Например, очередная пятилетка, волею товарища Хрущева превращенная в семилетку. Через год и семилетка победно завершится. Да, да, какие тут могут быть сомнения: отрапортуют на весь крещеный мир столь жарко и ярко, что Солнце вспотеет!
При этом старая тетка Нина Тимофеева из Ярославля, единственная живая родственница вне семьи у Васи, как прожила большую часть жизни в одноэтажном бараке с печным отоплением и удобствами на улице, так, наверное, и умрет там, не дождавшись теплого и светлого угла на старости лет.
Жилье строится повсеместно, в столице и за Уралом: весь центр города Павлопетровска, от вокзала и до Черемушек застроен кирпичными, а чаще панельными четырех— и пятиэтажками, взамен деревянных частных домишек, но жилья всё не хватает! Хорошо, хоть, коммунальные квартиры в сибирском городе большая редкость, а как послушаешь рассказы москвичей и ленинградцев... Кстати говоря, один из московских районов с новостройками тоже называют Черемушки. И в Кургане имеются свои Черемушки...
Нет, конечно же, ну кто вас там держит, в столичных городах!? — Приезжайте на целину, поезжайте в Сибирь, вселяйтесь в новые светлые квартиры — потолки два двадцать, четырехметровые просторные кухни, с обозримой перспективой замены печного отопления на газовое!.. Лифт? — А зачем лифт в пятиэтажном доме простому советскому человеку?.. И громоздкий рояль в личном пользовании?.. С одной стороны, слушаешь доклады по радио — так хозяйство, сельское и городское, производство промышленное и бытовое, в полном объеме выправили после военной разрухи еще десять лет назад, теперь уже Запад догоняем... Но с другой стороны — чего ни хватишься в обыденной жизни, того и нет, или повально дрянного качества.
А почему? Объемы производства, по официальным сводкам, аж пятнадцать лет назад все восстановили — так, или нет? Так. А почему полки в магазинах пусты, на пылесосы очередь, краны текут, улицы в колдобинах? — Поднимешь вопрос — все сразу на войну кивают. До сих пор, почти двадцать лет спустя после Победы!
Где логика? Ну, предположим, логика-то есть, и логика понятна: Соколов и Тимофеев на ковре у высокого начальства постоянно ею пользуются, с помощью одних и тех же производственных мощностей, то рапортуя об успехах в сверхплановых показателях, то оправдываясь за провалы основного плана, но это... это... все нехорошо, неправедно. Ох, не дело так жить и работать. Лукаво как бы. А приходится, иначе дело встанет. Парадокс!
У Тимофеевых для жизни — служебная площадь, заводом выделена, четырехкомнатная квартира в "сталинском" доме, вот там есть и лифт, и трехметровые потолки, и пианино в гостиной, даже санузел с ванной раздельные! Но тетку сюда не пригласишь — откажется, уже отказывалась. Погостила у него, потом коротко у Павла в Кургане — и обратно, к себе в родные пенаты, прочь от целины в обжитое барачное. А целина — вон она, голубушка, в любую сторону от города езжай, вспаханных пространств не минуешь! Да только горечи от подобного любования масштабами и просторами куда больше, чем гордости за достижения советского человека! Ибо освоение целинных земель идет согласно той же логике советского розлива: то рекорды сверхплановой экономики, то оправдания за вечный плановый хаос.
Техника ломается, сеют по снегу, молотят в дождь, совхозные трактористы да комбайнеры сплошь пьянь и бывшие уголовники, хлеб гниет всюду, где только можно, и в амбарах, и в скирдах, и на элеваторах, и на корню... Миллиардами пудов. Хотя — нет, миллиардами пудов считаются только достижения и только по зерну. Производство угля, нефти, стали... Да! Кстати говоря, производство машиностроительных станков (мать-перемать!) тоже считается на вес, только не в пудах, а в тоннах. На вес! Чем станина чугунная больше и тяжелее, тем станок лучше для плана и премии.
Кэпэдэ подобного хлеборобства ниже, чем у паровоза.
Добро бы хлеб попусту гноили, так ведь еще и кукурузу тотально внедряют!
Диагноз: идиоты с маниакальным упорством доктора Франкенштейна выполняют директивы! И никакой тормозной колодки на них нет!
Но это поверхностный диагноз, впопыхах сделанный, ибо выполняют директивы обычные люди, зачастую умные и толковые. Просто выбор у них предельно невелик: твоя результативность как работника оценивается по способности выполнять директивы. Получается, что при социалистическом способе производства всякий труд чужой, даже собственный. Отсюда, от этого отчуждения процесса и результата, плода от труда — все беды. Ну, хорошо, не все, но основные.
На заводах тоже с этими дурацкими директивами не гладко, и с теми, что сверху идут и которые на местах, но завод союзного подчинения защищен, хотя бы, от дуроломства местных секретарей — райкома, горкома, обкома, которым вмешиваться, даже на территории своей епархии, карать и жаловать по своему разумению, не по рангу: например, у ЗТМ прямая столичная поддержка на уровне министерства и ЦК партии! У местных краевых секретарей тоже мохнатые лапы будь здоров! — но у заводов путь короче и круче. Всем известно по опыту: московская "производственная" рука почти всегда мохначе и толще московской "сельской": вякнешь не то и не к месту, так Москва тотчас зубы выбьет!.. А вот директорам совхозов, председателям колхозов — полная безнадега против того же секретаря райкома, и тем паче обкома!
Зерно в стране как бы есть — но оно только на бумаге в достаточном количестве, а на деле — в целинном Павлопетровске(!) люди в очереди за хлебом стоят! Почему так? Из-за всех этих нескончаемых "почему", на каждом заседании "Времени" споры идут настолько яростные, что...
Тем не менее, не доносим друг на друга и не разваливаемся.
— Вот здесь доработай, Витя, предусмотри попросторнее площадочку под кран. Метра на три пошире, как минимум... Изыщи, для того и поставлен. Я лично проверю. Все, беги... и это... скажи там, чтобы главный механик зашел, а потом уже главбух.
Да, иные в этих бесконечных спорах грешат на происки Запада, иные на корневую порочность социалистической системы, иные на извечной российское разгильдяйство и раздолбайство... В последнее время многие, в том числе и Василий Тимофеев, обратили внимание на работы одного киевского математика по фамилии Глушков — кибернетик, как никак! Может быть, его наработки помогут в оперативном и стратегическом планировании народного хозяйства? Хорошо бы! Ох, кстати бы! Если только это возможно в принципе. Так хотелось бы верить, но весь флогистон доверчивости в душе наглухо иссяк. Не так давно Тимофееву в московской командировке попалась в руки потрепанная книжица на английском языке, "Солнечные яблоки". Разговорный английский у Тимофеева из рук вон — Лия устала смеяться и поправлять его неправильности, но письменный текст он принимает очень даже бойко, и давно уже почти без словаря, тем более сайнсфикшн, фантастику. В одном из рассказов сборника, главный герой, заброшенный с помощью машины времени в далекое ящерное прошлое, оступившись, давит ногой бабочку, и от этой мельчайшей песчинки бытия, стронутой с места, образуется лавина, то есть, начинается цепная реакция последствий, в результате которой мир меняется почти до полной социальной неузнаваемости, и меняется в худшую сторону. Рассказик-то пустой, хотя и забавный, но если его идею примерить к повседневной деятельности головного завода, главка, министерства, и всей экономики страны, то получится безрадостная картина, ибо таких роковых бабочек-песчинок в Совете Народного Хозяйства СССР — целая Сахара! Любой затык или сбой в начале производственной цепочки, где-нибудь в Казани, или в Донецке, или на Дальнем Востоке — а паче того в недрах московского ЦСУ, приводит к нарастающей лавине проблем и нестыковок "на местах"! Любая мелочь, чуть ли не опечатка в служебной бумаге в начале лавины — и вот уже исправлять ее приходится уже на уровне ЦК! И еще исправишь ли, не вытоптав новую поляну с новыми бабочками!? Это при том, что главная задача при возникновении сбоев и нестыковок, самая важная и первоочередная задача — тылы прикрыть, а не брешь заткнуть. А как же честь мундира, профессиональная гордость?.. Ха и еще раз ха! Все причастные снисходительно смеются! Честь мундира — ничто рядом с собственной задницей.
Советское же искусство потчует гражданина своего несколько иначе, нежели гниющее западное, стараясь не только и не сколько развлечь его, но и воспитать в правильном русле. Вот только русло это, как и любое текучее согбенное, имеет свойство чуточку вилять берегами-булками, то влево уклонится, а то правее возьмет... И то, что раньше казалось-определялось правильным, одухотворяющим, полезным — вдруг иными ребрами выпирает...
Примерно в то же время, в очередной командировке, привелось Василию Григорьевичу посмотреть на одной из "очень высоких" московских квартир, в домашнем кинотеатре, полную версию фильма "Ленин в 1918 году", фабрики Михаила Ромма. Полную — потому что до этого помнил он лишь по-хрущевски урезанную. Смотрел в детстве и ту, прежнюю, где были вырезанные кусочки со Сталиным, но не отложилось в памяти. А теперь, когда на взрослую голову... Ох, все-таки наша революционная киноклассика 30-х пробирает тяжким угрюмством своим: враги, враги, враги кругом, а те, у кого больше трех классов образования, но не ленинцы — еще и подлые шпионы, и предатели, вдобавок. Любой возьми: "Ленин в октябре", "Мы из Кронштадта", "Человек с ружьем", "Ленин в 1918 году" и кое-какие иные. Но каждый из них и впрямь напоминает пудинг из могильных кирпичей...
В этой полной версии, как бы второй серии ленинианы, выпукло обозначена роль битвы за Царицын во главе с товарищем Сталиным. Ленин, весь в бреду после отравленной пули, ни о чем больше помыслить не может, кроме как послать Сталина на Южный фронт, спасать республику Советов.
Но, наконец, под влиянием обнадеживающих сводок с царицынского направления, товарищ Ленин начинает поправляться. Сидит, себе, такой, в кабинете, рука на перевязи, и вдруг... телеграмма. Ленин начинает метаться по Кремлю: "Надюфа, Надюфа! Радость-то какая! Сталин к нам едет!!!"
О, как они пламенно обнимались по этому поводу! Небось, даже Инессе Арманд такое не снилось!
И вот уже товарищ Сталин в кабинете у вождя, а тот, несмотря на отравленную рану и общую слабость организма, вскакивает с кресла и усаживает туда Сталина, а сам скромно примащивается на стуле...
Полное режиссерское бесстыдство, конечно же, но забавно. Только забава эта сквозь горечь и раздражение... Товарища Сталина давно с нами нет, а все остальное — как прежде, только чуть прозаичнее, нежели в кинофильмах...
— Почему изделие апримдробьигректиреикс не сдано в срок, мать вашу так!?
— Фрол Романович! Но...
— Я уже пятьдесят с лихером лет Фрол Романович! Пачему, я спра-ши-вайю! Па-че-му!
— Так ведь смежники подвели, комплектующих-то нет! Мы-то готовы! И мы давно уже ставили вопрос о замкнутом, о полном производственном цикле в пределах наше...
— Так. Опять сорока за Якова... Петрович, к тебе обращаюсь! Спишь, что ли, расселся тут! Почему ты... матерных слов на тебя не хватает... не поставил в срок — вот, ему! перед тобой сидит! — комплектующие? Ты, что, не в курсе планов семилетки и важности задачи, которую мы все решаем?
— Мы загодя докладывали, Фрол Романович! Вот, вот у меня все наши заявки и сигналы! Вот, целая папка! Именно по данной проблеме! Но Вы же сами тогда... нам пришлось срочно перестраиваться для египетского заказа!.. Отвлекли мощности, до сих пор в три смены работаем, семь дней в неделю, нагоняем, опережая график. И, кстати говоря, "железка" нас в этом ключе регулярно подводит. Грузовые составы для нас — так по суткам и более стоят против нашего графика. У них, дескать, свой!
— Ты не выкручивайся. Ты сначала поучись у Бориса Павловича, да получи ордена, как он получал, прежде чем кивать на жэдэ... Значит, плохо работали и плохо дожимали. Я так и доложу Никите Сергеевичу. Всем присутствующим по строгому выговору — это для начала. Надеюсь, ваши партийные организации тоже принципиально подключатся к оценке, так сказать... Я проверю лично. А перед Руководством, перед Президиумом ЦК, на ближайшем же заседании поставлю вопрос о товарище Дымшице, Вени...аминовиче... виноват... Вениамине Эммануиловиче. Не тянет. Как говорил Никита Сергеевич, тоже про госплановца, только про другого... но такого же... "Я ему кухню бы не доверил, не то что Госплан!" Очень верные, золотые слова! Сегодня товарища Дымшица здесь с нами нет, вероятно, он занят более важными делами, но я ему сам об этом скажу, и очень скоро. Это тебе не Индия, дорогой товарищ Дымшиц!.. Говорят, он как снабженец очень хорош... Ну, поглядим, посоветуемся. Но это все уже лирика, к нашему с вами делу не относится. Так, товарищи. Через две недели — пометьте себе вне всякой другой важности и очередности — доложить мне согласованный результат исправлений вашего бардака! Вот сюда, вот на этот вот стол!
Да, и еще... По поводу наших зауральских машиностроителей... Хотя нет, отставить. Это мы с товарищем Семичастным обсудим... Совещание закончено, все свободны.
"По поводу зауральских машиностроителей..."
Конечно же, Василий Григорьевич Тимофеев не был на том, двухгодичной давности, совещании у Козлова, не по рангу ему, но Соколов в доверительной беседе пересказал эти слова, а тому, в свою очередь, нашептал их начальник главка, Мурин, который лично присутствовал, соколовский однокашник и бывший кореш-неразлейвода, некогда Володя, а ныне даже на пьянке Владимир Иванович... В отличие от высокого начальства, Тимофеев предметно понимал, чем вызвано внимание к ним со стороны Козлова и потребность обсуждать "зауральские" дела с товарищем Семичастным. Все-таки, стукнули, и стук дошел. Скорее всего, это их старейший соратник, Серафим Ильич, решил добраться до верховных бонз с помощью старинных связей, чтобы одним чапаевским наскоком открыть им глаза на язвы и врожденные уродства советского бытия... Ну, и засветился ненароком... А может, и не так, а может, и не в нем дело, теперь об этом уже никто и никогда не узнает...
Тимофеев почти угадал: Грачья Балоян, их соратник по "Времени", тоже ветеран советского замеса, почти ровесник Серафиму Ильичу (но, все-таки, справедливости ради — не Серафим Ильич! — прим. авт.), через земляков подобрался к Анастасу Ивановичу Микояну и на каком-то неформальном сборище, на выезде, не в Москве, взялся вкручивать тому, да еще на армянском языке, насчет причин, приведших к рабочим волнениям в Новочеркасске. С поводами к волнениям было все ясно, тем более что Микоян сам ездил "разбираться на местах", слушал материалы оперативного расследования, но Грачья, который тоже каким-то боком участвовал в комиссии, по линии Совнархоза, дальше полез, с концепциями!.. Анастас Иванович Микоян всё выслушал, почти не перебивая, даже и покивал, и подкряхтел в нужных местах беседы, но, заподозрив в подобной откровенности происки недругов, как бы между прочим сообщил об этом Шелепину, а тот, от себя уже, по той же перестраховочной причине, Козлову...
Их было два брата, Грачья и Ашот, но младший, также производственник, умер в позапрошлом году, скоропостижно скончался, а Балоян-старший был почти соседом Тимофееву и Соколову, и не раз за последние годы общался с ними, что называется, "по работе", по официальным каналам, так что появление "зауральского следа", как бы объединяющего все деловые и личные знакомства Балояна в круг подозреваемых, было совершенно естественным делом.
