— Инквизиторы с фамильярами почти никогда не работают за пределами Валинора. В том числе по причине неадекватной реакции в соседних странах... Насчет ворона — не лучший выбор фамильяра. Падальщик — со всем, что из этого следует. Его недаром зовут 'крылатой крысой'...

— Ты говоришь об этом тому, чей первый фамильяр — крыса, — усмехнулся я. — И да, ворон — прирожденный падальщик. У него в желудке концентрированная кислота, а температура тела слишком велика для многих возбудителей болезни, так что заразу вороны не разносят. Их дурная слава во многом базируется на привычке пировать трупами на полях сражений и виселицах, но давай будет справедливы: не они устраивают войны и воздвигают виселицы, а мы, не нам упрекать воронов.

* * *

Утром я поручил Грегору и Нибелю переэкипировать мое воинство, сняв доспехи с мертвых горожан и надев на новоприбывших разбойников, проинспектировал, как дела в лаборатории у Альты и у Зенобии на кухне, покормил крысу и ворона, а затем засел за книги. Попутно обнаружилось, что ночью Чучундра, воспользовавшись тем, что на ночевку я ее устроил в деревянном ящике, выбралась оттуда и нанесла удар по чернокнижию, поточив зубы о наиболее ценные книги. Хорошо хоть, что пострадал только товарный вид книг, а не содержание, но с этим придется что-то делать. Сегодня надо провести ритуал, выселить ворона из клетки и вернуть крысу под замок, иначе такими темпами я могу остаться без книг.

Уже к обеду у меня появился план действий, а после собственно обеда, заправившись красными бобами с мясной подливой, я приступил к его реализации: освободил в своем кабинете середину комнаты и принялся чертить магический круг, сверяясь с книгой. Эта работа заняла у меня добрых четыре часа: сам круг — фигня, сотня рун — куда сложнее, а когда еще и не совсем понятно, что именно где должно быть... Кое-что мне по теории рунных цепочек подсказала Альта, так что к вечеру я закончил круг и составил формулу заклинания. Конечно, есть у меня кое-какое хреновое предчувствие: я до сих порой обжигаю себе пальцы, когда тренируюсь колдовать без своих нательных рун. Верней сказать, обжигаю регулярно и по этой причине тренируюсь редко.

Увы, без гениального изобретения Рэйзеля я — совершенно никчемный колдун. Магия — она как каратэ: талант это хорошо, но без постоянных тренировок ничего толкового не получится. В то же время магия нательных рун крайне проста в применении, но творится за счет жизненной силы самого мага, и если обычная магия применяется до изнеможения, то нательными рунами можно и до собственной смерти доколдоваться.

С другой стороны, создание фамильяра — это ритуал, а не колдовство 'на лету'. Тут не надо все делать быстро и сконцентрированно, до предела напрягая волю — просто прочитать пять частей длинного заклинания и после каждого наложить на ворона специальную руну, а затем шестой, последней частью, закрепить передачу фамильяру частички своей души. Ничего сложного, если верить Грегору, у него в Валиноре такое делают даже люди, далекие от практического колдовства.

Заклинание я записал на лист бумаги и потренировался читать его: в несколько раз длиннее, чем для массового поднятия, но не особо сложнее. Руны, которые надо накладывать на ворона, тоже простые, легко запомнить, но их я на всякий случай тоже нарисовал на инструкции. Ну, понеслась, не святые горшки лепят, как говорится.

Клетку с вороном я поставил в центр круга на специальное место, чудом избежав удара клювом в палец, сам стал возле круга, тоже на отмеченный рунами участок, и принялся читать первый фрагмент, игнорируя сердитое карканье ворона.

На все про все у меня ушло меньше десяти минут: я прочитал формулу полностью, ни разу не сбившись и не запнувшись, и вроде бы правильно наложил все руны, но каждая из них исчезла в процессе чтения следующего куска. Так и должно быть или я где-то все-таки лажанул?

Дочитав последнее слово ритуала, я рукавом утер пот со лба и уставился на ворона. Ворон смотрит на меня — точно так же, как и до этого зырил. Хм...

— Получилось? — негромко спросила Зенобия.

Я обернулся и увидел ее, с любопытством заглядывающую в приоткрытую дверь вместе с Альтой, а за ними в полутемном коридоре маячит фигура Грегора.

— А вот без понятия, — признался я. — Ничего не чувствую. Так и должно быть, Грегор?

— Ну да, а что ты хотел чувствовать? — удивился инквизитор.

— Ну я же как бы часть своей души отдал...

— Да не совсем. Душа — она как бы неделима, я же говорил. То есть, с точки зрения нашего мира вроде бы как теперь твоя душа частично находится тут, частично там — но с точки зрения самой души она неделима и целостна. Ну, если ты все сделал верно. Вот если ворона теперь убить — тогда ты что-то почувствуешь. Что-то хреновое. Я один раз был свидетелем, как мой собрат-инквизитор потерял фамильяра-пса... Короче говоря, неприятно вспоминать. Но такая проверка нам не подходит... Прикажи ворону что-то.

— Хм... — Я взглянул на ворона и приказал: — каркни!

Ворон каркнул.

— Вау! Получилось! — восторженно воскликнула Зенобия.

— Не факт, — возразила Альта. — Зловредная птица сегодня весь день каркает, между прочим. Могло быть совпадением. Надо приказать ему сделать что-то более сложное, не свойственное птицам. Например, пусть принесет вон тот мелок, что на столе лежит.

— Для этого его надо вынуть из клетки, — ответил я, — но это дело рискованное. Он уже пытался клювом сломать мне палец...

Альта пожала плечами:

— Ну и отлично. Если он твой фамильяр — не клюнет.

— Да ты сама доброта...

Я на миг задумался. Стоп, если у меня есть связь с фамильяром — я должен видеть его глазами. В случае с крысой я надеваю на палец кольцо и закрываю глаза. А если фамильяр мой собственный...

Я закрыл глаза и в следующий миг увидел себя в анфас — и людей за моей спиной. Правда, цветопередача странная — но это нормально, птицы видят цвета иначе и даже способны воспринимать ульрафиолет.

— Получилось! — возвестил я и удивился собственному искаженному голосу, а затем осознал, что у меня не открывался рот.

Я это прокаркал.

От удивления я открыл глаза, разорвав связь, и заморгал.

— Однако же, мастер, ты дал, — уважительно заметила Альта.

Я обернулся:

— Серьезно? Вы это слышали? Я говорил от ворона?!

— Да! — восторженно ответила Зенобия. — Неразборчиво, правда, птичьим голосом — но это нечто!

— Признаться, я слыхал байку, что в Валиноре когда-то давно был шут с говорящим попугаем-фамильяром, — добавил Грегор, — но у нас в инквизиции так никто отродясь не умел...

Я ухмыльнулся:

— Вороны, в отличие от ястребов и сов, способны ограниченно понимать человеческую речь и даже подражать ей, хотя у меня не было таких задних мыслей.

Ворон, еще полчаса назад пытавшийся меня клюнуть в порядке самозащиты, стал совершенно другим. Он преспокойно выбрался из клетки, как только я открыл дверку, и запрыгнул на протянутую ему руку. Я вспомнил про мелок — и в тот же миг ворон взмахнул крыльями, перелетел на стол, хапнул в клюв мелок и вернулся ко мне на руку.

Весь вечер и следующий день я не мог нарадоваться своему фамильяру. Ворон, которого я без особых раздумий назвал Каркуном, стал буквально продолжением моей воли в режиме 'прямого контроля' и проявил способность понимать команды и выполнять сложные задачи, растянутые во времени, без моего участия. Для начала я отправил Каркуна в сторону поля с приказом принести мне желтый цветок — и он вскоре вернулся с цветком в клюве. Цветок, правда, оказался оранжевым, почти красным, но, взглянув на него глазами ворона, я убедился, что этот цвет воспринимается им так же, как и желтый.

Затем я провел эксперимент с картой, взятой у Грегора: сидя на дереве у дома, ворон позволил мне разглядеть разложенную на столе посреди двора карту. Ну да, ведь сто метров для вороньего глаза — не бог весть как далеко, а если сидеть всего в пятнадцати — читать книгу можно, не то что карты разглядывать.

Впрочем, не все прошло гладко: ночью я не смог заснуть, потому что попытка закрыть глаза приводила к переносу сознания в ворона, но я решил эту проблему, велев Каркуну заснуть, после чего заснул и сам, но вообще мне явно придется учиться контролировать фамильяра по желанию, а не по закрытию глаз, уверен, что это возможно.

Вторая проблема заключалась в невозможности одновременно смотреть глазами ворона и делать что-то еще, например, рассказывать об увиденном или просто контролировать обстановку вокруг себя. Это я тоже нашел способ обойти: если закрыть только один глаз, то можно одновременно видеть глазами ворона и своим открытым, а также слушать одновременно своими и его ушами... Та еще мешанина. Говорить таким образом получилось с трудом: слова иногда произносил ворон 'там', а не я 'тут'. Впрочем, это однозначно вопрос тренировки.

А вот двигаться внезапно получилось очень даже легко: если смотреть одним глазом — я назвал это 'полусвязью' — можно свободно передвигаться в пространстве и одновременно управлять вороном, это получилось ничуть не сложнее, чем управление нежитью. Достаточно мне хотеть, чтобы определенный зомби нанес удар или переместился — и он это делает. С вороном оказалось точно так же, и я даже задумался: а не могу ли я 'вселяться' в своих солдат так же, как делаю это с фамильяром?! Управление ведь одинаковое. Хм... Надо будет поискать ответ на этот вопрос.

К обеду я вдоволь нашутился, беседуя с Зенобией и Альтой через ворона, и то ли сам поднаторел, то ли он наловчился, но речь Каркуна достигла такого совершенства, что собеседники стали понимать сказанные через ворона слова почти безошибочно, хотя, конечно, каркающий птичий голос за человеческий никак не смог бы сойти.

Затем я стал экспериментировать с возможностью послать фамильяра куда-то далеко и периодически посматривать, как у него дела — проблем не возникло, даже если ворон находился в этот момент в полете. Я вообще заметил, что своими действиями повредить ворону не могу: мои внезапные появления в его голове, так сказать, совершенно не сбивают процесс полета, а любые мои хотелки вроде внезапной посадки или маневра он выполняет сам, а не напрямую. Ну, как и в случае с нежитью.

Вечером я решил пошутить над Нибелем, а затем идея шутки переросла в более серьезную идею. Есть у него привычка перед сменой караула подниматься на звонницу, отправлять дозорного вниз с командой об этой самой смене караула и до прибытия нового дозорного лично обозревать окрестности. Я воспользовался этим и еще в сумерках сел у дома на крыльце и посадил ворона на ветку дерева в нескольких метрах от площадки на звоннице, заодно выяснив, что ворон в неполной темноте неплохо видит, по крайней мере для моих целей. Искать еду или наблюдать за хищником вроде кота уже проблематично, но ориентироваться в пространстве и лететь — вполне возможно, хотя посадка на ветки дерева или другой неконтрастный предмет также сопряжена с трудностями.

И вот когда Нибель отправил часового вниз и остался наверху один, я негромко прокаркал:

— Эй, служивый, есть к тебе разговор.

Нибель с выпученными глазами принялся вертеть головой, схватившись одной рукой за саблю, а второй неистово осеняя себя кругом.

— Тише, служивый, тише, я всего лишь ворон. Не пугайся.

Я в этот момент тщательно следил, не схватится ли сержант за двуствольный пистолет. У Нибеля такая мысль возникла: убедившись, что напротив него действительно всего лишь ворон сидит, он перестал совершать круговые движения и его левая рука оказалась в опасной близости от рукоятки пистолета. Впрочем, он правша, а куда совершить противозенитный маневр, я уже прикинул.

— Ты еще кто такой?

— Всего лишь фамильяр одного инквизитора. Дело такое, служивый. Ты злодею на службу подался, но с учетом твоего положения вряд ли у тебя был иной выход, так что мы закроем на это глаза, если ты нам поможешь, и даже вознаградим.

— А что сделать надо? — подозрительно прищурился он.

— Просто подать сигнал в тот момент, когда некромант куда-нибудь уйдет с частью своих умертвий. Мы придем, быстро истребим остальную нежить и подготовим засаду. И все. Никто из несчастных, оказавшихся в рабстве у чернокнижника, не пострадает.

— А какой сигнал подать?

— Вывесишь здесь, на звоннице, какую-нибудь белую тряпку. Да хоть исподнее свое — без разницы. Если нет... Ну, ты же приспешник некроманта, когда доберемся до него — и ты от правосудия никуда не денешься. Понял?

— Понял, как не понять, — пробормотал Нибель.

— Сделаешь?

— Сделаю, куда ж деваться-то...

— Договорились, — каркнул я и демонстративно улетел прочь, но затем сделал круг и незаметно подлетел к крыльцу моего дома, затем открыл глаза и протянул Каркуну руку. Он на нее сел, а я ушел в дом и присоединился к Грегору, который чистил свои револьверы, а ворона посадил на спинку стула у стены.

Минуты через три в дверь раздался стук — появился Нибель, основательно озабоченный.

— Вашмагейшество, беда! — доложил он.

Мы с Грегором повернулись к нему:

— Какая?

— Прилетал ворон говорящий, сказал, что фамильяр инквизитора. Говорил — они уже близко и ждут удобного момента. Хотел, чтобы я им знак, значит, подал, пока вас не будет, и тут еще вопрос, а точно ли ворон инквизиторский, али, может, отродье Хаоса...

Грегор покосился на меня, я прикрыл один глаз, установив полусвязь, и прокаркал:

— Да я пошутил, хозяин!

О, эти большие круглые глаза Нибеля...

Я строго посмотрел на Каркуна и сказал своим голосом:

— Будешь так шутить — пойдешь в суп. Да ладно, сержант, моя это проделка на самом деле. Как твоя смена закончится — скажешь старосте, что я велел налить тебе лишнюю чарку для обретения душевного равновесия. А актер ты неплохой, честно говоря, даже в заблуждение меня ввел... я почти поверил, что ты поддался на уговор.

— Что я, совсем дурак, что ли? — задал риторический вопрос Нибель.

* * *

Наутро я совершил еще одно открытие, обрадовавшее меня больше, чем все предыдущие. Как и говорил Грегор, все мои попытки колдовать через связь с вороном ничего не дали, наложить руну через взгляд Каркуна тоже не получилось... Но невозможность колдовать через фамильяра, как выяснилось, совершенно не мешает мне через ворона управлять моей армией. Всего лишь знание о том, где именно находится пехота, позволяет мне направлять их, а если я вижу зомби — любой из них идет туда, куда я захочу и делает то, что мне нужно, вплоть до выбора цели для очередного удара. К своей неописуемой радости я обнаружил, что пехотинцы одинаково послушны моей воле независимо от того, нахожусь я рядом собственной персоной или в голове ворона. Я вывел из амбара несколько дополнительных пехотинцев и устроил прямо во дворе небольшие 'маневры', управляя строем из глаз ворона, сидящего на крыше.

Затем я взлетел на несколько сотен метров, велел Каркуну кружиться в одном месте — и оказалось, что даже с такой высоты я могу повелевать своими войсками, вплоть до отдельного пехотинца.

После этого открытия я вернул ворона обратно, пехоту — в амбар, и вплоть до обеда сидел у окна, осмысливая новые возможности.