Черная Рысь-2. Экзамен на прочность

Мария и Жульен притихли. К молчанию сестры я привыкла с детства: мы либо ругались, либо дулись друг на друга, запершись в соседних комнатах. А вот Жульен мне представлялся общительным молодым человеком, и, не обнаружив видимых причин для его упавшего настроения, я решила, что он отдыхал от разговоров. Про спор никто из моих спутников не напоминал, но оба отлично его помнили и, наверняка, прокручивали в голове возможные варианты исхода.

Мы залезли в машину, когда дождь начал крапать по и без того влажному асфальту. В этот раз Жульен сел впереди, и моя сестра не возражала, отчего мне пришлось развалиться на заднем сидении и уставиться в окно, на опустевшие краснодарские улицы и проплывающие перед взором рекламные вывески. Проезжая все тот же кинотеатр на Красной, я поняла, что мы ехали в обратном направлении.

— Ты же говорила, что выйдешь с другой стороны,— сказала я. Мария плотно сжала губы, не ответив мне. Взгляд ее устремился на дорогу, но казалось, что она не видела ее. Чем-то сестра мне напомнила ведьму, колдующую над хрустальным шаром, и отсутствующее выражение лица засеяло во мне зерно сомнения.

— Ne pas la d?ranger, Annet. Elle se pr?pare ? embrasser (с фр. Не беспокой ее, Аннет. Она готовится к поцелую),— произнес Жульен, вложив в мягкий голос всю невозмутимую насмешливость, на которую был способен.

— Заткнись, Жули,— отозвалась Мария, даже не поворачивая к нему голову. Она не огрызалась, а просто-напросто сказала: "Заткнись",— без злобы и раздражения, как будто позвала за обеденный стол, но от ее слов в воздухе повисла напряженная тишина. Мария резко вывернула руль, и машина, скрепя шинами, съехала на трассу.

— Что происходит?— я вцепилась в дверцу. Вслед джипу проиграл оркестр гудков, когда Мария, еле успев включить поворотник, сменила полосу.

Жульен заинтригованно на нее посмотрел.

— Я не хочу с ними сталкиваться, вот и все,— обмолвилась она скоро,— и никаких поцелуев.

— Так и знал, что ты понимаешь французский!— радостно вскинув кулак, Жульен украдкой показал мне большой палец.

— Ничего я не понимаю, Жули,— это говорит твоя идиотская ухмылочка.

— И поэтому ты решила объехать город через Тимошевск?

— Нет, я съеду на обочину и найду объездную дорогу,— сказала Мария,— она должна быть где-то поблизости.

— Ну-ну.

Я завертелась на месте от волнения.

— Маш, что такое?!— я почти кричала на нее, забыв о Жульене.— Они напали на след?— "Какой, черт побери, след? Выкрутись как-нибудь, скорее!" Я перебирала слова,— ...на следующую жертву... следственное...— и запуталась в сети обмана, поздно сообразив, что невольно уничтожала алиби.

— Да-да, следственное-наследственное,— прервала меня сестра, ясно давая понять, что пора захлопнуть варежку.

Жульен нахмурился, обдумывая подсказки.

— Тебе повезло, что у вас в стране не так много наших,— заметил он задумчиво, уклонившись, к нашему счастью, в другую степь,— Marie, ты нас так презираешь и готова менять маршрут всякий раз, когда кто-то из гостей появляется по курсу?

Речь об ищейках заставила меня вылезти на астральный план, чтобы проверить местность. "Да, так и есть,"— подумала я, чуть не задохнувшись от неожиданного появления горячих точек на горизонте,— "нашли, твари. Нигде покоя от них нет!" В двух километрах точь-в-точь по невидимым колеям за Range Rover двигалась машина западников с двумя или тремя ищейками в ней. Судя по запаху, я никого из них не видела раньше, а значит, и они меня тоже. Но паника неустанно подступала к горлу.

— Успокойся, дурочка,— донесся туманный голос Марии. Я не привыкла к постоянному страху перед ищейкам, в особенности не распознав всю силу оборотня. Я была уязвима, всегда и везде, несмотря на когти и шерсть, застревавшую в ушах после превращения.— Ты снова блещешь импульсами.

— Прости,— пробормотала я, делая глубокий вдох через нос и выдох через рот.

— Mademoiselles, вы скрываете от нас опасного преступника?— подмигнул Жульен в шутку.

Мария вспыхнула, но парень этого не заметил.

— Не совсем,— ответила она с саркастической вежливостью,— это ты его прикрываешь. Угадай, что делают с соучастниками?

— Не бойся, Marie, я тебя защищу от любых невзгод,— хмыкнул он, выгнув грудь колесом, как доблестный рыцарь, но ремни опрокинули Жульена назад.

— Любишь острые ощущения? Ну, держись, приятель.

Таким образом, Мария вновь свела на нет опасную тему, но я чувствовала нутром, что погоня продолжалась, и сестра набирала скорость, обгоняя грузовики с крайнего ряда. Ее поспешность можно было легко списать на скорый стиль вождения, да только я знала, что она уходила от преследователей, которые налегали всеобщими усилиями на поимку двух фактически ни в чем не повинных девиц. Кроме меня, конечно. На мне ведь висело убийство Филиппа, и облегчение от редевшего строя противников вперемешку с гордостью за свои способности перетекало в отчаянное чувство вины и стыда. "Еще немного, и я начну оплакивать этого... злодея".

Спустя полтора часа тяжелого молчания, которое изредка нарушали реплики Жульена относительно неосторожности моей сестры и мои, отстраненные по тематике, Мария ударила по тормозам за съехавшей на обочину фурой.

— Мать твою,— выругалась она, распахивая водительскую дверцу и выскакивая из машины.

— Что с ней?— недоумевала я. Жульен пожал плечами.

— Может, собралась по-маленькому?

Я покрутила пальцем у виска, но парень не успел мне ответить, как и его дверца впустила в салон свежий дорожный воздух.

— Жули,— скомандовала Мария,— садись на мое место, немедленно. Ты поведешь.

— А почему не я?

Мои возмущения прервало бесцеремонное вторжение на заднее сидение.

— Подвигайся, сестренка. Живее!

Жульен с удовлетворенной покорностью запрыгнул с другой стороны джипа. Рука его по-свойски легла на руль дорогого авто, и парень контрольный раз завел двигатель, ощущая, как рычит мотор под капотом.

— Я даже не буду спрашивать, откуда такое милосердие,— съязвил он, войдя в образ водителя. К слову, он ему был к лицу.

— Давай уже!— взволновалась Мария.— Чеши отсюда.

Такая перемена в ее мотивациях послужила мне толчком для размышлений. Я обследовала поле, которое оставила в покое на все это время, надеясь на завершившуюся погоню, и не прогадала: ищейки не собирались оставлять нас в покое. Их дотошность вела по нашему запаху, а если среди них были радары — так называемые оборотни, специализирующиеся на определении местонахождения сородичей, пускай и из других стай — то нам было просто необходимо залечь на дно и угомонить нервные клетки и выброс адреналина в кровь.

— Ты взяла мои таблетки?— шепотом спросила Мария. Я порылась в сумочке и достала ее пачку антидепрессантов.

— Кто-то говорит, что его не чувствуют ищейки.

— Это я-то говорила?— переспросила она, закидывая одну таблетку в горло и запивая ее минеральной водой из бутылки.— Не припомню такого. Да, обо мне не знают во время обращения, как о кошке, у которой течка, но у этих тварей,— она перешла на неслышное шевеление губами,— чертовы инстинкты обострены до предела.

— Значит, дело не только во мне.

Я откинулась на сидении, сложив на груди руки. Отчего-то меня обрадовал тот факт, что не одной мне приходилось бояться ищеек и прятаться от них. Раньше, благодаря неясным объяснениям сестры, я думала, что те могут учуять только тех, кто намеренно посылает им сигналы, а я, не управляя сущностью оборотня, делала это. Но, оказывается, они в независимости от нашего желания выходили на нужную тропинку. Я должна была волноваться еще больше? Увы, нет. Больше было некуда.

— Хочешь одну?— предложила Мария.

— Травишь меня наркотой? Нет, спасибо.

— Как хочешь,— она закинула пачку точно в отсек сумочки, где я хранила зонтик.

Равнинная дорога, которая вела на юг страны, постепенно переходила в извилистую и узкую горную трассу. Жульен вел аккуратно, но проезжать огороженный обрыв было немного страшно. Машину, обладавшую крупной массой, на поворотах заносило, и мне перехватывало дыхание. Оставшийся на пологом берегу Новороссийск с подъемом дороги уменьшался, и порт, уходивший углом в лазурное от низкой температуры море, серел и сокращал размеры. Высокий холм, на который вела трасса, скалистым обрывом врезался в поверхность воды, пенящейся по краю бухты, как белое кружево. Поросль зеленила нагорья. В сочетании с синей морской стихией она создавала образ неприступности ранней весны, что наблюдалась лишь в умеренном поясе. Черное море омывало юг России, просыпалось после зимней стужи, и скандинавские страны вспоминались как теплые и солнечные, благодаря высушенной траве.

Движение затруднялось. Авто утыкались носами в впередистоящих соседей и притормаживали за ними. Обочина, опасно близкая к краю, сужалась, не давая места обгонным маневрам. Я заерзала: ищейки приближались. Моя сестра, на которую подействовали таблетки, железной хваткой держала свое волнение в рамках контроля.

Когда обжигающая близость полоснула мое сознание, я вскрикнула.

— Тише,— яростно приказала Мария и прислушалась к шуму мотора.— Пригнись.

Я послушно съехала вниз, выглядывая за край переднего сидения. Задние окна были затонированы наполовину, а передние просвечивали все, что происходило в машине, как и все, что происходило за ее пределами. Блондинистая шевелюра Жульена, беспорядочно покрывавшая его голову, загораживала окно, но я нашла щелку для обзора. Чуть только сплошная линия сменилась прерывистой, левую полосу, проезжая на превышающей нормы скорости, занял бежевый Audi Q3 (я неплохо разбиралась в марках). Я видела черную голову водителя, но не видела его лица. По крайней мере, я была уверена, что в машине сидел не Дарин, и, честно говоря, я избегала его гораздо больше, чем любых других ищеек, перед кем я теперь имела иммунитет в виде кошачьих причиндалов. А вот перед Дарином мной овладевала немощность, и всегда, когда я пыталась постоять за себя, он меня принижал, словами или негласно — во втором случае я предчувствовала его вышибающую дух, магическую и не свойственную оборотням, силу — отчего была явно слабее.

Подрезав Range Rover, водитель "Ауди" снизил скорость и свободной рукой направил зеркало заднего вида на нашу машину. Свет упал на его лицо.

— Рейли,— выдохнула я сдавленно. Мария, сдвинув брови, посмотрела на меня озадаченно и захотела подняться.— Нет, сиди там.

Мы все еще прятались за широкими сидениями, когда Жульен сам намерился обогнать "Ауди", но не успел: перескакивая через две-три машины сразу, Рейли опередил нас, и вскоре золотистый багажник потерялся за выступающим поворотом. Натиск спал. Красные точки астрального поля теряли силу, и невидимые волны ослабели настолько, что природный сигнал от западников больше не задевал их дальних соседей, то бишь нас.

— Ты его знаешь?— спросила Мария, успокоившись. Жульен деликатно промолчал насчет нашей игры в прятки, но по его заискивающей улыбочке было понятно, что он найдет время и припомнит нам все смертные грешки.

— Да, это Рейли. Тот самый, что открыл мне дверь и помог выбраться.

— Помог? Вот уж не думаю.

— Почему ты не доверяешь людям, Машка?

Сестра, сложив руки на коленях, вдумчиво глядела на запотевшее окно.

— Потому что доверие к кому бы то ни было — наш главный враг, Аннка. Он страшнее, чем все волчатки вместе взятые, потому что убивает нас изнутри, плавит чувства и превращает человеческую душу в перегной.

"У тебя же нет души", — хотела я показать остроумие, но скоро поняла, что этой издевкой попала бы ей в эпицентр раны. Занавесившись волосами, Мария не смотрела на меня долгую часть пути.

Мария

Да, я провела детство в этом сарайчике и не собиралась теперь испытывать стыда за него перед зажравшимися горожанами в главном случае потому, что и не за что было: дом, выстроенный около полувека тому назад, недавно реставрировался, поэтому теперь его вид был опрятным и модернизированным. Бабушка, в свои семьдесят, не переставала следить за порядком и поддерживать жизнь в местечке, где провела молодость с дедушкой и вырастила папу.

Я снова была за рулем, какая радость! Моему малышу не хватало мамочкиной ручки, на этот раз моей, — нас связывали прочные семейные узы. Центральная часть Анапы, небольшого курортного городка на черноморском побережье, заполнялся домишками деревенского тепа. Некоторые из них были, откровенно говоря, старыми амбарами для стройматериалов, но другие хозяева держали в опрятности. Побережье заполонили гостиничные дома с так называемым "европейским ремонтом", привлекавшие взгляд ненасытного туриста иллюзией внешней привлекательности, сооруженные на тот же "европейский" лад, но с русским шиком и финансовыми убытками.

Наше пристанище запряталось на улочке с мрачным названием Первомайская. Закатившись на знакомую подъездную дорожку, я просигналила пару раз, прежде чем вытащила ключи и поставила джип на ручник. Скрипучие ворота, недавно окрашенные в ядовито-зеленый цвет железных скамеек, какие ставят перед каждым домом для тусовок местной знати пенсионеров, были закрыты на замок с внутренней стороны двора. Анна, недовольно кряхтя, вылезла из машины следом за мной и Жульеном. Мы не разговаривали около часа или двух. Почему-то мне казалось, что мысли ее клубились вокруг "добра" и "зла", но у меня не было ни малейшего желания уточнять и вновь поднимать тему доверия.

— Que belle maison,— сказал Жульен, как и обычно на французском, за что захотелось его сразу же придушить, на месте. Иногда мне чудилось: он специально действовал на нервы, надеясь таким образом заслужить мое расположение. Я бы сказала ему, что не нужно было так стараться, но его попытки иногда оказывались крайне забавными. Да и на кой черт я бы возникала после того, как мы заключили это глупое пари, хотя оба знали, на чьей стороне правда. На моей.

— Красивый?— переспросила я Жульена по поводу дома, припоминая старые школьные уроки французского. Познания в языкознании были до того скудными, что я не позорилась лишний раз и притворилась, будто вовсе не воспринимала язык как существующий. Бессмысленный набор букв, сложенных в не менее бессмысленные слова. А также я недолюбливала Францию и все, что было с ней связано.

— Конечно! Какого он века? Четырнадцатого?

— Почти угадал. Он достался нам от Рюрика.

— Правда?— Жульен приподнял брови, словно понимал, о ком я говорила.

— Нет, болван! Отец вгрохал столько денег в эту домину, чтобы она хоть выглядела нормально, так что придержи свои шуточки до следующего раза, когда останешься наедине с собой. Это все мое детство, воплощенное в единый образ свинар... коттеджа.

Я быстро одернула себя, чуть было не проколовшись перед Жули, что сама-то с недоверием оглядывала проделанную работу. На первый взгляд хижина была вполне сносной. Симпатичной. Деревянные окна заменили современными, пластиковыми, ставни — металлическими. На натурально красный кирпич нанесли перманентную краску цвета перезрелого апельсина. Крышу покрыли новой черепицей, веселенькой такой, зеленоватой. Входную дверь, служившую окончанием лестничного подъема, поставили железную, с двойным замком. На второй этаж можно было попасть, обойдя дом с правой стороны, со стороны двора. Окна были распахнуты настежь, и выстиранные добела занавески колыхались на ветру, как парусники.