— Да, нам много рассказывают о христианском мире, но мы... как бы это сказать. Мы не очень верим нашим учителям. Ведь если там живут люди, которые по природе не глупее нас, то трудно поверить, что там столько грязи и нищеты. Многие думают, что наши глашатаи преувеличивают.
Вдруг опытный глаз бывалого слушателя исповедей уловил во взгляде своего собеседника какую-то недоговорённость, что-то он скрывал...
— Послушай, Золотое Перо, давай уж начистоту, — сказал бывший монах, — почему ты так хочешь, чтобы я рассказал твоим приятелям об Испании?
— Дело в том, что я поспорил, — сказал тот слегка замявшись, — поспорил с одним приятелем по имени Моро в присутствии нескольких свидетелей касательно жизни в Испании. В общем, я так или иначе должен был тебя найти, познакомиться и для расспросов привести.
— Значит, поспорил? А на что?
— На книжку. Её, конечно, было бы жалко отдавать, но дело даже не в этом. Если мой отец узнает, что я пари заключил, мне от него будет головомойка. Он считает это дурным европейским обычаем, и считает не совсем зря. Но пари в таких случаях среди молодых амаута обычны — Золотое Перо пожал плечами.
— Ладно, я согласен, — сказал Золотой Подсолнух. — А где сейчас твои приятели?
— Не знаю точно, надо будет собрать их всех, а это долго.
— Думаю, мне сейчас стоит пойти в библиотеку, ищи меня в главном библиотечном зале, когда найдёшь их.
— Договорились.
Золотой Подсолнух пытался сосредоточиться на очередной задаче по геометрии. Список задач ему рекомендовали сделать к непосредственному началу занятий. Тогда можно считать, что он ею владеет хотя бы на уровне школьника... Дан отрезок некоей длины, и надо построить при помощи циркуля и линейки отрезок, который будет к нему соотноситься как -(1+-2). Юноша с улыбкой вспоминал, как один из преподавателей иезуитского колледжа говорил что "корни", хоть из чисел, хоть из слов, есть выдумка злобных магометан, и христианину их знать ни к чему. По счастью, не все из его коллег были с ним согласны, но в силу того, что это и в самом деле было изобретено арабами, желающих трогать столь склизкую тему было не очень много. Ладно, с квадратным корнем геометрически разобраться несложно, строим квадрат, и его диагональ будет -2. Дальше без проблем добавляем к нему отрезок изначальной длины и опять квадрат... Получилось! Да, наука она везде наука, тут не нужно откровение, самим додуматься можно, будь ты араб или тавантисуец.
Да, арабы... они ведь не брезговали эллинской наукой, хотя понимали, что её создали язычники, вот потому и развивали её дальше. А испанцам велено брезговать изобретениями некатоликов, вот оттого и застой. Надо будет, кстати, узнать, откуда у Моро такое имя. Ведь это "мавр" по-испански, а на кечуа он такого слова не помнил. Впрочем, имена не обязательно могут быть на кечуа, есть же и другие языки — аймара, чиму или даже язык каньяри. Хотя его предком и в самом деле может быть сбежавший из Испании мавр, отчего нет, жизнь способна выделывать дичайшие кульбиты.
Тут Золотой Подсолнух поднял голову, и увидел, что напротив него сидит Прекрасная Лилия и с любопытством смотрит на него.
Юноша смутился, подумав, что любопытство, которое она к нему испытывает, сродни любопытству к зверьку или цветку, ведь не может же она, в самом деле, видеть в нём мужчину. Как-никак она принцесса!
"Принцесса" тем временем подошла поближе и помахала перед его носом ладонью.
— Ты что? — спросил вконец опешивший бывший монах.
— Проверяю, видишь ты меня или нет. Или ты меня не признал? Я же Прекрасная Лилия, ты у нас дома ночевал, тебя отец в гости приводил. Почему же ты теперь не подходишь и не здороваешься?
— Я не знаю, как надо разговаривать с принцессой, — ответил покрасневший юноша.
Лилия надула губки, показывая лёгкую обиду:
— Принцесса?! Да какое это имеет значение? Пока меня ещё замуж не выдают, а требуют учить эту растреклятую латынь. А меня уже достало за каждым вторым словом в словарь лазать! — глянув на книги на столе, она сказала, — даже геометрия много проще.
Золотой Подсолнух подумал, что это зависит от точки зрения, но лишь сказал:
— Хочешь, я помогу тебе?
— Давай! — ответила она. Юноша в глубине души был доволен, что можно хоть временно отложить мозголомную математику, и пересел к ней за стол.
Практически все выписанные девушкой в столбик неизвестные слова из текста он знал без словаря, так что не успел он оглянуться, как работа была окончена.
— Спасибо, — сказала Лилия, — без тебя бы ещё полдня сидела.
— Да, мне латынь учить не надо, и больше времени на другие науки есть. Может, со временем я её даже преподавать начну.
— А когда?
— Не знаю. Но точно не в этом году.
— Жалко, — сказала Лилия со вздохом, — а то у нас такая латинистка вредная...
Бывший монах со смущением подумал, что всё равно не смог бы преподавать у девушек. Привыкший отслеживать все свои греховные помыслы, он понял, что в нём постепенно пробуждается крепко спавшая до того юная плоть. И это только от того, что Лилия невзначай касалась его руками... А девушка от него отходить явно не желала, и искала предлог его не отпускать.
— Хочешь, я тоже помогу тебе с геометрией? — сказала она. Юноша не знал что ответить, очень хотелось согласиться, но... было страшно так или иначе оскандалиться. И в этот момент в библиотечный зал вошёл Золотое Перо.
— Друзья уже собрались, а ты, я вижу, уже с девушкой познакомился?
— Ну... — сказал Золотой Подсолнух и зарделся. — Лилия, я тут, ну в общем, я с ним идти должен.
— Золотое Перо, можно я с вами пойду? — спросила девушка. — Или у вас чисто мужское сборище?
— Можно, пошли.
Несчастный бывший монах понимал только то, что он ничего не понимает. Золотое Перо болтал с принцессой как с простой приятельницей!
В саду, прилегающем к библиотеке, на скамьях вокруг небольшого стола расположилось несколько юношей. Заблаговременно приготовившись к долгой беседе, они поставили на стол еду и напитки. Золотое Перо представил их, но бывший монах никого кроме Моро и Черношеего Лебедя не запомнил. Прекрасная Лилия как ни в чём не бывало обменялась приветствиями с юношами, а потом села за стол рядом с бывшим монахом, а поскольку места было не то чтобы много, он просто обалдел от того факта, что она сидит с ним вплотную, и никто не видит в этом ничего непристойного. Впрочем, вопросы быстро заставили забыть его о таких мелочах.
— Ну, приступим, — сказал Моро. — Скажи, а правда ли инквизиция была создана изначально для того, чтобы искоренить науки и учёных людей? И что в Испании каждый год их на кострах жгут?
— Это не совсем так, — ответил бывший монах. — Во-первых, в Испании учёных мужей не настолько много, чтобы их жечь каждый год, так что на кухне инквизиции учёный муж — это не ежедневное блюдо, а редкое праздничное лакомство. Но если смотреть на это с точки зрения учёного человека, то да, его род занятий и в самом деле сопряжено с риском поджариться.
— Но кого тогда жгут инквизиторы, если не учёных? — спросил Лебедь. — Может, ведьм?
— А правда что монахи в качестве ведьм специально выбирают самых красивых женщин, и когда видят их горящими, этим удовлетворяют свою похоть? — спросил какой-то из юношей.
— Насчёт ведьм я не знаю точно, — сказал Золотой Подсолнух, — их жгут во многих христианских странах, но не в Испании, так как ещё до моего рождения один богослов доказал, что их не существует, и куда важнее борьба с настоящими врагами — еретиками. Это было принято инквизиторами, так как еретиков в Испании довольно много. Но, насколько я знаю, за колдовство осуждают не только женщин, но и мужчин, хотя последних — реже.
— А почему в Испании так много еретиков?
— Ну, так всегда получается, когда пытаются запретить разномыслия. Раньше там жили и арабы, и евреи, но потом Корона решила, что места иноверцам на полуострове быть не должно. Ну и поставили перед ними вопрос ребром: или креститесь, или покиньте страну. Те, кто покинул, оказались мудрее, так как крещёных силой не без оснований подозревали в тайном исповедании своей прежней веры и мятежных настроениях. Да и трудно быть лояльным подданным при таком подходе. Вернее, тем, кому мыслить не хочется — тем, конечно, так даже легче. Есть мы, есть они. Есть христианнейшие и законнейшие монархи, а есть иноверцы, которые только и мечтают, как бы добрых католиков извести. Простой народ в Испании всерьёз думает, что вы, если только доберётесь, их младенцев на кострах жарить будете! Простой народ верит всему тому, что ему рассказывают в Церкви, именно поэтому Испанская Корона в спешном порядке насильно крестит всё подвластное ей население.
— А мы думали, что нас просто так христианством пугают... — сказал один из юношей.
— Нет, если бы Испанская Корона добралась бы до этих земель, то перед вами бы тоже поставили вопрос — крещение или смерть. А может и не поставили бы, а как языческих жрецов отправили бы на костёр без разговоров.
— Мне всё-таки это кажется странным, — сказал Черношеий Лебедь, — неужели испанские монархи столь глупы, что не понимают: от развития наук напрямую зависит могущество державы. Ведь они же хотят быть могучими, или нет?
Бывший монах тем временем взял со стола лепёшку и стакан с соком. Еда, помимо всего прочего, позволяла делать небольшие паузы, чтобы обдумать вопрос, да и смотреть на жующих собеседников было немного голодно.
— Хотят. Но ещё больше хотят искоренить ересь, то есть сделать так, чтобы люди были настолько управляемыми, насколько это вообще возможно. А человек учёный не может не знать, что многие полезные вещи придуманы этими страшными иноверцами. А это было бы невозможно, будь они целиком и полностью исчадьями зла. А от этой мысли недалеко и до идеи, что и их вера не так ужасна, и что в каких-то вопросах они могут быть более правы, да и вообще разные мнения не такое уж преступление, чтобы из-за них превращать людей в жаркое....
— Я всё-таки не понимаю, как мыслят в Испании, — сказало Моро. — Я читал в библиотеке Евангелие, там ничего про сжигание на кострах нет.
— Многие добрые католики верят не собственно во Христа, а в то, что вера в него необходима для того, чтобы народ был хотя бы относительно нравственный, а страна была Великой Империей. А если кто подтачивает веру, он этим самым покушается на державность и нравственность. А такое не прощают, — бывший монах вздохнул. — Да, Томас знал, что он обречён. Еретик уже самим фактом своего существования подтачивает устои, а за это смерть.
Отхлебнув ещё сока, Золотой Подсолнух продолжил:
— Я ведь раньше тоже верил в спасительность католической веры и в то, что без неё люди якобы не люди, а грязные животные. И стыдился своего происхождения из Тавантисуйю. Вам почти невозможно представить, сколько трудов стоило Томасу открыть мне глаза. Я ведь искренне боялся думать на запретные темы, но во мне природная тяга к знаниям и стремление разбирать все вопросы до конца победило. А книги из Тавантисуйю были для меня глотком свежего воздуха посреди окружающей мерзости. Я помню, как помогал Томасу с переводом их на испанский, и был счастлив этой работой. Я и теперь вспоминаю об этом времени с радостью, но только теперь к ней примешивается горечь не только от гибели Томаса, но и от того, что все его ученики отреклись от него и попытались его оговорить.
— Совсем все? — спросил Чёрношеий Лебедь.
— Ну, было одно исключение. Один из его учеников оказался талантливым художником, и Томас позаботился о том, чтобы тот смог продолжать обучение в Италии, так что к моменту осуждения Томаса его в Испании уже не было. Так что не знаю, предал бы он учителя или нет. Тем более что он сам еретические картины рисовал.
— Еретические картины? А как это? — спросил одни и юношей.
— Ну, например одна такая была — распятие, но нарисованное не по канонам. Христос специально изображён так, что лица не видно, голова вниз, а волосы всё загораживают. А тело при этом... он специально просил, чтобы я ему позировал. А до того Христа полагалось как европейца рисовать, хотя он был сыном еврейского народа. Ну а под крестом стоят священники и монахи, только вид у них отнюдь не скорбящий, скорее деловой. У любого при виде их мысль закрадывается: оплакиватели это или палачи? А сзади обычный испанский городок, живущей своей жизнью. Мне было ясно, что картина была навеяна идеями Томаса, что всякий раз, когда церковники кого-то убивают и пытают за веру, они в его лице ещё раз распинают Христа. А другие живут при этом как ни в чём не бывало... — бывший монах вздохнул и углубился в лепёшку.
— Я понимаю, почему Томас увлёкся Тавантисуйю и стал распространять её литературу, — сказал Черношеий Лебедь, — но почему он не готовил путей к отступлению? Тебя послушать, так он знал, что обречён, но сознательно шёл ягуару в когти... Вот это мне непонятно.
— А кто теперь скажет, готовил или нет, — ответил Золотой Подсолнух, — я не могу быть уверен, что знал о нём всё. Он знал что рискует, однако не боялся смерти. Он верил, что умрёт не зря. Странно, издали Тавантисуйю мне казалась страной героев, так почему же вам его трудно понять?
— Ну, даже в самой лучшей стране не все могут быть героями, — ответил Золотое Перо. — Но Лебедь очень у нас любит рациональность, и потому не принимает героики. Или делает вид, что не понимает.
— Да, героизм — это всегда последствия чьей-то глупости, — сказал Черношеий Лебедь, — вот если кто-то по неосторожности устроил пожар, то потом его приходится героически тушить. А если бы все были острожными, героизм был бы не нужен.
— А если бы пожар сам случайно случился? — спросил Золотое Перо. — Вот послушав таких как ты, я начинаю больше понимать своего отца. Он боится, что став учёным, я буду слишком дрожать за свою драгоценную тушку, потому что иные, получив образование, начинают мнить себя какое-то особенной драгоценностью, ставя свою жизнь много выше жизней простых людей. А с его точки зрения, способность жертвовать собой ради других — самое главное качество в человеке. А ум, образование... этого может и не быть, не это человека человеком делает.
— Но ведь ты же с папашей не согласен, раз звездочётом стать хочешь?
— Хочу. Но становиться тряпкой не хочу. Начнётся война — пойду воевать, не дожидаясь призыва.
— Да хватит вам спорить, — вмешался Моро, — лучше скажи нам, Золотой Подсолнух, правда ли в христианских странах все тавантисуйские книги запрещают? Выучился же ты читать и писать на кечуа?
— Да, — ответил бывший монах, — я около года проучился в школе для детей эмигрантов, там я выучился читать и писать на родном языке. Потом мой отец умер, и мне пришлось покинуть школу, так как было нечем платить за уроки, но мать пыталась обучать меня самостоятельно. Так что читать на кечуа я умею, пишу, правда, с ошибками... Но это я исправлю.
— А как это — платить за школу? — спросил один из юношей.
— Обыкновенно, — сказал Золотой Подсолнух, — как в лавке за товары платят. Образование таким же товаром считается. Так вот, в этой школе, конечно, в старших классах были книги на кечуа. Но что это были за книги? Эпопея Алехандро Лукавого, да вирши Идущего-в-брод-через-Туман. Я читал их уже во взрослом возрасте — они мне показались невозможно убогими.
