Дар крови

— К чему извинения, они сам пришли, напав первыми. Ты не сожалеешь и вряд ли их родители простят убийцу. Нельзя идти одному.

— Ивет не может. В доме должен кто-то остаться.

— Подожди!

— Нет. Похороны должны состояться до завтрашнего заката. И наши тоже. Ступайте домой, важно предупредить матушку и других родственников.

— Я пригоню тебе лошадь, — махнув волосатой лапой, свистнул Веркол. — Ступай, в дороге нагоню.

Вик молча наклонил голову, благодаря. Брать что-либо у кровника считалось последним делом. А имея коня можно обернуться гораздо быстрее.

Глава 6. Общие заботы.

Он вернулся только на следующий день к вечеру. Как раз вовремя. Во дворе собрались все ближайшие соседи. Кое-кто на кладбище не пойдет, сейчас возился по хозяйству, освобождая владельцев от лишней работы. Чужие по крови в обряде прощания не участвуют. На похоронах имеют право присутствовать только члены семьи, являющиеся родственниками. Наличие посторонних может оскорбить души умерших и вызвать их недовольство. Земля на освященном участке запретна для чужаков и за нарушения границ в прежние времена убивали независимо от причин посещения или незнания. Теперь, конечно, в городах, относятся спокойнее. Но не в глубинке.

Это не означает, что людей вообще отвергают. Поминки уже справляют совместно со всеми пришедшими. Отдать долг памяти умершему богоугодное деяние. Обнялся с сестрами, Сияном. Ответил на приветствия.

— Как прошло? — спросила негромко матушка.

— Плохо, — так же тихо ответил Вик. — Он как был низинник, так и остался. Выскочил с ружьем.

— И?

— А что я был должен делать? — в голос воскликнул сын.

На них оглянулись даже те, кто не смотрели в этот момент. Таких было очень немного. Родичи прекрасно знали зачем и куда он отправился. Приятного в процедуре даже при условии ты прав полностью — минимум. Женщина покачала головой, предостерегая.

— Не стал слушать. Мне пришлось стрелять, — сказал тоном ниже Вик, — когда он не отреагировал на просьбу убрать оружие.

В ушах до сих пор стоял безумный вой бабы, в один момент лишившейся сыновей и мужа и оставшейся одинокой. Ну не утешать же ее было! Каждый расплачивается за свои поступки. Вольно ж было стрелять и махать оружием. До самого конца надеялся, что удастся разойтись правильно. Томаша переклинило напрочь. Уже падая, выстрелил. И глаза, до сих пор при воспоминании передергивало. Чистая ненависть без малейшего рассуждения. Понять, безусловно, можно. Но надо было детей правильно воспитывать.

— Чужак, — вздохнул старший брат.

Случившееся было плохо по любым меркам. Убийство хозяина во дворе — вдвойне. Наверняка Виктора видела куча народа. Одно дело не скрывать, но и прямо не подтверждать, другое дело так. Перестрелка прямо в городе дурно пахла. Сиян отделился и жил своим хозяйством, но его ситуация задевала больше всех. Официально в роду он главный по мужской линии. А драться Сиян с детства не любил, предпочитая решать проблемы полюбовно. Правда, когда требовалось, не стеснялся пускать в ход тяжелые кулаки, вставая на защиту братьев. Не часто, но было. Причем не разбирался кто прав или виноват в тот момент. Зато с глазу на глаз мог всерьез дать по шее тому же Ивету, втянувшему в очередную глупую разборку.

— В чем дело, ты выяснил? — резким жестом, останавливая направившуюся к ним Василку, потребовала матушка.

Той явно хотелось показать свое положение и право на участие в обсуждении. После внезапного отлупа покраснела и сделала вид, что шла совсем в другом направлении. Вряд ли кого-то это обмануло.

— Тогда, — без особой охоты, сообщил, — в драке, я пробил висок одному из них. Он того... окочурился.

Это тоже ему в лицо прокричала та баба, обвиняя. Будто он заставил втроем на одного нападать. Разбирайся они один на один, как положено и не сунулся бы в драку. Честный стыкач идет — не вмешивайся. Напали на родича кучей — нечего потом обижаться. Всегда так было и будет. Да и не имел умысла. Неприятно, но случается. Всегда можно было взять виру, но стрелять издалека без предупреждения... Ровно то и получили в ответ. Нет. Вины он за собой не ощущал. Неприятно, однако все честно.

— Ты? Точно выяснил?

— Я знаю, кого ударил, — угрюмо заявил Вик. — Брат не причем.

Ивет вышел из дома с горшком, где лежали угли из очага. Лицо построжевшее и без вечного мальчишеского веселья. Как бы то ни было, он теперь старший в доме. немалая ответственность.

Огонь для жертвоприношения брали в доме усопшего и тот не имел ничего общего с огнем другой семьи. Семейный огонь защищал только своих и отвергал посторонних. Люди встрепенулись. В другой момент было бы забавно посмотреть на движение. Большинство ждали приказа от матушки, хотя традиция предписывала старшему в роду из присутствующих мужчин, то есть Сияну, отдать распоряжение.

— Поведешь быка, — приказал тот Вику, окончательно распределяя обязанности.

Это было доверие и немалое. Убить жертвенное животное полагалось с одного удара. С козой или овцой любой бы справился. Сейчас надо было завалить матерого породистого зверя. Для близкого родича — наиболее ценное в дорогу. Фактически он поднимал отомстившего за убийство брата в глазах остальных, доверяя тому важнейшее мероприятие.

Вик ожидал, что ему предстоит читать молитвы, но Сиян взял на себя эту обязанность. Для домашних обрядов не существовало ни единых правил, ни общего ритуала. У каждой семьи были свои религиозные традиции, принадлежавшие только ей, свои молитвы и гимны. Безусловно корни у всех общие, ведь родилось в качестве единого родового наследия и разночтения не так уж велики. Поэтому даже приезжие понимали, почему один с углями, второй читает молитву и третий наносит удар быку.

Шериф въехал в щель посреди горы с неприятным чувством. В молодости послужил в морском десанте, несколько раз участвовал в настоящих боях, включая двухлетние сражения на материке с 'отколовшимися'. Пороха понюхал по-настоящему, а не как артиллеристы эскадры, палящие по врагу за пару миль, сидя в безопасности. Имел честную рану в перестрелке, награду за отличие и звание старшины. Чуть не помер от дизентерии, о чем никогда не рассказывал. Короче считал себя человеком бывалым, таковым и являлся.

После демобилизации рассчитывал на должность в управлении ловчих. В патрульные или квартальные охотно брали бывших военнослужащих. Неизвестно понравился кому или боги так решили, но предложили ему пост в стране холмов. По положению и жалованью много выше ожидаемого. Естественно почти сразу согласился. Не настолько он был наивен, чтоб не понимать, что зря никому ничего не платят. Родился на побережье, но представлял, с кем придется иметь дело.

Местные общительны и гостеприимны. Остановившийся дать отдых животным гость непременно получит чашку кофе и его угостят пищей. Могут даже дать в дорогу. Без проблем пустят чужака ночевать. Они считают делом чести выполнять данное слово, пусть обещание и не слишком хорошо для самих. Честны до безобразия, хотя далеко не всегда это распространяется на скот людей из другого клана. Впрочем, даже когда он начинал, это уже происходило достаточно редко. Или ему просто о том не сообщали.

Четверть века он служил в этих краях, сумел добиться почтительного отношения и в некоторой степени уважения. По простой причине: не переступал некоторых обычаев и всегда стремился не обострять. Нет, если вопрос принципиальный, оружие пускать в ход не стеснялся. Но то другое. Есть определенные правила игры, ты ловишь нарушителей закона и они об этом в курсе. Вынул револьвер или поднял винтовку против представителя власти, не обижайся. Он стремился не доводить до крайности, местные жители понимали это и признавали его правоту. Своим не считали, однако вполне сотрудничали в поддержании порядка. Сейчас нечто иное происходит.

Торчащие на скалах вооруженные люди и недружелюбно настроенная толпа народа на ферме к благостным мыслям не располагают. Шериф потому и представитель власти, что все и по всех знал. Настоящих, не поселившихся пару поколений назад старожилов в округе 746 дворов, объединенных в 24 группы. Почти все они связаны родством в той или иной степени. Округляя, не меньше четырех тысяч вооруженных душ. Добрая половина мужчин и подростков. А власти не любят абсолютно каждый, включая так называемый слабый пол, умеющий стрелять не хуже сильного. А уж здешние восемь родов, объединенные в один клан сложными семейными узами насчитывали 187 представителей мужского рода, из них 122 по местным меркам взрослые, прямо готовы воевать за одного из своих.

— Здоровья тебе, Ксения, — сказал спешиваясь, вышедшей навстречу хозяйке.

Прием подобного рода отнюдь не вежливость, а почти открытый намек, в доме его видеть не желают.

— И тебе здоровья, Насупа, — ответила она.

На местном диалекте это означало нечто вроде угрюмый. Кличка прицепилась почти сразу с приездом. Теперь уж и не вспомнить толком причину. По жизни он был достаточно общительный и не задирал нос из-за должности. Но в каком-то смысле даже хорошо, что так поименовала, а не стала официально говорить 'шериф' и изображать недоумение по поводу его приезда. Тонкая грань, но умные люди хорошо друг друга понимают. Кажется он не ошибся.

От Ксении можно было ждать чего угодно. Муж когда-то привез ее с побережья, отслужив неизвестно почему добровольцем. За здешним народом такого не водилось и было подозрение в необходимости срочно отбыть из-за неких сложностей. Но видать не кровник, так как повоевав в горных егерях где-то по соседству с ним, вернулся спокойно. Они помнили друг друга молодыми и видели изменения наглядно. В отличии от него, она умудрилась влиться в род и стала настолько своей, что слушались и пожилые мужчины. Лишь немногие входили в узкий совет клана и Ксения в том числе. Но именно из-за происхождения иногда была большей соблюдательницей традиций, чем простые жители холмов.

— С чем приехал?

— Ты ж понимаешь, так это оставить невозможно.

— Закон не позволяет самосуд, — сказала она с непроницаемым лицом. — Можешь заводить дело на Томаша с семьей.

— Никак дело не закрыть. Эти двое, пришедшие убивать, пес с ними, сам напросились. Самооборона. Даже старшего на нее списать можно. А вот первое убийство — нет.

— Не приди эта стерва с доносом...

— Три сына и муж мертвы, чтоб ты сделала на ее месте?

— Взяла бы ружье и пошла мстить, — не раздумывая, ответила женщина. И шериф знал, не рисуется. Так бы и сделала. Традиция требовала отомстить убийцам. Если нет мужчин, их обязанность брала на себя женщина.

— И погибла бы.

— Сохранив честь.

— Она написала заявление.

— Ей здесь не жить.

Шериф в очередной раз понял не сказанное. Это не угроза убийства. Просто придя с ябедой к власти, та женщина поставила себя вне общества. С ней не станут говорить, помогать, продавать нечто или покупать. А кто это сделает — пожалеет. Нет, его не тонут. Он просто попадет в ту же категорию несуществующих. И дело не в неких глупых правилах. Ее сыновья начали и расплатились за дело. Могло ведь повернуться иначе и Ксения бы с жалобой не пошла. У здешних свои понятия и в них не входят ловчие всех видов на жаловании государства или криминальный кодекс. Хорошо или плохо, а налет цивилизации в холмах крайне тонок. Иногда вендетта продолжалась десятилетиями и заканчивалась гибелью всей семьи.

— Виктор совершил преступление.

— Драка, неосторожность, отсутствие умысла. По нашим понятиям вира. По вашим от трех до семи лет каторги. Причем дадут максимум. Я хорошо знаю судью. Еще один низинник, пытающийся наводить свои порядки.

Это уже был камень в шерифа.

— Ты полагаешь, я выдам собственного сына для суда?

— Он не сможет вечно сидеть в сопках. Рано или поздно спустится.

Она усмехнулась.

— Если понадобится, я прижму каждого представителя твоего клана. И другие законники этим займутся. Или мало грехов у всех этих, — он показал кивком на сидящих неподалеку и насторожено смотрящих мужчин с ружьями. — Если я закрывал глаза на всякую ерунду, теперь все изменится. К примеру, в Горни Дубенках недавно банк взяли лихие люди. Придется обыски проводить по вашим фермам. И рано или поздно кто-то сорвется и нажмет курок. И начнется всерьез. Неужели лучше получить егерей на голову и сожженные дома? Превратить сына в чужого и проклинаемого даже собственным кланом?

Быть изгоем в мире один их худших вариантов. Даже родственникам скрывать такого крайне опасно. Не имея возможности нормально жить и работать, человек рано или поздно скатывался к банальному грабежу. Хватало примеров. Обозленный на всех не щадил никого и сам ни от кого не ждал пощады. Были изгои, десятки лет заставлявшие трепетать окрестное население. Нужно было пережить целые годы отчуждения, по месяцам не слышать человеческого голоса, предполагать везде убийц, чтобы дойти до такого холодного зверства. Казалось, что в них замирали все человеческие чувства. Он убивал ради наслаждения убивать. И это заканчивалось всегда одинаково. Страх перерастал в ненависть и приходил момент, когда убийцу ловили все. Одиночке не выстоять против общества.

— Иногда честь требует переступить через имущество!

— Когда я только приехал, — сказал шериф помолчав, — один местный убил кого-то парня из-за хребта. Поймал его с поличным при краже коней. Спасаясь от кровомщения, ушел на север и больше о нем никто не слышал. По мне это лучший выбор, — нажал интонацией. — Я напишу бумагу, которая никому наверху не интересна и дальше округа не пойдет. Но Виктор должен исчезнуть отсюда. Нечего мозолить глаза и создавать лишние слухи. Совсем уехать. Навсегда. Это удовлетворит всех. Закон, тебя, горячие головы. Воевать причин не будет. Или гордость важнее, но тогда уж не обижайся.

— Я тебя поняла, — произнесла она подумав.

— Шериф едет, — сообщил запыхавшийся Сиян.

— Исчезни пока, — потребовала матушка.

Вик с готовностью бросил мешок, откуда собирался извлечь для очистки очередную картофелину и прихватив чугу отправился в сторону кузницы. Можно конечно расспросить кого другого, однако полезнее начать с большака. Учитель, безусловно, на эту тему мог бы многое сказать, да к нему не пробиться. С утра до вечера шли посетители, выражая почтение, спрашивая совета и просто делясь наболевшим. Как никто другой Учитель умел выслушать и в семейных делах всеми признавался авторитетом. Все ж абсолютно непредвзятый и не имеющий иных интересов помимо спокойствия в роду. Не по закону разбирал споры, по справедливости. И, между прочим, далеко не всегда выступал на стороне своих, если те оказывались неправы.

Встречные кивали, хлопали по плечу, но глаза многих настороженные. Честь в первую очередь, тем не менее вся история могла крепко отразиться на хозяйстве и закончиться кровью.

— А, Виктор! — вскричал старый пенек Мирек, загораживая дорогу и улыбаясь во весь рот, демонстрируя почти полное отсутствие зубов.

Он приходился троюродным дядькой и хотя все обычно помнили родичей, любить их были не обязаны. Уж больно нудный старикашка и почти впал в маразм. Вик ничего не имел против собравшихся, хотя кормить сотню лишних ртов далеко не подарок, но вот без этого гостя прекрасно бы обошелся. Еще и глухой. Орет, будто хочет быть услышанным в долине.