| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Перво-наперво идите отмываться — вам всем с дороги-то надо, потом уже и поспрошаем, кто откуда, идите все вместе, помойтеся.
-Погодь, Апрош, ты же знаешь, я не особо люблю воду-то, пусть мене вона не пострадавший Даньша подмогнет, а робятишков твой Кондрий помоет, у ево ловко получается.
-Хорошо, друг мой!
Кот растянулся на лавке, охая и постанывая от удовольствия — Даньша постарался, отмыл кота до блеска.
-Охохо, славно-то как! — промурлыкал кот и вроде придремнул.
Даньша шустро рванул в бассейн, негромко бурча, совсем не замечая приподнятое Васькино ухо.
-Барин-котярин, сам не может, видите ли, всю жисть коты лапой моются, а тута ему султанское мытье понадобилося!
Отмытые смуглолицые детишки оказалися и не смуглые, грязи на них случилося много.
-А и худы вы, охохонюшки! — пригорюнился кот. — Пошто одне-то бредете, где матка с батькою?
-Нету! — угрюмо ответил тот, что малость постарше. — Одни мы на всем белом свете!
-Ну подумаем мы, чево с вами делать, куда брели-то?
-К весчанам, к Забаве Елисеевне, хотели в ноги пасть, на учебу проситься.
-Дядечка Вася, — робко потянул его за лапу отмытый Петяня, — а давай их с собою возьмем, все одно сами туда жа идем!
-Ишь ты, прыткай! — Васька не был бы Васькой, если б не воспользовался такой возможностью. — А как ты себе тако представляш, дядечку Васечку за няньку?
-Не! — серьезно ответил недоросль. — Я чевой-то как увидел из замореных, к столбу привязанных, эких дохлых, а супротив их толпища — злость меня обуяла, другая, не така, как когда сладенького хочется, а ево и нету. Ты же сам баешь — слабых забижать последнее дело! Ну я и враз задумал — Даньша хоть и верткай, а супротив мужиков-то не устоит, я потяжельше, ну и велел к тебе бежать-то, а сам — виш. -Петяня тяжело вздохнул: — Теперя точно учиться стану, перво-наперво, как драться уметь, вона юшку пустили, злой я стал. -Да ладно, добредем до городу-то, опять зачнешь: перины мягкие, булочки сладкие, — подначил кот.
Петяня поколебался, что-то решая в уме и спросил:
-Дядечка Апронтий, а нет ли у тебя мущщины знающего, в ученье штоб помог, хош кулаком ответить кому? Дорога-то дальняя, мало ли кака зараза встренется ишшо? Один дядечка и не справится, а я покрупнее буду, всё в нос кому суну, как вона мне-то?
-Ежели не передумаешь, назначу, есть у меня подходящ мущщина. Но суров, гонять ведь станет, как Сидорову козу.
-Я постараюся, силов-от не столь много у меня, зато хочу, обидно жа, хочу вот кааак размахнуться, и штоб отлетали всякие далеко.
Васька не выдержал, подскочил к какой-то лавке и постучал лапой.
-Что это ты?
-Да в лапе чевось застряло! — сплюнул трижды влево Васька. — И на зубах тожа, стар я становлюся, поди и не смогу ответить достойно обидчику какому, вся надёжа на вас с Даньшею!
-Дядечка Вася Баюнович, я пока сам не знаю, чево у меня получится, но мелких давай возьмем, а?
-Я подумаю, погляжу!
Поздно уже вечером сидели два старых приятеля на крутом бережку озера — гордости Апрошкиной, зело красивушше было оно, да не всякому удавалось увидеть красу его, настоящую. -Эхма, Апрош, кака благость тута — чево я, дурак, тогда на посулы сладки польстился, скажи?
-Молодой, глупай, вознестися возмечталося, как жа, возля самой бабы Яги! Она-то шелками стелила, слова искушающи говорила и чево? Ну полетал с ей, миры всяки повидал, но не так как хотелося, а пролетом, в ступе, надоть-то пошшупать-понюхать изнутря! Потом вот у беспутной на хозяйстве осел -все без пригляду за столь лет — не приглядывай Васька-подлец, порушилося бы! Эхма, не стану и воспоминать! Я от обиды-печали согласился на Костянову просьбицу недоросля обтесать. Конешно, не сказывал ему, но когда сынка углядеть случилося — Мамочки!! Гора сала, студень, с ложки кормют... я Костяну навысказывал всяко, да и понимаю у ево сколь времени всякие рэво... чево-та, как тама Вэйка сказывает, неколи и продыхнуть было — подсказал все жа, бабье-то поразогнать, ишь, из мальчонки пугалу сделали. Да и интересно стало, может, в горе-то чево и имеется Костяново. Он мужик славной, должно жа и евоное в дитятке хоть чудок быть. Признаюся, поначалу совсем безобразной был, скулил, кроме пожрать и полежать ничево и не надоть было, хотел уже и наплювать и возвернуть, да Даньша как с неба свалился — выжига, шустрай, ехиднай, мой-то озадачился, завидно стало. Даньша как на дереве родился... — кот странно замолк.
-Вона оно как, я-то дурень, не углядел, ну, ладно! — он кивнул башкой. — Так вот и по муравьиному шажку стал за им подтягиваться, рыдал сколь раз, мы делали вид — не знаем, зачал в человека превращаться, щас-то парнишка и парнишка, малость толстоват, но твой Косьма пусть посгоняет остатки, порты вона совсем свалются скоро, оставлю их, пусть потом сам над собой посмеется. Я сильно озадачен — ведь трусоват был, ночью от каждого шороха дергался, а в деревне, глянь, все верно порешал. Даньшу за мною послал, сам-то когда и добежал бы, да и не убоялся... Вот, Апрош, и думаю, может, и случится такое — вылупится из ево неплохое?
-Косьма приглядится и скажет, знаешь же скольких он забраковал.
-Я, Апрош, думаю, знать, судьба моя такая настала, детишков подбирать. Они жа не бабка-хулюганка упертая, чай смогу имя добра-то во младые головы вложить?
Косьма — суровый неразговорчивый мужик, встретил Петяню пристальным взглядом, под которым недоросль стушевался и заробел.
-Не станет со мною возиться! — поник Петяня и, горестно вздохнув, повернулся уходить.
-Ты куда? — спросил мужик гулким басом. — Я тебя отпускал?
-Дак это, дяденька Косьма, понЯл я — не станете со мною учебу проводить-то, я неприспособленнай, неловкай совсем, эххх! — Петяня махнул рукой, не оборачиваясь.
-Иди сюда! Посмотрим на тебя! Таак! — Косьма крутил и вертел Петяню в разные стороны, заставлял приседать, пару раз подпрыгнуть, наклоняться, дотягиваться на мысочках до высоко висящего странного шара. Упарился отрок, пот с него просто лился, но так хотелось ему научиться хотя бы малому — суметь отмахиваться. Дорога впереди еще длинная, мало ли — он самой крупнай, да и сколь тама силы у Даньши, и тем более, у полуживых, каких мучили вчерась?
Все это и озвучил упарившийся Петяня, устало шлепнувшийся прямо на землю.
-Дяденька Косьма, знаешь, как обидно было так-то терпеть, я хоть немножко бы... а?
Предупрежденный Васькой, Косьма внимательно выслушав его, проронил:
-Беру, многому не научу, но окрепнуть помогу и покажу несколько ударов, чтобы, значит, не случалось больше привязанным стоять. Будет очень трудно, однако у тебя костяк хороший, сумеешь перетерпеть первое время, выйдет из тебя толк!
-Ай не омманешь? Я не знаю, сколь могу терпеть, а так зло во мне разошлося, эдак всякой над меньшими станет изгаляться!
-А ты кошек-собак не мучал разве?
-Нее, я всего не помню, но кошков совсем не было, я бы всяко помнил, вона у дядечки Васечки шкурка мягонька. Я ночью-то проснуся — зябко, и к ему подлазю, а он такой теплай, шерстка чисто соболья-откуль я про ево и знаю? Не помню, но дядечка Васечка сказывал — у княжны кошка имеется зело красивушша, вот я и задумал, давно уже — как исправлюся, и подорют они с кошкою мне котишку малого, ох и любить стану, и спать он станет у меня на груди. Ты, дяденька Косьма, только Баюнычу не сказывай про котишку, он в меня вовсе и не верит. Помоги мне за ради всего доброго, я так сильно задумал драться уметь!
-Порадовал ты меня, Петро, если на самом деле так думаешь и захотел, начальным навыкам научу, а у весчан? — Косьма призадумался, а потом сказал: — Есть толковый вой — Боян и еще, слыхал я, основательно там устраивается Велизар-купец!
-Ууу, купец, чево в ем воинского и есть?
-Не укай, Велизар не так давно в купцы подался, так-то — один из лучших воев, возьмет он тебя в ученики, быть тебе славным воем. Опять же, все от тебя зависит, не сдрейфишь — сможешь все. Воями не рождаются, упорство, злость и годы тренировок, тогда вот и получается. Подумай, откажешься, я пойму!
Поклонился ему Петяня и пошел ко своим. Васьки не было, ребятишки сидели на подоконнике, нахохлившись.
-Чисто воробьи перед дождем! — подумал Петяня.
-Ну чево? — Спросил Даньша, Петяня обстоятельно поведал про разговор с Косьмой, вздохнул, понимая, что станет ему ой как не сладко:
-Даньш, я вота упрямством от тебя напитался, пусть буду падать, но стану учиться, Косьма сказывает, кулак у меня хорошай, все в морду кому дать смогу!
-Петянь, — подал голос старший из спасенных, Лихослав — Лишка по-простому, — тожеть с тобою пойду, вдвоем оно весельше!
-Вась, а парнишка-то занятный! Не знаю, как тебе удалося за месяц из него жиров столь выгнать, видывал я его — гора жира была, ходил как утка, да с одышкою!
-Тяжкими трудами, руганью и личным уменьем — моим и Даньши, пообтесался чудок. Порты мне надобно для ево подобрать, чисто в юбке ходит!
-Погоняю с седмицу, опять велики станут. Погодь, Вась, вот как к весчанам уходить время настанет, тогда и справишь ему порты.
Ох, какая тяжкая мука досталась Петяне! Сколь раз он готов был сдаться и взвыть:
-Не могу боле! — но останавливался всякий раз в полушаге от такого по двум причинам: рядом пыхтел немощной поначалу Лишка, и был еще такой ехидный взгляд Косьмы, казалось, он с нетерпением ждал — вот Петяня скажет:
-Сдаюся! — И тот с облегчением и даже радостно ответит:
-Так и знал!
Лишка после седьмицы занятиев как-то весь подобрался, стал таким упругим, Петяня горевал про себя, был-то по-прежнему рыхлым, "ну не так, когда оне с Баюнычем вдвох шли, а все одно — толстай." Не видел себя Петяня со стороны-то, не признали бы в этом отроке мамки-няньки своего Петюнюшку навовсе.
Васька волновался, наедине дотошно выспрашивал Косьму:
-Не во вред ли недорослю така наука, не получится ли, ослабнет он и зачнет прибаливать? Я за ево волнуюся, даже ест-то вечером уже в полусне.
Не видел и не слышал спящий Петяня, как разминали ему руки и ноги Даньша и второй задохлик, девчонка лядащая, как оказалось. Узнавши про то, Васька долго чесал лапой между ушами, но делать нечего:
-Как вот их бросить-то, одне-одинешеньки, доведу до весчан, обскажу Забавушке, чево и как, посодействут, надеюся. Да и есть у меня в мешке-то кой чево нужное для ее средина. Пущай детишков учут на волшебных предметах, у Яги оне все одно ржавели и валялися как попало! Отписал я, когда уходил, ей, чево взял за службу многолетню, неблагодарнаю, пущай!
Косьма сготовил мазь, Васька чихал от нее, но ребятешкам она была на пользу.
Где-то в конце третьей седьмицы Косьма впервые сказал:
-Ну што, ученички мои неожиданные, многому научить не успел, но ежли не забросите эту науку, станете и у весчан заниматься, толк из вас выйдет!
И видя, каким восторгом загораются их глаза, добавил:
-Старайтеся всегда держаться друг дружки, спину научитеся защищать — мало кто сумеет вас одолеть! По одному — вмиг раскидают, вдвоем — точно нет!
Глава 6.
Пришел черед идти дальше, Апрошкины мастерицы пошили для всех робятишков заплечные мешки на лямках, другие слуги подсобрали для дальнего пути одежки, кой какую обувку, провианту — оставалося найти приличные порты для всех. Ольшану тожеть не стали в девчачье наряжать — в дороге оно сподручнее мальчишком итить, да и спокойнея — согласились все. Пошли по лавкам одежным и выбрали Васькины питомцы единодушно порты из грубой ткани, называемой 'чертовой кожей'.
-Да чево эвто вы на таку страсть польстилися? — изумился кот.
-Дяденька Васечка, не рвется жа, и намокнет не скоро! — ответствовал Петяня, а Даньша добавил: -И на дереве повиснуть можно, не оборвавшись.
Васька поохал, дал им мелочишки, велел 'Пойтить в сладкие ряды, петушков на палочке да пряников печатных прикупите, я пока расплачуся'.
Ушли мальцы, Васька и развернулся — прикупил всем по рубахе и другим портам.
-А как жа, негоже перед Забавушкою оборванцами-то оказаться! — говорил он вечером Апронтию. — Хто знает, может, как состарюся и приют дадут, не Петянька, так Даньша, али брательник с сестрицею. Маракую я — не простые побродяжки оне, ой, не простые, но выпытывать всяко не стану, захочут — сами обскажут! Не было у меня до сей поры детишков, сейчас ажно четыре! И у Петяньки только папаня имеется, это же не Ягуся моя — детишки!
В Васькином безразмерном мешке все обновки уместилися незаметно, и пошли наутро они дальше.
Петяня чуть не прыгал от счастья — сумел-таки стать нормальным, и не отправил его Баюныч к тому царю морскому, а учиться ему зело захотелося, чай, не последним может станет в обученье, да и вчетвером, это не один. Опять шли, как тама в сказах-то сказывают, тропами нехожеными, лесами дремучими. Вот лес дремучий и удивил. Ну, не совсем дремучий, но густой кустарник цеплялся. И шел Баюныч в хвосте, ребятишки, меняясь, отводили колючие ветки, чтобы кот мог пройтить.
-У нас, дядечка Вася, — все как и Петяня звали его дядечкой, — царапины быстро заживут, а вот тебе с испорченной шкуркою быть негоже, чай, старшой! — рассудительно сказал Лишка.
Даньше надоело плестись по земле-от, и он белкою понесся по деревьям.
-От ведь выжига! — сплюнул набившуюся траву в пасть кот.
А откуда-то неподалеку раздался дикий крик Даньши, он как-то отчаянно звал:
-Робятыыы, сюдааа!
Как рванулся на ево крик Петяня, сам не понЯл, но стучала в голове одна мысль:
-Даньша в беде!
Какой там колючие кусты, Петяня летел, не разбирая дороги, не замечая царапин и, выскочив враз на небольшую полянку, увидел сидящего на коленях возле каких-то палок его, громко рыдающего! -Даньш, чево? — едва переводя дыхание, смог спросить Петяня.
-Вооота! — заливаясь слезами, показал Даньша, Петяня глянул и обмер. Оказалось — то не палки, а гнездо порушенное, и лежат тама в ём маленькие, едва вылупившиеся птенчики. Да видать, крупной и породы! Да неживые!
-Охти мне, — по-старушечьи шумнул Петяня, опустился на корточки и осторожно начал брать птенчиков, надеясь, что хоть один выжил.
Даньша прорыдал:
-Неживыя оне!
А Петяня, взяв самого слабого, вдруг замер, поднес его ко рту и легонечко дунул, птенчик трепыхнулся.
-Вота, один пока дышит. Чё делать-то?
На поляну вывалились остальные:
-Дядь, чё делать?
Кот тут же полез в свой мешок, достал баклажку с молоком и сказал:
. -Петянь, набирай в рот и пои его изо рта своего. Ох, какая горя! Это ж ... — заохал Васька.
Петяня и Ольша хлопотали над птенчиком, едва-едва смог недоросль влить несколько глоточков молока в птенчика.
Даньша горько всхлипывал. Все удрученно молчали, чево можно сказать, а с высоты на них стремительно летел... орел — не орел, а огромный птиц!
Ребятишки сжались, Васька наоборот, выпрямился и стал больше, встав перед ними, загородив их собою.
-Ты погодь, приятель давнишний, Ферапонт, клюв острый на детишков нацеливать-то, али не углядел — не под силу моим мелким твое гнездо разорить и пару твою неведомо куда девать!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
