Лягушка в молоке. Часть 1

Облик его описывали по-разному, но все говорили о высоком росте, худобе, волчьих зубах и длинных, острых когтях. Многие знатоки добавляли, что вместо ног у чудовища копыта как у лося, только не раздвоенные, а соединенные вместе.

Белое Перо встрепенулся, но тут же мысленно поморщился с досады. Надо было сразу же послать на ту поляну охотников, поискать следы. Теперь уже поздно. После такого ливня никто ничего не отыщет.

Горе тому, кто повстречает Асмона в лесной чаще, даже если чудовище не заметит его, стрелы и дротики такого охотника пролетят мимо, копье сломается в самый неподходящий момент, а звери будут обходить ловушки стороной.

Но обычно злобная тварь нападала первой, разрывая человека на части острыми когтями и пожирая сердце. Убить его невозможно, но если отрубить голову, существо исчезнет. Вот только проделать это в одиночку под силу только могучему колдуну или величайшему воину. Поэтому Асмон не нападает на группы охотников, предпочитая выслеживать потерявших бдительность одиночек.

Никто из рассказчиков не говорил о нападениях твари на женщин. Но из бесед с Колдуном, вождь знал, что духи с мужским началом довольно снисходительно относятся к женщинам, и наоборот, магические силы, имевшие женскую природу, очень не любят мужчин. Возможно, когда Упрямая Веточка повстречалась Асмону, тот убил её быстро и милосердно. Если так, то становятся понятны слова Ловкого Сыча об оборотне. Это существо обладает способностью ненадолго принимать облик хищников, с которыми имеет что-то общее, волка или медведя.

Вождь даже почувствовал гордость оттого, что сумел в одиночку, без Колдуна, разрешить такую сложную загадку. Хотя, если Асмон объявился, хорошего ждать нечего и нужно как-то отогнать его от стойбища. Тут уж без серьезной магии не обойтись. Вот пусть Колдун и подумает, как это сделать. Зря что ли племя кормит его с учеником столько лет?

Сквозь шум падающих капель и женский плач пробился новый звук. Белое Перо взялся за рукоятку топора. В полутьме тускло блеснуло широкое бронзовое лезвие. Резко отодвинув завешавшую вход шкуру, в вигвам просунулась мокрая голова "рысенка".

— Колдун пришел, вождь, — доложил он, с трудом сдерживая зубную дробь.

Расслабившись, мужчина скупо улыбнулся.

— Заходи.

Подросток взглянул на тело Упрямой Веточки, возле которой теснились вывшие в голос женщины и, стараясь не потревожить их, протиснулся к Белому Перу.

Тот набросил ему на плечи медвежью шкуру.

— Согрейся. Ты хорошо выполнил поручение.

— Спасибо, вождь, — улыбнулся довольный "рысенок".

Тот зажег от огня факел и вышел под дождь. Смолистый сучок прогорел достаточно долго, чтобы позволить разглядеть две скрюченные под плащом фигурки у вигвама раненого, и погас, когда он подошел к ним.

— Колдун приказал нам уйти, — шепотом объяснила мать Ловкого Сыча. — Чтобы не мешали.

Пригнувшись, Белое Перо заглянул внутрь и тут же поморщился от едкого, противного запаха. В очаге дымился пучок веток, переложенных сухими стеблями травы и обильно посыпанный серым порошком. Полный старик озабоченно ковырялся в большом берестяном коробе. При каждом движении его глухо постукивали деревянные колотушки, в изобилии украшавшие просторный балахон, и тонко позвякивал серебряный колокольчик, подвешенный на широкой зеленой ленте.

Колдуну так нравился его мелодичный голосок, что он не расставался с ним даже во время исполнения обрядов. Кое-кто этого не одобрял, считая, что подарок чужеземцев может оскорбить духов аратачей. Таким сомневающимся Колдун, обычно, предлагал самим обратиться к ним и узнать. Желающих не находилось. Разговоры потихоньку стихли, а колокольчик по-прежнему украшал старую морщинистую шею.

В стороне узкоплечий, худой юноша заботливо развешивал мокрый плащ из облезлых шкур.

Услышав шум, Колдун недовольно оглянулся, но тут же лицо его с отвислыми щеками отмякло.

— Здравствуй, вождь, — проговорил он скрипучим, надтреснутым голосом. — Я пришел по первому твоему зову. Душа Ловкого Сыча на полпути к предкам, но я попробую вернуть её в мир живых.

— Ты слышал, что с ним случилось? — поинтересовался Белое Перо.

— "Рысенок" что-то говорил, — неопределенно пожал плечами старик. — На первый взгляд — раны от когтей медведя, хотя и выглядят немного странно.

Он протянул помощнику кожаные ремни с подвешенными к нему черепами воронов. Молодой человек, который не имел имени и звался просто — "ученик колдуна", торопливо завязал их на запястье.

— Что тебя удивило? — поинтересовался Белое Перо, покашливая. Палатка быстро наполнялась вонючим дымом.

— Я как будто чувствую присутствие злой магии, — хмуро ответил Колдун, наклоняя голову и позволяя помощнику надеть себе на шею ожерелье из деревянных фигурок.

— Мне надо знать, кто напал на Ловкого Сыча, — строго сказал вождь, прогоняя с глаз набежавшую слезу. — Это важно для всех детей Рыси.

— Понимаю тебя, — важно кивнул старик. — Я сделаю все, что смогу.

Отстранив помощника, он осторожно вытащил из короба большую, щедро украшенную перьями маску. В дымной полутьме трудно различить детали, но Белое Перо узнал облик Великого Духа.

Как правило, Колдун не пользовался ей, если приходилось просто лечить раны. Неужели мудрый старик догадался, что дело не в обычном медведе? Вождь с опаской посмотрел на Колдуна, одевавшего личину. Ученик достал большой бубен и колотушку обмотанную мехом рыси.

Старик наклонился над очагом, и с шумом вдохнув дым, громко расхохотался страшным, каркающим смехом. Помощник ударил в бубен. Колдун встрепенулся, обернулся кругом и, упав на колени, запел бессвязную песню на тайном языке.

Деревянный стук трещоток, бряк костей, глухие удары бубна, шум капель. Все смешалось в неясный ритмичный гул, заполнявший вигвам. Белое Перо почувствовал, как невольно начинает дергаться в такт выкрикам Колдуна. Мужчину охватило странное состояние расслабленного возбуждения. Вигвам стал расти, в клубах дыма замелькали странные туманные силуэты.

Вождю приходилось несколько раз хаживать в мир духов, хотя большого удовольствия от этого он не получил. Поэтому, прежде чем окончательно погрузиться в забытье, Белое Перо стал поспешно выбираться из наполненного дымом вигвама.

Прохладный ночной воздух прогнал видения, а дождь помог окончательно прийти в себя.

— Идите в мое жилище, — проговорил он, обращаясь к матери Ловкого Сыча, все еще стоявшей поодаль. — Колдун говорит с духами.

Все знали, что такой разговор может сильно затянуться. Случалось, что, начав колдовать с утра, старик заканчивал только с заходом солнца.

— Мы подождем, — бесцветным голосом ответила женщина. — Я должна знать, выживет ли мой сын.

Белому Перу тоже очень хотелось как можно скорее поговорить с Колдуном. Обычно после пляски тот быстро засыпал и мог проспать очень долго.

— Не стой под дождем, вождь, иди сюда, — гостеприимно предложила мать Ловкого Сыча плащ.

Но он, покачав головой, направился в свой вигвам. Несмотря на темноту, Белое Перо легко отыскал его по многоголосому плачу. Народу внутри прибавилось. Кроме жен, тех, кто помогал им обряжать в последний путь Упрямую Веточку, и Кудрявой Лисы, присутствовали еще несколько старух.

Похоже, здесь собрались все оставшиеся в стойбище женщины. Кто-то из них прихватил с собой внуков. Один из них громко ревел, присоединяя свой звонкий голос к хору плакальщиц. От которого мужчине стало так муторно на душе, что он, тихонько взяв плащ, вышел под дождь.

Небо уже не выглядело так грозно. Кромешная тьма сменилась черной синевой ночи, в которой уже стали различимы силуэты вигвамов. Судя по звуку бубна и громким выкрикам, Колдун все еще продолжал свой чародейский разговор.

Белое Перо встал неподалеку от матери и сестры Ловкого Сыча. Он опасался, что женщина попытается с ним заговорить, а этого ему совсем не хотелось. Но та молчала. Плащ тяжелел от воды, ноги замерзли, стоя на сырой траве, а помощник Колдуна все бил и бил в бубен, его учитель брякал трещотками, звенел колокольчиком, выкрикивая не своим голосом тайные слова, взывая к духам неба, земли, воды и к самому Великому Духу.

В бессвязную песню вплетался доносившийся вой плачущих женщин и шум дождя. Вдруг Колдун резко замолчал. Теперь только монотонный стук бубна доносился из жилища Ловкого Сыча.

Закрывавшая вход шкура откинулась, выпуская измученного старика. Уже успевший снять маску, он рухнул коленями в мокрую траву в приступе рвоты. Белое Перо и мать раненого воина бросились к нему на помощь. Три раза Колдуна выворачивало наизнанку, прежде чем он смог произнести:

— Вождь, возьми у него бубен. Скорее!

Мужчина бросился в заполненный клубами вонючего дыма вигвам. По звуку определил, где находится ученик, все еще продолжавший стучать меховой палкой по натянутой коже.

— Уходи! — рыкнул Белое Перо, останавливая его руки.

Но юноша, казалось, не услышав обращенных к нему слов, дернулся всем телом, выкрикивая что-то сквозь стиснутые зубы.

Недолго думая, вождь схватил его за сальные волосы и потащил из вигвама. Боль вырвала парня из мира духов. Он взвизгнул, но Белое Перо уже выволок его под дождь.

— Мой сын будет жить? — забыв о почтении, приставала женщина к тяжело дышавшему Колдуну, все еще стоявшему на коленях. — Что сказали духи? Отвечай! Ну?

— Нет! — оскалившись, выкрикнул старик. — Этот дух слишком силен. Против него бессильна магия людей!

Женщина отшатнулась, закрывая лицо руками, а Колдун с кряхтением встал, опираясь на плечо её дочери.

Вождь не удивился столь резкому ответу, хотя обычно тот высказывался не столь определенно. Белое Перо выпустил ученика, и того тоже начало рвать.

Мать Ловкого Сыча бросилась в вигвам.

— Стой!

Дернувшись, женщина застыла от удивления.

— Открой полог и жди, как развеется священный дым, — тихо пояснил старик. — Иначе и тебя затянет в мир духов, а я слишком устал, чтобы вытаскивать тебя оттуда.

— Но, мой сын.., — всхлипнула та.

— Он вернется, — прокаркал Колдун. — Ненадолго. Перед тем как уйти навсегда, ты еще сможешь его обнять.

— Что ты узнал? — пятясь от блюющего ученика, спросил Белое Перо.

— Помоги мне дойти до вигвама, — слабым голосом попросил старик.

Вождь заколебался, не зная, куда его вести. В свое жилище нельзя. Там и так тесно, а им надо спокойно поговорить. Наконец, решил, что лучше всего подойдет вигвам Густого Меха. Хозяин на охоте, жена с двумя дочерьми ушла разделывать быков.

— Пойдем, — Белое Перо взял Колдуна за локоть.

Но тот отстранился.

— Я дойду сам.

Потом обратился к ученику:

— Проследи, чтобы женщина не вошла туда слишком рано. И собери вещи.

Все еще морщась и держась за живот, юноша кивнул.

Вождь раздул угли в очаге, добавил хвороста, заботливо припасенного женой Густого Меха, и гостеприимно предложил старику занять хозяйское место.

Тот с явным удовольствием растянулся на куче шкур.

— Кто убил Ловкого Сыча? — тихо спросил Белое Перо, присаживаясь рядом.

— Зло! — убежденно прошептал Колдун. — Не медведь, но нечто в его облике.

— Я и сам это понял, — проворчал вождь, ожидавший более определенного ответа. — Но кто это? Что за дух? Нигдар? Откуда он взялся? Как его убить или прогнать?

Колдун в изнеможении прикрыл глаза.

— Душа молодого воина мечется между миром людей и миром духов, — медленно, нараспев проговорил он. — Я пытался удержать её здесь, но тело слишком истерзано, а душа полна смятения и ужаса. Ты знаешь, что она всегда видит истинный облик врага, и её вряд ли мог напугать обычный медведь...

— Так ты что так и не узнал, кто его убил?! — раздосадовано вскричал Белое Перо.

— Не так то просто разобрать речи духов, — слабым голосом отозвался старик. — Дело непростое. Дай мне немного времени.

Предводитель племени Рысей, вздохнув, кивнул в знак согласия, хотя в полутьме Колдун и не мог его видеть. Наступила тишина, нарушаемая ударами дождя по коре, треском огня в очаге да тяжелым старческим дыханием.

Мысли вождя вновь вернулись к смерти дочери. Значит, он прав, и в окрестностях стойбища появилось что-то магическое.

— Асмон, — очень тихо проговорил Белое Перо, словно пробуя страшное слово на вкус.

Задумавшись, он не заметил, как дрогнули ресницы Колдуна, а по сухим губам пробежала легкая тень усмешки.

От свежей порции сушняка огонь вспыхнул с новой силой. Вдруг старик тяжело задышал, пальцы его крепко сжались в кулаки, а ноги задергались словно в припадке. Вождь привстал, тревожно глядя на Колдуна. В вигвам влез мокрый ученик с большим берестяным коробом.

— Тихо! — шикнул на него Белое Перо, глядя на старика. Тот метался на ложе, стонал, бормоча что-то неразборчивое.

Потом внезапно сел, уставившись на огонь широко раскрытыми глазами.

— Ты что-то видел? — встрепенулся вождь, подаваясь вперед и хватая его за руку.

— Да, — коротко ответил тот.

— Что? — нетерпеливо спросил Белое Перо.

— Не спеши, вождь, — печально покачал головой Колдун. — Истина может оказаться слишком страшной. Утром мы будем хоронить твою дочь и храброго Ловкого Сыча. Перед церемонией ты получишь свои ответы. А сейчас прости, мне надо отдохнуть.

"Вот упрямый барсук! — выругался про себя предводитель племени Рысей. — Никогда ничего толком сказать не может!"

"Хотя, — он взглянул на ученика, снявшего рубаху и подставившего костру впалую грудь. — На то он и Колдун. Тот, кто умеет разговаривать с духами".

Утром вернулись охотники с женщинами, помогавшими разделывать богатую добычу. Огромные шкуры тут же растянули на земле между вбитых в землю колышков.

Обычно, заполучив такое количество мяса, люди устраивали грандиозный пир. Но сейчас веселиться никому не хотелось. Род в один день потерял сразу двух молодых людей.

Как и предсказал Колдун, Ловкий Сыч умер утром. Перед смертью он ненадолго пришел в себя. Попрощался с матерью и сестрой, а потом рассказал, что прежде чем превратиться в медведя, оборотень был какого-то странного синего цвета.

Услышав об этом, люди заохали, вспоминая духа земли Панута, а Колдун многозначительно посмотрел на вождя, вызвав у того очередной приступ раздражения.

Прослышав о горе, постигшем Палевых Рысей, стали приходить соплеменники из других Родов. Охотники, женщины с детьми, крепкие старики. Как правило, прощались с умершими только близкие родственники. Но убийство девушки, загадочная смерть молодого воина насторожили и привлекли внимание людей к этим похоронам. Родичи приносили угощение, да и у Палевых Рысей имелось, что выставить на поминальную трапезу. Молодые мужчины и юноши под руководством ученика Колдуна устраивали погребальные костры. Одни женщины готовили пищу, другие плакали возле мертвых, время от времени меняясь местами.

Старейшины, вождь и наиболее уважаемые воины собрались в сторонке, чтобы суетящиеся люди и голоса плакальщиц не помешали содержательной и важной беседе.

В уважительном молчании ждали они первых слов Белого Пера, понимая, что тот не стал бы собирать их по пустякам.