Правь, Россия, океанами

Собственно, кое-какие деньги у меня все-таки есть. После моего перехода в православие, Анна Иоанновна, похоже, окончательно признала меня взрослой. Я получила свою резиденцию — бывший дом покойного генерал-прокурора и кабинет-министра П. И. Ягужинского. Между прочим, там же теперь заседал и Кабинет министров. Содержание и штат прислуги тоже увеличились. Так что было с чем работать.

Обязанностей, кстати, у меня тоже прибавилось. Если раньше я могла увильнуть от какого-нибудь особо скучного мероприятия, то теперь обязана была присутствовать на богослужениях, праздниках и прочих протокольных мероприятиях, переезжать с двором в Летний дворец и Петергоф, и сопровождать императрицу в ее выходах.

Процесс был нудным, но реально необходимым. Я на практике знакомилась с дворцовой жизнью. Императрица даже высказала мне свое одобрение. Типа, хорошая, послушная девочка. Ага. Я такая. Хотя постоянно притворяться было сложно. И особенно тяжко мне пришлось после известия, что умерла мать моего тела — Екатерина Иоанновна.

Мне-то эта женщина была посторонней. Я и видела-то ее полтора раза. А от Анны Леопольдовны ждали другой реакции. Мать все-таки. Пусть и не уделяла дочери должного внимания. Но я-то чего должна скорбеть? К тому же, смерть эта не была неожиданной. Екатерина Иоанновна серьезно болела. В последнее время вообще была полным овощем.

Хорошо Анна Иоанновна призвала меня крепиться. Дескать, негоже слабость демонстрировать. И я с удовольствием ее послушалась. Впрочем, императрицу в этот момент заботили не мои переживания, а место похорон. Я с удивлением выяснила, что Анна Иоанновна чуть ли не сразу после восшествия на престол озаботилась именно вопросам упокоения царственных родственников.

Оказалось, что между смертью Петра I и его погребением прошло 6 с лишним лет. Именно Анна Иоанновна повелела опустить в склеп гроб с его телом, как и гробы Екатерины I и их дочерей. До этого тело основателя города стояло в закрытом гробу в центре собора. Но императрица не собиралась устраивать в соборе усыпальницу для всех Романовых, так что где будет похоронена Екатерина Иоанновна — вопрос решался.

Похороны получились чрезвычайно пышными. Монастырь Святого Александра окружила целая толпа народа. Тело везли под балдахином. Впереди шли гренадеры пехотной гвардии, кадеты, купечество всех наций и дворянство, затем хор певчих (причем без инструментов). В первых рядах шествовали мы с императрицей. Причем меня поддерживали под руки маршал Миних с канцлером Головкиным. Видимо, опасались, что я в обморок рухну или в истерику сорвусь.

Ну вообще-то было бы немудрено. Похороны — это очень тяжелый процесс сам по себе. А тут еще требовалось соблюдать строгий церемониал. Не говоря уж о том, что печальная процессия шествовала не менее трех часов. Тут поневоле плохо станет. Правда, рядом со мной находилась Мюнхгаузен с нюхательной солью наготове, так что я надеялась достойно перенести весь этот процесс.

После соответствующий молитв меня подвели к открытому гробу, и я выдавила-таки из себя пару слезинок и приглушенный всхлип, прикрыв лицо платочком. К счастью, долго спектакль устраивать не пришлось.

А буквально через несколько дней, гофмейтерина Адеркас, "дабы развлечь", познакомила меня с саксонским посланником Карлом Морицем Линаром. И это "случайное" знакомство показалось мне весьма подозрительным.

Глава 4

Европейская мода — это зло. Нет, понять Петра I можно. Человек он такой был — с моторчиком в одном месте. И понятно, что долгополые кафтаны и шубы мешали ему передвигаться с нужной скоростью. Но зачем на Европу равняться во всем? Идиотизма там тоже немало. В той же Франции не иметь любовника/любовницу просто неприлично. А уж как над собой модники и модницы издеваются...

Безусловно, мода в любые времена случалась дурацкая. Мне вот хипстеры не нравились. Идет нечто субтильное в обтягивающих штанишках выше щиколоток, кургузом пиджачишке, с бородой потомственного старовера и круглыми розовыми очками... Но я вспоминала всяких хиппи, панков, туфли на монументальной подошве, брюки-клеш, в которые можно влезть только с мылом, и пожимала плечами.

Чего уж там, сама по молодости лет была не лучше. Хранилась у меня фотография конца 80-х... Дикий начес на голове, атомный макияж (особенно стрелки чудовищны), короткий пиджачок с огромными плечами (Шварцнеггер обзавидуется), кожаная проклепанная юбка и колготки в сеточку. Единственное, что там было приличного — туфли на шпильках. Но, как вы понимаете, ситуацию они не спасали.

С возрастом при взгляде на эту фотографию рука тянулась сделать фейспалм. А ведь тогда казалось, что я вся из себя модница и красавица! Даже копии этой фотки дарила... Так что будем терпимы к чужим недостаткам.

Просто... Карл Мориц — официальное лицо. И как-то автоматически ожидалось чего-то строгого и консервативного. Однако первая же встреча с саксонским посланником доказала мне, что хипстеры — это не такие уж странные парни. Линар делал их вчистую.

Надо сказать, что это знакомство показалось мне странным с самого начала. Во-первых, до сих пор никакие посланники ко мне не рвались. Меня по-прежнему не воспринимали всерьез. Во-вторых, гофмейстерина Адеркас целый месяц мне по ушам ездила, какой он красавец и умница, и каким успехом пользуется у женщин. Ясно же было, что это жу-жу-жу неспроста. И что это знакомство в любом случае состоится.

Для начала я решила выяснить, что этот тип из себя представляет. Это было несложно — парочка прикормленных слуг у меня была. На прямое противостояние с Анной Иоанновной они, конечно, не пошли бы, но мелкие услуги мне оказывали. Как раз в сфере узнать-расспросить. Полагаю, считали это обычным женским любопытством. Что такого? Сама императрица подобным страдает.

В результате получилась картина маслом. Самовлюбленный 25-летний нарцисс мечтал очаровать юную принцессу. Меня то бишь. Напоминаю, что мне, на минуточку, даже 15 еще не исполнилось. Не знаю, как в 18 веке, а в оставленном мной мире для 14-летней девочки все, кто старше 17 — ужасно взрослые. А кто старше 20-ти — безнадежно старые. На что вообще надеялся этот ловелас?

С другой стороны... Принцесса одинока, недооценена, ее выдают замуж не спросив согласия... Есть где разгуляться. Вот только бесперспективно это все. Даже если бы Анна Леопольдовна влюбилась в этого хлыща, кто бы ей позволил романы крутить? Она же не Елизавета, у императрицы на нее планы. И вот не верю, что саксонский посланник этого не понимает. Если бы у него не было мозгов, на подобном посту он бы не оказался. Даже со связями.

Так где здесь кошка порылась? Придется, видимо, все-таки соглашаться на встречу. В удобное мне время и в удобной мне обстановке. Адеркас, кстати, прямо-таки засияла, когда услышала мое согласие. Ей-то это зачем?!

Карл Мориц Линар не вошел. Он вплыл. В костюме "цвета нежной розовой зари", в пышном парике, надушенный и нарумяненный. Мда. Рассказывали мне слуги, как он за собой ухаживает. Маски на лицо (причем разные и в определенной последовательности), специальные перчатки, пропитанные кремом для рук, тонны белил и румян...

Нет, мужчина, следящий за собственной внешностью — это неплохо (я своему мужу периодически маникюр делала). Но когда кроме забот о внешности больше ничего нет... это печально. Пусть даже это последняя европейская мода требует от мужиков быть утонченными и изысканными эфирными созданиями.

Наверное, это просто разница менталитета эпох. И для 18 века Карл Мориц был очень даже ничего. Но на мой взгляд выглядел он довольно нелепо. Саксонский посланник вел себя, как герой сопливых любовных романов, которые обожала читать принцесса до того, как я попала в ее тело. Был куртуазен, велеречив, сыпал комплименты и выказывал участие. Типа, он как никто меня понимает и может оценить. Что на самом деле я прекрасна как ликом, так и душой, и он счастлив встретить совершенство, кое полагал выдуманным.

Ну... вполне вероятно, что 14-летняя девочка поплыла бы от комплиментов. Закрытая от мира (без меня бы она в жизни не вылезла дальше порога дворца, не говоря об Академии), обойденная вниманием матери, не уверенная в благоволении тетушки... Да, шанс у Карла Морица определенно был. Если бы я реально была юной глупой девочкой. А так... я могла только отдавать ему должное. Игру он вел тонко.

Не было никаких прямых признаний или слишком пылких замечаний. Оно и понятно — не в первую встречу, и не невинной принцессе толкать страстные речи. Однако Карл довольно умело показал, что он не просто заинтересован — а очарован и чуть ли не сражен наповал. Даже Станиславский сказал бы "верю". Так что я изобразила то, что от меня требовалось — легкое смущение и заинтересованность. А потом стала думать, на кой черт весь этот спектакль.

Итак, посланник не дурак, и наверняка понимает, что пылкого романа ему не светит. Адеркас тоже далеко не дура, и должна осознавать, что как только императрица хотя бы заподозрит меня в шашнях с посторонним мужиком, гофмейстерина — первый кандидат на вылет. Но что меня особенно поразило, к славословиям в пользу Карла Морица присоединился и мой учитель — Иоганн Конрад Геннингер. Ему-то зачем это надо?

Думай, голова, думай. Для чего это может быть затеяно. Опорочить меня в глазах Анны Иоанновны? Маловероятно. До Елизаветы мне далеко, а о моем романе настучат сразу же, не дав ему даже нормально развиться. Значит, нужен скандал? А зачем? Я пока еще не самая крупная жаба в этом серпентарии. Кому интересны мои увлечения?

Если... если только жениху! Даже при том, что он тоже не от великой любви на мне женится, ему явно будут неприятны подобные слухи. А вот тут, похоже, горячо. Адеркас — родственница прусского посланника — барона Мардефельда. И по ее поведению — типичный агент влияния. Мой предполагаемый брак очень благоприятен для Австрии. И Пруссия просто не может не попытаться помешать. А как можно расстроить брак? Ну конечно, найти героя-любовника.

Пруссия, похоже, подошла к этой авантюре весьма ответственно. Даже завербовали камер-юнкера императрицы Ивана Брылкина. Должно быть, отчаянный мужик! Либо деньги любит так, что здравый смысл теряет. Он-то, в отличие от остальных, затеявших авантюру — российский подданный. А если роман вскроется (что по-любому случится, рано или поздно), камер-юнкер вполне может лишиться ушей, ноздрей или языка. А то и всего вместе.

Впрочем, он человек взрослый. Так что это его проблемы. Мне надо подумать, как самой выпутаться из данной ситуации с наименьшими потерями. И я подумала... а не побеседовать ли мне с Ушаковым? Тайная Канцелярия — это не та организация, с которой хотелось бы связываться, но была у меня еще одна мысль. Вдруг вся эта история с Линаром — проверка? Пусть не самой императрицы, так Бирона, который искренне меня не любит?

Словом, я решилась, и организовала с Ушаковым "случайную" встречу. Не потому, что надеялась сохранить ее в тайне. Я же не такая наивная дура! Просто вызывать его к себе... будет не слишком правильно. Пока еще я всего лишь принцесса, даже официальным наследницей не объявлена. Так, на уровне слухов. В такой ситуации лучше излишне поскромничать.

Андрей Иванович человеком был неординарным. Свою карьеру на ниве тайного сыска он начал еще при Петре, и ко времени воцарения Анны Иоанновны многое повидал и испытал. Возрожденная в 1731 году Тайная канцелярия была для императрицы ее окном в большой мир. Позволяла ей слышать, знать, что думают о ней люди, чем они сами дышат и как пытаются скрыть от постороннего взгляда свои пороки, страстишки, тайные вожделения — словом, то, что обычными путями до императрицы могло и не дойти.

Ушаков был одним из приближенных к императрице людей, и постоянно докладывал ей о делах своего ведомства. Анна Иоанновна была в курсе всех важнейших дел, и держала руку на пульсе. Хотелось бы мне заглянуть в бумаги Андрея Ивановича, которые он носил императрице! Прелюбопытное, должно быть, чтиво.

Словом, я не обольщалась, что Ушаков сохранит нашу встречу в тайне. Или что проникнется ко мне симпатией настолько, что примет мою сторону. Помнится, он и при Елизавете прекрасно себя чувствовал, так что для него я — всего лишь пешка. Которая, возможно, станет чем-то большим. А возможно нет. И мне следовало быть очень осторожной.

— Ваше высочество! — поклон Ушакова был вежливым, но не подобострастным. Можно было и впрямь поверить, что мы совершенно случайно встретились во дворе Академии.

Надо сказать, вблизи он производил еще более сильное впечатление. Особенно меня поразило его лицо — совершенно не в духе 18 века. Одень на Ушакова хороший костюм, и вполне можно его представить в кресле главы ФСБнаследницыКГБ.

— Удачная встреча, — улыбнулась я.

— Рад служить вашему высочеству.

— Оставьте нас, — скомандовала я окружению. Ушаков подкрепил мою просьбу фирменным взглядом, и лишние уши удалились на приличное расстояние.

— Могу ли я чем-то помочь?

— Я надеялась получить от вас совет, Андрей Иванович, как от более опытного человека.

— Я полагал, что ее величество может решить любой вопрос.

— Это так. Но я не уверена — стоит ли беспокоить тетушку по такому поводу...

Ушаков кивнул, поняв, что я сама сомневаюсь в важности имеющихся у меня сведений.

— Я вас слушаю ваше высочество.

Я отвернулась от толпы (не уверена, что кто-нибудь умеет читать по губам, но лучше перебдеть), и начала излагать свои сомнения.

— Недавно мне был представлен саксонский посланник Карл Мориц Линар. Он... излишне активно искал этой встречи. И повел себя так, будто увлекся мной с первого взгляда.

— У вас есть причины не верить ему?

— Причины? — удивленно переспросила я. — Какие нужны причины? Фат и щеголь, по рассказам, пользующийся у дам огромным успехом, видит 14-летнюю девицу и враз влюбляется? Притом, что девица эта не входит в список первых красавиц?

— Дамы падки на лесть и комплименты. Но, как я понимаю, вы не были очарованы?

— Андрей Иванович, помилуйте, вы его видели? Напудренный и набеленный так, что не каждой девице впору, в розовом костюме, да еще и отражения в зеркалах ловит, дабы выгоднее себя преподнести. Ножку там правильно выставить, мизинчик под нужным углом оттопырить...

— Вы безжалостны! — невольно усмехнулся Ушаков. — Однако ж портрет посланника безукоризненно точен.

— Посему мне показалось странным поведение Карла Морица. Но более всего мне не понравилось поведение моей гофмейстерины госпожи Адеркас. Она приставлена ко мне, дабы воспитывать. И дабы блюсти мою нравственность. А тут... она будто поощряет эту нелепую игру саксонского посланника.

— Ужели не понимает, что это грозит ей отставкой от двора? — не поверил Ушаков.

— Слишком умна, чтобы не понимать. Я предположила, что весь этот фарс — попытка расстроить мой брак. Пруссии это могло бы быть выгодно. И Адеркас получила бы за свои старания должную награду.

— Ссора с Австрией? Это было бы некстати, — нахмурился Ушаков.

— Но я не знаю, действительно ли мои подозрения имеют под собой какую-то почву. Или это просто моя мнительность. Тетушка... бывает горяча в суждениях. Не хотелось бы раздуть скандал на пустом месте.