Зеркало надежды

Малена смотрела спокойно. Парни ждали. Чего?

Прощения?

Разрешения вести себя дальше так же?

Ну уж — нет.

— Я могу идти, господа?

— Малена, давай это забудем? — Антон смотрел, как чеширский кот.

— Я уже забыла, Антон Владимирович.

— Ты сюда тренироваться пришла? — а это уже Давид.

— Да.

— Оставайся. Составишь нам компанию?

— Простите, господин Асатиани, этот вечер у меня занят.

Равно как и все остальные. Фраза повисла в воздухе.

— Кем? — уточнил Антон.

— С двух сторон атакуют, гады, — Матильда занервничала. Для Малены в этом ничего странного или страшного не было, в монастыре и похуже бывало.

— Я могу идти, Антон Владимирович?

— Малена, я бы хотел, чтобы ты осталась.

— Простите, Антон Владимирович, этот вечер у меня занят.

Девушка мило улыбнулась, намереваясь покинуть компанию. Давид перехватил ее руку, явно начиная терять терпение.

— Малена, хватит. Мы перегнули палку, конечно...

— Простите!

И на Матильду опрокинулся стакан вишневого сока.

Девушка вскочила с визгом. Специально взяла ноту повыше...

— Ой! Простите!

Извинялась одна из 'русалок' очень искренне. И почему ей никто не поверил?

Матильда оглядела себя. На майке вишневое пятно, напоминающее очертаниями Австралию. И на джинсы немножко попало. М-да...

Очень хотелось удрать куда подальше, но воспитание не пропьешь. И не прольешь.

— Простите, господа. Мне надо привести себя в порядок. Надеюсь, вы не будете скучать?

Милая улыбка всем троим, включая девушку. И старт за угол.

В гостеприимные объятия 'пловчих'.

— Ты! — Включила режим наезда самая грудастая. — Ты вообще кто такая?

Малена сориентировалась мгновенно.

— Где тут запасной выход?

Девушки растерялись.

— Девочки, еще раз — где тут запасной выход, пока эти два героя не опомнились? — потребовала Малена.

— Туда, — указала одна из девушек. — А ты что...

Малена поманила ее пальцем.

— Я — его сестра. Только меня в младенчестве потеряли.

— Чего?

Все настолько опешили, что Малена прекрасно и вырвалась из окружения, и нырнула в запасной выход. Аккурат за минуту до появления в коридоре Давида.

Парни догадались, что их покинут, не прощаясь, но изменить уже ничего не могли.

Девушки сдвинули ряды плотнее, выпятили губки, округлились грудями и пошли на штурм. Давид аж попятился, но было поздно. Его профессионально взяли в окружение.

* * *

— Спасибо той девчонке.

— Да уж... Хорошо, кофта с собой есть.

Майку Малена с удовольствием выкинула бы, но уж очень та была удобной. Черный цвет, череп из стразов... Отстирать — запросто.

И заметно не будет.

Так что...

Девушки шли домой. Настроение было... сложным.

С одной стороны — извинились.

С другой...

Кому нужны такие извинения? Когда не от души, а для своих целей? Не Матильде с Маленой.

— Как ты думаешь, чего они хотели?

— Черт их знает. Скорее всего, это синдром кота.

— Чего? Кого?

— Попробуй взять в руки кота. Цапнет. Попробуй прогнать эту заразу. Час будет лезть, куда не пускают.

Малена вспомнила Беську и фыркнула.

— Не даем, а им охота?

— Если б мы не были так завязаны, я бы подумала над этим вариантом. Иногда дать проще, чем объяснить.

— А иногда проще дать по морде.

— И это монастырская воспитанница. Ай-яй-яй, Мария-Элена Домбрийская, чего вы от меня нахватались! Позор! Кошмар! Поколения ваших благородных предков...

— Меня одобрят.

— Почему? — удивилась Матильда.

— Потому что герцогство завоевывалось огнем и мечом. И отстаивалось так же. Силой и отвагой. Хитростью и подлостью. Так что... одобрят.

— Если только...

Так, за разговором девушки и дошли до дома, где их радостными воплями встретила соскучившаяся Беся. Но день все равно завершился несахарно. Вечером, вынося мусор, Матильда обнаружила в почтовом ящике извещение.

А на следующий день получила на почте повестку. Ее вызывали в суд. Мария Домашкина подала в суд на свою дочь, по вопросам наследства. И первое заседание должно было состояться через две недели.

* * *

Вечером Давид сидел дома один.

Непривычно, да.

А все же.

Мать и отец ушли в театр, с ними пошли и сестры. Сам Давид намеревался провести веселый вечер в обществе Антохи и девочек, но почему-то передумал.

Антон подобрал себе двоих телок из 'Атланта', а вот Давиду не хотелось. И не надо тут идиотских шуток про потенцию, с ней все было в порядке. А вот с настроением — нет.

Почему он не может отделаться от мыслей о Малене?

Что в ней такого?

Не слишком роскошная фигура, не слишком красивое лицо, дешевая одежда и простая прическа. Косметики — и той не найдешь.

Давид честно говоря, предпочитал блондинок с полными губами и высокой грудью, но...

Что-то его зацепило в Малене. Что?

Он и сам не понимал.

Но стояла перед глазами худощавая фигурка, и милая улыбка на розовых губах, и бесенята, которые плясали в глазах девушки. Она ведь обо всем догадалась. И что ее облили нарочно — тоже. И использовала выходку этой дуры, чтобы удрать.

Но почему?

Что в нем не так?

Он Асатиани, у него есть деньги, есть красота, молодость, и в постели с ним будет хорошо... замуж? Малена и не хочет замуж, это точно. Но почему тогда — нет?

И это не игра. Не набивание себе цены. Не...

Давид плюнул на все, налил водки на два пальца и выпил.

Потом повторил. Не до пьянки, а то будет радости от родителей, так стресс снять. И решить, что делать.

Хотя последнее и так ясно. Если его не оставляют мысли о Малене, значит, ему нужна Малена. Для начала на пару месяцев, в кровати, а там видно будет. И если не сработали подарки-цветочки, то надо подумать, как поменять методику.

И — нет.

Давид не собирался задумываться о насилии. Это удел безнадежно убогих, которым ни одна женщина по доброй воле не дает. Но всегда можно найти подход к той или иной проблеме...

Не все задачи решаются простым сложением.

Где-то в дело идут формулы сокращенного умножения, где-то интегральное исчисление, где-то матрицы...

Надо найти свой ключик. И начнет он завтра.

Рано или поздно, так или иначе... против математики не устоит ни одна женщина. Крепости — и те падали. Так что — вперед.

С этой мыслью господин Асатиани-младший и отправился спать.

Если бы Давид видел Антона, он бы по крайней мере встревожился.

В настоящий момент Антон выкидывал из своей жизни 'русалок'. Как — выкидывал? Вежливо выставлял после бурных двух часов, хотя раньше не возражал бы продолжить с утра. А сейчас, вот...

Может, Матильда и не хотела никого заинтересовывать. И Малена тоже.

Но средневековые герцогессы на дороге не валяются. Так что у девушки были все шансы вляпаться в любовный треугольник. Утешало в этой ситуации лишь одно.

Четвертого соперника ни Давид, ни Антон точно не потерпели бы. Хотя кто его знает, что покажет жизнь?

Его высочество, принц Найджел.

Принц не трусил.

Не боялся.

И даже не опасался, он сказал! Просто мужчине было немного не по себе. И улица Могильщиков в неверном свете фонарей казалась особенно зловещей, и ступеньки скрипели как-то гадко, и Лэ Стиорта, вставшая на пороге, казалась жрицей древних культов, адепткой самого Плетущего и Путающего нити...

Черная мантия окутывает женщину, черные локоны падают на плечи.

Белое мраморное лицо. И только губы алые, как кровь. И бездонные черные глаза...

Спасибо вечерним сумеркам. Чтобы добиться такого эффекта, пришлось извести полбанки свинцовых белил, и при дневном свете это было бы очень заметно. А так...

— Ты пришел...

— Я пришел, — подтвердил Найджел, испытывая желание пуститься наутек.

Лэ Стиорта подняла руку — и слуга тут же подвел к ней коня. Она устроилась в седле боком и взглянула на принца.

— Поедем. Нам надо успеть...

Слуга уже подводил лошадь и принцу, и вел себе коня. Он и поехал первым.

Лэ Стиорта не управляла лошадью, слуга намотал поводья на луку своего седла. Она ехала, отрешенно глядя по сторонам, и люди отводили в сторону глаза. Слишком уж неживой мраморной маской казалось ее прекрасное лицо.

Найджел подумал, что Лэ Стиорта красивее леди Френсис, но совершенно не вызывает желания. Только ужас и отвращение, как ядовитая змея.

Лэ Стиорта, для которой мысли принца не остались закрытой книгой, изо всех сил 'держала лицо'. Холодное, отстраненное...

Какой же дурак!

Какой же потрясающий идиот!

И ЭТО будет править Аллодией?

Ну уж — нет!

Они проехали городские ворота, на которых стражники и не попытались остановить троицу, а только осеняли себя святым ключом и кажется, хватались за амулеты. Сколько им было заплачено за спектакли, знал только Вереш Трипс. Подготовка была полностью на его совести. В доме Ластара обходилась своими силами, но за городом ей требовалась помощь.

И Вереш не подвел.

На перекрестке трех дорог уже был разведен костер, Вереш помог своей любимой спешиться, перехватил поводья коня у принца, и отошел в тень.

Теперь дело за Лэ Стиорта. И женщина не подвела.

Она красивым жестом сбросила плащ на дорогу, оставшись в глухом черном платье. Пошито оно было так, что совершенно не стесняло движений, а еще правильно развевалось, воздавая иллюзию черных крыльев. Особенно в темноте.

Много секретов было у этого платья.

Главное было держаться подальше от костра, мало ли... попадешь так, вспыхнешь...

Неприятно будет.

Один раз с Лэ Стиорта так и получилось. Но сейчас она не могла себе позволить проколов. А потому...

Один проход, так, чтобы принц побледнел еще больше. И встать с другой стороны от него, у костра.

— Великая! Мать ночи, царица Тьмы. Повелительница дорог, взываю к тебе!

Лэ Стиорта красивым жестом простерла руки над костром. Пламя изменило свой цвет на мертвенно-зеленый. Ненадолго, но Найджелу и того хватило, чтобы шарахнуться.

Матильда бы фыркнула 'профанация'. Уж что-что, а химию она в школе учила. Но ее тут не было, и принц верил, по морде видно.

— Услышь меня! Дай силу моему голосу, напитай травы своим соком! Да свершится по моему слову, да будет исполнена Твоя воля, воля той, что выше Иных...

Пламя поменяло свой цвет на фиолетовый, потом опять на зеленый.*

*— соли калия — фиолетовый цвет, бария — зеленый. Никакой мистики и достать несложно. Прим. авт.

— Лэ арраша ассе шен

Шарра таррше асса хен

Вирен лэрша ин саввир

Тасса ранше дер ханнир!!!

Лэ Стиорта закончила заклинание.

Пламя сменило свой цвет с зеленого на малиновый, вспыхнуло, что есть силы, по лесу пронесся тоскливый волчий вой, а потом в руке у женщины, словно из воздуха, материализовался флакон синего стекла.

— Благодарю тебя, Госпожа!

Костер опять взметнулся зеленым.

Лэ Стиорта, откровенно жуткая в этом пламени, протянула принцу флакон.

— Возьми, господин. Госпожа ответила на твою просьбу. Подливай по три капли в день, и через месяц увидишь результат.

Найджел протянул дрожащую руку, и Лэ Стиорта вложила в нее склянку.

— Деньги!

Принц кое-как отцепил от пояса кошелек. По лесу пронесся волчий вой, в этот раз еще сильнее, еще злее...

— Ее слуги пришли. Они зовут.

Найджел вздрогнул.

— Уходи, господин. Я останусь, чтобы ты смог уйти...

В руку Найджела ткнулись поводья. Он судорожно сжал их, вскочил на коня — и что есть силы ударил его каблуками по бокам.

Бедное животное заржало и взяло с места в карьер. Миг — и только пыль столбом на дороге.

Лэ Стиорта откинула назад голову и расхохоталась.

— Отойди от костра. Нанюхаешься, — Вереш был спокоен и хмур.

Лэ Стиорта послушалась, но продолжала посмеиваться.

— Ты видел, как он дрожал? А как пятился?

Вереш умело затаптывал пламя.

— Да уж...

Лэ Стиорта вытащила из ноздрей кусочки корпии, пропитанной маслом. Не просто так костерок был разведен, и не простые травы в него полетели. А кое-что дурманящее, снижающее критичность восприятия.

Чтобы не нанюхаться, приходилось принимать меры.

Жрица не может быть пьяной, хохочущей, терять координацию... она должна быть жуткой и величественной.

Вот и приходится соответствовать.

Верешу — прятаться в темноте и выть.

Лэ Стиорта — доставать кроликов из шляпы, то есть сыпать в костер химикаты и пользоваться потайными карманами.

Ловкость рук и никакого мошенничества. Так-то!

И пусть дураки верят. Пусть их...

— Заклинание получилось очень душевным, — ухмыльнулся Вереш.

Он тоже знал язык степняков. Это знать им брезговала, а Лэ Стиорта учила в свое время, от матери, и ее друг тоже учил. Мало ли...

Позволь побыть с тобой наедине

К твоим губам прижаться

Не расставаться больше никогда

Навек с тобой одной душой остаться.

Страшное заклинание, не правда ли?

Хозяин Интары Сиарошт любил поэзию. И читал ее иногда... в процессе. Вот и запомнилось.

— Может, здесь переночуем? — предложила Лэ Стиорта. — Не хочу сейчас в город...

Вереш улыбнулся подруге.

— Ты сходи, умойся. Тут ручей недалеко. А я пока нормальный костерок разведу, да и одеяла у меня с собой, и корзинка с едой...

— Вереш — ты чудо! Я тебя обожаю!

Лэ Стиорта удалилась в темноту, умываться. Вереш проводил ее взглядом и вздохнул.

— Но не любишь, Ласти. Пока еще ты любишь другого... пока. Что ж, я подожду. Я терпеливый. Все равно ты моя будешь.

И принялся обустраивать стоянку. Надо ведь позаботиться о любимой.

Заодно и кошелек сунул в карман... тяжеленький.

Это хорошо, деньги им нужны. Определенно.

Потом он отсыплет чуточку, а остальное отдаст Ласти. И — нет. Он не ворует. Он все отдаст любимой, когда придет время. А пока — вот так.

Больше никто этой ночью не вспоминал о Найджеле.

* * *

Его высочество рухнул на кровать, как подкошенный.

Жуть жуткая!

Кошмар!

Мужчине было страшно, очень страшно. Он никогда не видел такого... с кем же он связался?

Но ночь оставалась за окнами, а в покоях было спокойно и привычно. Вино, опять же, помогло, и Найджел уже без страха достал из кармана склянку, вгляделся.

Самая обычная темная жидкость. Острый пряный запах.

Травы?

Или...

Страшно.

Найджелу было страшно, но снявши голову — мечтают о короне. А он мечтал.

И точно знал, что завтра подольет отцу первые три капли зелья. Сам подольет, никому не доверит.

Все равно душу губить, так пусть хоть корона его будет. И Аллодия.

И вообще, отец сам виноват...

Найджел так и забылся пьяным сном, не выпуская из рук заветного пузырька, в котором плескалось его будущее.

Балы, красавицы, роскошь, преклонение, власть...

И все это будет его. Уже скоро, очень скоро...

Неподалеку от крепости Ратон, северо-запад Аллодии.

Каждый рыбак знает — ловить надо на рассвете. Но сома, к примеру, ловить надо ночью. И чем глуше, тем лучше, он крупнее будет.

А чтобы ловить ночью...