Шаг в аномалию (Зерно жизни)

— Петь, ты на мамкином языке говоришь? — взялся спрашивать парня и Олег. — Как называют её народ?

— Орочон! — с готовностью ответил Петька и выдал пару фраз на незнакомом языке.

Морпехи снова кисло переглянулись — покуда толку от разговора было немного. Парень говорил по-русски грамотно, без архаизмов и акцента. На втором языке он также разговаривал свободно. Но одет он был в какую-то вонючую рванину, а главное — цивилизацией в округе совсем не пахло, ибо найденные отрядом стрелы с костяным наконечником и лодка-берестянка это сущий каменный век.

— Калашников! — парень, доев рыбу и отерев рот грязнущей тряпицей, тыкнул пальцем в автомат Васина, висевший у того на плече. — Отличное оружие, да. У нас тоже есть, но без патронов. Дадите патроны? Отец был бы очень рад, да.

Карпинский аж подпрыгнул от неожиданности, Новиков открыл рот, а Васин от души рассмеялся. Даже чересчур флегматичный Ким и тот усмехнулся.

— Отец часто говорил, что вы придёте, — продолжал Петька, деловито высасывая из рыбьей головы мозг, похожий на студень, — мы с Пашкой не верили и ходили сюда бывало, но даже и костра не жгли.

— Как отца твоего зовут? — нашёлся Карпинский. — Откуда он? Или здесь родился?

— Родился он далёко отсюда, в Свердловске. Это на Урале, — пацан махнул рукой куда-то в сторону.

После чего он принялся собирать в свёрнутый лист лопуха оставшиеся от рыбы ошмётки, выбросил их в ямку у края площадки и добавил:

— Очень далеко отсюда, да. В Советском Союзе — это большая страна такая, самая большая. Туда не дойти. Зовут его Николай Сергеевич Васильев. А я, стало быть, Пётр Николаевич Васильев.

Новиков ошалело слушал размеренный монолог паренька и яростными жестами показал Лопахину лезть на склон выше, чтобы связаться с Лагерем. В помощь ему он отправил Карпинского и Васина на подстраховку.

Пётр первый полез вверх, с некоторым отставанием за ним стал карабкаться Женька Лопахин с рацией на спине. Васин держался чуть поодаль. Довольно долго продолжалось это восхождение, прежде всего из-за того, что приходилось буквально продираться сквозь колючие кусты, прежде чем радист дал добро на остановку. Найдя подходящее место на склоне, он немедленно принялся настраивать рацию. Скоро связь была установлена, и Карпинский доложил Петренко обо всех новостях их отряда. Начштаба предложил выслать в помощь ещё отряд, а местных попробовать привести в Лагерь.

— Проведите разведку близ селения, оцените численность населения этой Данулы сами! — приказал Петренко. — Выйдете на связь после разведки, решим, какие будут наши дальнейшие действия! Жду, отбой!

Лопахин закончил сеанс связи и собрался было уже спускаться, как Карпинский его остановил:

— До вершины сопки всего ничего, предлагаю осмотреться с высоты.

Олег был не против, только Женька остался недоволен — оставить рацию он мог даже на время, а подыматься с ней на самый верх жутко не хотелось.

Через некоторое время бойцы выбрались с заросшего соснами и густым кустарником склона сопки на её вершину — открытую и продуваемую всеми ветрами. Тут деревья росли гораздо реже и уже ничего не закрывало обзор.

Открывшиеся красоты заставили Карпинского присвистнуть. Стянув кепку, он взъерошил мокрые от пота волосы и зашагал к каменному выступу, за которым начинался противоположный склон. И застыл там.

— Олег, Жендос! Давайте сюда! — Пётр с изумлением оглядывал открывшуюся его взорам картину. — Да поставь ты рацию, никто её не упрёт!

Радист подошёл к мичману и тоже оторопел от неожиданности. Все красоты местности были уже не важны. Внизу, на берегу реки, изливающейся из огромного озера, располагался посёлок. Карпинский немедленно отобрал у опешившего Олега бинокль. Итак, первое поселение, открытое исследователями на этой земле. Что же оно из себя представляло? Карпинский жадно вцепился в бинокль и плавно вёл его в сторону от реки. В центре стоит несколько деревянных домов, более всего походивших на большие сараи. С десяток больших дровяных шалашей, покрытых дёрном с растущей на нём травой и вроде как древесной корой. А также множество круглых строений, очень сильно похожих на вигвамы индейцев. Вокруг поселения тянулась ограда, и даже несколько сторожевых башенок стояло по углам.

Рядом с поселением было видно немало аккуратных прямоугольников обработанной земли, ограждённых по общему периметру забором. Ближе к линии леса виднелись ещё несколько больших шалашей. Пётр вернулся взглядом к реке.

У берега реки горело с десяток огромных костров, а на берегу угадывались вытащенные из воды лодки, перевёрнутые днищем вверх. Взяв у Олега бинокль, он насчитал их три десятка, после чего принялся считать людей.

Вокруг центрального костра сидело около двадцати фигурок, перед ними кривлялись и махали руками ещё с десяток. Карпинский, несколько раз сбиваясь, всё же посчитал примерное количество людей — выходило никак не меньше пятидесяти-шестидесяти человек только на берегу огромной реки.

С высоты лежащий у подножья сопки посёлок выглядел довольно опрятным и обжитым, на первый взгляд он должен насчитывать не менее трёх сотен жителей.

Далее Карпинский снова обратил свой взор на реку. Его внимание привлек немаленький скальный выступ, деливший исток могучей реки, вытекавший из огромного озера, на две примерно равные половины.

У скалы качались на воде пара пришвартованных лодок, а на камнях, выдающихся из-под воды, колупалось несколько человек. По всей, видимости, они украшали эти камни, что-то расставляя и расстилая там покрывала. Интересно! И какое же шикарное это место!

— Это чумы? — проговорил вдруг Лопахин, отобравший, наконец, бинокль у старшего. — Сто пудов, это они! Это что же получается, как в Сибири?

— Жека, ты лучше готовь связь, — наконец, нашёлся Карпинский. — Олег, а ты зови Кима с камерой. Господам на той стороне эти волшебные виды очень понравятся, я думаю.

После продолжительных и эмоциональных переговоров с Петренко, а затем и с Сорокиным, мичман понял, что чертовски голоден. Аж до дрожи в руках. Пора спускаться. По пути вниз им встретился раскрасневшийся от нетерпения Ким, а за ним показался и Новиков.

— Чего там? А то Олег понарассказывал всякого, — лыбился Василий. А потом, кивнув на Лопахина с рацией, добавил:

— Петро указания дал по этой Дануле?

— Сказал, не высовываться пока. В Лагере кипиш, Сорокин сюда ещё людей пришлёт, — ответил Пётр.

Он пояснил другу, что завтра рано утром полковник отправит группу морпехов и отряд строителей с целью закрепления на сопке, оборудовав тут постоянную стоянку на площадке и наблюдательный пост на вершине.

— Правильно, — буркнул Новиков, — ладно, самому охота поглазеть с высоты на вигвамы.

Слава Богу, Новиков, который сам полез наверх, давно распорядился готовить обед. Или скорее ужин, ибо смеркалось. И только Карпинский наложил себе миску ароматной рассыпчатой гречки с тушняком, у костра появился Роман.

— Внимание! Движение справа! — зашипел Зайцев, заняв позицию у края скального выступа, и яростным жестом выгоняя всех с открытого места. — Двое, не меньше!

— Это Павлуша и отец! Спешат, — хмыкнув, махнул рукой маленький Пётр, вставая, — и они специально шумят, чтобы вы услышали, да. Отец говорил, что когда-нибудь вы придёте. Вот мы костры тут и жжём по ночам. Последнее время мало жгли — надоело уже, да.

Паренёк пошёл навстречу своим родным, несмотря на предостерегающий жест Олега. И тут же на площадку сквозь кусты с шумным треском продрался Пашка.

— Пришли! Пришли! Отец говорил! — прыгал он от радости. — За нами пришли!

За мальчишкой из-за кустов появилась и взрослая фигура со всколоченной бородой, одетая в ту же дрянную одежду, что и мальчишки. На его усталом, испещрённом морщинами лице читался исступлённый восторг. Открыв беззубый рот, он издал торжествующий вопль и устремился к морпехам. Зайцев оказался первым на его пути и незнакомец тут же заключил его в крепкие объятия. Мужчина, с мокрыми от слёз глазами, с минуту не расцеплял рук, тело его сотрясали словно судорожные движения.

— Долго же вас не было, товарищи!

Борода задралась лопатой вверх, а щербатая улыбка будто застыла на лице. Довольно продолжительное время человек не мог вымолвить и слова, только похлопывал Романа по плечам, по груди и снова обнимал. Петька и Павлуша сыновья стояли рядом, не понимая, отчего у их отца слёзы. Отерев мокрое лицо и обняв пацанов, наконец, он выдохнул:

— Как?! Как вы смогли попасть сюда?

И тут силы оставили его — сказалось и нервное потрясение и усталость от скорого подъёма в гору. Сыновья помогли ему присесть на камень, недалеко от костра. С неподдельной радостью смотрел он на бойцов, как на самых дорогих ему людей и вымолвил:

— Давно прибыли?

— Второй день, — ответил Карпинский. — Мы увидели костёр на сопке, а до этого наш радист при разведке местности унюхал горелое мясо.

Мужчина, поискав глазами морпехов, тут же удостоил благодарным взглядом Лопахина.

Как пояснил мужчина, огонь на этой площадке жгли уже пятнадцать лет, надеясь на то, что когда-нибудь за ними придёт помощь, их не оставят одних посреди дикого леса и не менее диких людей.

— То есть, вы в курсе, что такое рация и вас сын узнает тип автомата, — резюмировал Пётр, — но живёте вроде как вне цивилизации, среди дикарей.

Собеседник морпехов поднялся на предательски подкашивающиеся ноги и, приложив руку к нечёсаным волосам, торжественно проговорил:

— Разрешите представиться, лейтенант Васильев! Первая лаборатория, научно-испытательная часть.

— Так вы один из тех двух офицеров, что пропали ещё в девяносто первом году?! — воскликнул Карпинский. — А где второй? Вы оба сумели выжить?

— Ну, тут такое, — замялся Васильев, сморщившись, словно от кислого. — Игорян немного того. Одичал он, да. Поначалу вроде держался, а потом сломался. Он на хуторе сейчас обитает, не в посёлке.

— Тяжко вам было? — сочувственно проговорил Карпинский. — Может, расскажите, как вы выжили? Только Кима с вершины дождёмся.

Начинало темнеть и Николай отправил сыновей в посёлок, поговорив в ними наедине. Бойцы, тем временем, поставили палатки, и первым завалился спать Зайцев, которому предстояло дежурить полночи. Ринат Саляев, всё ещё недоверчиво косясь на мужчину, подкинул дров в костёр, собравшись заварить пакетик кофе. Заметив умоляющий взгляд Васильева, он молча поставил рядом ещё одну кружку. Николай, немного смущаясь, попросил покушать и с наслаждением слопал ещё тёплую гречку с мясом. Когда он приканчивал свою порцию, вернулись ушедшие на вершину морпехи.

— Охренеть! — Новиков не сразу увидел чужака, стучавшего ложкой. — Это кто и где пацан?! Карп, что тут без меня было?

— Командир, это свой! — рассмеялся Ринат. — Нашёлся летёха с Белушки! Тот, ещё советский. Серёга, а ты резче камеру ставь, свет, микрофон. Сейчас нам товарищ поведает про свои приключения.

— В смысле — ещё советский? — тихо проговорил опешивший и подобравшийся Васильев.

— О, братан! — вмиг поскучнел лицом Саляев. — Давай сначала твой рассказ послушаем, а потом уж и мы обскажем, что к чему.

Карпинский скороговоркой объяснил другу происходящее, пока тот пялился на незнакомца. Сергей Ким, немного повозившись со штативом для камеры и поменяв батарею, доложил о готовности Василию и Новиков предложил лейтенанту рассказать свою историю. Саляев же, сунув в руки растерянному Васильеву кружку кофе и шоколадный батончик, ободряюще прошептал:

— Не боись, братан, всё нормально будет.

Наслаждаясь забытыми вкусами, Николай стал рассказывать, что с ними случилось за эти годы. Попал он сюда по глупости. Молодой лейтенант, двадцати двух лет от роду, находясь на посту у аномалии, решил разглядеть это чудо поближе. Присев на корточки у края ямы, Васильев, испытывая неодолимое любопытство, лишь протянул руку, а аномалия буквально затянула его внутрь. Он не успел даже вскрикнуть, как оказался в густой пряно пахнущей траве. Вместо серого неба, затянутого облаками, вокруг было залитое ярким солнцем колышущееся поле сочно-зелёного цвета. Резко встав, офицер снова повалился наземь — ему вдруг стало плохо, грудь будто сдавило неведомой силой, а голова закружилась. А потом на него неожиданно свалился Сафаров. Из ничего, словно материализовавшись из воздуха.

— Я попытался привстать, — хрипло говорил Николай, — а пошевелиться не могу, и мысли в голове путаются. Хотел тогда крикнуть что-то, но горло пересохло, только сипло воздух выпускаю. Уши будто заложило и муторно так, что сил нету. А потом словно по щелчку все звуки на меня как накинулись! Все сразу: шум прибоя, крики птиц, стрекот насекомых, посвист ветра. Я аж за голову схватился, заорал, — мрачно смеялся бородач, а на лице его играли отблески пламени.

Почему они не вернулись назад сразу, Васильев уже не вспомнил. Находясь в ошеломлённом состоянии, они побрели прочь от места аномалии. Вскоре они наткнулись на труп человека. Облепленный мухами мужчина, лишённый руки по локоть, валялся в траве. Его лицо сохранило то мучение, которое он испытывал перед смертью. Документы франкоязычного канадца до сих пор хранятся у Васильева.

— Я думаю, он умер от потрясения и страха, — уставившись в землю перед собой, проговорил Николай. — Рана была чистой, и кровотечение отсутствовало.

Только тогда они, постояв столбами у трупа, наконец, осознали, что с ними произошло. Похолодевшие от нахлынувшего ужаса, лейтенанты с остервенением стали искать окно аномалии, но так и не смогли его найти. Поиски продолжались несколько дней, пока силы не оставили их и не пришла апатия.

— Окно открывалось тогда лишь на неполные двое суток, — щурясь от дыма костра, проговорил Новиков. — Нам рассказывали на Базе.

Васильев покивал с кислой улыбкой. Сейчас ему это было уже не важно. А тогда два молодых лейтенанта оказались посреди дикой природы чужого мира. Четыре рожка патронов к автомату Калашникова, штык-нож и содержимое карманов — это всё, чем располагал каждый из них. Тем не менее, молодые парни выжили, а вскоре и вовсе были приняты в кочевую семью местных лесных кочевников. Их встреча с лейтенантами произошла случайно — офицеры сами наткнулись на лесную стоянку Данула.

Данул — один из младших сыновей мелкого тунгусского вождя с несколькими соплеменниками был изгнан из племени отца за хуление духов. И теперь он кочевал в тайге в поисках свободной земли для охоты, стараясь никому не попадаться на глаза, ибо у Данула был лишь десяток людей, включая двух детей и пятерых женщин и девушек, а потому любое столкновение с чужим племенем означало жестокий приговор.

В тот день, спустя трое суток после переноса, Васильев и Сафаров валились с ног от голода и усталости. Питались они ягодами, собираемыми во множестве, часто попадались целые заросли черемши. На берегу лесного озерца, больше похожего на болото, Николай выдирал рогоз, чтоб зачистить его вполне приятное на вкус корневище. Кое-как желудок набивался скромной на калории пищей. Осатанев оттого, что им никак не попадались люди, у которых можно попросить помощи, офицеры решили залезть куда-нибудь повыше и оттуда поискать признаки ближайшего жилья.