| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Тебе, — проговорил степенно Петр Семенович, продолжая давнишний разговор, — тебе, Александр, еще многие завидуют. Должность майорская, с царем общаться будешь. Опять же младший посол...
Рожковскому задумался, и кивнул собственным мыслям:
— А вот посуди, каково мне? Я же по возрасту тебе в отцы гожусь, тянет к спокойствию, а приходится все бросить и ехать в Москву.
Мне это — вот! — Он обхватил горло рукой.
Александр возмущенно вскинулся и недовольно сжал губы. Кому лучше, кому хуже... Давний спор надоел хуже горькой редьки! Рожковский лукавил, до пенсионного возраста он не дотягивал, а к весомому положению в верхах города привык. После того, как всех руководящих сторонников прежнего главы города уволили, предложение поехать послом в столицу Московского царства стало для Рожковского спасительным. Его статус и материальное положение стали не ниже, чем прежде. Так что он не меньше младшего посла получил от назначения в посольство. Александр открыл рот чтобы возразить, но не успел.
Караван завернул, невольно притормаживая, за поворот. Ель — богатырка в двух десятках метрах перед первыми санями рухнула, раскидистыми ветвями закрывая путь. Туча белой снежной пыли взметнулась ввысь, загораживая вид/ Всадники столпились, осаживая коней. Кучер торопливо натянул вожжи. Стая ворон сорвалась с ближайших деревьев, с карканьем закружилась в хмуром небе.
'Бах, бах!' — почти дуплетом грянули два выстрела.
Рот мгновенно пересох, сердце громоподобно забилось о ребра, словно пожарный колокол. В голову ударили лошадиные дозы гормонов, приводя организм в готовность к бою. Прилив сил и дикой ярости. Засада! — понял Александр, гаркая Рожковскому: 'Ложись наземь!' Махнул рукой замковзводу на противоположную дверь. Один из автоматов стоял между сидений. Офицер подхватил его, одновременно толкая дверь и выскакивая на улицу. Мгновенно присел на ногу, звякнул затвором, досылая патрон и выискивая стволом цели.
С другой стороны, бахнула дверь, — сержант ужом выскочил из саней, с другой стороны. Шустро перекатился на бок, вскинул наган. Сказались два месяца непрерывных тренировок перед отправлением посольства.
Из-за близких деревьев справа выскочили разномастно одетые мужики, — с топорами, кольями, иные с неведомым путем попавшими в руки татям саблями. Закричали страшно и громко: 'Стой, стой', увязая в глубоком снегу, бросились к саням. Побледневший как полотно кучер, рухнул с козлов на землю, прикрыв руками голову, нечленораздельно завыл.
'Бах!' — оглушительно выстрелил карабин солдата, сидевшего на козлах. Александр выцелил ближайшего разбойника, мчавшегося прямо на него с высоко поднятым в руках топором.
'Так!' — выплюнул огненный цветок автомат Александра.
Пуля ударила татя в грудь, смела на снег словно кеглю, сбитую метко направленным шаром.
'Бах! Бах! Бах!' — зачастили выстрелы со всех сторон, звонким эхом отдаваясь среди деревьев. Дикие вопли, матерную ругань, вой раненных разбойников почти неслышно на фоне частых выстрелов из карабинов и револьверов.
Александр, мгновенно перевел прицел на следующего разбойника, могучего мужика с саблей в поднятой высоко руке, с диким ором бежавшего к саням.
'Бах' — оружие выпало из обессиленных рук разбойника, вслед за ним ослабевшие ноги подогнулись, тать медленно опустился в сугроб. Выражение глубочайшего изумления на бородатом лице.
'А кто тебе сказал, что будет легко?' Александр мгновенно перевел ствол на следующего разбойника. 'Зря вы, не разбираясь кто перед вами, напали!' Еще десяток секунд длится молниеносное побоище. Наконец разбойники сообразили, что их элементарно убивают словно подвернувшихся под тапок тараканов и, единственный способ спасти жизнь — бежать. По неслышной за шумом боя команде, оставшиеся в живых бросились назад, под защиту чащи. Цели исчезли. Несколько мгновений и на когда-то белоснежном снегу остались лишь окровавленные трупы разбойников и жалобно причитающие раненные. Грохот огнестрела затих. Только птицы кружатся и каркают в небе.
Минуту Александр выжидал, не отводя оружия и настороженно вслушиваясь в лес. Заснеженная чаща молчала. Никаких звуков, свидетельствующих о том, что разбойники могут вернуться. Ушли или прячутся и ждут момента для повторного нападения?
Из саней послышался испуганный голос Рожковскому:
— Бандиты ушли?
— Не знаю, сейчас проверим, — не оборачиваясь, ответил офицер, затем громко крикнул:
— Иванов, Черкасов.
— Я! — тут же, — Я! — раздалось позади, эхо голосов загуляло по лесу.
— Проверить лес! Только аккуратно! И пленного приведите, кто поздоровее!
'Нужно узнать, что это, случайное нападение польстившихся на богатый караван бандитов или происки неведанных врагов. Хотя последнее маловероятно. Кто мог нас обогнать?'
— Есть! — оба названных солдата с наганами в руках, осторожно хрустя снегом, зашли за стволы деревьев. Два других солдата отправились на разведку противоположной стороны.
Через несколько минут ожила радиостанция в кармане бушлата Александра.
— Прошли по следам 200 метров, разбойников нигде нет, возвращаемся, — раздался голос Иванова.
— Принято! Пленного взяли?
— Так точно!
Вернулись Иванов и Черкасов, подталкивая в спину стволами наганов баюкающего окровавленную руку взъерошенного, жалобно причитающего мужичонку в рваном армяке. Такой запираться не станет. Следом вернулись бойцы, проверявшие лес по другую сторону дороги. Александр облегченно вздохнул, скрывая послестрессовую трясучку скомандовал подчиненным построиться. Последним вылез из саней все еще бледный старший посол, впрочем, и он вскоре приобрел нормальный цвет лица. Из состава делегации города и охраны никто не пострадал, даже нанятые извозчики целы. Ущерб посольству ограничился огромными дырками в кузовах саней. Первыми попавшимися тряпками их наскоро заткнули. Среди выделенных для охраны стрельцов одного легко ранили и один погиб. Оказывать помощь еще живым разбойникам не стали, захотят их товарищи, помогут раненным. Нет, бог им судья, а не дело после нападения долго задерживаться. Не исключено, что тати опомнятся и вернутся с подкреплением. Дружно хекая, оттащили дерево с дороги, погрузили пленника. Его по дороге допросят. Раненного стрельца посадили в сани. Всадники первыми тронулись в путь. Повеселевшие извозчики взмахнули вожжами, колонна направилась вслед за ними...
25 ноября 1689 г. прошло заключительное заседание суда по делу бывшего главы города Соловьева. Несмотря на то, что телевидение и обе выпускавшиеся в городе газеты в ежедневном режиме освещали ход суда, интерес к процессу был фантастическим. После Переноса он стал главной городской сенсацией. Безучастных к судьбе бывшего градоначальника не было. Большая часть горожан осуждала Соловьева, но то, что он спас город в первые, самые сложные дни от безвластия и анархии, помнили. Нашлись и сочувствующие ему, правда их было немного, взяточников не любили и воевать с Русью, к чему вел прежний глава города, подавляющее большинство не хотело. Процесс проходил в зале районного дома культуры, так как зал заседаний городского суда совсем небольшой и не рассчитан на огромное количество желающих все увидеть собственными глазами. С самого утра счастливцам, кому повезло присутствовать на оглашении приговора на 'процессе века', пришлось проталкиваться в зал через плотную толпу горожан.
Все долгие месяцы следствия и суда, казались Соловьеву одним страшным и мучительным сном. Словно достаточно сделать усилие и проснешься, а весь окружающий кошмар развеется. Соловьев обвел взглядом переполненный зал, обращенные к нему лица, слились в единую ужасающую маску, в голове молоточками билась цифра шесть, а в ушах шумело. Именно на столько лет тюремного заключения приговорил его суд и еще добавил три миллиона штрафа. Все попытки его самого и адвоката доказать политические мотивы уголовного дела разбились о железобетонную аргументацию прокурора. Когда понадобился повод, просто сдули пыль с дела, бережно собираемого многие годы фсбшниками. Вишенкой на торте стал факт передачи казахами градоначальнику золота за помощь в войне с джунгарами. Судья закончил читать приговор, увесистая папка легла на стол. Соловьев скорбно усмехнулся, он спас город, а неблагодарные его судят за какое то золото! И взятки, ну были они, но ведь все осталось в двадцать первом веке! Судья поднял взгляд на зал и произнес:
— Прошу садиться.
Зал послушно присел и приглушенно загудел. Люди обсуждали только что вынесенный приговор. Остались стоять лишь сам судья, Соловьев и оператор телевидения. Судья бросил недовольный взгляд в зал и стукнул деревянным молотком.
'Бам' — поплыл звук по залу.
— Я требую тишины! — слегка раздраженным и осипшим после зачитывания приговора голосом произнес судья. Зал притих.
— Осужденный, Вам ясен приговор? — спросил судья.
-Да, — безжизненным тоном произнес Соловьев. Ему шестьдесят один... Бывшему градоначальнику стало окончательно ясно. Шесть лет заключения, он не выйдет из тюрьмы, так и помрет униженным в заключении. Будьте вы прокляты, подумал он. В ушах зашумело еще сильнее, в глазах потемнело, он мягко осел на пол.
А еще через несколько дней после выписки из больницы Соловьев в колонне таких же заключенных прошел по утренним городским улицам к свалке. Следующие шесть лет ему светила карьера в качестве сортировщика мусора, а ныне вторсырья...
В подвалах объединенного городского банка в начале зимы накопилось более двухсот килограммов золота и полтонны серебра. Примерно половина запасов — это летняя добыча старателей, оставшееся золото город получил за счет торговли и конфискованной собственности путчистов и бывшего мэра. Накопленный запас дал возможность выпустить банковские билеты, номиналом 1000 и 5000 рублей, размерами и цветом напоминающие прежние купюры Российской Федерации, только с видами города и надписью: Билет объединенного городского банка. Новые деньги свободно обменивали на золото. Купюры другого достоинства Российской Федерации постепенно заменяли серебряными и медными монетами. Новые деньги ходили наряду с постепенно ветшавшими прежними купюрами. Последние, понемногу выводили из обращения. Новые купюры пользовались доверием. Их охотно принимали не только горожане, но и приезжие купцы. А их по зиме в торговое поселение на границах города, приехало множество. Одни расторговавшись, уезжали, другие приезжали. Изменился лишь состав купцов. Гостей из Средней Азии почти не осталось, ехать через пустынные степи Казахстана далеко и по зиме очень тяжело, их заменили русские купцы из давно освоенного московским царством среднего Урала, Поволжья, сибирских городов: Тюмени, Тобольска...
В одном из множества кабаков торгового поселения по случаю дневного времени почти пусто. Вечером его займут компании чинных купцов, задиристых охранников и усталых ватажников. Сейчас еще слишком рано. В помещении царит полумрак, светло лишь напротив запыленного окна и у входа, над ним висит новомодная электрическая лампочка. Воздух пропитан запахами вчерашних щей, жаренного лука и хлебного вина. Водку и спирт вовсю гнал вновь образованный городской спиртзавод, в поселке алкоголем торговали в кабаках и лавках. За спиной, скучающей за невысоким барьером ядреной, необъятной кабатчицы, солнечные лучи преломляются в длинных, заполненных прозрачным, словно слеза, хлебным вином штофах и пузатых стеклянных кубках. В красном углу едва теплятся лампады, почерневшие лики с икон с немым упреком смотрят на творящиеся в вертепе безобразия. Кабатчица старательно делает вид что ее не интересует негромкая беседа сидящих за полупустым столом в дальнем, темном углу, необычных посетителей. Впрочем, говорят они тихо и расстояние велико, так что любопытная содержательница заведения лишь зря напрягает слух. Заинтересовала ее странная компания из попаданца и хроноаборигена. Один — ее куратор из службы безопасности, в типичной городской одежде камуфляжного цвета. Второй, в расстегнутом армяке, борода лопатой, явно из недавних переселенцев в город. Старожилы поселка обычно следовали городской моде и одевались преимущественно в камуфляж.
Петр Иванович успокаивающе поднял руку. Заговорил, голос мягкий, примирительный:
— Пойми, Степан. Мы не враги староверам. Более того, мы знаем, какие гонения будут на вас в будущем, и хотим их предотвратить. Но для этого нам нужна твоя помощь.
Степка, помотал лопатой черной бороды, недоверчиво зыркнул из-под густых бровей, вполголоса забасил:
— Не верю я тебе, господин. Ты сам говорил, что вы из будущего, там победили никонианцы, а истинную веру преследовали, — пальцы поднялись в двуперстном крестном знамении, в глазах загорелся фанатичный блеск, — Ибо сказано. Заблудили и отступили от истинныя веры с Никоном отступником злокозненным, пагубником, еретиком.
Петр Иванович протянул руку, тонкая струйка ядреного квасу пролилась из кувшина в кружку. Он долго пил, оценивающе поглядывая из-за края чашки на Степана. Придя к какому-то выводу, изрек все также мягко, уговаривающе:
— Ты можешь помочь нам предотвратить гонениям на староверов. Мы хотим помочь, мы друзья вам! Знаешь ли ты, что если мы не вмешаемся, то вскоре царь прикажет преследовать старообрядцев, а вы начнете сами себя сжигать, из-за чего тысячи старообрядцев погибнут? Знаешь ли ты, что царь уберет Патриарха и создаст Священный Синод, который станет управлять церковью. Только мы можем предотвратить это!
— Лучше сгореть в огне, чем потом попасть в ад! — нахмурившийся Степка истово перекрестился двумя перстами, — Все равно не верю тебе господин, — старовер упрямо набычился, посверкивая глазами. Жизнь научила его не верить никонианам, обольстителям поборников истинной веры.
'Да что же делать с упрямым старообрядцем? Никакие доводы не действуют. Хоть кол на голове теши! Будущие резиденты уже есть, нужен кто-то вхожий к вождям старообрядцев. Ладно, попробую еще.'
— Мы разрешили вам селиться в окрестностях нашего города, не преследуем, дали возможность построить собственную церковь. Вот ты сам работаешь в мастерской которую держат на паях ваш купец из старообрядцев и город. Обижают тебя? — Петр Иванович вопрошающе посмотрел на собеседника.
Тот вздохнул и покачал головой.
— Вот! — поднял указательный палец сбшник, — Это ли не подтверждение того, что мы не враги старообрядцев, а друзья.
Степка, молчал, только в глазах его промелькнула тень сомнения. Надо дожимать подумал Петр Иванович и размашисто перекрестился.
— Да вот тебе крест, мы хоти помочь вам!
В глазах Степки промелькнула неуверенность. Если человек крестится хоть бы и троеперстно — врать не станет.
— Крест-то никонианский, щепоточник! — не сдавался молодой старовер.
Петр Иванович пожал плечами:
— Как в детстве научили, так и крещусь, хочешь в подтверждение моих слов, Символ Веры прочту?
В глазах Степки мелькнуло сомнение, несколько мгновений он размышлял, грузно сопя в бороду.
— Ладно, убедил, — решительно махнул рукой, — что господин от меня хочешь?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
