу. Шелковистый серый комбинезон, надетый наспех, ночью, под вопли сумасшедшего Радина, тем не менее прекрасно смотрелся на ней. Как истая леди, даже не имея на то времени, Мадо сумела привести себя в порядок, но глаза все равно выдавали ее. Невыспавшиеся, покрасневшие и слегка подпухшие.

Едва Треда и Трехугольник протиснулись в дверь, Мадо поднялась им навстречу.

— Ну, хоть вас дождалась. Так, голубчики...— начала она фразу, но тут же, с подозрением осмотрев обоих, с вопросом закончила ее -... или голубцы?

— Да, ты что, Мадо,— возмутился Трехугольник,— как можно такое.

— Можно и не такое еще,— произнесла начальник лагеря, — не все же вам издеваться над бедной женщиной. Бабах, останешься на связи,— сразу перешла она к делу.

Трехугольник вздохнул, с начальством не поспоришь.

-Треда, — Треда, после вопроса Мадо, все решал для себя — похож он на "голубого" или нет и потому пребывал в некоторой задумчивости,— Треда, пожалуйста, сходи к Руне Надс. Она тоже не откликается на вызовы. А я,— раздавала указания Мадо — к Радину, в лабораторию, посмотреть на его сумасшедших. И еще, вот, что,— сказала Мадо, — Бабах, тревогу я не поднимала, остальное ты в курсе. Мне звонить не надо. Если что, ориентируйся по обстоятельствам.

Не успела за Мадо и Тредой закрыться дверь, как в административное помещение, один за одним, ворвались Хиз Брудо, Лидо Девина, кудрявый химик и Куниклада.

— Бабах,— с порога начал Хиз Брудо,— с горечью в сердце наблюдаю, как мимо меня проноситься начальник лагеря. Бабах,— собрался было Хиз продолжить свои излияния, но его перебила Лидо Девина. — Что случилось, Бабах?— решительно поинтересовалась она у чиновника. — В чем дело? Куда это рванули Мадо и Треда? Даже объяснить ничего не пожелали, сослались полностью на тебя.

Трехугольник глянул в защищенное колпаком окно.

Камнепад прекратился, но небо было закрыто сплошной серой пеленой.

— Да, — оторвавшись от окна, произнес чиновник,— я объясню все ...

Профессора, памятуя о том, что в ногах правды нет, как нет ее и выше, стали активно устраиваться на стульях и двигаться ближе к столу. В дверях показались еще двое. Треда и бледная, как снег в местных горах, Руна Надс. Генетик поддержал Руну и помог ей сесть на стул.

— ... но попозже,— немного спустя, завершил свою фразу администратор, продолжая смотреть в окно.

Сфера спутниковой связи осветилась ярко-желтым цветом и Трехугольник, молниеносно протянув руку, отключил микрофон, тем самым лишив присутствующих прелести вкусить все звуки сортира, сопровождающие посетителей онного общественного заведения. Выждав минуту, Трехугольник снова включил громкость.

— База, база — гремел усиленный динамиком голос со спутника,— черт побери, вы слышите или нет, спутник 3 на связи. Спутник 2 обнаружил маячок Лувэна в море Гуда, к югу от базы, примерно, километрах в 8 от берега. Он на шлюпе, на вызовы не отвечает, связь блокирована.

— Тэ-э-экс,— протянул Высоколобый, постукивая ручкой по столу.— Это уже кое-что объясняет.

— Еще один сигнал фиксируется в горах, неподалеку от вас,— продолжил голос, — но он не совсем ясен.

— Это Хьюк, — тихо сказал Треда.

— Ага, — неизвестно для чего, опять произнес Хиз Брудо.

Все присутствующие немедленно полезли за карманными компьютерами. На электронных табло засветились карты местности и колеблющаяся точка на них, чуть севернее базы.

— Более точное расположение смотрите на карте,— запоздало добавил голос со спутника.

— Это в километрах 3 от нас,— произнес Рудах, тот самый кудрявый профессор химии.

— Да, да,— согласился Трехугольник, даже не пытаясь сам достать компьютер и посмотреть где это. Администратор наблюдал за Руной.

Полушарие спутниковой связи начало тускнеть, медленно угасая.

— Что-то с ней не так,— думал Трехугольник, крутя в башке одну большую, здоровенную мысль, гоняющую по кругу все остальные, более мелкие мысли.

А Мадо все не было.

Глава 3

Утро, в который раз не задалось. С ночи, когда Лувэн взял глейдер со щлюпом и проплыл мимо бойко дрыхнувшего Шаула, он медленно дрейфовал по морю. Спустив шлюп на воду и поставив силовую защиту, так, что брызги даже маленького дождя летели во все стороны от синеватого защитного поля, геолог отошел подальше от берега, застопорил генератор и пустил шлюп в свободное плавание, по воле волн. Единственное, что неприятно беспокоило Лувэну, это наползающая с севера на небо блекло-серая полоса, как раз с той стороны, где находилась база. Единение неба и моря, сплошная круговерть воды, способная возникнуть при сильном ветре, сопровождающимся льющим, как из ведра, дождем, надо думать, могли спровоцировать кое-что похуже рядового шторма. Например, смерч и тогда кто его знает, во что все это выльется. Пока что, обитатели лагеря и рабочие горнорудных компаний, изредка пользующиеся шлюпами, счастливо избегали таких катаклизмов природы.

Метереологические сводки, снятые, посредством компьютера шлюпа, со спутника, понятно, возможность смерча напрочь не отрицали...

Ночью Лувэн так и не дошел до своего домика. Он вышел из ангара, сделал пару шагов и... и покинул базу. Где он оказался, геолог не знал. Рядом и со всех сторон было море. Лувен стоял на черном скалистом клочке земли, низко над горизонтом висело ненормально большое солнце, а вокруг дымились сотни вулканов и геолог говорил с одним из них, говорил с вулканом. Вулкан был стар, хотя мир вокруг него был молод, очень молод. Вулкан рассказывал историю своей жизни, он говорил о временах, когда на планете безраздельно царствовали одни вулканы. Их были сотни, тысячи, сотни тысяч. Вулкан называл это своим миром, миром вулканов. В те времена небо вокруг него было другое, оно постоянно озарялось бесчисленными вспышками юных, только народившихся вулканов, огнями и извержениями лавы его соседей. Вулкан рассказывал о своем детстве, о своей юности. Он говорил о своих друзьях, о том, что, порой, даже маленький народец — саламандры, рожденные в огне саламандры, не выдерживали жара его соседей и по ночам бежали на вершины спящих его собратьев и там охлаждались. Задрав мордочки вверх, к плывущим в ночном небе звездам, саламандры застывали без движения, медленно-медленно исходя паром. Поколения вулканов жили на планете, чередовались друг за другом. Поколения вулканов сверкали, гудели, искрились, удовлетворяли жажду жизни, испытывали ее, насыщались ей.

А потом все кончилось. Время вулканов прошло и море стало заливать их. Вулканы стали гаснуть, планета, на которой они появились, чуть-чуть постарела. Их оставалось еще много, но с каждым столетием становилось все меньше и меньше. Их друзья саламандры уходили вглубь планеты, в подземные царства, где еще сохранялся первоначальный, первозданный жар ...

Очнулся Лувен на том же месте, в двух шагах от ангара, из которого он вышел. Везде, за всеми зданиями на базе, как и положено, переступала с ноги на ногу ровная, мягкая тишина. Он отсутствовал, как предполагал, как случалось раньше — максимум минуту, может 2, но увидев часы, понял — его не было полтора часа. Время начало течь иначе, оно стало удлиняться. Геолог испугался, может быть, первый раз в жизни. Чужой мир властно предъявил на него права. Страх, что в следующий раз его жизнь в ином мире может оказаться бесконечной, стал вполне реален. Что будет тогда с ним в этом мире? Его тело будет лежать в коме, спать летаргическим и вечным сном или просто-напросто исчезнет? Лувена не хотел этого, его пугала возможность стать обузой, беспомощной и бесполезной.

Привыкнув побеждать, "давить" оппонентов, навязывать им свою волю, геолог решил и теперь опередить судьбу — самому спровоцировать "иновременье" и найти место, где, случись что, никто не сможет ему помочь и никому уже, он сам, не успеет стать обузой. Таким идеальным местом было море. Ждать очередного приступа чужого времени не имело смысла. Предупреждать начальника базы о своих действиях тоже — единственное, что сделает Мадо, попытается его остановить.

Лувен бросился к домику, вскочил в него, даже не прикрыв двери, и быстро принялся сваливать все, что в комнате было, на стол, отбирая из кучи то, что могло пригодиться в море. Запихнув все в мешок, геолог рванулся в ангару. Его охватила горячка. Он желал встретиться с необычным. Немедленно. Один на один, без всяких свидетелей. И выход найти, выход из положения в которое попал, хотя бы для самого себя. Уже там, в небе Кастилии — и землю-то ту, над которой он летел в хрупком воздушном аппарате, звали удивительно "Кастилия",— ловя в прицел чужие самолеты и давя на гашетку пулемета, он осознал, что непонимает происходящее и боится себя. И после возвращения оттуда, геолог называл это именно возвращением, страх, что он, в какой-то момент, не сможет контролировать себя еще больше усилился. Лувэн даже о Трехугольнике боялся лишний раз подумать, подсознательно опасаясь, что и так, тот дает слишком много поводов для раздражения.

В море Лувен немного поостыл. Перестал суетиться и вернул былую расчетливость в движеньях. Но, все равно, хотел одного — открыть вход в чужую реальность, а там... там, попробовать найти то, ради чего стоит жить или, наоборот, стоит не...

И он его нашел, это решение. Нашел у края начинающегося шторма.

Лувэн попытался уйти от шторма, направив шлюп почти параллельно линии

(продолжение)

надвигающейся непогоды, к востоку. Слегка уклоняясь от уже близкого, гонимого на него ветром, вала бушующей воды, Лувэн старался достичь спокойного места, такого, где фронт активного ветра проходил бы стороной, смещаясь дальше в море. Пробовать прорваться через разверзшуюся стихию назад, к близкому берегу, было безумием, поэтому геолог намеревался обойти движущийся на него шторм по периметру. И уже стала видна чуть более светлая полоска на краешке неба и она, даже, уже чуток расширилась и здесь шлюп, перескочив очередную волну, начал бесконечное падение вниз. В следующее мгновение его захлестнуло, накрыло гигантской волной и синеватый контур защитного поля обозначился проскочившей искрой. Шлюп находился под водой. Вместо неба сине-зеленая вода, вместо земли сине-зеленая вода, сине-зеленая вода со всех сторон. Пузырьки воздуха, поднимались вверх, к поверхности. Прошло около десяти минут, прежде чем шлюп снова вынырнул на поверхность и сразу же оказался в области яркого света. Как-то сразу позади остался ливень, стеной бьющий со свинцово-серых небес, позади остались гонимые ветром гребни огромных волн, позади был свивающийся из воды столб. А впереди лежало серебро спокойного, гладкого моря и небо приятно голубело до далекого горизонта.

— Ну, наконец-то,— произнес Лувэн, обращаясь, скорее, сам к себе, чем к несуществующей команде. Стрелка барометра на шлюпе быстро ползла вверх. Берег с песчаной косой, такой же, как и севернее, там, где база, рос "на глазах". Только линия пляжа здесь ограничивалась близкими холмами, с явно высокими, обрывистыми склонами.

Геолог вывел шлюп на сырой песок, непогода краем прошла и тут и, остановив машину, попытался определиться, определить свои координаты с помощью бортового компьютера.

— М-да,— задумчиво, сказал Лувэн, глядя на цифирьки на экране монитора,— занесло меня. Захочешь, такое расстояние не одолеешь.

400 километров, если по прямой, отделяло геолога от базового лагеря. Столько пролететь шлюп, конечно, не мог, вернее, мог, но с очень большими проблемами.

— Эх,— вздохнул Лувэн,— где наша не пропадала.

Он еще раз щелкнул пальцами по клавиатуре компьютера и сделал запрос о местности, лежащей перед ним.

Территория в геологическом разрезе была малоинтересна и поэтому сведения о ней оставляли желать лучшего. Так, общий вид, план-карта округи, несколько фотографий со спутника и кое-какие подробности о почве и строении близлежащих недр. Судя по данным компьютера, сразу за узкой шеренгой холмов проходил глубокий, до 40 метров, провал, метра 3 шириной, за ним, дальше, тянулись опять холмы и большое, уходящее вширь, пятно ржавой равнины — земля, перемешанная с выходящими на поверхность железистыми рудами. То есть, пейзаж был уродлив и тосклив. А, вот, южнее, километрах в 2 ниже по берегу моря, уже было поразнообразней. Холмы перемежались с маленькими кусочками ровных, как стол, долин, а прямо в море выходила небольшая протока, не то ручей, не то маленькая речка. Немного подумав, геолог решил перебраться южнее — какая разница, где его искать будут. А в том, что его уже ищут, Лувэн даже не сомневался.

А у реки, а у реки, а у реки сидели бабы и сидели мужики. Большие, крупнокостные, кто на голову, кто на две выше Лувэна. Руки, как скальные наросты . головы-валуны, тела-глыбы, люди... не люди, непонятно. Среди них и Треда показался бы жалким заморышем. Грохотали грубые голоса, хохот шевелил землю на холмах. Большой костер горел в круге, слепленном из огромных камней, огонь обнимал здоровенные бревна, уложенные внахлест, друг на друга, жадно лизал их. И это было настолько дико и несуразно в пустыне, раскинувшейся вокруг на целые сотни, тысячи километров, на всю голую планету... и настолько близко геологу, выросшему в лесах Эйтории, в ее растянувшихся на огромные пространства дубравах и сосняках...

Великаны подбрасывали в огонь ветки, размером с небольшое дерево, грызли неимоверной величины орехи. Мужчины обсуждали какие-то дела, женщины баюкали грудных детей. Сумасшедчая фантасмагория, игра воображения, первобытное стойбище на пустой планете, однако Лувэн мог рукой потрогать его обитателей.

Геолог шагнул вперед, в крут света.

— О, — закричал — и от его голоса загудела вся земля вокруг — один из больших людей, первым увидевший Лувэна, гигант со спутанными рыжими волосами,— сам Тор к нам пожаловал, Тор — молотобоец!

Сидящие у костра громко рассмеялись и верхушки нескольких холмов с шумом обрушились в речку.

— Вы слышали, Тор-молотобоец! — провозгласил гигант со спутанными волосами.

Большие люди скалили зубы и цвет их зубов, белый-белый, снежно-белый контрастировал с чумазыми, закопченными от огня, лицами.

— Ты совсем забыл о нас, Тор,— с упреком, сказал расположившийся по другую сторону от Лувена еще один, такой же, как и первый человек -глыба, обнаженный по пояс, в широких кожаных штанах. Великан поправлял стволом дерева суковатое, в человеческий обхват, бревно, двигая его ближе к костру, пышущему жаром костру.

— Меня зовут Лувэн,— стараясь, чтобы его услышали все, произнес геолог, — Тор это не я!

Но все равно, едва ли половина присутствующих у костра услышала его. Еще несколько молодых, полуголых, с длинными спутанными волосами гигантов притащили лес бревен и кинули их у огня , заглушая слова геолога. Ребенок, завернутый в покрывало, на руках у большой мамаши, заплакал, открыл глаза и посмотрел на Лувэна сонным взглядом