Владыка мертвых легионов - 2

Я поставил стул напротив решетки, уселся и подождал, пока дверь в темницу закрылась, оставляя нас наедине. Наедине — это если не считать двух мумифицированных стражей, не спускающих с моего узника немигающего взгляда и отбрасывающих на стену гротескные тени.

— Ну что ж, — сказал я человеку, сидящему у дальней стены камеры, — настало время познакомиться получше, принц Васпиан.

Он ничего не ответил, сверля меня мрачным взглядом.

— Молчишь, да? Действительно, трудно найти слова, когда впереди смерть от чужих за камнем притаилась, и сзади тоже смерть, но от своих...

И тут Васпиан не выдержал.

— Ты поплатишься за это, чернокнижник! Я не знаю, какой черной магией ты заставил жителей города совершить вопиющее предательство — но расплата грядет, так и знай!

Я усмехнулся.

— Расплата грядет, и как раз об этом я хочу с тобой поговорить...

— Что ты сделал с моим адъютантом?!

— Ты про ту коротко стриженую девчушку, да? Погиб почти весь твой полк, а ты печешься об адъютанте? Дай-ка угадаю... Она ведь тебе не просто адъютант, да? Ох и бабник ты, принц, жрать из одного котла с солдатами можешь, а без девки на войну отправиться никак. Впрочем, тут я тебе не судья.

— Что ты с ней сделал, мерзавец?!

— Сожалею, принц, но этого ты не узнаешь.

— Тогда и говорить с тобой мне не о чем, — решительно отрезал он.

— Ну ладно. Раз ты так хочешь узнать ее судьбу — я сейчас выйду на пару минут и вернусь с ее свежеотрубленной головой. Из шеи капает свежая кровь, может быть, еще и веко дергаться будет... Зато ты точно узнаешь ее судьбу. Устраивает тебя такой вариант?

— Нет, будь ты проклят!

— Тогда давай перейдем к тому, о чем я...

— Так значит, она еще жива?

— С чего ты взял? Есть ведь еще такой вариант — я выхожу и возвращаюсь с посиневшей головой... Или она сама приходит, шаркая ногами по полу и глядя в одну точку немигающими глазами... А на твой вопрос, мол, как же насчет свежеотрубленной головы, развожу руками, дескать, приврал я немного, ее еще вчера порешил... Нет, принц, ты не узнаешь ее судьбу.

— Почему? — c нажимом произнес он. — Я хочу убедиться, что она жива, и потом мы поговорим, о чем захочешь.

— Нет. Понимаешь, люди делятся на две категории. Одни ставят условия, а другие сидят в клетке. В клетке сидишь ты, и я пытаюсь донести до тебя, что никаких условий ты мне ставить не будешь. А если будешь — любое твое условие будет приводить к самому нежелательному для тебя повороту. Потому — одно из двух. Либо неведение, либо ты узнаешь не только то, что она мертва, но и то, что причиной ее смерти стало твое условие. Разумеется, это если я не вру, иначе ты узнаешь просто о том, что она мертва со вчерашнего вечера. Или не узнаешь. Итак, принц. Что выбираешь — знать, что она мертва по твоему желанию, или не знать и надеяться?

— Мерзавец! — процедил он.

— Да, мерзавец. Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Откажешься — на этом стуле будет лежать и смотреть на тебя ее голова. Все? Нет возражений? Готов слушать?

— Да что тебе надо от меня, чернодушный?!

— Ничего, принц, в том и дело, что ничего. Хочешь, я угадаю, что ты думаешь? Ты думаешь, что я Рэйзель лин Фаннард, пятисотлетний некромант и чернокнижник.

Вот тут его мрачная злоба ненадолго сменилась удивлением.

— А это не так?

— Не так. Да, тело и лицо, что ты видишь перед собой, раньше принадлежали именно ему.

— А, эфириал...

— В том-то и дело, принц, что нет. Я человек, и мне от роду всего семнадцать лет с небольшим. Видишь ли, когда мне было пятнадцать, Рэйзель, сидя в глубине Цитадели, поменялся со мной, пареньком из другого мира, душами. В результате этой ошибки он получил по заслугам, оказавшись запертым в моем теле, в мире, где магии нет вообще. А я оказался в Цитадели и провел там два страшных года в совершенно нечеловеческих условиях. За преступления, которых я не совершал.

— Хороша байка... Вранье!

Я улыбнулся:

— Лгут те, кому что-то нужно. Лгут слабые. Я рассказывал это охранявшему меня паладину — он не верил, и правильно делал. А сейчас я уже не в клетке, там теперь сидишь ты, и мне ничего от тебя не нужно. Так для чего мне лгать теперь, когда я хозяин положения?

— Понятия не имею, — признался Васпиан, — но все равно не верю.

Улыбаюсь шире:

— А мне и не нужно, чтобы ты верил. Я только хочу, чтобы ты это знал, а верить или нет — дело твое. Так вот. Меня зовут странным для твоего слуха именем Максим, ведь такого ты никогда не слышал, тут нет имени Максим, как в моем мире нет имени Васпиан. Я был обычным мальчиком, круглым сиротой, с обычным для человека мировоззрением, идеалами, устремлениями. Самый обычный мальчик пятнадцати лет от роду. И вот однажды я просыпаюсь в теле Рэйзеля, в темнице... Я не буду рассказывать тебе, через какие страдания я прошел — очень скоро ты все это испытаешь на своей шкуре. Остановлюсь только на самых важных моментах. Видишь ли, с точки зрения мальчика, который сталкивался с паладинами и чернокнижниками только в сказках, все просто. Колдуны, насылающие проклятия и мертвецов — они плохие. Злодеи. А паладины, которые с ними сражаются — ясное дело, хорошие, они герои. Я был наивен, и мир виделся мне контрастным. Вот Хаос, Тьма и Зло, вот Порядок, Свет и Добро. Трагедия же заключалась в том, что я был сердцем и душой на стороне добра, но добро, в лице вполне конкретных паладинов, не желало принимать меня в свои ряды.

— Чем дальше, тем забавней, — желчно хмыкнул Васпиан. — Тебе только осталось объяснить, как вчерашний паренек из мира, где нет магии, натворил дел, да еще и с воистину рэйзелевским размахом.

— О, тут все просто. Рэйзель — гений. Он вывел магию на совершенно новый уровень, одновременно создав такие заклинания, которые освоил даже начинающий. Еще мне повезло и я наткнулся на его ученицу, а затем получил доступ к его библиотеке. Ну и учти, что Рэйзель был весьма неслабым чародеем, и я унаследовал его силу.

— Ну-ну, — хмыкнул Васпиан.

— Ты уже придумал причину, для чего Рэйзель мог бы сочинять такую сказку?

— Нет, — согласился принц, — но я также не вижу резона в том, для чего ты мне это рассказываешь, если не собираешься договариваться или чего-то добиваться.

— Чуть позже объясню. А теперь мы подходим к одной интересной мысли: вдумайся, в теле страшного и могущественного колдуна оказывается совершенно иной человек, ни в чем не виноватый и искренне ненавидящий колдунов. Ах, какие возможности могли бы открыться перед той же инквизицией, возьми она меня в свои ряды и обучи... Треть твоей страны в руинах после вторжения эфириалов. Не то, чтоб я мог этому помешать всего за два года обучения, но... И ведь дело не только в упущенной возможности. Меня не только не приняли на сторону добра — меня еще и вынудили пойти по стопам Рэйзеля и стать новым Рэйзелем. Глупые паладины, победив самого страшного некроманта, сами создали его преемника, причем еще более страшного и опасного, чем Рэйзель. Не ирония ли?

— Ну если так — то ирония, — согласился принц. — Но я по-прежнему слабо себе представляю, как вчерашний добрый мальчик творит такие страшные дела. Сколько душ ты уже загубил с момента своего побега?

— Дохрена, — кивнул я. — Но между тем добрым пятнадцатилетним пареньком и нынешним коварным мной — два года в немыслимо бесчеловечных условиях. И открою тебе один секрет. Пнуть котенка, ударить щенка, обидеть ребенка — для меня это совершенно немыслимо даже сейчас. Но я сам с удивлением обнаружил, что убивать тех, кто ненавидит тебя, очень даже просто, а убивать тех, кто ненавидит тебя без вины — это даже приятно в какой-то мере... Я много открытий сделал. Например, что мир не черно-белый. И на стороне Добра порой сражается самое настоящее зло. Я про паладинов. Такого бессердечия мне в жизни встречать еще не приходилось... Я был готов на все, чтобы выбраться из той темницы или хотя бы улучшить свое положение... Но мой проклятый тюремщик мне, ясное дело, не верил и отказывался устроить разговор с вышестоящими или передать письмо королю, твоему отцу то бишь. Да, вышестоящие мне тоже не поверили бы, а вот твой отец мог бы согласиться. Живет же где-то воплощенный эфириал во дворце, правда?

— А ты взгляни на ситуацию с другой стороны, — предложил Васпиан. — Глазами твоего тюремщика. Вот заключенный, злобный некромант, пускается на свои хитрости, чтобы выбраться. И что бы ты делал? Потакал ему?

— Потакать? Нет. Но я бы не обращался с ним так жестоко.

— С некромантом, отнявшим столько жизней? С ним любая жестокость справедлива, ты не думал об этом?

— Видишь ли... В моем мире, гораздо более развитом, нежели твой, во многих странах нет смертной казни. Не во всех, но в самых культурных. И если кого-то приговаривают к тюрьме — на год или на всю жизнь — его содержат в комфорте, достатке и удобстве. Потому что жестокость по отношению к заключенным запрещена, и неважно, какое преступление он совершил.

Принц не выдержал и невесело засмеялся.

— Забавный твой мир, в розово-пастельных тонах. Только в него мне верится ну совсем слабо.

— И тем не менее, это факт, хочешь верь, хочешь не верь. Словом, вот тут мы постепенно подошли к ответу на вопрос, почему ты здесь, для чего мне нужен и почему я все тебе рассказываю. Я подвергся страшным истязаниям и жестокостям без вины. Ты вправе не верить, но для меня это факт. Произошло беззаконие в отношении меня, а за беззаконие должен быть ответ. Кто виновен?

— Никто, — развел руками Васпиан. — Максимум — судебная ошибка.

— За судебную ошибку должен быть ответ. Особенно за такую страшную.

— Ты понимаешь, что никто не мог никаким образом установить твою невиновность? Вот как проверить, что в этом теле душа невиновного? Ты — еще одна жертва Рэйзеля, по сути.

Я кивнул.

— Верно. Никак не установить. Я бы и сам не поверил. Но моя основная претензия не к факту заключения, а к условиям содержания. А также к тому, что я был полностью лишен права защищаться, торговаться, договариваться, взывать к королевскому милосердию... Я молил о капле доверия — получив ее, сейчас величайший некромант был бы преданным сторонником инквизиции, а у твоего отца было бы мощное оружие, изобретенное в моем мире, но неизвестное здесь. Я молил о капле милосердия — получив ее, я бы, может быть, не сбежал бы, не повстречал ученицу Рэйзеля и не унаследовал бы его силу и знания. Но я не дождался ни доверия, ни милосердия, ни справедливости. Кто виноват в том, что мой тюремщик вел себя со мной, словно с рабом? Кто отдал меня на произвол бессердечных паладинов? Кто разрешил ордену творить, что им вздумается? Кто виновен, что в заточении я подвергался самым изуверским издевательствам? Король Тантагора виноват. Ну а раз до него я пока не добрался — отвечать тебе, как его сыну и будущему королю.

— Ну в чем-то ты прав по-своему, — внезапно согласился принц. — По правде, я не нахожу внятного объяснения, для чего Рэйзелю было бы такое придумывать... Послушай, если ты действительно не Рэйзель... Тогда тебе не обязательно делать то, что ты делаешь. Я уверен, мы сможем как-то... утрясти эту печальную историю, и...

Я ухмыльнулся.

— Не получится. Ты сейчас в моей шкуре, с той разницей, что я был заложником чужого неверия, а ты — заложник своего.

— В каком смысле? — не понял он.

— А вот так. Допустим, ты мне поверил взаправду, ну а как иначе, я же в том положении, в котором мне совершенно незачем лгать, ведь мне от тебя ничего не нужно, верно? Ты мне поверил, мы о чем-то договоримся, я тебя отпущу... И тут ты подумаешь, мол, постой-ка, так вот что ему на самом деле было нужно! И снова утвердишься в мысли, что я — Рэйзель. А я не хочу, чтоб ты думал, будто я — это он.

Мы с ним помолчали: он осмысливал услышанное, я обдумывал следующие слова.

— В общем так, Васпиан, несостоявшийся король Тантагора. В этой клетке ты проведешь два года. В тех же условиях, что и я. Кормежка два раза в день — каша на воде, мерзкий хлеб, иногда сырая морковка или лист капусты. И все. Мизерная порция, ровно чтоб ты не издох с голода, и этот самый голод станет твоим соседом по камере, не отставая ни на один миг. Никакой одежды, два года в одном и том же, спать на соломе, ходить в ведро и жить в смраде. Раз в месяц — мытье в холодной воде. Ты будешь видеть здесь, не считая моих стражей, всего одно человеческое лицо, которое не скажет тебе ни одного слова за два года. Просто потому, что у меня его внуки и я убью их, если он скажет тебе хоть слово или даст порцию больше положенной. Ты же благородный человек, да? Ну так вот, знай, что попытка разговорить твоего тюремщика или выпросить у него что-то — все равно что попытка убить его малолетних внуков.

— И в чем смысл этой мести? Мстить королю за ошибку, допущенную кем-то из его множества подданных? Идиотизм.

Я пожал плечами.

— Я предпочитаю слово 'справедливость'. Что ты делал, когда тебе было пятнадцать? Гонял мяч? Играл со сверстниками? Бегал за девчонками? А в шестнадцать или семнадцать? Учился в академии, уже с офицерскими погонами, спал небось не один, а с грудастой красоткой? Или с целой чередой холеных сучек, в жизни не поднявших ничего тяжелее бокала? Ходил на пиры и балы? А я эти два года провел в аду на земле, и ты, высокомерная мразь, считаешь, что раз тебе повезло родиться в королевской семье, то ты непогрешим и выше всего этого? Что королю не надо отвечать за грехи его должностных лиц? Ошибаешься, за грехи отвечать должны все, просто сильные мира сего за преступления отвечают только тогда, когда находится кто-то сильнее их. И для тебя и твоего отца этот день настал. Так вот. В следующий раз я буду решать твою судьбу через два года, которые ты проведешь тут в страданиях, отчаянии и неопределенности, как я. И учти, что через два года я тебя не факт что отпущу. Может, оставлю тут навеки гнить, как это было уготовано мне, может, проявлю милосердие и убью тебя. Может, и отпущу... Кто знает, Рэйзель великий маг, но предсказывать будущее даже он не умел. Одно я тебе точно гарантирую: эту клетку ты покинешь досрочно только одним из трех способов. Первый — найдешь способ наложить на себя руки или уморишь себя голодом. Второй — ты будешь убит моими стражами, которые не спустят с тебя глаз за эти два года, при побеге или попытке вызволить. Третий — если твой отец согласится обменять тебя на себя. Вот так. И в любом случае, если ты когда-то и выйдешь на свободу — ты к тому времени уже не будешь ни королем, ни сыном короля. Теперь тебе все понятно, принц, которому недолго осталось быть принцем?

Его выдержка ему не изменила, хоть держать себя в руках ему становилось все труднее.

— Почти все, кроме одного. Чего ты на самом деле хочешь?

Я вздохнул.

— Ну, раз ты спросил... Я открою тебе свои планы. Этот мир ненавидит меня за то, чего я не делал, а я ненавижу его за то, что он ненавидит меня. Вот скажи, что бы ты делал на моем месте? Жил изгоем? Не мой путь. Я не хочу жить в таком мире, и мой выбор — разрушить его. Падут империи, цивилизации будут разрушены и обратятся в прах, повсеместно воцарится хаос, междоусобицы, голод и болезни будут взымать свою жатву. А я со своими подданными буду наблюдать за всем этим из безопасной гавани. И когда не останется камня на камне — я эти камни соберу, и постою из них другой мир. Который не будет ненавидеть меня, а может, будет любить. Как великого строителя и мудрого правителя. Знаешь, каким он будет, этот мир?

— Уже боюсь подумать, — фыркнул он.

— А зря. Это будет прекрасный мир. Правильный мир. Я учту ошибки как своего мира, так и этого. Не будет больше ни королей, ни дворян, благородность каждого будет определяться благородством его души, а не тем, под каким папкой оказалась его мамка. Маги будут равные среди равных, больше никаких клейм на лице, только всеобщее уважение...

— Ага. И страх.

— Ты идиот, принц. Честно. Даже не идиот, а просто примитивный варвар. Вот представь, что у меня есть выбор. Я могу помогать людям своей магией, ну там исцелять, или давать поговорить с умершими родственниками, и мне за это будет достаток, почтение и уважение. А могу убивать и проклинать, и за это мне будет ненависть и страх всеобщий, я и буду жить как зверь, в пещере, боясь высунуть нос. Вот как ты думаешь, что бы я выбрал?

— Ты уже выбрал. Второе.

— Точно идиот. Я не выбирал — вы отняли у меня выбор. Вы отняли выбор у всех магов, потому что он небогат. Либо стать вне закона, объектом травли и ненависти глупых неотесанных людишек, либо согласиться жить, как собака, на короткой цепи и с клеймом на лице. И все, третьего не дано! Вот потому у меня не будет проблем со сторонниками: слишком многих не устраивает тот выбор, который вы предложили им, и оттого они согласятся на то, что предложу им я. Скажи мне, ты знал, что Рэйзель оказался вне закона до того, как впервые причинил кому-то вред? Он жаждал лишь знаний и признания, охотно делился открытиями. Но вы, глупые людишки, боитесь магии, меряя всех по себе и будучи уверенными, что любой маг неизменно будет использовать свои знания во вред. Не Рэйзель стал страшным злодеем — это вы столкнули его с правильного и мирного пути. Но всякий маг — в первую очереди дитя человеческое. Кем он вырастет — зависит от людей вокруг него, и если тебя устраивают маги на цепи — пеняй только на себя, когда они наконец сорвутся с этих цепей. Вы, слабые 'затупленные', пытались ущемлять и подавлять магов, но структура, где самые сильные находятся внизу, далека от равновесия и устойчивости. Война была неизбежна, так-то. Маги выиграют эту войну. Может быть, еще при твоей жизни. А теперь прощай, принц. Если еще увидимся — это произойдет не раньше, чем через два года, которые покажутся тебе вечностью.

Я встал с кресла и пошел к выходу. Мне вслед понеслась отборная площадная брань, но я просто грохнул окованной медью дубовой дверью и поднялся наверх.

* * *

— В общем, все, — сказал я старосте и сержанту Нибелю. — Мои инструкции насчет принца вступают в силу прямо сейчас, и вы отвечаете самым дорогим, что у вас есть. Ты, староста — за то, что я тебе сказал, а ты, сержант — за сохранность принца.

— Как прикажете, вашмагейшество, — закивали они.

— И отлично. А теперь все по плану. Мужиков за работу, Нибель — обеспечь часовых. Какая бы дрянь сюда ни сунулась — эфириалы ли, солдаты ли, — я должен узнать об этом еще когда оно на три версты подойдет. Внешний ров должен быть готов самое позднее завтра к вечеру.

Впрочем, я особо не переживаю на этот счет: и староста, и сержант свое дело знают, рабочих рук хватает... пока. И теперь я могу выбросить из головы и принца, и хозяйственные заботы: меня ждут великие дела. Дохрена великих и важных дел.

Правда, как говорят китайцы, путь в тысячу ли начинается с первого шага. А я начну сегодняшний этап завоевания мира с завтрака.

Вернувшись домой, я пошел на кухню. 'Домой' будет не очень верно, дом старосты. Но староста в нем не живет: дом находится за периметром укрепленной территории, а ночевать за частоколом не рискует никто из моих подданных, только я и мои девочки.

Зенобия как раз заканчивает возню с завтраком, запах в доме такой, что слюнки не текут разве что у моих телохранителей: они зомби.

Тут на кухню вошла, зевая и принюхиваясь, Альта.

— Ты очень вовремя, — сказал я ученице, — возьми десяток пехотинцев и приведи сюда ту девчонку-волшебницу. Зен, на четверых хватит?

— Вполне, — кивнула Зенобия, — если никто не будет есть за троих.

Альта еще раз зевнула.

— Два момента. Во-первых, я не думаю, что девчонка захочет кушать, вряд ли она от крысиного яда оклемалась полностью... А во-вторых — мне кажется, она тут будет лишняя.

Я ухмыльнулся в ответ:

— Ревность излишня: она тут для дела нужна. Повелевать мертвыми ты умеешь, самое время учиться повелевать живыми.

Альта натянула камзол, взяла револьвер и в сопровождении нескольких зомби-рыцарей, еще позавчера служивших принцу, пошла к дому-тюрьме.

Зенобия тем временем расставила тарелки и насыпала в них кашу с мясной подливой. Пожалуй, именно всяческие подливки — ее коронные блюда, в Валиноре, откуда она родом, подлива или похлебка — как у славян хлеб или у японцев рис. То есть, блюдо, которое должно быть на столе почти в обязательном порядке.

Через минуты три вернулась Альта, довольно бесцеремонно ведя пленницу. Девушка показалась мне сильно осунувшейся и бледной, отчего черные татуированные руны на ее щеках выглядят особенно контрастно. То ли ей все еще сильно нехорошо, то ли Альта не потрудилась сообщить, что ее ведут гостьей на завтрак, а не жертвой на ритуал.

— С добрым утром, — улыбнулся я и указал на свободный стул: — присаживайся и постарайся чувствовать себя как в гостях, а не как в плену.

Альта подвела ее к столу и усадила.

— Оковы снять? — спросила она.

— С рук сними, чтоб не мешали, — разрешил я, — а ошейник пусть останется.

Пленница, не спускавшая с меня взгляда исподлобья, презрительно усмехнулась.

— Боишься...

— Конечно, боюсь, — подтвердил я. — Понимаешь, меня за пятьсот лет пытались убить не раз, не два, и даже не двести, причем маги посильней тебя. И вот он я, живой-здоровый, а они все умерли. Человеческая тупость безгранична, тут бы сообразить, что меня так просто не убить, но нет, постоянно находятся новые тупицы, бессмысленно дохнущие в нелепых попытках меня прикончить. И я боюсь, как бы ты не оказалась одной из них, а то наша дружеская беседа за завтраком накроется медным тазом.

— Я ничего тебе не скажу, чернодушный! Можешь сразу переходить к пыткам!

Я вздохнул.

— Ну какие пытки, а? Это ведь не допрос, а всего лишь светская беседа. Меня совершенно не интересуют никакие твои тайны, ни волшебные, ни военные... Просто тут с новостями туговато, особенно после того, как Порча страну надвое разделила... Ты не стесняйся, кушай, похлебка что надо.

Пленница гордо задрала подбородок:

— Я не голодна! Нет аппетита!

— Да ладно... Если что — никаких ядов. Это вообще вас горожане отравили — не я.

Тут заговорила Зенобия:

— При нелетальном отравлении крысиным ядом аппетит обычно появляется дней через пять, не раньше... Тут молоко полезнее будет. Принести?

Я кивнул, Зенобия вышла и вернулась с большой кружкой козьего молока. Пленница взяла ее двумя руками и отхлебнула.

— Ну, так-то лучше, — заметил я.

Все это время я старался не обращать внимания на легкий запах двухдневной блевотины. Девушка, нахлебавшись отравленного пунша, выжила только благодаря тому, что у нее нашлась пара противоядных рун. Руны, впрочем, оказались примитивным анахронизмом: сработали только после попадания яда в желудок и вызвали рвоту. Хотя нормальные руны срабатывают в тот же миг, как яд попал в рот, и не дают проглотить.

Надо будет дать пленнице одежду посвежее, запашок тот еще... Альта тоже слегка морщит нос, только Зенобия ест с непроницаемым лицом. Впрочем, иного от нее я и не ждал. Ученица инквизитора с почти десятилетним стажем да с восьми лет, она прошла такую суровую школу, что ее выдержке завидуют даже мои зомби.

Тем временем пленница выпила большую часть молока и поставила кружку на стол.

— Чего тебе надо от меня? — спросила она.

— Ну, может, познакомимся для начала? Я — Рэйзель лин Фаннард, хотя ты это и так знаешь. Это — Альта вир Карлайл, моя ученица, а это Зенобия. Тоже моя ученица.

— Грайя Верникс... лин Верникс.

— Из простолюдинок, значит, не привыкла называть имя с титулом... Извини за бестактность, а чего ты такая худая? Щеки впалые у тебя были такие или это отрава так твои силы подорвала?

— Я соблюдаю пост... если ты знаешь, что это такое, что вряд ли.

— Зачем?

— Чище тело — сильнее дух. Только сильная душа может вынести бремя магии и не свернуть с истинного пути! Но ты не поймешь.

Я кивнул и проглотил ложку каши.

— Конечно, не пойму. Я-то всегда думал, что магия — это дар, а не бремя.

— Узко смотришь. Магия — всегда бремя и зло. Только если не для тебя — значит, твой дар есть зло для других!

Да уж, нормально ей мозги промыли... Трудно будет.

— Скажи, Грайя, в твоей семье детей, кроме тебя, много было? — выстрел наугад, но шансы попасть хорошие, статистика она такая...

— Семеро. Три брата и четыре сестры.

— Старшие, младшие?

— Все младшие... Я самый старший ребенок...

— И все остальные тоже выжили и выросли?

— Только один брат и одна сестра. Остальные умерли в детстве или младенчестве.

Бинго. Вот повезло так повезло.

— Грустно, — притворно вздохнул я. — А что, твои родители так сильно ненавидели магов, что не понесли своих больных детей к целителю? Уж лучше пусть помрут, чем к магу за помощью идти?

Грайя посмотрела на меня, как на идиота.

— Должно быть, ты в каком-то своем мире живешь, чернокнижник. Небось, за сотни лет изоляции забыл, как и что в людском обществе?

— Почему?

— Какие еще целители?! Мои родители — простолюдины, обычные крестьяне, откуда им денег на целителя взять?! А маги-целители — их раз-два и обчелся, они только у королей да вельмож есть...

Я начинаю улыбаться:

— А знаешь, почему? Потому что такие, как ты, выбирают злую боевую магию и вынуждены соблюдать посты строгие, вместо того, чтобы выбрать путь целительства, жить в уважении и почитании, в мире со своей совестью, в комфорте и достатке... Если б вы выбирали целительство — целителей было бы много. Лучшие лечили бы королей, средние — богачей, начинающие — крестьян. Благодаря конкуренции стоимость услуг целителя стоила бы намного меньше. Целитель был бы почти в каждой деревне, вот как кузнец, и его помощь была бы по карману даже простым крестьянам вроде твоих родителей...

Зенобия по-прежнему ест с непробиваемым покерфейсом, у Альты непонимающе поднимаются брови, у Грайи на лице растерянность.

— Ну тут вины моей нет... Мне не предлагали выбора. Просто забрали в школу магов, и учили всех одному и тому же...

Я прожевал кусок мяса и заметил:

— Что, правда не предлагали выбирать? Да я шучу, на самом деле, я в курсе. Открою секрет: твоим предшественникам — ну, магам предыдущего поколения — тоже не предлагали выбирать. Просто забирали в королевскую школу магов и учили боевой магии. Знаешь, почему? Потому что у короля свой целитель есть, а жизнь и смерть твоих младшеньких его совершенно не волновала. Ему, видите ли, только боевые маги нужны. И твоих детей ждет примерно то же самое: большинство умрет в детстве.

Грайя пожала плечами:

— От этого никуда не деться, детское здоровье — штука очень хрупкая...

— ...И магов-целителей, которые могли бы их спасти, нету, ага. Ибо всех одаренных забирают в боевую школу по воле короля, дрессируют их жестко и безжалостно, вбивают в голову, что они есть зло, и держат на строгих постах. Смешно, честное слово. Тебе говорят, что магия зло, именно те люди, которые учат тебя магии разрушения. Лицемерием попахивает, ты не находишь? Чем тренировать тебя противостоять злу, можно было бы просто не учить... Знаешь, это так же бредово, как если я сейчас начну укорять своих солдат тем, что они нежить. Хотя именно я и сделал их нежитью.

Грайя забарабанила пальцами по столу: кажется, я показал ей происходящее с непривычной стороны.

— Так-то оно так, но стране не обойтись без магов. Если бы всех нас обучить целительству — кто защитит королевство от боевых магов соседней страны?

— Ты абсолютно права, — подтвердил я. — Боевые маги — с ними то же самое, что и с солдатами. Без армии — никуда. Король забирает в армию кучу сильных людей, которые не работают и не создают блага, а просто маршируют, потребляют жратву и жалованье и периодически убивают других таких же. А король облагает налогами твоих родителей, чтобы прокормить армию, твои братья и сестры родились в нужде и голоде, неудивительно, что померли, тем более что возможности получить помощь целителя у них не было... И ведь главное — король не очень-то и виноват. Ведь без армии и боевых магов на него нападет другой король...

— Ну, так оно и есть, — согласилась Грайя.

Я наклонился вперед и заговорщицки улыбнулся:

— Так может — ну нахрен этих королей, которые тратят на себя и армию народные деньги и отбирают у народа одаренных детей, которые смогли бы стать целителями? Разве не лучше будет вообще без королей?

— Да ты, никак, меня вербуешь на свою сторону? — расхохоталась Грайя.

— Ошибаешься, глупая маленькая девчонка. Ты уже на моей стороне. Скажи мне, каково это — быть цепной клейменой собакой? Это не риторический вопрос — я правда хочу знать, потому что это единственная вещь на свете, которой я не знаю. Ведь я никогда не был ничьим сторожевым псом. Каково это — быть бесправнее крестьянина? Терпеть вторжения в свой дом от инквизиторов, обыски, допросы? Не иметь права ни на неповиновение, ни на отставку, ни на смену занятия — каково это, скажи мне! Впрочем... Зачем мне знать столь неприятные вещи... А ты теперь знаешь, что на цепь тебя посадил и натаскал тот же человек, который отнял у твоих родителей благосостояние, а у твоих младших — возможность выжить. Задумайся — каково это, служить тому, кто сделал тебя своей собственностью? Тому, кто отнял у тебя право жить в мире с собственной совестью и собственным пониманием правильного и неправильного. Какая ирония, какая издевка — научить тебя, что магия зло, но при этом отнять право быть чем-то иным, кроме зла...

— Отличная демагогия, — насмешливо ответила Грайя, — очень убедительная, как это и ожидалось от такого старого и мудрого чародея... Именно поэтому я на нее не куплюсь и никогда не перейду на твою сторону.

Я улыбнулся:

— Ты уже на ней, и никуда с нее не денешься. Моя сторона — это сторона всех магов. Магов, угнетаемых трусливыми и недалекими затупленными. Мой человек уже повез в Нирнкэрн требование выкупа за тебя — ландграф пришлет выкуп и я тебя отпущу. И тогда, оставшись наедине с собой, ты будешь снова и снова мысленно возвращаться к тому, на что я открыл тебе глаза. Рано или поздно тебе придется понять, что зло — не ты. И не магия. Зло — оно в королях... Был один великий мудрец, звали его Нэш. Обычный человек, не маг. Он открыл штуку под названием 'равновесие Нэша'. Равновесие Нэша — это такое состояние, когда никто не может улучшить общее положение, не ухудшив при этом своего личного. Я тебе на примере объясню. Вот есть два короля. Оба они не хотят воевать, но им не дано читать мысли. С точки зрения любого из них, есть четыре варианта. Первый — армии нет ни у кого. И это отлично, нет расходов, и воевать нечем. Второй вариант — у нас армия есть, а у соседа нет. Наивысшая безопасность — ведь нам есть чем защищаться, а соседу нечем напасть. Третий вариант — у нас нет армии, у соседа есть. Мы уязвимы, ведь сосед может напасть, а защищаться нечем. И четвертый — у нас есть армия и у соседа есть армия. Да, есть расходы, но мы защищены и сосед защищен. Так вот. Вначале армии нет ни у кого, но что, если сосед тайно вооружается? Чтобы спать спокойно, мы должны вооружиться. И по этой же причине сосед тоже вооружается. Итого: имеем две страны, ни одна из которых не хочет войны, но при этом обе вынуждены содержать армию. При этом никто не может разоружиться, боясь стать беззащитным. Вот это и есть равновесие Нэша.

— И что дальше?

— А дальше простой вывод. Любой король должен содержать армию и превращать одаренных детей в своих цепных псов. Каким бы мирным он ни был — он должен либо сделать это, либо стать жертвой другого короля. Потому короли, даже самые мирные — источник бед и нищеты для народа. И исправить это можно только одним способом -избавившись от королей.

Она только фыркнула:

— И что дальше? Без власти настанет хаос, и...

— А разве я говорил про отсутствие власти? Миром должны править маги, они обеспечат и порядок, и процветание простым людям.

— Угу, как же. Просто маги сами станут королями, больше ничего не изменится...

— Вот тут ты и ошибаешься. Король-затупленный нуждается в армии, чтобы защититься от другой армии или от своих подданных. И нуждается в магах, чтобы защититься от других магов. Что будет, когда миром будут править маги? Во-первых, я не боюсь затупленных, значит, армия мне не нужна. Во-вторых, против другого мага армия затупленных мне не поможет — значит, крестьяне снова не нужны...

— Угу. И ты просто наберешь себе армию магов.

— И вот тут есть важный нюанс. Магов мало. Допустим, в некотором королевстве у короля есть сто сильных магов и сто тысяч солдат. Если маги захватят власть — они распустят армию. И народ будет содержать не сто тысяч солдат, а только сто магов. Далее, маги начинают борьбу за власть, делятся на фракции, воюют за владения... Но простому крестьянину на это наплевать, потому что в войнах магов будут участвовать только маги. А крестьянину все равно, кому налог платить. И он будет жить себе спокойно. Более того. Я не буду заставлять одаренных детей становиться своими слугами, потому что вначале они слуги, а потом наберут силу и станут моими соперниками. Ты была бы вольна выбрать стезю целителя — и оказалась бы в стороне от борьбы. Ведь ты не боевой маг, и на войне магов не нужна. Максимум — в конце войны, лечить раненых.

— Бла-бла-бла... Звучит красиво, но...

— Оно не звучит. Оно так на практике уже давно. Если ты не знала — Нирнкэрном правит маг-нелегал. Их там целый ковен. И знаешь, что? Мы не враждуем. Нам нечего делить. Даже захоти я захватить еще и Нирнкэрн — захвачу. Их подданные станут моими, но ничего для них не поменяется...

— ...Пока ты не решишь использовать их в ритуалах.

— Когда это случится — они сбегут от меня в земли других магов-правителей.

— И ты захватишь и другие земли...

Я покачал головой.

— А вот хрен там. Как только я продемонстрирую агрессию — окружающие меня маги образуют союз и дадут мне укорот. Это сейчас на меня нет управы, потому что ковен, даже выступив против меня, выдал бы себя и получил в благодарность за избавление от некроманта клейма и ошейники. Когда у магов будет наивысшая власть и когда эти маги будут в почете у людей, а не в рабстве — на всякого злого мага найдется куча желающих его прикончить и стяжать еще больше славы и уважения... Вот смотри. Когда я сказал, что править должны маги — ты в первую очередь подумала о простых людях, а не сказала 'вау, я хочу быть правителем!'. Разве из тебя будет плохая правительница? Вовсе нет, ведь у тебя есть порядочность и совесть... В какой-то мере, ты права, власть магов будет копировать власть королей. Но с той разницей, что магам не понадобится содержать десятки тысяч солдат-дармоедов... Ну и вот тебе примеры живые. В Нирнкэрне правит маг, который заботится о своих людях. А я правлю тут, и с того дня, как я установил здесь свою власть, в поселении больше не погиб ни один человек. Я и беженцев собрал немало — и они счастливы жить тут под моей защитой. А начну их в жертву приносить — сбегут. Проснусь однажды — ой, пусто! В Нирнкэрн все удрали. И самое главное... До меня были другие великие некроманты, и все они проиграли именно потому, что полагались на мертвых. Как показала практика, мертвые толком ничего не могут без живых. Ты думаешь, я справился бы с вашим полком без помощи горожан, имея едва шестьдесят зомби против семи сотен отборных солдат?! Некроманты, чернокнижники и прочие маги проигрывают в тот момент, когда решают, что живые им не нужны...

Мы помолчали, потом я сказал:

— Так ты точно не хочешь похлебки?

* * *

После завтрака я отправил Альту, чтобы она вернула пленницу в тюрьму, а заодно по мере возможности позаботилась об остальных пленных, а сам принялся орудовать зубочисткой.

— Мастер, мне кажется, ты ни в чем ее не убедил, — спокойно заметила Зенобия.

— Ежу ясно, что не убедил, — ухмыльнулся я, — дело ведь не в ней.

— А в чем?

Я ухмыльнулся еще шире:

— Конечно же, в ковене. Она передаст им мои слова, и это сработает намного сильнее, чем если бы я сам начал их убеждать. А заодно немного напрягу ландграфа, чтоб жизнь ему медом не казалась.

— В каком смысле?

— В прямом. Мы отправим ему цепную магессу с промытыми мозгами, которая — вот досада — уже знает, что ландграф тоже маг-нелегал... Какая подлость с моей стороны, сам себе удивляюсь.

Зенобия задумчиво подперла голову кулаком.

— Знаешь, мастер... Я вот порой думаю, а точно ли ты мой ровесник, или же все-таки пятисотлетний колдун... Уж больно ты хитер и слишком хорош в манипулировании...

Я достал тонкую щепку, ножичек, и принялся выстругивать себе вторую зубочистку.

— Понимаешь, я кажусь тебе умнее и хитрее, чем обычно бывают подростки моего возраста, но поскольку ты никогда не видела пятисотлетних колдунов и не знаешь, каковы их реальные мудрость и хитрость — то не можешь понять, что на самом деле я против них никто. Видишь ли, в четырнадцать-восемнадцать лет люди занимаются кучей вещей, обычно не связанных с саморазвитием. Здесь подростки уже заняты трудом. В моем мире до восемнадцати лет, как правило, никто не работает, но свободное время часто тратится без особой пользы. Все дети поголовно обязаны учиться в школах, но многие не любят науку... Но если ты возьмешь подростка и оставишь ему из занятий только полезные — он волей-неволей станет серьезнее и как бы взрослее своих сверстников, тратящих время праздно. Вот, допустим, ты — пока что еще ученица, но в моих глазах выглядишь чуть ли не матерой инквизиторшей, охотницей на эфириалов. А все потому, что при виде здоровенной твари хладнокровно угощаешь ее фосфорной шашкой, в то время как твои ровесницы из моего мира, увидев такое, попадали бы в обморок или разбежались с дикими воплями ужаса.

— А какие обстоятельства заставили тебя стать таким хитрым и коварным? — спросила Зенобия.

Я вздохнул.

— В четырнадцать с небольшим лет меня посадили в тюрьму, и там из досуга у меня не было ничего, кроме книжек. Я даже исполнял там обязанности библиотекаря. То есть, кучу времени провел с книгами. Ну а за день до того, как меня должны были выпустить, Рэйзель занял мое тело, а я оказался на его месте. Еще два года в Цитадели — полно времени подумать обо всем на свете.

— А разве можно из книг хитрости понабраться? — удивилась она.

— Можно. Помнишь, я говорил, что в моем мире книг полно? Их пишут все, кто хочет, кому есть, что рассказать. Ну, например, представь себе, как Грегор постареет и отойдет от дел, и напишет книжку о своей инквизиторской жизни. Как он охотился на еретиков, разоблачал заговорщиков и культистов... А кто-то прочитает — и будет хотя бы в теории знать, как это делается. В моем мире книги пишут все. Шпионы — про то, как шпионили в чужих странах. Контрразведчики — про то, как ловили вражеских шпионов, как вели свои шпионские игры... Стражники — про то, как ловили преступников, как вели допросы, раскрывали преступления... Генералы — как вели свои войны и осаждали крепости, или наоборот, как их обороняли... Министры — про то, как управляли страной. Ученые — про свои изобретения. Короли — про свои политические интриги... И так далее. И любой желающий может прочитать эти книги и узнать из них различные профессиональные хитрости и премудрости разных людей. Так что мои манипуляции и хитрость — отнюдь не мои, я вычитал их в книгах. В общем-то, пишутся они для развлечения читателей, а читаются из любознательности, но так уж вышло, что я попал сюда, и тут мне прочитанное взяло да пригодилось.

— А за что тебя посадили в тюрьму?

— Надо мною издевался сверстник на две головы выше и в два раза тяжелее. Кончилось тем, что я вогнал ему в глаз карандаш, а судья посчитал, что я перегнул палку.

— Надо было в горло.

— Так за убийство мне бы еще больше дали!

Зенобия улыбнулась:

— Какая разница, если ты еще до конца срока попал в тело чернокнижника? А Рэйзель бы не вышел на следующий день, а тоже сидел несколько лет, прежде чем выйти из тюрьмы.

Я злорадно хмыкнул:

— Я так думаю, он навечно в тюрьме. Заперт в теле затупленного. Быть магом, но утратить дар — это, наверное, сродни увечности. Так что он свое получил.

* * *

После обеда вернулся Грегор с солдатами, а за ним приперся еще целый взвод солдат ландграфа.

— За магессой пришли, — пояснил инквизитор в ответ на мой вопрос. — Выкуп я привез, в телегах... Только, сдается мне, ты сильно продешевил. Четыре бочонка с порохом, капсюли и пистоли — так себе выкуп за боевого мага.

Я хитро прищурился:

— Если б ландграф знал, какую пакость я ему подсуну — не дал бы и этого.

— А что за пакость?

— Я рассказал магессе про то, что ландграф — маг-нелегал. Интересно, что теперь он делать будет?

Грегор задумчиво пригладил бородку.

— На месте магессы я бы сделал вид, что ничего не знаю. Ландграф на самом деле не станет ее убивать, но она вряд ли знает, что он за человек... Да, кстати, гонец со мной обратно вернулся. По дороге туда, когда уже доезжали, попросил не говорить ландграфу ничего, и так обратно и приехал.

— Побоялся, что граф не простит ему невольного участия в поимке принца?

— Именно.

— Значит, либо под начало Нибеля пусть идет служить, либо к мужикам — работать. Выбор небогатый, но оба варианта неплохи, бывает и хуже.

— А что с остальными пленниками? Дворянка и солдаты?

— Сложный вопрос, я так и не придумал, что с ними делать. Солдата, который поменьше, можно отдать вместе с магессой, не нужен. Громила тоже не нужен, но он ранен, а телеги у людей ландграфа нет. Пусть пока тут побудет. Слушай, Грегор, насчет дворянки. Ее надо будет допросить. Как ты думаешь, может она знать что-то полезное для нас?

— Она назвалась?

Я покачал головой:

— Я ею еще и не начинал заниматься.

— Если она дворянка, что не факт на самом деле... — пожал плечами Грегор.

— Серьезно? Она любовница принца. И по лицу видно, что породистая, а не мужичка.

— Голубая кровь иногда бывает и у не-дворян. Как вариант — кадетское училище самого принца. Васпиан основал его шесть лет назад, когда ему было только восемнадцать. Туда берут всех безотносительно происхождения и по очень жесткому отбору. Те, которые проходят обучение, получают самый низкий дворянский статус, рыцарский... Но в любом случае, пленница может что-то знать только при наличии родни на ключевых постах. Я это выясню без проблем на допросе.

— Нет, — возразил я, — ты ее не будешь допрашивать. Не надо, чтобы она тебя видела, чем меньше народу знает про тебя, тем лучше, а горожане из Рамаги еще не факт что разболтают. Они в том положении, когда болтовня себе во вред, за ними два слишком тяжких греха. В общем, пока пусть себе сидит да за громилой присматривает, ему сиделка не помешает. А если окажется совсем бесполезна — отдадим вместе с громилой за выкуп, когда он оклемается.

То, какой выкуп потребовать с ландграфа за нее, я уже придумал: нам с Альтой нужно много-много бронзовых табличек для того, чтобы сделать много-много тотемов поглощения.

* * *

На следующий день я решил сходить в соседнюю деревню, ранее зачищенную от эфириалов, и вывезти оттуда провиант, который там еще остался после прошлого рейда. Взял, как обычно, Нибеля и шестерых солдат для охраны крестьян и самих крестьян десять человек, а в качестве основной ударной силы — двести пехотинцев из 'новеньких'. С неупокоенной пехотой дела так обстоят, что каждый из них обладает примерно теми же навыками, что и при жизни: мертвецы, как я однажды установил опытным путем, после смерти сохраняют в том числе такие индивидуальные особенности, как подлость или хитрость. С огнестрельным оружием то же самое: если солдат был обращен сто лет назад — он не в состоянии выстрелить из револьвера более одного раза, потому что сто лет назад револьверов не было, и научить мертвого проблематично. А вот полк Васпиана, доставшийся мне почти в полном составе — отборные солдаты, хорошо обученные и вооруженные лучшим, чем принц мог их вооружить, включая револьверы и капсюльные ружья.

Так что в этот раз, удобно развалившись на сиденье коляски, я уже почти желал встретить кого-нибудь, на ком я мог бы опробовать своих 'рекрутов', синхронно маршировавших впереди и позади.

До места назначения мы добрались без особых приключений. Один раз мы с Нибелем заметили на горизонте человеческую фигуру, но поболтать и узнать новости мне не удалось: фигура нас тоже заметила и поспешно скрылась в кустарнике.

— Уж не эфириал ли? — насторожился Нибель.

Я хмыкнул:

— Не факт. Вот если б он к нам поперся — тогда это был бы эфириал с высокой вероятностью. А любой здравомыслящий человек, завидев на горизонте колонну нежити, навстречу точно не пойдет.

В деревне я пошел на разведку, дошел до того же места, где однажды уже дрался с эфириалами, но никого не нашел. Тихо, спокойно, птички щебечут... Никаких следов присутствия людей либо эфирной наволочи.

Я расставил пехоту в трех местах, откуда мне будет удобно направить ее на любого гостя, а затем крестьяне принялись обшаривать амбары да подвалы на предмет съестного. Довольно быстро удалось нагрузить четыре телеги бочками с квашеной капустой и мешками с ячменем, затем я передвинул заслоны чуть дальше, а бригада занялась осмотром следующей улицы. Удалось наполнить еще четыре телеги — все сплошь провиант второго сорта, зато пригодный к хранению, к тому же за все время я ни разу не слышал о том, чтобы мои подданные жаловались на меню. Даже зажиточные крестьяне, которые ранее покрутили бы носом от ячменной каши, прекрасно понимали, в каком положении все мы находимся. Когда десятки тысяч мрут, а другие десятки тысяч голодают на чужбине — тут уж не до разносолов. Укрепленное поселение есть, надежная оборона есть, голодать не приходится — это главное. И вряд ли на много верст вокруг кому-то живется еще лучше.

— Две телеги домой везти порожняком не годится, — сказал я старшему из крестьян, — тащите все, что мало-мальски пригодно в хозяйстве.

Они и натащили — несколько мешков овса, кое-какой инструмент и всякой одежки с одеялами.

— Так-то оно получше будет. Нибель, а сколько тут еще осталось необысканных дворов, ты не в курсе?

Сержант показал рукой:

— Вот оттуда мы вынесли почти все в прошлый раз, и аж вон до тудова, где дом купца стоял. Вон те дворы были обысканы — там поживиться нечем, а вот что за ними — там еще дворов двадцать, где мы смотрели не систематически. Половина хозяйств сгорела, но еще что-то, может, и найдется. В целом, по деревне если обыскать вообще каждый уголок — может, чего и найдется.

— Ладно, тогда бери двоих да крестьян пару, и пошли, глянем, есть ли резон делать сюда третью ходку.

Быстрый осмотр показал, что до нас тут уже были другие мародеры, но какие-то привередливые. Взяли только лучшее, оставив после себя рассыпанное по небрежности зерно да муку, да еще пару горшков с соленьями разбили. Впрочем, нам тоже улыбнулась удача: один из крестьян полез на чердак и нашел там четыре корзины сушеных грибов.

Когда мы вернулись к основному обозу, то выяснилось, что в наше отсутствие грузчики нашли еще мешок муки и три мешка соли. В телеги все не влезало уже, возник вопрос — что же оставить?

— Муку кинь в коляску, — велел я, — ну и еще мешок соли. Остальные два тут оставь, на что нам столько?

Тут крестьяне попытались возражать, мол, защита от эфириалов — самое главное. Я только скептически усмехнулся в ответ.

— Соль? Мне-то грешным делом казалось, что моя пехота получше соли будет для этих задач. А соль, если вы не знали, вызывает у эфириалов отвращение, но никаким магическим останавливающим свойством не обладает. Если эфириалу будет ну очень надо — он и через дорожку соли переступит.

Погрузив все добро, мы собрались в обратный путь, но тут послышался цокот копыт — весьма громкий, к слову. Я незамедлительно подтянул к себе пехоты штук тридцать и стал так, чтобы мне было удобно прятаться за тремя рядами, а Нибелю и крестьянам сделал знак прятаться за сарай: всем давно известно, что в разгар Порчи хорошего человека встретить трудно.

Из-за угла выехал рыцарь — и я сразу понял, почему его конь так цокал, чтобы не сказать — грохотал.

Сам рыцарь был как рыцарь: огромного росту, правда, но ничего сверхъестественного, Морда, охранник Нидаллы вир Кайлакс, примерно тех же габаритов был. Доспехи — практически того же образца, что и те, которые носит моя пехота, из относительно новых, только больше и тяжелее, в одной руке — массивная алебарда-ружье, на второй — такой щит, что просто всем щитам щит. Калашников еще мог бы пробить, но в этом мире ручного огнестрела нужной пробивной силы не существует в принципе, все, что меньше пушки — как горох. Но в целом еще рыцарь такой, только богатырского роста, а так — типичный рыцарь. Но вот конь... Всякие першероны тихо игогокают в сторонке. Вес — дай боже, и если собственно габариты коня еще куда ни шло, то ноги — каждая толщиной с телеграфный столб. И всадника несет просто играючи. Само собой, что броня имеется и у 'коняшки', не такая внушительная, как у рыцаря, но точно не хуже обычной лошадиной брони на Земле.

Сказать, что рыцарь сразу увидел меня и мою пехоту, было бы не вполне корректно: он изначально смотрел в моем направлении. В целом, ничего удивительного, наша компашка с грузчиками, мешками и телегами звукомаскировку не соблюдала.

И вот мы смотрим друг на друга: я на него, он на нас. Шлем с поднятым забралом, так что я вижу его массивное, волевое лицо и пристальный взгляд.

— Эй, служивые, — зычным басом окликнул он, — вы в последнее время не встречали тут кого-то или чего-то неестественного, богу и человеку мерзкого? Странные существа с алыми кристаллами из тела, монстры бесформенные, люди покрученные? Эфириалы, Порча?

— Встречали, сэр рыцарь, — спокойно ответил я, — притом много всякой дряни. И все это, конечно же, порубили в капусту. Так что из мерзости в округе — только я и мои солдаты.

Тут он пристально всмотрелся в мою пехоту, но на лице его не дрогнул ни единый мускул.

— А, некромант, — протянул он. — Ну тогда понятно, как ты тут выжить умудрился.

Тут крестьяне и солдаты Нибеля, убедившись, что идет мирный разговор, начали выглядывать из-за сарая.

— Угу, стараюсь в меру силу.

— Забавно, никогда не слыхал, чтобы некроманты смердов защищали... Ну да это неважно, важнее, что ты человек, по-видимому, грамотный и понимающий, что к чему. Расскажи мне все, что ты знаешь о вторжении и эфириалах. Обо всех окружающих деревнях, где ты был. Мне нужно найти места, где растут огромные алые кристаллы и где обычные с виду люди ходят без страха вместе с эфирными вместилищами!

Я чуть усмехнулся, чтобы выиграть последние секунды, за которые разрозненные мысли сложились во что-то, похожее на конструктивное подозрение, и мысленно произнес короткую команду, активирующую руну эфирного зрения.

— Это да, я человек грамотный и понимающий. Правда, вначале я не очень понимал, почему ты совершенно меня не боишься и как умудряешься управлять конем без какой-либо уздечки и даже без команд голосом, но посмотрел на тебя эфирным видением и обнаружил, что лошадка твоя светится, словно торт столетнего юбиляра. Точно так же, как и вся предыдущая дрянь, мною пошинкованная. Есть хоть одна причина, по которой ты должен избежать этой же участи?

— Похоже, я тебя переоценил, — прогремел рыцарь, — надеялся найти мудрость и понимание — а ты оказался всего лишь жалким смертным, выучившим пару заклинаний и оттого невесть что о себе возомнившим! Ты ничегошеньки не понимаешь и даже не представляешь себе, с кем связался!

Разговор зашел совершенно не в ту степь, и в этом была наша с ним общая вина. Я попытался проверить, каковы намерения этого странного существа — хотя почему странное, стопроцентно эфириал на коне-порче — а 'рыцарь' просто полез в бутылку вместо того, чтобы придержать лошадей. В итоге получилось как всегда: я попытался спровоцировать оппонента на конфликт — а он взял да поддался, как последний задира. И 'оно' еще требует мудрости, хотя само ею не обладает?!

Как бы там ни было, то ли он меня, то ли я сам себя загнал в тупиковое положение — у диалога осталась только одна возможная развязка. На меня смотрят люди Нибеля и крестьяне — если 'хозяин' позволит кому-то так с собой разговаривать, с авторитетом придется попрощаться.

— Нет, приблуда эфирная, это ты не понимаешь, с кем связался.

Я выбросил вперед руку, указав вытянутой ладонью на рыцаря — давно заметил, что так у меня получается быстрее и точнее направлять 'эфирные копья' — и поразил его сгустком обратнонаправленного эфира. Сейчас посмотрим, кто кого.

Лицо рыцаря исказилось, то только на миг, а затем броня на боку коня вздыбилась и я увидел не то пять, не то шесть рук с револьверами. Тваюжмать!

— Огонь! — скомандовал я, укрываясь за спинами пехоты.

'Вот развернулся боком флагманский фрегат, и левый борт окрасился дымами'... Грянули залпы с двух сторон, пули замолотили по броне пехоты и рыцаря, я слышал хруст, с которым они впивались в плоть, то ли мумифицированную, то ли эфирную — поди пойми.

Перестрелка длилась секунд десять: примерно столько понадобилось моим пехотинцам, чтобы опустошить револьверы. Рыцарь отстрелялся намного быстрее и моментально развернул коня головой ко мне: броневые пластины на груди и голове коня оказались непробиваемыми. В тот момент, когда иссякли заряды у моих солдат, рыцарь развернулся 'правым бортом', из-под брони появились правые руки с заряженными револьверами, явно рассчитывая прицельно отстреляться. Но я, наблюдая за ним в просвет между шлемами, улучил нужный момент. Драгуны, до поры скрывавшиеся за бронированной тяжелой пехотой, подняли свои ружья-алебарды, пусть однозарядные, но гораздо большей мощности.

Залп 'зашел' в 'лошадку' практически весь, заодно прилетел дуплет от высунувшегося из-за угла Нибеля, и этого монстру оказалось почти достаточно. Конь грузно осел на землю, и тогда я двинул вперед пехоту. Рыцарь, все еще сохраняя вертикальное положение, теперь был ниже пехотинцев. Вначале он закрылся от ударов щитом и даже успешно контратаковал, свирепым взмахом своей алебарды сбив с ног тяжелого пехотинца, но итог боя уже был решен, удары посыпались на него со всех сторон.

— Глупец! — взвыл рыцарь за миг до того, как умолк навсегда.

Я посмотрел на труп, все еще едва пульсирующий, и обронил:

— И так будет с каждой эфирной наволочью.

Опасаясь, что Порча может перекинуться на крестьян или солдат, я попытался стащить рыцаря с коня неуклюжими руками пехотинцев и с удивлением обнаружил, что это сделать невозможно: тело рыцаря приросло к спине лошади, передо мною в пыли лежал единый организм. Солдаты, увидев это, принялись неистово осенять себя кругами.

Моими трофеями стали аж двадцать револьверов — еще восемь заряженных рыцарь хранил в седельных сумках — а также около шести кило пороха, капсюли и пули. Огромную алебарду-ружье я решил отдать одному из своих телохранителей: думаю, управится.

Щит оказался воистину неподъемным: килограммов пятьдесят, не меньше. С доспехами тоже обнаружился прикол: они приросли к телу рыцаря, точнее, сам рыцарь изнутри к ним прирос.

— Вот так выродок, — протянул Нибель, глядя на труп, — но надо сказать, что весьма пригодный для ратного дела... Тяжелая броня, единое целое с конем, куча рук с револьверами... Он бы целый взвод за пару секунд уложил...

Трофеи мне пришлось собирать руками пехоты: и оружие, и сумки щедро забрызганы жижей, которая у Порчи вместо крови. Помня, что Порча может заражать все живое, делая его Порчей, я решил людей к твари близко не подпускать, а сам мараться не захотел. Трофеи упаковал в мешок и кинул на пол коляски — потом подумаю, как почистить.

Быстрый осмотр показал, что моя пехота практически не получила повреждений. Пара пулевых пробоин, у остальных — в основном, вмятины на доспехах. Хорошая броня мне досталась вместе с полком Васпиана, что и говорить.

— Догружайте, что не догрузили, — велел я, — и отправляемся домой.

* * *

По возвращении я провел совещание со своим ближайшим окружением — Альтой, Зенобией и Грегором.

— Занятно, — заметил Грегор. — Мы имеем контрактора, который заключил сделку с эфириалом, прирос к коню, видоизмененному для ведения боя, и спаялся с ним в единое целое... Ничего невозможного в этом нет, но подобное поведение не свойственно для контракторов. Вне зависимости от того, кто играет первую скрипку в образованном сплаве души и эфириала, у контрактора преобладают человеческие привычки, пусть и гипертрофированные. Ну там, распутство, чревоугодие, виночерпие... Чтобы контрактор добровольно спаялся с конем, да еще и доспехи прирастил в к себе... Это точно был эфириал?

— Он задавал осмысленные вопросы, производил впечатление разумного существа, да еще и был подвержен таким порокам, как высокомерие и вспыльчивость. В то же время в книгах Рэйзеля указано, что эфириалы сами по себе демонстрируют отсутствие как всего человеческого, так и человеческих недостатков в частности. Более того, у него упоминаются редкие случаи, когда люди заключали сделку из высоких побуждений. Упоминался там и ученый, который вел распутный образ жизни, но совершил много открытий, и рыцарь, который заключил сделку ради того, чтобы двадцать лет бороться с разбойниками, и женщина, которая вела себя как обычно и погибла, спасая из пожара других...

— Тут еще стоит задаться вопросом, для чего он искал эфириалов и культистов, — заметила Зенобия.

— ...И почему не знал этого сам, — добавила Альта.

— И все это очень уместные вопросы.

Грегор задумчиво пригладил бородку.

— Я не помню случаев, чтобы контрактор, заключив сделку, содействовал другим эфириалам, кроме 'своего', в чем-либо или даже вообще имел с ними дела. Если вспомнить все случаи, которые я знаю, и вдуматься... Я так скажу: человек, спаяв душу с эфириалом, остается со своими устремлениями, но повадками эфириала. Желая власти, могущества, достижения своих целей, человек получает искомое, и эфириал, желая телесных ощущений, тоже получает свое... Что, если рыцарь из благородных побуждений заключил сделку, чтобы обрести могущество для борьбы с другими эфириалами и их вторжением?

— И эфириал этому не воспротивился? — я скорчил скептическую мину.

— Видимо, нет. Если вспомнить про эфириала в Гристоле — то он дает королям не только политические советы. В частности, он еще сто с чем-то лет назад выдал кое-какие тайны, полезные в борьбе с эфириалами, включая несколько способов выявлять себе подобных. Среди людей такое поведение иначе как предательством не именуется.

— Ты намекаешь на то, что эфириал может быть нелоялен своей породе?

— Это давно не секрет. И не исключено, что эфириал может быть даже откровенно враждебен своим. Предположим, тот рыцарь жаждал силы для борьбы с эфириалами и культом и ради этого пошел на жертву. Его слияние с нелояльным или просто нейтральным эфириалом могло бы дать в сумме существо, враждебное другим эфириалам... Мне кажется, ты слишком поспешил его убить.

Я развел руками:

— Увы. Он разговаривал со мной настолько неуважительно, что поставил под угрозу мой авторитет. Сам виноват.

* * *

На следующий день я попытался провести допрос Лии, но это толком ничего не дало: она наотрез отказалась со мной говорить, пока не увидится с принцем, но я не мог позволить принцу увидеть ее, а на слово Лия мне не поверила, что Васпиан жив и здоров. Моя угроза убить принца и привести к ней в виде зомби успеха не возымела: девчонка оказалась с мозгами.

— Угу, как же, — фыркнула она, — Васпиан тебе бесполезен мертвый, вне зависимости от того, для чего ты его схватил!

Ближе к вечеру прибежал посыльной от Нибеля: на горизонте появился кавалерийский отряд.

Когда мы все взобрались на звонницу, отряд успел приблизиться достаточно, чтобы мы смогли разглядеть детали: всадников оказалось намного меньше, чем лошадей, так как большая часть коней везла то, что вполне могло бы быть замотанным в мешковину человеческим телом.

— Кажется, Симеон Кортанский решил не идти на попятный, — потерла руки Альта, — а раз так, то и Карлайлов-самозванцев должен прислать...

— Это главное, что тебя волнует?

— А почему меня должно волновать что-то другое, а, мастер? У тебя теперь есть с кем разделить заботы, не все же я да я? Месть — сладкая штука, особенно если выдержана двадцать лет.

В общем-то, Альту грех винить: я всего два года просидел в застенках ордена, этого оказалось достаточно, чтобы жаждать лютой мести своим тюремщикам — Кароссу и Изетте — а также всем причастным, включая короля и весь остальной орден.

Не доезжая метров триста, отряд остановился и послал вперед одного всадника.

— Не похоже на боевой отряд, — заметил Грегор, — солдат слишком мало.

— Видать, мой новый союзничек привез обещанное пополнение, но пехоту я на всякий случай вывел. Ладно, идем встречать.

Мы спустились с колокольни и поднялись на стену как раз в тот момент, когда всадник подъехал к воротам.

— Давненько у нас гостей не было, — шагнул я в поле зрения всадника и отметил про себя, что на нем обычные доспехи кортанского драгуна. — С чем и от кого пожаловал, служивый?

Всадник отдал мне честь:

— По приказу его королевского величества Симеона Первого привез вам... эм-м... ну, что приказали, то и привез.

— Это замечательно... полковник, да?

— Так точно!

— А еще что привез? Послы, письма, новости?

— Верительные грамоты. Король уполномочил меня говорить от его имени... на некоторые темы.

Десять минут спустя отряд разгрузил у моего дома свою ношу — это оказались тела, замотанные в мешковину и источающие характерный терпкий запах бальзамирующего состава — а мы с Альтой и Грегором сидели напротив полковника за деревянным столом под тенистым деревом.

Я бегло просмотрел верительные грамоты — печати те же самые.

— Итак, полковник, о чем говорить будем?

Полковник оторвал взгляд от выстроенной у ворот пехоты и сказал:

— Гляжу, у вас имеются солдаты в доспехах нового тантагорского образца...

— Верно. И?

— В прошлый раз у вас видели только старые кирасы и морионы. Вы уже имели столкновения с королевскими войсками?

— Вы очень наблюдательны, полковник. Несколько дней назад я наголову разбил и полностью уничтожил отборный полк, с которым принц Васпиан пытался прорваться к Нирнкэрну. В живых остались только шесть человек, взятых мною в качестве пленников, включая самого принца. До вас эта новость, видимо, еще не дошла.

О, эти круглые глаза...

— И... что случилось с принцем?

— Сидит в моей темнице.

— Хм... Видимо, теперь вы можете не опасаться короля Тантагора, ваша светлость?

Тут я решил немного выпендриться.

— А я его и раньше не опасался: у него нет сил с Порчей справиться, куда со мной тягаться-то? А что слышно с вашей стороны? Какие новости?

— Ну, из новостей, в основном, только плохие. Марана и Болонга собирают войска. Пока что армии стоят на границе и отражают робкие атаки Порчи, но нашему послу в Болонге стало точно известно о планах этой страны нанести удар совместно с Мараной и зачистить все опустошенные земли. Кроме того, есть сведения о том, что Марана и Болонга, скажем так, не планируют добрососедскую помощь. Вероятно, будет попытка пересмотра границ Тантагора, потому, скажем так, уже не факт, что именно Тантагора вам надо опасаться.

— Ну а Симеону что за беда? Он же в любом случае в выигрыше, ведь тогда его соседом станет Марана, а не одряхлевший Тантагор.

— А вот не скажите. С учетом того, что король Мараны — давний враг Кортании, Симеон имеет все основания опасаться... В общем, Болонга и Марана, поделив большую часть Тантагора, войдут во вкус и тогда Кортания станет следующей.

Я криво усмехнулся: кажется, мне пока везет, иначе, не будь Марана врагом, Симеон мог бы быстренько забыть о нашем договоре. Ладно, надо немного приободрить 'союзничка'.

— Такой вопрос. Если я уничтожу армию Мараны, Симеон сможет быстро захватить Марану и удержать ее под контролем?

У полковника слегка вытянулось лицо.

— Армия Мараны — это двадцать тысяч только тех войск, которые сейчас на границе стоят. Она сможет собрать еще столько же, и, вероятно, этим и занята...

— Хорошо, если я разгромлю эти сорок тысяч, Симеон сможет захватить Марану до того, как маранский монарх успеет перегруппировать остатки армии?

Полковник чуть подумал.

— Зависит от того, насколько сильный урон понесет маранская армия. Но если удастся рассеять ее — некоторое время Симеон не встретит сопротивления, потому где-то треть Мараны сможет взять почти сразу.

— Всего-то треть? Я думал, Кортания маленько посильнее...

Полковник развел руками так, словно сам в этом виноват:

— Была посильнее, но тяжелые времена настали. В одной провинции мор, в другой — бунт, разбойников немало переловили, а их только больше становится... В такой ситуации большая часть армии из страны уйти не может, иначе все рухнет.

— Ладно. Пусть треть — но удержать-то хотя бы сможет?

— Удержать сможет, если не дать быстро собрать маранскую армию обратно. Там местность гористая, если занять и подготовиться — оборонять ключевые города и крепости легко.

— Тогда так. Нужна цепочка постов на расстоянии в половину дневной скачки, или даже более густая. Как только Марана и Болонга двинутся — я должен узнать быстро, куда и когда. Настолько быстро, насколько это вообще возможно. А Симеон должен тайно собрать силы возле границы с Мараной и быть готовым действовать. Если мне повезет и генерал объединенной армии окажется идиотом — я ударю в тот момент, когда они будут заняты Порчей, тогда уже Маране оправиться трудно будет. Симеону останется просто взять страну, оставшуюся без армии, а Болонге придется заботиться о себе, а не о союзнике.

Полковник чуть подумал.

— Есть тут одна трудность. Несмотря на то, что вражда Мараны и Кортании ни для кого не секрет, выступление Симеона одновременно с вами заставит всех подозревать сговор.

— Это как раз не трудность. Когда я разобью маранцев и возьмусь за болонгцев, моя армия вырастет многократно и договор со мной станет для Симеона не проблемой, а охранной грамотой.

— А как вы намерены собрать много армии? — полюбопытствовал полковник. — Просто я слыхал, что собрать много нежити в одном месте невозможно по каким-то магическим причинам...

Я улыбнулся:

— Что невозможно для других — возможно для меня, я не раз делал вроде бы невозможное. Как именно — увы, если вы это узнаете, мне придется вас убить. Кстати, насчет армии. Скоро ждать следующую партию рекрутов?

— Караван — около пяти сотен тел на телегах — должен был отправиться на следующий день после моего отбытия. Думаю, его стоит ждать дня через три-четыре.

— Это все разбойники?

— Да, разбойники, притом не последние. По всей стране их собирают и свозят в ближайшую крепость, значится, для 'подготовки'...

— Отлично. У вас остались какие-то вопросы, полковник?

— Да, ваша светлость. Что слышно о собственно Порче?

Я пожал плечами:

— Да ничего особенного. Иногда приходят всякие приблуды вроде рыцаря, приросшего к коню, или здоровенной твари о многих ногах и ртах... Будете ехать обратно — вон с той стороны деревню объезжайте, полюбуетесь на останки. У меня с ними разговор короткий. А, кстати, у моей ученицы тоже вопрос имеется...

— Где проклятые лже-Карлайлы?! — выпалила Альта.

— Ну, король уже арестовал большинство, и теперь ведет дознание, чтобы, значит, самому узнать, как так вышло, что их, кхм, происки остались неизвестны. Подробностей не знаю, я за доставку груза отвечаю.

Я распорядился накормить людей полковника — пусть каша почти без ничего, но горячее с дороги не помешает, у них самих должно найтись, чем сдобрить — и вскоре отряд отбыл в обратный путь.

— Интересно, Симеон хотя бы подозревает, что твой идеальный мир будет без королей? — флегматично сказал Грегор, за время беседы с послом не проронивший ни слова.

— А его это не касается. Новый мир построить — тут несколько поколений нужно, так что если Симеон не облажается и не подведет... Скорей всего, просидит на троне до самой старости. К тому же, управлять государствами все равно кто-то должен, магам такое не по душе, покуда страны и народы признают мою власть и соблюдают запреты на оружие и войны — могут осуществлять местное самоуправление, как хотят. А модель власти с верховным правителем, которого избирает народ и который делит свою власть с другими должностями, выбранными народом, пока что невозможна, до нее человеческая цивилизация еще дорасти должна. Менталитет должен быть соответствующий, кардинально отличающийся от нынешнего, для которого король — наместник богов на земле...

— Не представляю себе такой власти, где народ королей выбирает, — признался Грегор, — видимо, менталитет не тот.

Затем мы с Альтой занялись телами. Оказалось, работы там еще непочатый край: тела выпотрошены, завернуты в мешковину с раствором да и только. Даже зашить распоротые животы не удосужились. Пришлось через старосту собрать людей из соседнего села, которые уже имели дело с обработкой драгун, и озадачить их новой работенкой.

Всего тел оказалось двести, и к ним прилагалось примитивное, не особо качественное, но все же довольно добротное оружие, в основном, пики, алебарды, дубины и тесаки. Не густо, против моих пехотинцев, хоть старых, хоть новых — вообще ни о чем. Но лучше такие, чем никакие, все же плюс двести солдат, это существенная прибавка к основной ударной силе в пять с половиной сотен.

Альта, когда я это сказал, скептически покачала головой:

— Только я не понимаю, как они помогут нам справиться даже с двадцатью тысячами, не говоря уже про две полновесные армии.

Я ухмыльнулся.

— Несколько дней назад нас было шестьдесят против шестисот, и ничего, справились.

— Так там еще жители были, которые к тому же отравили врага...

— А почему ты решила, что мы будем с Болонгой и Мараной в чистом поле махаться в открытую?

— У тебя есть план?

— Есть мыслишка. Пошли в лабораторию.

Мы вернулись в дом, зашли в комнату, которая служила Альте лабораторией, по пути я вынул Чучундру из клетки и посадил себе на плечо. Крыса, как обычно, принялась сердито фыркать и чихать на Альту.

— Только держи ее подальше от моих заметок и реактивов, — предупредила Альта.

— Эх-х... И что ж вы так друг друга невзлюбили, — вздохнул я.

— Это вопрос не ко мне, она — твой фамильяр, не мой. Так что за идея?

Я сел на стул и забросил ногу на ногу.

— Суть в том, чтобы научиться накапливать эфир, — сказал я. — Снабдив каждого солдата таким накопителем, мы сможем собрать как угодно большую армию. Хоть сто тысяч мертвецов. И они смогут действовать даже там, где эфира не осталось совсем.

— А с чего ты взял, что это возможно? Эфир — не эль, в банку не нальешь.

Я пожал плечами:

— Всякую энергию можно накопить. А что нельзя накопить напрямую — то можно преобразовать и накопить.

Альта уселась на край стола напротив меня и скрестила руки на груди.

— Это вообще как?

— Легко. Например, твои карманные часы содержат накопитель мускульной силы. Ты заводишь их, накручивая пружину, которая таким образом накапливает ту силу, которую ты прилагаешь к ней. Если сделать такую пружину, только большую, в ветряной мельнице — можно будет накапливать энергию ветра. Любой вид энергии можно накопить. Например, в моем мире используется энергия молнии, называемая 'электроэнергия'. Точнее, молния есть природное проявление электроэнергии, люди и без молний умеют производить ее и накапливать.

— Накопить энергию молнии? — заинтересовалась Альта. — И как это сделать?

— Под воздействием электроэнергии происходит специальная алхимическая реакция в устройстве, которое так и называется — 'накопитель'. Накопитель таким образом 'заряжается'. Когда нужно получить энергию обратно — реакция запускается в обратную сторону, в результате нее электроэнергия выделяется обратно.

— Хм... А огонь как накопить?

— Огонь можно преобразовать в электроэнергию. Собственно, люди так и получают ее: сжигают на специальных электростанциях топливо, например, уголь.

— Впечатляет, — согласилась Альта, — только это не значит, что сохранить можно абсолютно все. Как ты сохранишь солнечный свет?

Я хмыкнул:

— Все так же. У нас есть солнечные панели, которые поглощают свет и выделяют электроэнергию. Но есть и более наглядные примеры.

Я встал, взял с полки покрытую пылью керосиновую лампу и поставил перед Альтой.

— И что?

— За счет чего лампа дает свет?

— За счет сжигания керосина.

— А откуда берется керосин? — улыбнулся я.

— Из земного масла.

— А откуда берется земное масло? — я улыбнулся еще шире.

— Из земли же.

— Ну так вот, земное масло образовалось из органических отложений, погребенных под землей. На это ушли десятки и сотни миллионов лет. А древние леса, превратившиеся в земное масло, выросли, впитав энергию солнечных лучей. Таким образом, свет, который дает керосиновая лампа — это свет солнца, прошедший много превращений. Наконец, яблоко, которое ты ешь, выросло на дереве благодаря солнечным лучам, которые дали дереву энергию. А дерево потратило ее на то, чтобы преобразовать минералы почвы в яблоко. Потому можно сказать, что жизненная сила всего живого — это энергия солнца, на самом деле.

Альта чуть помолчала, осмысливая.

— Хорошо, допустим. В твоем мире научились преобразовывать и сохранять различные энергии — но как быть с эфиром?

— Эфир — тоже вид энергии. Почему он не должен подчиняться закону о том, что все может быть накоплено тем или иным путем? Да наконец — магическая ловушка. Разве это не пример? Ловушка остается, порой на годы, даже если сотворивший ее маг умер, ведь в ней самой есть заряд магии.

— Согласна, — кивнула Альта, — но вопрос в том, как зарядить зомби. Даже если у нас будет такая руна, которая даст энергию зомби — мы задолбаемся накладывать ее на каждого солдата. В принципе, еще можно сделать по типу подымающего посоха, но тут есть ограничения. Во-первых, посох очень много расходует на себя. Во-вторых, зомби тоже много расходуют, и если мы наложим на них руну — она быстро исчерпается. Надо перенакладывать, а сделать этого нельзя, потому что посоху никакой системы подпитки не хватит. Одно дело, если у тебя сотня зомби — а если сто тысяч... Ну и без посоха тоже никак: у тебя сердце разорвется, если ты будешь каждый день перенакладывать руну хотя бы двести-триста раз.

— У меня совсем иная концепция в голове. Вещь-накопитель, которая поглощает эфир из окружающего мира или из системы подпитки, если есть лишняя, и отдает эфир зомби, если его не хватает. Ты знаешь, кто такие верблюды?

— Первый раз слышу это слово.

— В моем мире есть такие животные, обитающие в пустынях. Их особенность в том, что они способны накопить в специальном горбу много жира и обходиться без воды и пищи очень долго. За это их называют 'кораблями пустыни'. Нам нужен 'горб', позволяющий нашим солдатам накапливать эфир. Оснастив таким накопителем каждого зомби, мы сделаем их способными функционировать там, где не хватает эфира и нет системы подпитки. Мы сможем в решающий момент, к примеру, соединить разрозненные отряды в единый громадный кулак, причем даже на территории, где сырого эфира не хватит и на десятую часть войска. Мы сможем на время вывести армию из зоны, покрываемой системой тотемов. Ранее невозможность собирать огромные армии была самым уязвимым местом некромантов. Если мы преодолеем это ограничение — весь мир будет лежать у наших ног.

Альта скептически хмыкнула.

— То есть, ты думаешь, что до тебя десятки талантливых некромантов ушедших эпох, многие из которых были ровней Рэйзелю, не пытались обойти это ограничение? Пытались, потому что в этом и вправду ключ к господству над миром.

— Тем не менее, эти десятки талантов не додумались до подземной закладки тотемов поглощения, — возразил я. — Как сказал один мыслитель в моем мире, многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы, но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий. А все дело в том, что линии энергопередачи в моем мире не эфемерны, как потоки эфира, а физически осязаемы. Например, трубы с жидким топливом. Их приходится прокладывать под землей, и эту идею я позаимствовал в своем мире. Идея накопителя и здесь не нова: многие маги заряжают эфиром вещи, чтобы иметь запас на крайний случай. И я предлагаю всего лишь оснастить такими вещами наших солдат.

— Есть проблема, — возразила Альта. — Живой маг может зарядить эфиром вещь при помощи определенных усилий и потом получить его обратно, разрушив вещь. Но мертвые колдовать не могут.

— Верно, и потому нам нужно заклинание, наложенное на накопитель, которое будет колдовать само.

— Само — это как? — Альта начала ухмыляться. — Мастер, ты понимаешь, что практически дошел до того, что у тебя магия будет творить сама себя?

Я пожал плечами:

— А почему нет? За примером далеко ходить не надо: мои телохранители, когда охраняли 'маяк души' Рэйзеля, были защищены от расколдовывания или переколдовывания с помощью самовосстанавливающегося рунного скрипта. Когда я стирал пару рун — заклинание само их переналагало, восстанавливая собственную целостность.

— А так вообще возможно?! — выпучила глаза Альта.

— Ну вот как видишь. Рэйзель немало от тебя утаил, да? Опять же, его маяк — это устройство. Магическое устройство. Он начал переход в техномагию, понимаешь? Вещи, которые работают сами по себе. Кстати, в колбе 'маяка душ' был накоплен эфир, я его почувствовал, когда зомби колбу разбили. Так что — возможно, и даже Рэйзель знал принцип.

Альта, сидя на краешке стола, задумчиво покачивала ногой.

— Только я не представляю, как сделать самоработающий накопитель эфира, — призналась она.

— Хорошо, давай поразмыслим. Положим, как работает руна, которая дома на кухне подогревает еду, когда ты только в коридор ступаешь?

— Ты ступаешь в руну в коридоре, она получает от тебя толику энергии и передает ее нагревающей руне в кухню, тем самым активируя ее. Только ключевой момент — ты.

— Ладно, теперь давай представим, что у нас есть система рун. Я активирую первую, она дает энергию второй, которая проверяет наличие свободного эфира вокруг и в заряженном предмете. Если эфира вокруг нет, вторая активирует третью руну, которая начинает питать зомби, а если есть — четвертую, которая начинает поглощать лишний эфир извне. И третья, и четвертая в процессе работы активируют вторую — и цикл замыкается.

Альта заговорила не сразу.

— Руны, работающие по бесконечному кругу... действительно, а почему бы и нет?!! Но, само собой, это еще надо помозговать, как составить руны, подобные тем, что ты описал... Только тут есть еще одна трудность. Сами накопители. Маги накапливают эфир в драгоценных камнях, и потому у них очень ценятся крупные камни, даже если сам камень — недорогой. Я, в теории, знаю, как сделать предмет для зарядки, но, условно говоря, сколько у тебя солдат — столько драгоценных камней и надо добыть.

Я немного задумался.

— Ладно, какие именно камни нужны?

— Практически любые драгоценные, если они прозрачные.

— А почему подходят только драгоценные?

— Понятия не имею. Знаю, что камень должен быть хорошим, без дефектов.

— Хм... Оникс? Халцедон? Аметист?

Альта вынула из шкафа потрепанную книгу, полистала и ответила:

— Да, все это годится.

— Ну так вот, моя любимая ученица. Эти камни — суть кварц. Кварц — суть кристалл. Каким-то образом для накопления эфира нужны кристаллы без трещин и дефектов — но, видимо, любые. Или как минимум кварц входит в список подходящих. Нам нужен кварцевый карьер.

— Ага. С рудокопами. А потом еще понадобится армия ювелиров. Одно такое изделие изготовить — не кашу сварить, и обработкой камней я никогда не занималась.

Я вздохнул. Альта видит только вершину айсберга: создать армию солдат с накопителями — это далеко не все. Проблемы логистики, связанные с огромными армиями, нуждающимися в колоссальных сетях подпитки — вот где главная трудность. Но, как сказал однажды Евклид царю Птолемею, 'не существует царской дороги в геометрию'. С мировым господством та же проблема.

— Просто разработай сам принцип, — сказал я вслух. — Если ты откроешь принцип реализации — я найду способ. И ювелиры и карьер — все будет. А рудокопы у нас уже и так есть.

— Подозреваю, тут работы не на недельку, — ответила Альта. — Нужны эксперименты. Много экспериментов и времени, а оно нас того... поджимает.

— Я что-нибудь придумаю, — пообещал я.

* * *

Ближе к вечеру все работы с мертвецами были завершены.

Я взял тотем массового поднятия и формулу, вышел во двор и провел ритуал. На шестнадцатом слове мертвецы начали подниматься и поворачиваться лицом ко мне. Я приказал им вооружаться и они быстро разобрали кучу привезенного оружия. Кстати, надо будет снять доспехи с 'горожан' и надеть на 'разбойников'. Все-таки разбойники — лучшие бойцы, нежели горожане, потому доспехами, пусть и плохонькими, надо экипировать именно их. Впрочем, это попозже.

Затем я разместил пополнение в очередном сарае, а всего у меня уже битком набито больше десяти сараев, чуланов и амбаров: пять с половиной сотен отборной пехоты и почти пятьсот 'горожан' и 'разбойников'. С таким войском уже можно как-то воевать. Против полновесной армии в двадцать тысяч с разными родами войск, боевыми магами и артиллерией, конечно, не победить, но я что-нибудь придумаю. А еще вскоре должен прибыть караван — тогда моя армия перевалит за полторы тысячи... Черт, надо расширять систему подпитки!

Все это представление с массовым поднятием нежити крепко впечатлило моих подданных, наблюдавших это из окон храма и со стен. Как сообщил мне староста, придя с докладом о проделанной за день работе, крестьян это скорее ободрило: для них все более очевидным становится тот факт, что как мертвецы они мне не нужны. Конечно, мало веселого жить в окружении толп нежити, но с другой стороны, эфириалам и порче, чтобы добраться до людей, теперь придется с боем прорываться сквозь стремительно увеличивающуюся армию зомби.

Когда дело уже шло к ужину, появился сержант Нибель.

— Вашмагейшество, там к частоколу с противоположной стороны подъехал на коне парень-крестьянин и начал выпытывать, не здесь ли обитает некий могучий маг, который, если верить слухам, дал Порче жесткий отпор и единолично очистил от них целый город. Староста там ему пока зубы заговаривает, а я, значит, доложил вот.

— Он что-нибудь рассказал?

— Я там слыхал краем уха — из Кортании он. Там уже, значит, байки про вас ходят, и про то, что тут безопасно и все такое, и группа крестьян, спасаясь от голода, двинулась сюда... Ну и вот они его с утра послали разведать, а сами на кортанской границе ждут.

Похоже, идея переманить сюда часть беженцев, распространяя рассказы о могучем маге и его городе, начинает давать свои плоды. Мои подданные работают, не покладая рук, расширяя наше укрепление, которое в будущем станет столицей, новые работники мне нужны, а главное — чем больше у меня подданных, тем больший вес я имею как правитель в глазах других людей.

— Про меня ничего не рассказывать, ну, кроме того, что я тут правлю и эфирную дрянь гоняю в шею. Пусть село объедет с той стороны, где мы тогда ту здоровенную тварь завалили, и полюбуется на останки. Крестьяне могут приходить: нам нужны рабочие руки. Впусти его, накорми, но глаз не спускай. Если он не покажется тебе подозрительным — пускай едет завтра к своим и ведет их сюда. А на случай, если это эфириал... Я дам Грегору десяток пехотинцев, и он с ними спрячется в караулке. Если что — он знает, что делать.

Сержант, осознав, что ему придется провести ночку в непосредственной близости с нежитью, слегка скис.

— Ты предпочитаешь самостоятельно иметь дело с одержимым? — ухмыльнулся я.

— Да вопросов нет, — вздохнул Нибель. — Надо значит надо.

За ужином — Зенобия постаралась на славу, как обычно — я спросил у Грегора карты местности. Оказалось, их у него полно, причем не только Тантагора, но и частично Мараны и Болонги.

Поев, я взял у него карты, вывел из амбара десяток хорошо вооруженных пехотинцев и передал в его распоряжение, после чего Грегор под покровом темноты двинулся в укрепление вместе с сержантом.

Ну а я, вынув из клетки Чучундру, сел за карты.

Рассматривая их, я слегка ужаснулся. В мире, находящемся частично на уровне средневековья, основной транспорт — повозка и лошадь, а самый быстрый способ доставки информации — почтовые голуби, которых у меня, конечно же, нет. И никаких продвинутых способов командования войной, конечно же, не существует: полководец должен сам возглавить свою армию. Король, допустим, имеет кучу генералов, а у меня — только Альта. То есть, я могу полностью забыть о любых военных маневрах и одновременных атаках в разных местах: нет способа управлять удаленными войсками.

Никаких сомнений: будь у меня возможность руководить малыми подразделениями по всей стране — я очень быстро вынудил бы всех соседей оставить агрессивные намерения относительно моей территории и меня. Но такой возможности нет: средневековье, мать его в бога душу. Как быть мне, человеку двадцать первого века, если я имею представление о современных методах управления войной, разведкой, битвами, но слабо представляю себе, как это делалось в старину? Нужны разведданные — послал самолет-разведчик, получил снимки аэрофотосъемки. Это в середине двадцатого века — но годится. В двадцать первом веке вообще дрона отправил — и видишь все в режиме реального времени. А мне как быть?

Опять же, передача донесений. Расстояние до границы с Болонгой — день пути гонца на быстром коне. Моей пехоте топать неделю, а то и дней десять. Вот получаю я сведения — 'болонгцы перешли границу'. Даже знаю, где — но эти данные через неделю будут устаревшими. Вот как я должен искать врага? Черт побери, да как люди раньше воевать умудрялись... А у меня к тому же немобильная армия — ею как воевать против кавалерии, положим? Особенно если у кавалерии будут ручные гренадки? Тактика 'забросал гранатами, ускакал, повторил' может поставить точку в моих планах по завоеванию мира безо всяких дополнительных мер, благо противник пока не додумался до этого.

Что еще больше усугубляет ситуацию — так это 'личный состав' моей армии. Мертвые не учатся, не говорят, не обладают инициативой. Зомби сохраняет боевые навыки, а также кое-какие личные черты вроде коварства и подлости: например, Нидалла вир Кайлакс, уже будучи мертвой, мастерски прикинулась раненой, но живой, спрятав нож за спиной, хотя я не говорил ей этого делать. Однако я не могу сказать мертвому сержанту 'действуй по своему усмотрению': зомби делает только то, что ему велят рунные скрипты или прямые приказы хозяина, своего 'усмотрения' у него попросту нет.

Таким образом, всякому самостоятельному отряду мертвых солдат нужен живой командир, а где их взять? Обычно некроманты прошлого, начиная войну, объединялись в группы, у каждого — свои последователи и ученики, у меня их нет, Альтой я рисковать не могу никак — да и не хочу.

Между тем, к тому времени, как я начну накапливать войска, мне уже понадобятся командиры для них. Мне нужны живые войска, потому что мертвый даже из пушки не сможет выстрелить, как не умеет заряжать револьвер. Использовать бутылки с зажигательной смесью тоже должны живые, наступающие позади порядков зомби. Иными словами, с мертвой армией я намертво — вот так каламбур — связан старыми тактиками и методами войны. Зомби могут выступать главной ударной мощью — но их необходимо дополнить живыми 'ауксилиариями'. Где ж их взять?

Тут Чучундра спустилась с моего плеча по руке, пробежалась по расстеленной карте и принялась начала пробовать на зубок одну из книг. Я взял крысу в руку — и внезапно задумался. А не будет ли фамильяр ответом хотя бы на некоторые вопросы? Если у меня будет фамильяр-ворон, глазами которого я смогу смотреть — лучше разведки не придумать. Это даже круче дрона, потому что враг, завидев оного, даже если не собьет, то поймет, что обнаружен. А ворон может сидеть на дереве над головой вражеского командующего и не только смотреть, но и слушать...

Я достал из кармана кольцо, связующее меня с Чучундрой, и задумался. Действительно, а почему нет? Крыса не только позволяет мне смотреть ее глазами, проявляя чудеса сообразительности в разведке пути и позволив мне сбежать из цитадели Ордена: ведь это именно она показала мне руны контроля трупа и поднятия нежити, при помощи которых я спасся из особняка Нидаллы вир Кайлакс.

Об этом я с тех пор частенько размышлял: руны, показанные мне крысой, оказались очень старыми, архаичными, давно вышедшими из употребления. Если крыса, будучи моим фамильяром, смогла откопать в моем мозгу знания Рэйзеля — ну, точнее, мозг-то раньше был его — почему именно эти древние руны? Почему не что-то поновее, что позволило бы мне сбежать с минимумом риска, а не как это случилось? Что же, выходит, Чучундра имеет свое собственное, зачаточное знание некромантии? Откуда? От повесившейся ведьмы? Если крыса знает о магии то, что знала ведьма — почему не знает того, что знает Рэйзель? Или, может быть, крыса — фамильяр ведьмы, но не мой? Но если у меня есть связь с крысой через кольцо, хотя она мой фамильяр — на кой ляд ведьме делать так, чтобы ее фамильяр мог иметь ментальную связь с кем-то другим?

Куча вопросов, на которые я хочу знать ответы. И эти ответы, может быть, кое-что мне дадут.

Я посадил Чучундру на плечо и пошел в лабораторию к Альте.

Моя помощница как раз корпела над парой книг, раскрытых в нужных местах, и чертежом рунного скрипта.

— Слушай, у Рэйзеля были какие-то книги насчет фамильяров? — спросил я.

Альта указала пальцем на крупный тюк в углу лаборатории:

— Вроде, там есть книга. В коричневом переплете, без названия. Она вся по фамильярам. Только предупреждаю: я ее мельком просмотрела пятнадцать лет назад и все. Не интересуюсь фамильярами... как и Рэйзель не интересовался.

— А отчего так?

— Как тебе сказать... — Альта пожала плечами. — Понимаешь, сила некромантии в том, что твои слуги не нуждаются в жалованье и заботе. Ты можешь потратить нужное их число, ни о чем не беспокоясь. Они — расходный материал. А фамильяр... о нем надо заботиться, все-таки. Беречь его. Ну и сам принцип — отдавать кому-то частичку собственной души — не очень. Меня устраивает, когда моя душа — вся у меня. Целиком. А с фамильярами — хлопоты, и я уже молчу о том, что фамильяр — он как бы особенный. Ты не можешь иметь много фамильяров, и маги, чей фамильяр погиб, редко заводят второго. И я даже не знаю ни одного случая, чтобы кто-то завел себе третьего.

— Ты хочешь сказать, что если фамильяр умирает — то частичка души мастера... того?

— Все на это похоже. Твоя душа — она как бы не бесконечна. Ты не можешь отрывать от нее куски постоянно, потому что иначе она закончится.

Я поежился.

— А потом что?

Альта усмехнулась:

— Никто не знает, потому что никто не пробовал.

— Слушай, а как же тогда маги заводят фамильяров, если даже кот живет максимум лет двадцать?

— Ну, насколько мне известно, фамильяр всегда живет столько же, сколько и мастер. Когда я бывала в Нирнкэрне, то встречала там одну ведьму, у которой фамильяр — столетняя сова. Потому что самой ведьме — тоже за сотню. Так-то совы сами по себе не живут столько и близко. Фамильяр если умирает ненасильственной смертью — то только одновременно с мастером. В тот же миг, как маг испустил дух — фамильяр также падает замертво.

Я развязал тюк, отыскал среди стопки книг нужную и пошел обратно в штабную комнату. Поглядим, что я тут 'накопаю'.

* * *

Рано утром пришлый крестьянин ускакал обратно, Грегор заверил меня, что он просто не может быть эфириалом.

— Как ты определил? — спросил я. — Их даже я не различаю, если они ничем себя не выдадут. Ну, вот как те, которые прикидывались крестьянами. Не будь со мной местного, который заподозрил неладное — я сам не распознал бы.

Инквизитор усмехнулся:

— Тут такое дело... Заняв тело, они не получают память мертвеца. Начинаешь с ним беседу о семье, родных краях, о любимой девушке — и все, приехали. Эфириал не в состоянии говорить о том, что не способен понять.

— У Рэйзеля есть записи о 'контракторах' — некоторые скрывались многие годы... Одна женщина вела совершенно обычную жизнь и была распознана только после смерти...

Грегор ухмыльнулся:

— Ага, я знаю. Погибла на пожаре, спасая других людей. Я не думаю, что таких стоит опасаться. Когда контракт заключает какая-нибудь сволочь — тут вопрос другой. Но такие контракторы становятся еще большими сволочами... а я умею распознавать сволочей. Профессиональный навык.

Ближе к вечеру появился небольшой караван. Я велел сержанту впустить людей, изъяв все оружие, лошадей — в конюшню, старосте — повозки разгрузить, составить перепись новоприбывших и выяснить, кто из них чего умеет. Всего моя пока еще маленькая столица пополнилась четырьмя десятками жителей, из которых всего несколько человек нетрудоспособных: седые старики и очень малые дети.

Чуть позже староста пришел ко мне с отчетом.

— Есть там старик один, хромой. Работать уже толком не может, но сказал, что в молодости был солдатом и умеет строить осадные машины. Скорпионы, онабры, гребулеты...

— Может — онагры и требушеты?

— Да, он так и сказал. Я просто эти слова первый раз в жизни услышал... Подумал, вам это может быть интересно...

— Да, интересно. На досуге зайду с ним поболтать.

— Еще там есть мальчонка-маг.

О, вот это уже интересно!

— Даже так? Что он может — не говорил?

— Да он совсем малой — лет шесть. Я просто по его виду понял, что он с волшебным даром... Выглядит точь-в-точь как вы. Ну, лицо, глаза, волосы...

— Дагаллонец, что ли? — удивился я.

— Ну, наверное...

— Вечером загляну. Что новые люди? Уже знают, кто я такой?

— Пока еще нет, я распорядился, чтобы им никто про вас ни слова не говорил... А они, значит, спрашивали за вас — дескать, куда и к кому на поклон идти. Я сказал, что ежели хозяину надо будет — сам велит, а пока пущай кашу наворачивают и радуются.

— Правильно.

Я еще немного посидел, полистал книгу, прочел вступление, в общих чертах усвоив примерно то же самое, что поведала мне Альта, а потом Чучундра, спустившись по руке ко мне на колени, принялась пробовать книжку на зубок, и внезапно в моей голове мелькнула догадка: крыса ведь жива!

Фамильяр ведьмы должен был умереть вместе с ней, но этого не случилось!

Я принялся лихорадочно листать книгу, бегло просматривая ритуалы, а точнее — список необходимых компонентов...

...Металлическое кольцо не значилось ни в одном. Как и вообще ни один предмет, выступающий связующим звеном: мастер не нуждается ни в каких предметах, чтобы общаться со своим фамильяром или управлять им. А между тем Чучундра становится необычайно умной для крысы, стоит мне надеть колечко, я даже могу видеть ее глазами — но вот управлять ею...

Я, конечно же, немедленно надел кольцо и попытался заставить Чучундру выполнять простейшие действия, но какое там! Она не желала ни сесть смирно, ни валяться на левом боку. Закрыв глаза, я смог видеть то, что видит она — и обнаружил, что крыса взобралась на раскрытую книгу и внимательно рассматривает письмена, хотя перед тем ее интерес к книге был сугубо гастрономическим.

...Читающая крыса?!! Хотя чего я удивляюсь, если именно она научила меня моим первым рунам...

...И тут Чучундра начала переворачивать страницу. Ну и дела.

Правда, это оказалось трудно: крыса маленькая, книга большая. Так что я ей помог. Чучундра выскочила на следующий разворот, посмотрела на схему ритуального круга — и принялась переворачивать страницу.

Минут пятнадцать мы так листали книгу: Чучундра явно что-то ищет, я переворачиваю страницу и с нетерпением жду, что же она такого найдет. И вот в самом конце, среди всяких сопутствующих и второстепенных ритуалов крыса наконец-то нашла искомое и радостно запищала.

— Ну-ка, дай взглянуть...

Это оказался довольно простой, хоть и продолжительный ритуал, посредством которого создается специальное кольцо, позволяющее постороннему человеку установить слабую связь с чужим фамильяром.

Итак... Факт первый: Чучундра — не мой фамильяр. Факт второй: крыса жива, хотя ведьма давно умерла. Факт третий: мелкая грызунка явно знала или догадывалась, что в этой книге есть подобный ритуал, более того, она целенаправленно нашла его для меня. Зачем? Получается, только для того, чтобы я знал, что она — не мой фамильяр?! Что она пытается до меня донести?

Явно не все так просто с крысой. И мне точно следует разобраться в этом вопросе, хотя он вряд ли имеет простой ответ.

Я вздохнул, закрыл книгу, посадил Чучундру в клетку и позвал пару телохранителей: пойду гляну на новых подданных.

Вначале я решил глянуть на малыша-дагаллонца. Чтобы не привлекать лишнего внимания, зашел вначале к старосте в его отдельную комнату, а телохранителей поставил за дверью.

— Сходи позови того малыша-волшебника, — сказал я и спросил: — есть какие-нибудь сладости, леденцы там или еще что?

Староста сходил поискать в закромах и вернулся с маленьким матерчатым мешочком с засахаренными орешками.

— Вот, все, что есть.

Я попробовал один — довольно вкусно. Малышу должно понравиться.

Малыша привел отец — худой, жилистый крестьянин, ровным счетом ни на йоту не похожий на дагаллонца.

— Здравствуйте, хозяин, — поклонился он, — изволили велеть прийти?

— Ага. Садись вон на лавку, в ногах правды нет... Малыш, тебя как зовут?

— Ягами, — негромко сказал мальчик, глядя на меня большими белыми глазами с крошечными точками зрачков.

— Ягами, ты колдовать умеешь? — спросил я, дружелюбно улыбаясь.

Тот яростно замотал головой.

— Это не инквизитор, — шепнул ему отец.

Малыша это не убедило, так что крестьянин пошел на хитрость: достал трубку и попросил прикурить. Ягами, опасливо косясь на меня, протянул руку к трубке, коснулся ее — и оттуда пошел дымок.

— Неплохо, — похвалил я, — а что еще можешь?

— Больше ничего, — развел руками крестьянин, — маленький он еще, да и мы с женой учим его не колдовать без нужды да при людях...

— Это правильно, — сказал я и протянул малышу мешочек с орешками: — Держи, Ягами, орешки. Они сладкие.

Малыш тихо поблагодарил и, сидя возле отца, принялся за еду. Я тем временем немного расспросил крестьянина и выяснил то, что с самого начала предположил: Ягами ему не родной сын. Сам он моряк в прошлом, ходил в дальние страны, а шесть лет назад потерпел кораблекрушение, остался единственным выжившим из всей команды и некоторое время провел на необитаемом острове, после чего его подобрали пираты-работорговцы. Он был продан в рабство на галеру князька из дальней южной страны, затем снова попал к пиратам, а затем пираты по глупости попытались ограбить дагаллонский корабль, идущий к Олерону за вином. Для пиратов это закончилось фатально: на борту дагаллонского торговца оказалось всего восемь человек из команды, но они расправились с полусотней пиратов быстро и безжалостно. Моряк, сидя под замком, не видел боя, только его последствия в виде обугленных останков и кусков тел. Захваченных пиратами пленников дагаллонцы взяли на борт своего волшебного корабля и по прибытии на Олерон отпустили с миром. Когда моряк вернулся домой через три года после того, как его заочно отпели, то обнаружил, что семье случилось прибавление в виде бледного беловолосого и белоглазого малыша. Прекрасно понимая, каково пришлось жене в его отсутствие, моряк поступил как настоящий мужчина: принял факт пополнения как данность, не задавая никаких вопросов и признав сына жены как своего собственного.

В этот момент я заметил, что малыш спрятал мешочек, явно еще не пустой, за пазуху.

— Невкусные, что ли? — спросил я.

— Вкусные.

— А чего больше не ешь?

— Для сестлы! — серьезно заявил Ягами.

Этот разговор оставил у меня на душе неприятный осадок. Какова вероятность, что Ягами удалось бы избежать королевской псарни, где доброго малыша научат убивать и ненавидеть себя за это, живя в вечной борьбе, самоистязаниях и осознании собственной греховности? Околонулевая, не будь на игровой доске мира такой фигуры, как я. Но я есть — и уже начал свой великий крестовый поход за мир без королей и клейм на лицах.

Затем я довольно непринужденно поболтал со стариком-инженером, чему посодействовала бутылочка с каким-то пойлом и тонкие ломтики копченой рыбы. Оказалось — действительно неплохой специалист, сведущий не только в постройке простых осадных машин, но и вообще всякой примитивной механизации. Инженерного образования он не имел и сложная техника вроде паровых повозок казалась ему магией, но вот что попроще — пожалуйста. Природная смекалка, дополненная тем фактом, что его отец держал мастерскую простых механических игрушек, позволила этому незаурядному человеку с нуля, используя только собственное понимание простейших механизмов и строительных приспособлений, построить такую сложную систему, как водовычерпывающий механизм. Эта штука колесом с ковшами вычерпывала воду из карьера с добычей агатов, получая механическую энергию от водяного колеса в той самой реке, которая подтапливала карьер. Потом его загребли в армию, где он оказался в инженерной бригаде и научился строить мосты и осадные машины. Впоследствии и до старости он занимался постройкой того и сего везде, где это было надо, и немного скопил на старость деньжат, подняв заодно и сына. А потом случился 'прорыв'.

Меня, конечно же, интересовало, сможет ли он руководить бригадой строителей и построить для меня катапульты, баллисты и все, что вообще потребуется.

— А чего ж не смочь, — пожал плечами он. — Спина, правда, уже не та, подводит маленько, но руководить, а при необходимости и показать... Это можно. Тут больше вопрос в людях, которые топором и пилой не только дрова разделывать могут. Потому как ежели человек простой табурет сварганить не может, то куда там ему сложные механизмы строить?

Мысленно я отметил, что еще одна проблема, пусть и малозначительная, закрыта. Старик выглядит чертовски крепким для своего возраста и вряд ли ляжет в могилу в ближайшее время. Надо поручить старосте пристроить его прорабом на какой-то участок работ.

Выходя от старосты, я услышал за углом храма детский голос:

— Только мне кажется, ворон есть нельзя, они падалью питаются. Даже если сварить... Так мой папа говорит.

— А мы у старосты спросим, — ответил другой, — он старый, как твой папа и мой вместе взятые, и мудрый. Наверное.

И аккурат на углу я столкнулся с двумя мальчиками лет по двенадцать, один из которых нес громадного ворона, обмотанного сетью. Они, завидев меня, попятились и сняли свои нехитрые шапочки.

— А где это вы такого большого ворона поймали? — спросил я.

— Да вот, за частоколом поставили ловушку — вместо голубя в сеть он попался, — сказал тот, что чуть повыше.

Хм... На ловца и зверь бежит.

Ворон оказался в полном порядке, целый и невредимый, так что мы совершили обмен: мальчишки получили от старосты копченый окорочок килограмма на два — столько весил ворон. Ну а я получил ворона: раз у меня нет фамильяра, то самое время им обзавестись. И если крыса-разведчик в свое время оказалась для меня неописуемо полезной, дважды подсобив со спасением из безвыходной ситуации — то одна лишь возможность обозревать местность с высоты птичьего полета в будущем может принести несравненно больше пользы.

Я вернулся со своим приобретением домой и поселил ворона в крысиную клетку, благо, он пролез в дверку, хоть и не без сопротивления и попыток клюнуть меня. Чучундру я временно посадил на плечо, потом соображу для нее новое жилье на время, пока ворон квартирует в клетке. А пока надо хорошенько разобраться в ритуалах для получения фамильяра.

* * *

Дело оказалось сложнее, чем я думал, так что до поздней ночи я просидел над парой книг и только-только примерно понял, что и как делать. Все-таки, фамильяра создать — не щенка завести. С другой стороны, обе книги по фамильярам оказались написаны не Рэйзелем, а значит — без загадок и шарад. Причем одна из них — чуть ли не 'пособие для чайников', настолько там все оказалось разжевано.

Ситуацию немного прояснил Грегор, зашедший для обсуждения пары моментов касательно тренировки стражников.

— Вот эта вот книга, — сказал он, — переписанное от руки и переведенное на тантагорский валинорское печатное издание.

— В Валиноре даже такие книги печатают? — удивился я.

— Ну да. Дело в том, что у нас фамильяры не считаются признаком чернокнижия. Скорее наоборот, бытует мнение, что всякий человек со слабым магическим даром должен завести фамильяра в порядке отречения от чернокнижия. Тут как бы дело такое, когда ты создаешь фамильяра — отдаешь ему частичку своей души. Колдовская сила якобы в душе заключена, а фамильяры, как известно, колдовать не могут и через них — тоже нельзя. И всякий человек, имеющий фамильяра, сознательно уменьшает свою магическую силу, на что, как известно, чернокнижник никогда не пойдет. У знатных людей, родившихся с даром магии, принято заводить сразу два фамильяра, без этого косо смотреть будут.

— Магический дар не в душе заключается, доказано мною, — хмыкнул я.

— Ну теперь это знаем мы. Весь остальной мир — нет. Но у фамильяра есть еще одно ценное свойство. Благодаря фамильяру ты разделяешь неделимое — свою душу. Которая после этого находится как бы одновременно в двух местах, и многие виды чернокнижной магии, воздействующие на душу, перестают работать, если фамильяр жертвы находится не в зоне действия заклинания.

Я приподнял брови:

— Серьезно?

— Абсолютно, это проверенная на практике информация. Собственно, именно поэтому примерно каждый пятый из нашей братии имеет фамильяра, который содержится в штаб-квартире. У нас имеются должности 'собачников' и 'птицеводов' — это слуги, ухаживающие за инквизиторскими фамильярами. На эти почетные должности берут только очень надежных людей, которые служат инквизиции минимум во втором колене.

— Вау...

— Ну, на самом деле, с этого практической пользы не очень много, потому что заклинания, от которых можно таким способом уберечься, очень редко используются в бою. Но множество видов порчи и проклятий становится невозможно навести, если душа жертвы находится под воздействием магии не целиком. И это более важная причина, заставляющая вельмож и королей, имеющих слабый дар магии, держать по два фамильяра в разных местах... А некоторые инквизиторы используют своих фамильяров во время работы. Обычно это собаки, впрочем, а не вороны. Иногда ястребы, филины и соколы.

Я почесал макушку:

— Никогда бы не подумал.

Грегор пожал плечами:

— Инквизиторы с фамильярами почти никогда не работают за пределами Валинора. В том числе по причине неадекватной реакции в соседних странах... Насчет ворона — не лучший выбор фамильяра. Падальщик — со всем, что из этого следует. Его недаром зовут 'крылатой крысой'...

— Ты говоришь об этом тому, чей первый фамильяр — крыса, — усмехнулся я. — И да, ворон — прирожденный падальщик. У него в желудке концентрированная кислота, а температура тела слишком велика для многих возбудителей болезни, так что заразу вороны не разносят. Их дурная слава во многом базируется на привычке пировать трупами на полях сражений и виселицах, но давай будет справедливы: не они устраивают войны и воздвигают виселицы, а мы, не нам упрекать воронов.

* * *

Утром я поручил Грегору и Нибелю переэкипировать мое воинство, сняв доспехи с мертвых горожан и надев на новоприбывших разбойников, проинспектировал, как дела в лаборатории у Альты и у Зенобии на кухне, покормил крысу и ворона, а затем засел за книги. Попутно обнаружилось, что ночью Чучундра, воспользовавшись тем, что на ночевку я ее устроил в деревянном ящике, выбралась оттуда и нанесла удар по чернокнижию, поточив зубы о наиболее ценные книги. Хорошо хоть, что пострадал только товарный вид книг, а не содержание, но с этим придется что-то делать. Сегодня надо провести ритуал, выселить ворона из клетки и вернуть крысу под замок, иначе такими темпами я могу остаться без книг.

Уже к обеду у меня появился план действий, а после собственно обеда, заправившись красными бобами с мясной подливой, я приступил к его реализации: освободил в своем кабинете середину комнаты и принялся чертить магический круг, сверяясь с книгой. Эта работа заняла у меня добрых четыре часа: сам круг — фигня, сотня рун — куда сложнее, а когда еще и не совсем понятно, что именно где должно быть... Кое-что мне по теории рунных цепочек подсказала Альта, так что к вечеру я закончил круг и составил формулу заклинания. Конечно, есть у меня кое-какое хреновое предчувствие: я до сих порой обжигаю себе пальцы, когда тренируюсь колдовать без своих нательных рун. Верней сказать, обжигаю регулярно и по этой причине тренируюсь редко.

Увы, без гениального изобретения Рэйзеля я — совершенно никчемный колдун. Магия — она как каратэ: талант это хорошо, но без постоянных тренировок ничего толкового не получится. В то же время магия нательных рун крайне проста в применении, но творится за счет жизненной силы самого мага, и если обычная магия применяется до изнеможения, то нательными рунами можно и до собственной смерти доколдоваться.

С другой стороны, создание фамильяра — это ритуал, а не колдовство 'на лету'. Тут не надо все делать быстро и сконцентрированно, до предела напрягая волю — просто прочитать пять частей длинного заклинания и после каждого наложить на ворона специальную руну, а затем шестой, последней частью, закрепить передачу фамильяру частички своей души. Ничего сложного, если верить Грегору, у него в Валиноре такое делают даже люди, далекие от практического колдовства.

Заклинание я записал на лист бумаги и потренировался читать его: в несколько раз длиннее, чем для массового поднятия, но не особо сложнее. Руны, которые надо накладывать на ворона, тоже простые, легко запомнить, но их я на всякий случай тоже нарисовал на инструкции. Ну, понеслась, не святые горшки лепят, как говорится.

Клетку с вороном я поставил в центр круга на специальное место, чудом избежав удара клювом в палец, сам стал возле круга, тоже на отмеченный рунами участок, и принялся читать первый фрагмент, игнорируя сердитое карканье ворона.

На все про все у меня ушло меньше десяти минут: я прочитал формулу полностью, ни разу не сбившись и не запнувшись, и вроде бы правильно наложил все руны, но каждая из них исчезла в процессе чтения следующего куска. Так и должно быть или я где-то все-таки лажанул?

Дочитав последнее слово ритуала, я рукавом утер пот со лба и уставился на ворона. Ворон смотрит на меня — точно так же, как и до этого зырил. Хм...

— Получилось? — негромко спросила Зенобия.

Я обернулся и увидел ее, с любопытством заглядывающую в приоткрытую дверь вместе с Альтой, а за ними в полутемном коридоре маячит фигура Грегора.

— А вот без понятия, — признался я. — Ничего не чувствую. Так и должно быть, Грегор?

— Ну да, а что ты хотел чувствовать? — удивился инквизитор.

— Ну я же как бы часть своей души отдал...

— Да не совсем. Душа — она как бы неделима, я же говорил. То есть, с точки зрения нашего мира вроде бы как теперь твоя душа частично находится тут, частично там — но с точки зрения самой души она неделима и целостна. Ну, если ты все сделал верно. Вот если ворона теперь убить — тогда ты что-то почувствуешь. Что-то хреновое. Я один раз был свидетелем, как мой собрат-инквизитор потерял фамильяра-пса... Короче говоря, неприятно вспоминать. Но такая проверка нам не подходит... Прикажи ворону что-то.

— Хм... — Я взглянул на ворона и приказал: — каркни!

Ворон каркнул.

— Вау! Получилось! — восторженно воскликнула Зенобия.

— Не факт, — возразила Альта. — Зловредная птица сегодня весь день каркает, между прочим. Могло быть совпадением. Надо приказать ему сделать что-то более сложное, не свойственное птицам. Например, пусть принесет вон тот мелок, что на столе лежит.

— Для этого его надо вынуть из клетки, — ответил я, — но это дело рискованное. Он уже пытался клювом сломать мне палец...

Альта пожала плечами:

— Ну и отлично. Если он твой фамильяр — не клюнет.

— Да ты сама доброта...

Я на миг задумался. Стоп, если у меня есть связь с фамильяром — я должен видеть его глазами. В случае с крысой я надеваю на палец кольцо и закрываю глаза. А если фамильяр мой собственный...

Я закрыл глаза и в следующий миг увидел себя в анфас — и людей за моей спиной. Правда, цветопередача странная — но это нормально, птицы видят цвета иначе и даже способны воспринимать ульрафиолет.

— Получилось! — возвестил я и удивился собственному искаженному голосу, а затем осознал, что у меня не открывался рот.

Я это прокаркал.

От удивления я открыл глаза, разорвав связь, и заморгал.

— Однако же, мастер, ты дал, — уважительно заметила Альта.

Я обернулся:

— Серьезно? Вы это слышали? Я говорил от ворона?!

— Да! — восторженно ответила Зенобия. — Неразборчиво, правда, птичьим голосом — но это нечто!

— Признаться, я слыхал байку, что в Валиноре когда-то давно был шут с говорящим попугаем-фамильяром, — добавил Грегор, — но у нас в инквизиции так никто отродясь не умел...

Я ухмыльнулся:

— Вороны, в отличие от ястребов и сов, способны ограниченно понимать человеческую речь и даже подражать ей, хотя у меня не было таких задних мыслей.

Ворон, еще полчаса назад пытавшийся меня клюнуть в порядке самозащиты, стал совершенно другим. Он преспокойно выбрался из клетки, как только я открыл дверку, и запрыгнул на протянутую ему руку. Я вспомнил про мелок — и в тот же миг ворон взмахнул крыльями, перелетел на стол, хапнул в клюв мелок и вернулся ко мне на руку.

Весь вечер и следующий день я не мог нарадоваться своему фамильяру. Ворон, которого я без особых раздумий назвал Каркуном, стал буквально продолжением моей воли в режиме 'прямого контроля' и проявил способность понимать команды и выполнять сложные задачи, растянутые во времени, без моего участия. Для начала я отправил Каркуна в сторону поля с приказом принести мне желтый цветок — и он вскоре вернулся с цветком в клюве. Цветок, правда, оказался оранжевым, почти красным, но, взглянув на него глазами ворона, я убедился, что этот цвет воспринимается им так же, как и желтый.

Затем я провел эксперимент с картой, взятой у Грегора: сидя на дереве у дома, ворон позволил мне разглядеть разложенную на столе посреди двора карту. Ну да, ведь сто метров для вороньего глаза — не бог весть как далеко, а если сидеть всего в пятнадцати — читать книгу можно, не то что карты разглядывать.

Впрочем, не все прошло гладко: ночью я не смог заснуть, потому что попытка закрыть глаза приводила к переносу сознания в ворона, но я решил эту проблему, велев Каркуну заснуть, после чего заснул и сам, но вообще мне явно придется учиться контролировать фамильяра по желанию, а не по закрытию глаз, уверен, что это возможно.

Вторая проблема заключалась в невозможности одновременно смотреть глазами ворона и делать что-то еще, например, рассказывать об увиденном или просто контролировать обстановку вокруг себя. Это я тоже нашел способ обойти: если закрыть только один глаз, то можно одновременно видеть глазами ворона и своим открытым, а также слушать одновременно своими и его ушами... Та еще мешанина. Говорить таким образом получилось с трудом: слова иногда произносил ворон 'там', а не я 'тут'. Впрочем, это однозначно вопрос тренировки.

А вот двигаться внезапно получилось очень даже легко: если смотреть одним глазом — я назвал это 'полусвязью' — можно свободно передвигаться в пространстве и одновременно управлять вороном, это получилось ничуть не сложнее, чем управление нежитью. Достаточно мне хотеть, чтобы определенный зомби нанес удар или переместился — и он это делает. С вороном оказалось точно так же, и я даже задумался: а не могу ли я 'вселяться' в своих солдат так же, как делаю это с фамильяром?! Управление ведь одинаковое. Хм... Надо будет поискать ответ на этот вопрос.

К обеду я вдоволь нашутился, беседуя с Зенобией и Альтой через ворона, и то ли сам поднаторел, то ли он наловчился, но речь Каркуна достигла такого совершенства, что собеседники стали понимать сказанные через ворона слова почти безошибочно, хотя, конечно, каркающий птичий голос за человеческий никак не смог бы сойти.

Затем я стал экспериментировать с возможностью послать фамильяра куда-то далеко и периодически посматривать, как у него дела — проблем не возникло, даже если ворон находился в этот момент в полете. Я вообще заметил, что своими действиями повредить ворону не могу: мои внезапные появления в его голове, так сказать, совершенно не сбивают процесс полета, а любые мои хотелки вроде внезапной посадки или маневра он выполняет сам, а не напрямую. Ну, как и в случае с нежитью.

Вечером я решил пошутить над Нибелем, а затем идея шутки переросла в более серьезную идею. Есть у него привычка перед сменой караула подниматься на звонницу, отправлять дозорного вниз с командой об этой самой смене караула и до прибытия нового дозорного лично обозревать окрестности. Я воспользовался этим и еще в сумерках сел у дома на крыльце и посадил ворона на ветку дерева в нескольких метрах от площадки на звоннице, заодно выяснив, что ворон в неполной темноте неплохо видит, по крайней мере для моих целей. Искать еду или наблюдать за хищником вроде кота уже проблематично, но ориентироваться в пространстве и лететь — вполне возможно, хотя посадка на ветки дерева или другой неконтрастный предмет также сопряжена с трудностями.

И вот когда Нибель отправил часового вниз и остался наверху один, я негромко прокаркал:

— Эй, служивый, есть к тебе разговор.

Нибель с выпученными глазами принялся вертеть головой, схватившись одной рукой за саблю, а второй неистово осеняя себя кругом.

— Тише, служивый, тише, я всего лишь ворон. Не пугайся.

Я в этот момент тщательно следил, не схватится ли сержант за двуствольный пистолет. У Нибеля такая мысль возникла: убедившись, что напротив него действительно всего лишь ворон сидит, он перестал совершать круговые движения и его левая рука оказалась в опасной близости от рукоятки пистолета. Впрочем, он правша, а куда совершить противозенитный маневр, я уже прикинул.

— Ты еще кто такой?

— Всего лишь фамильяр одного инквизитора. Дело такое, служивый. Ты злодею на службу подался, но с учетом твоего положения вряд ли у тебя был иной выход, так что мы закроем на это глаза, если ты нам поможешь, и даже вознаградим.

— А что сделать надо? — подозрительно прищурился он.

— Просто подать сигнал в тот момент, когда некромант куда-нибудь уйдет с частью своих умертвий. Мы придем, быстро истребим остальную нежить и подготовим засаду. И все. Никто из несчастных, оказавшихся в рабстве у чернокнижника, не пострадает.

— А какой сигнал подать?

— Вывесишь здесь, на звоннице, какую-нибудь белую тряпку. Да хоть исподнее свое — без разницы. Если нет... Ну, ты же приспешник некроманта, когда доберемся до него — и ты от правосудия никуда не денешься. Понял?

— Понял, как не понять, — пробормотал Нибель.

— Сделаешь?

— Сделаю, куда ж деваться-то...

— Договорились, — каркнул я и демонстративно улетел прочь, но затем сделал круг и незаметно подлетел к крыльцу моего дома, затем открыл глаза и протянул Каркуну руку. Он на нее сел, а я ушел в дом и присоединился к Грегору, который чистил свои револьверы, а ворона посадил на спинку стула у стены.

Минуты через три в дверь раздался стук — появился Нибель, основательно озабоченный.

— Вашмагейшество, беда! — доложил он.

Мы с Грегором повернулись к нему:

— Какая?

— Прилетал ворон говорящий, сказал, что фамильяр инквизитора. Говорил — они уже близко и ждут удобного момента. Хотел, чтобы я им знак, значит, подал, пока вас не будет, и тут еще вопрос, а точно ли ворон инквизиторский, али, может, отродье Хаоса...

Грегор покосился на меня, я прикрыл один глаз, установив полусвязь, и прокаркал:

— Да я пошутил, хозяин!

О, эти большие круглые глаза Нибеля...

Я строго посмотрел на Каркуна и сказал своим голосом:

— Будешь так шутить — пойдешь в суп. Да ладно, сержант, моя это проделка на самом деле. Как твоя смена закончится — скажешь старосте, что я велел налить тебе лишнюю чарку для обретения душевного равновесия. А актер ты неплохой, честно говоря, даже в заблуждение меня ввел... я почти поверил, что ты поддался на уговор.

— Что я, совсем дурак, что ли? — задал риторический вопрос Нибель.

* * *

Наутро я совершил еще одно открытие, обрадовавшее меня больше, чем все предыдущие. Как и говорил Грегор, все мои попытки колдовать через связь с вороном ничего не дали, наложить руну через взгляд Каркуна тоже не получилось... Но невозможность колдовать через фамильяра, как выяснилось, совершенно не мешает мне через ворона управлять моей армией. Всего лишь знание о том, где именно находится пехота, позволяет мне направлять их, а если я вижу зомби — любой из них идет туда, куда я захочу и делает то, что мне нужно, вплоть до выбора цели для очередного удара. К своей неописуемой радости я обнаружил, что пехотинцы одинаково послушны моей воле независимо от того, нахожусь я рядом собственной персоной или в голове ворона. Я вывел из амбара несколько дополнительных пехотинцев и устроил прямо во дворе небольшие 'маневры', управляя строем из глаз ворона, сидящего на крыше.

Затем я взлетел на несколько сотен метров, велел Каркуну кружиться в одном месте — и оказалось, что даже с такой высоты я могу повелевать своими войсками, вплоть до отдельного пехотинца.

После этого открытия я вернул ворона обратно, пехоту — в амбар, и вплоть до обеда сидел у окна, осмысливая новые возможности.

Ворон в небе, кружащий на своем вороньем 'автопилоте' — это, в рот мне ноги, все равно что дрон-разведчик. Видеть поле боя с высоты в режиме реального времени — колоссальное преимущество, в моем мире доступное командирам со времен первой мировой войны. Здесь же царит в лучшем случае шестнадцатый век с вкраплениями восемнадцатого, в то время как у меня — разведывательная технология, по сути, двадцать первого века. В двадцатом надо было лично сидеть в самолете или на аэростате, чтобы передавать данные — а мне и это ни к чему, я могу быть в безопасном месте и при этом все видеть.

Конечно, разведка с воздуха — она доступна и тем же инквизиторам в том числе, причем даже ночная, недаром они в качестве фамильяров берут сов. Но у меня есть кое-что еще, чего не было ни в двадцать первом веке моего мира, ни у здешних некромантов.

Если командиры могут руководить боем по рации, видя поле боя с высоты — это все же непрямой контроль. А я, некромант, руковожу своей армией напрямую. Без проблем со связью, перебитых телефонных проводов, банального непонимания приказов бойцами. Без цепочек передачи приказов и сопутствующих задержек.

По сути, это все равно, что управлять боевыми единицами в компьютерной игре. И моя оперативность в контроле зависит только от того, насколько быстро я гляжу по сторонам с огромной высоты и принимаю решения. И мое воинство просто выполняет эти решения — без потерь времени на то, чтобы получить приказ, понять и обдумать. Я решил двинуть в атаку сотню бойцов — они пришли в движение. Я решил перестроиться — они начали перестраиваться. Все так просто и так эффективно.

Интересно, насколько велико мое преимущество перед армией, где командующие передают полкам приказы через конных адъютантов или посредством звуков горна? Полагаю, военачальник вроде Александра Македонского, имея такой перевес по части управления боем, стал бы владыкой мира. Я — не гений тактики, но даже посредственная реализация этой возможности будет иметь огромное значение.

Конечно, противник тоже может иметь в своем распоряжении мага с фамильяром. Конечно, противник наверняка знает, как бороться с некромантом, и все предыдущие некроманты, тоже обладавшие полным контролем над своим войском, проиграли. Но был ли хоть один владыка мертвых легионов, который соединил бы свои возможности управления с возможностями разведки и обзора, даваемыми фамильяром?

Если нет, то я удивлю моих врагов еще сильнее, чем думал.

* * *

В полдень я решил отправить Каркуна в Нирнкэрн, посмотреть собственными глазами — ведь глаза ворона теперь уже все равно что мои — на то, как там дела обстоят, а перед тем совершил облет моей маленькой столицы. Очень быстро я заметил вдалеке двигающиеся точки, а подлетев чуть ближе, с добрых десяти верст увидел, что это группа всадников, и едут они по дороге примерно в направлении деревни. Точнее, пока что едут на юго-восток, к кортанской границе, но есть у меня смутные опасения...

Чтобы не вызвать подозрений, я указал Каркуну на дерево у развилки. Глянем, кто такие и куда путь держат.

Еще когда всадники находили в пяти сотнях шагов, я увидел, что по меньшей мере у двоих из них на лицах татуировки, причем узнал часть их: защитные руны. Парочку я даже видел не где-нибудь, а на животе Альты. Маги, мать их за ногу.

Аккурат на развилке они остановились, один достал карту, остальные его обступили, а я их всех очень хорошо рассмотрел в это время.

Шесть всадников, одеты на дорожный манер, все в плащах с капюшонами, только один в обычной крестьянской шапке. Оружия не видно — но ничего странного, я ведь уже знаю, что они, видимо, маги все шестеро.

— Вот, гляди, это тут надо повернуть, — сказал один из них, и я моментально узнал этот голос.

Узник, одно время сидевший в камере рядом с моей в цитадели Ордена. Я никогда не видел его лица, но запомнил его манеру говорить, флегматично и рассудительно, с нотками сарказма. Тот самый, который сказал, что даст себя сожрать, если случится 'день искупления'.

— Почему ты уверен, что тут? Гляди, здесь есть еще деревни чуть дальше, — сказал второй.

Второго я тоже узнал: чернобородый узник из камеры напротив, бывший ученик Рэйзеля с неприятным лицом, которого я мысленно именовал Бармалеем.

— Нет, это единственный вариант, — возразил рассудительный. — Смотри, вот соседняя к востоку деревня, где были разгромлены драгуны Симеона Кортанского. Драгуны перед тем прошли через вот эти села, и там ничего странного не было. Значит, нежить и хозяин оной пришли с запада, а между этим местом и опустошенными землями только три деревни. Одна из них, значит. Потому глянем все три по очереди.

Тут заговорил маг с рунами на лице. Я ничего не понял из его речи, хотя слова, звучащие знакомо, проскальзывали. Видимо, родственный язык, вроде того родства, что между славянскими языками: допустим, слово 'позор' есть и в русском, и в словацком языках, но в словацком оно значит 'внимание'.

— Да, это вполне возможно, — ответил ему рассудительный, — но мы еще издали заметим, есть жизнь в деревне или нет. Вряд ли одержимые будут притворяться обычными людьми...

'Еще как будут, идиот', подумал я.

— А почему ты уверен, что в деревне Рэйзеля будет жизнь? — усмехнулся Бармалей. — Ну, кроме него самого, я имею в виду. То, что он забирает к себе крестьян в услужение, может оказаться ловушкой для дураков.

— Ну, тут уж пока не проверим — не узнаем. Так что не будем терять время.

И они повернули коней в сторону моей столицы.

Я мысленно велел Каркуну возвращаться и открыл глаза.

— Альта, Зенобия, боевая тревога! — крикнул я. — К нам приближается группа магов!

— Есть догадки, кто такие? — деловито осведомилась Альта. — Как выглядят?

— Двоих я знаю со времен заключения в Цитадели, один из них — бывший ученик Рэйзеля. Еще минимум двое с рунами на лице, но говорят не по-тантагорски... В общем, я вывожу пехоту и продолжаю наблюдение. Зен, Грегору сообщи.

Я снова закрыл глаза и вернулся в Каркуна, летящего к деревне. Так, где бы выбрать тут наблюдательный пункт? В принципе, вот это дерево у края деревни сгодится.

Не забывая следить за магами, я начинаю разворачивать свои войска. Боевые маги — опасные и разрушительные противники, но у меня достаточно войска, чтобы разделаться с ними. Вопрос лишь в том, какие потери мне придется понести.

Слева и справа я пустил мертвых горожан и разбойников, рассредоточив в их толпе кортанских драгун с их ружьями-алебардами, по центру двинул 'полк Васпиана'. Магов не так-то просто пронять огнестрелом, потому перекрестный залп будет по коням, чтобы лишить их преимущества в подвижности. На своих двоих они от меня не убегут. Точнее, вначале убегут, но недалеко: живые, в отличие от мертвых, устают.

Я рассчитал, что встреча состоится уже в черте деревни, но всадники остановились еще на подходе. В целом, мне это на руку: они на открытой местности, никакого укрытия от пуль.

В тот момент, когда маги снова сгрудились и принялись советоваться, Каркун опустился на заранее намеченную ветку менее, чем в тридцати шагах от всадников, и его посадка прошла совершенно незамеченной.

Отсюда Каркун превосходно слышит диалог магов: они разговаривают громко, ибо бряцающая сбруя и фырканье лошадей немного мешают тихой беседе.

— ...как я и предсказал, — заметил Бармалей, — крестьян не видать. Плохой признак для них.

— Или просто не та деревня, — отозвался рассудительный.

— Предлагаю объехать сторонкой, — вмешался в разговор один тип в капюшоне, говорящий на тантагорском, но с акцентом. — Мало ли, на что можно наткнуться в самом селении. Я думаю, мы увидим признаки жизни, если они тут есть.

— Две другие деревни чуть дальше, — ответил ему рассудительный, — и если мы поедем к ним и ничего там не найдем — нам придется вернуться сюда для более тщательного осмотра, а дело уже к темноте будет. Я предлагаю проехать через деревню сейчас, чтобы точно установить, тут Рэйзель или нет.

— Да нам в любом случае придется ночевать на 'покинутой земле', — пробурчал Бармалей, — хотя если мы осмотрим тут все сейчас, то сможем еще засветло добраться до кортанской границы и переночевать в более безопасном месте... Постойте, вы слышите?

Иностранец с беспокойством в голосе ответил на своем языке, рассудительный кивнул.

— Да, слышу... Бряцанье металла и шаги... Шаркающие... Вот мы и нашли Рэйзеля... А он нашел нас.

— Тогда просто подождем, — сказал Бармалей. — Он где-то рядом со своими слугами.

Через минуту моя пехота показалась на краю деревни и неспешно двинулась вперед: я решил, что постараюсь понять цель визита по реакции визитеров.

— Ты смотри-ка, — хмыкнул рассудительный, — доспехи тантагорских гвардейских подразделений. Значит, слухи не врали, мастер не теряет времени.

— И это хорошо, но сейчас они прут просто на нас, и у меня хреновое предчувствие касательно их намерений! — с беспокойством сказал дотоле молчавший тип в капюшоне, но без рун. — Делать что будем? Драпать?

— Так себе идея... Проклятье, я не вижу самого Рэйзеля! — ответил Бармалей.

Рассудительный ухмыльнулся:

— А ты думал, он выйдет вперед, видя перед собой шестерых магов, из которых ему лично знаком всего один?

— Может, покричать?

— Признаться, я вообще не уверен, что он знает про нас! Его нежить просто прет на незваных гостей, это его охрана, сам Рэйзель может отсутствовать или заниматься своими делами.

— И что делать будем? Может, давайте немного того, покажем, что не пальцем деланные? Рэйзель точно появится, если мы сожжем немного нежити, — предположил 'капюшон'.

Рассудительный издал смешок:

— Безусловно появится, но тогда мы определенно будем очень не рады его появлению, он не из тех, чью собственность можно попортить и выйти сухим из воды. В общем, давайте хором покричим, потому что еще шагов двадцать — и будет дистанция стрельбы, а я явственно вижу ружья...

Итак, они приехали поговорить? Ладно, выслушаю, я не очень-то и рискую, подставив фамильяра: даже если их намерения враждебны, они не станут разменивать свои жизни на всего лишь частичку моей души.

Повинуясь моей воле, Каркун взмахнул крыльями и перелетел с дерева на маленькое деревцо буквально метрах в пяти от группы всадников.

— Оп-па! — воскликнул рассудительный, — а вот и мастер, я полагаю...

— Ага, — прокаркал я, — а я полагаю, вы сейчас объясните цель своего визита.

Бармалей развернул коня в моем направлении и сделал небольшой подшаг вперед, оказавшись как бы немного во главе группы.

— Здравствуйте, мастер! — вежливо сказал он. — Нелегко же было сюда добраться... Мы приехали, чтобы присоединиться к вам, хоть пока и не знаем, в каком именно начинании. Но раз вы вышли из подполья — значит, у вас далеко идущие планы.

— Итак, ученичок... Ты появляешься тут с пятью незнакомыми мне магами, из которых двое — клейменые, и пытаешься убедить меня, что ты на моей стороне. А между тем, у меня вопрос имеется, каким образом ты сумел сбежать из Цитадели, да еще и не один.

— Ага... Так, значит, все утверждения об обмене душами с мальчиком из соседнего мира — актерская игра, — хмыкнул рассудительный, — потому что мы с вами никогда не встречались, за исключением пары месяцев в соседних клетках.

— Точно, — согласился я, — а раз ты неглуп — то должен понимать, как это выглядит с моей стороны. После моего побега меры безопасности в Цитадели должны были стать строже многократно, но вы двое сбегаете — причем именно вдвоем. А теперь оба приперлись сюда, да еще и с клеймеными. Ну ты догадался, о чем я думаю, не правда ли?

Рассудительный кивнул.

— Вообще-то да, только вы же про большой 'прорыв' осведомлены прекрасно. Вот нас и выкинули навстречу Порче — искупать злодеяния. Только паладины переоценили масштабы атаки и швырнули на съедение больше магов, чем следовало. Большинство погибло, но сбежали многие, не только мы. Дальше нам удалось добраться до Болонги, и там до нас дошли слухи о том, что Рэйзель лин Фаннард заявил о себе, не скрываясь. Вот эти четверо — трое из Болонги, один нелегал и два бывших легальных, но теперь в бегах. Четвертый — из Мараны, тоже нелегал-чернокнижник, как и все мы. А насчет стороны — как вы думаете, на чьей мы, беглые преступники, можем быть?! Конечно же, на вашей!

Я каркнул-хохотнул:

— Видишь ли, ты-то кое в чем прав, а кое в чем нет. Есть в этом древнем конфликте лишь две стороны: это маги, которых не устраивает существующее положение, и угнетатели-затупки вместе с их цепными клеймеными собаками. И все. Нет никакой 'моей' стороны — я угнетенный маг, выступивший против угнетателей, чтобы занять свое место под солнцем. Так называемая 'моя' сторона — она не моя. Это сторона всех восставших магов. И вам всем вовсе необязательно было переться аж сюда — я не раздаю грамоты о принадлежности к восставшим магам. Принадлежность к нашей стороне определяется только действиями — ничем больше. Вас аж шестеро — сколько королевских солдат неважно какой страны вы уже истребили? Где ваше войско? Его нет. Чем ты докажешь, что ты 'свой', а не цепная собака, которой пообещали амнистию за убийство меня? Риторический вопрос. Вот что я вам всем скажу, господа. Хотите бороться — боритесь. Вас аж шестеро — вперед, за дело! Можете сами, можете еще сторонников поискать. А когда добьетесь каких-то результатов и делом докажете, что чего-то стоите — тогда и поговорим, исходя из того, что вы сделали.

— Есть проблема, — вставил Бармалей. — Видите ли, вы — признанный мастер, а мы лишь практикуем ремесло, пользуемся сделанными до нас открытиями, в том числе и вашими. Мы безусловно желаем разрушить нынешнее положение, но у нас нет понимания, что сейчас происходит. У нас нет понимания, что делать дальше. Хуже всего, что у нас нет лидера.

— Ах, ну тут я могу подсказать. Двигаете, положим, в Марану или Болонгу, и начинаете сеять хаос. Убиваете солдат, убиваете выдающихся должностных лиц, поднимаете нежить, сеете с ее помощью еще больше хаоса. Скрываетесь и наносите удар за ударом. Если это кажется сложным или малореальным — ладно, вот вам более простая инструкция. Отправляйтесь в Марану, найдите удобную для нападения цель — например, маленький гарнизон или колонну на марше — и уничтожьте с криками 'Слава Рэйзелю лин Фаннарду!', 'Новый мир грядет!' и 'Кто не с нами, тот против нас!'. Поднимите нежить, с ее помощью еще дел натворите. Когда число жертв, считая только солдат, перевалит за пару сотен — тогда я пойму, на чьей вы стороне, и буду знать, что чего-то стоите. В идеальном случае вернитесь с каким-то войском. А пока — кто не с нами, тот против нас. И я не уверен, что вы — с нами. Докажите делом или больше мне на пути не попадайтесь.

— Понятно, — кивнул рассудительный, — хоть и не такой встречи мы ожидали...

— А какой, позволь спросить? У меня все тут под контролем, силами двух магов — я и моя ученица — я разбил наголову отборный полк принца Васпиана и схватил самого принца, и мои владения — вся отрезанная часть Тантагора. Все идет по плану, я готовлюсь к захвату остальной части страны, Симеон Кортанский — мой вассал.

— Чего? — выпучили глаза 'капюшоны'.

— Да-да. Он уже все понял и решил перейти на сторону победителей. Но на нее, эту самую сторону, нельзя перейти на словах — только делом. Если вы вшестером ничего хоть мало-мальски сопоставимого не можете — зачем вы мне нужны? Под ногами путаться? Вы только не подумайте, что это во мне говорит высокомерие и заносчивость — у меня просто нет для вас дела. А вот где-то далеко, где меня нет — непочатый край работы и бездна возможностей для тех, кто хочет стоять во главе нового мирового порядка. Добейтесь результатов, сравнимых с моими — будем говорить, как равные, и делать общее дело сообща. Ну или забейтесь куда-то в нору, ждите наступления новой эры и попутно осваивайте целительство и ведьмовство: принцип 'кто не с нами, тот против нас' на сельских целителей и прочую нейтральную мелочь распространяться не будет, а всех остальных сами понимаете что ждет. Новая эпоха будет без королей и их цепных псов.

Рассудительный внезапно усмехнулся:

— Забавный это будет новый порядок, видимо. Сейчас одаренных держат в неволе бездарные, а потом одаренных будут держать в неволе одаренные же? То есть, власть просто перейдет от королей к гильдиям магов, но для самих магов ничего не изменится, да?

— О чем это ты?

— Да все о том же. Короли, инквизиция, храмовники, гильдии магов — все они держат нас в цепях и клеймах, как вы сами же и сказали. Ваш новый порядок — это когда короли, инквизиторы и паладины исчезнут, но останутся гильдии, а с ними и те же ограничения? Маги все равно останутся бесправными, кроме тех, которые окажутся на вершине власти?

— М-м-м... Придется объяснить тебе одну особенность мира, в котором мы живем. Мы все бесправные, потому что так называемые 'права' — нечто несуществующее. Сила есть право , как сказал один мудрец. Если ты не готов огнем и мечом защищать свое имущество — у тебя нет права на имущество. Если ты не готов огнем и мечом защищать свою жизнь — у тебя нет права на жизнь, и любой может невозбранно ее отнять. Если ты не готов сражаться за свою свободу — любой вправе надеть на тебя цепи. Ну или если ты будешь подданным сильного — короля или архимага — у тебя будут ровно те права, которые тебе милостиво подарит твой повелитель, и ни на йоту сверх того. Пойми, все люди делятся на две группы — хозяев и холопов. Моя война за мир без королей — это война будущих владык мира против нынешних. Для холопов, хоть одаренных, хоть бездарных, не изменится ровным счетом ничего. Хочешь больше прав — примени силу. Займи свое место среди хозяев, пусть даже не в первом ряду самых сильных, но будь хозяином. Если сам ты слаб и неискусен — прояви силу другого рода. Собери многих таких же, возглавь их — и все вместе вы будете силой, которая сможет взять свое. Действуйте, докажите, что у вас есть право на место под солнцем — и тогда с этим правом будут считаться. Чтобы в новом мировом порядке тебе нашлось место, ты должен принять участие в его создании. Если же ты предпочитаешь посидеть на жопе ровно, пока я буду перестраивать мир по своему разумению — в итоге может оказаться, что тебе в нем места не найдется, а если и найдется — то где-нибудь в сарайчике в лучшем случае, на свой замок не рассчитывай. Ухватил суть, надеюсь?

— Да, вы очень красочно все расписали, — кивнул он. — Только как бы это сказать... Не все такие великие мастера, что могут единолично отхватывать здоровенные куски крупной страны и склонять соседних королей перед собою... И есть у меня опасение, не в обиду вам будь сказано, что если вы будете отвергать всех желающих примкнуть к вам — то может так случиться, что однажды останетесь в одиночестве против всего остального мира. Просто потому, что те, которые вам не ровня, действительно будут сидеть на жопе, осознавая, что не способны на деяния вашего уровня.

Его поддержал Бармалей.

— Мастер, он прав. Хоть вы и сказали, что сторона магов — общая, а не ваша, на самом деле она все-таки ваша. Потому что без вас у остальных ничего не получится. Узнай я, что Ксантор поднял восстание... — он указал на рассудительного, — что бы сделал я? Делал бы ставки, как скоро его ждет фиаско. Мы все отважились выползти из нор только потому, что вы это сделали. Некроманты и чернокнижники всегда терпели поражение — но раз вы начали борьбу, значит, у вас есть план. Мы верим, что вы, может быть, сделаете то, что не смог сделать никто до вас. Верим настолько сильно, что готовы присоединиться. Но если вы отвергаете тех, кто желает быть на вашей стороне — останетесь в одиночку. Потому что никто, кроме вас, не готов бороться сам по себе. Вы — ось, основа, вокруг которой могут собраться маги-нелегалы, каждый из которых сам по себе слишком слаб и не способен на личную войну.

— Все верно, ученичок. Только ты кое-что упустил. Мы — некроманты. Мы по определению не можем собраться вместе, потому что количество нежити, собранной в единый кулак, ограничено. И потому каждый из нас вынужден, даже действуя заодно с остальными, все-таки быть сам по себе. Знаешь, в чем была главная ошибка всех некромантов, которые ранее проиграли в борьбе?

Тут они все почти буквально навострили уши. Ну еще бы, Рэйзель поделится планом завоевания мира...

— Я тебе скажу, в чем. Они пытались победить в генеральном сражении, но всегда и неизменно ограничение в размере армии предрешало исход сражения. Живые брали мертвых числом, и с этим ничего не поделать... если не менять кардинально методы войны. Я вас не отверг, вы на самом деле уже получили первое боевое задание. Атаковать Болонгу, посеять панику и хаос, собрать хоть какие-то силы. Поверь мне, это самое простое задание, которое ты можешь получить от меня. Как только у вас на шестерых появится хотя бы пара сотен нежити, желательно не абы какой — вы станете боевой силой, способной выполнять задачи. Боевые маги — разговор отдельный, но среди нашей братии их мало...

— Вообще-то, вот эти трое — просто беглые маги. Боевые.

— И замечательно. Три боевых мага и три чернокнижника. Выберите место и время, удобные для вас, нанесите удар, поднимите себе слуг — и у вас будет и ударная мощь магии, и защита в виде мертвой пехоты. А потом либо нанесите еще один удар, либо вернитесь с этим войском. Вот тогда, действуя сообща, мы сможем больше, чем если каждый будет сам по себе. Вот тогда вы не словом, а делом займете свое место на нашей общей стороне. И когда наши успехи станут очевидны всему миру — к нам примкнут и другие. И тогда мы победим.

* * *

После того, как гости повернули в сторону Болонги, я еще пару часов 'провожал' их при помощи Каркуна, а затем повернул обратно и завел войска обратно в амбары.

— Все, отбой, — сказал я своим девочкам и пересказал вкратце ход беседы. — Поглядим, будет ли из них толк.

Затем я дал Каркуну поклевать каши и отправился в Нирнкэрн.

Город ландграфа Мэйнарда оказался весьма и весьма крупным — порядка пятидесяти тысяч человек, судя по площади и числу домов, что для средневековья довольно много.

Я сделал над городом круг и сел на крышу ратуши, чтобы основательно осмотреться.

Перво-наперво, мой взгляд привлекли другие вороны — ну или это Каркун их инстинктивно заметил. Воронье кружилось в трех местах, и привлекли их, как этого и следовало ожидать, виселицы. Всего повешенных около десяти — что немного. Виселиц аж три, что нелогично на первый взгляд, значит, ландграф просто построил еще две для пущего назидания. Дисциплина насаждается жесткими методами, скорей всего, это преступники. Ну, в тяжелые времена — тяжелые меры.

Заметил я и отряд стражи — девять человек с сержантом во главе патрулируют улицу. Прохожих мало — и это логично, город в осаде практически, к тому же те, которые могли удрать, скорей всего удрали.

Но те прохожие, которых я увидел, ведут себя довольно спокойно, каких-то волнений не видно. Шума мало, в основном он исходит из квартала, откуда дымки в небо поднимаются.

Подлетев поближе, я понял, что это ремесленный квартал, и кузницы работают на всех парах. Стражи в квартале больше, чем в других местах, туда-сюда деловито снуют подмастерья, носят материалы, катают тачки. Еще чуть приблизившись, я разглядел, что в квартале полным ходом куют оружие и делают доспехи из всего, из чего можно.

В соседнем квартале я увидел площадь перед зданием, похожим на казарму, на которой кое-как выстроилась толпа людей невоенной наружности с длинными шестами, и несколько военных показывают им простейшие перестроения. Хм... Ландграф войну затеять решил? Он вообще в своем уме?

Чуть понаблюдав, я понял — да, Мэйнард вполне в своем уме. Усилия сержантов сводились к тому, чтобы научить толпу горожан организованно разворачиваться в разные стороны и строить двойные шеренги и 'коробки', встречая противника упертыми в землю копьями — прием, который я сам применял против здоровенной твари. Против крупной Порчи, атакующей с разбега — вполне себе действенная защита, а вот против нежити, наступающей неторопливо и неудержимо, это не сработает. Хм... Граф обучает бригаду для вылазок за провиантом?

Как раз в этот момент из казармы вышла женщина, в которой я узнал Теодению Винтер, инквизиторшу из Кортании. Да, сомнений почти нет: подготовка ополчения для вылазок по окрестным деревням.

Особняк самого ландграфа, солидный такой полудворец, оказался превращен практически в крепость. Окна первого этажа полностью замурованы, напротив главного входа вбиты наклонные колья, остальные двери тоже замурованы. При этом второй этаж переделке подвергся мало: окна открыты, занавески на местах. При осаде нормальным противником и обстреле это привело бы к пожарам всенепременно, но Порча и эфириалы обычно не пользуются ружьями и пушками.

Заглянув в одно приоткрытое окно, я заметил, что комнату, прежде обычную, превратили в склад: на стене зеркало осталось, но мебели нет, у стен сложены мешки.

Итак, в Ниркэрне более-менее порядок — и это хорошо. Значит, ландграф внял моему совету.

Я велел Каркуну возвращаться, а сам подумал, что копья — идея неплохая, надо бы старосту озадачить, а то у меня на все войско алебард всего четыре сотни. У мертвых крестьян и разбойников в основном топоры, сабли и секиры, с копьями они против громадной Порчи полезней будут, да и против конницы тоже.

Вечером староста наконец-то завершил оборонительный ров, окруживший и храм, и мою штаб-квартиру, и пообещал, что за два дня сможет разобрать все оставшиеся в деревне бревенчатые дома и сараи на частокол. Впрочем, оных осталось немного, на частокол не хватит.

— Тогда разбирать смысла нет, — сказал я, — раз так и так придется лес за бревнами переться. Вот что, кузнецы тут есть?

— Есть, — кивнул староста, — аж три. Один даже оружейник... немного.

— То, что надо. Завтра надо сделать копий штук пятьсот. Подлиннее чтоб, шагов восемь-десять в длину. Кузнецы пусть куют наконечники...

— Эм-м... Вашмагейшество, кузница-то одна, и та на краю деревни...

— Не проблема. Поставлю там пару сотен нежити вокруг, пусть кузница работает безостановочно.

Уже к вечеру выяснилось, что у местного кузнеца запас железа был, мягко говоря, небольшим: дня на два, то есть где-то на сотню наконечников, и то, тогда уже нечем будет при нужде починить доспехи или инструмент крестьянам, при том, что и инструмента у нас — кот наплакал. Хватает дать в каждые руки лопату, кирку или пилу, но запаса нет.

— А что ж ты только сейчас мне это говоришь? — спросил я старосту.

— Ну-у-у, вашмагейшество, такое дело, как-то не думал. Поначалу хватало инструмента, значит, но потом люди начали прибывать и теперь у нас мужиков рабочих больше, чем было в деревне до этой напасти, значит... Есть кузница, я знал, что там есть запас, чтоб изготовить чего при нужде — чего ж беспокоиться... Ну а что вам копья понадобились внезапно — того я никак не мог предвидеть.

— И то правда... Значит, завтра копья делать — послезавтра сходим в большой поход. Все телеги, что есть, к послезавтра должны быть в порядке и на ходу.

* * *

Прямо посреди ночи в укреплении начался шум, причем узнал я это от Каркуна: ворон, обладая самым чутким слухом среди всех жильцов дома, проснулся первым и донес это до меня, тем самым показав, что наша связь — двусторонняя. Он может 'прислать' мне то, что слышит, по своей инициативе, по крайней мере, в тот момент, когда я сплю. Ценное открытие, но пока надо разобраться с шумом.

Шум оказался относительно негромким: до меня долетают человеческие голоса, я не могу разобрать слов, но слышу встревоженность в них. С другой стороны, воплей ужаса и предсмертных криков тоже нет.

Я встал, стараясь не разбудить Зенобию, набросил 'бронекамзол', надел шлем и вывел из амбара полсотни отборной пехоты.

— Что случилось? — сонным голосом сказала Зен и потянулась за своим револьвером.

— Сейчас пойду разберусь. На нападение не похоже, спи.

Когда я вышел, одновременно со мной из своей комнаты выскочила Альта. Чутко спит, однако.

— Я разберусь, — сказал я, — иди отдыхай.

— Да уж раз встала и оделась — тоже пойду. Сон как-то сняло, почудилось, что на нас напали...

Мы подошли к воротам и увидели, что часовой оказался на своем посту над стеной — значит, охрана на месте, и Нибель при этом не посчитал нужным меня будить. Ладно, все равно разобраться надо, раз пришли.

Когда заскрипели ворота, шум моментально пошел на убыль. Я пропустил вперед несколько пехотинцев, затем вошли мы с Альтой.

Рядом сразу нарисовался сам Нибель — с револьвером, саблей и в кольчуге, надетой прямо поверх исподнего белья.

— Что стряслось?

— Да вот, вашмагейшество, один из новопришлых оказался того... болен. 'Кровавая погибель' у него.

Толпа расступилась, образовав коридор, и я увидел в самом углу у частокола группу людей: мужчина на коленях, трясущийся, словно в лихорадке, обнимающая его женщина пару ребят постарше и за ними — маленьких мальчика и девочку. Мальчика я узнал сразу: белый малыш-дагаллонец. А вот отца его оказалось труднее узнать: кровавые слезы, испачкавшие лицо, превратили лицо в жуткую маску.

Вокруг них образовалось пустое пространство: все старались отойти от больного подальше.

— Во имя Пятерых, что это с ним?

Он попытался что-то ответить, но не смог. За него ответила Альта.

— Кровавая погибель, она же олеронская лихорадка, валинорская болотная чума, кровавая лихорадка и так далее... — Она подошла чуть ближе и посветила себе фонарем. — Человече, это какой приступ по счету?

Он молча поднял трясущуюся руку с четырьмя пальцами. Его жена тем временем принялась вытирать его глаза платком, чтобы он мог что-то видеть.

— Последняя стадия, — резюмировала Альта. — Еще месяц-полтора будешь жить нормально, если не считать приступов каждые четыре-шесть дней, а потом они участятся, ты ослепнешь и последние пару недель проживешь в муках... Это ты на Олероне подхватил?

Он понуро кивнул, а я подумал, что только чумы мне не хватало.

— Можно что-то сделать? — спросил я.

— Только добить, когда ослепнет, чтоб не мучился. Кровавая чума не заразна, но смертельна. Единственная инфекционная болезнь, с которой ничего не могут сделать даже маги-целители.

— Ты точно это знаешь? Откуда?

На лице Альты появилась растерянность, а затем она ответила:

— Э-э... Вообще-то, из ваших дневников, мастер. Вы когда-то пытались научиться передавать ее от больных к здоровым, но у вас ничего не получилось. Вы, наверно, забыли об этом, мастер, дневники выглядели больно старыми...

Альта, конечно, молодчина: выглядело бы странным, если б ученица знала больше великого Рэйзеля, но она мастерски выкрутилась.

— Что, правда? — проворчал я. — Ну тогда все ясно. Дневники на то и нужны, чтоб не запоминать свои неудачи на сотни лет... Так болезнь может длиться годами?

— Да, — сказал сзади Грегор, — от двух до четырех лет, иначе больной не мог бы объявиться тут, за многие тысячи верст от мест, где эту дрянь можно подхватить. Кровавую чуму разносит только особый болотный гнус, который обитает лишь в одном болоте на Олероне и в одном — в Валиноре. Неизвестно, чтобы этот гнус водился где-нибудь еще. А от человека к человеку болезнь действительно не передается, хотя в местах, где болезнь известна плохо, этого не знают...

— Теперь знают, — сказал я и кивнул Нибелю: — все, разгоняй зевак, завтра работать спозаранку...

Но тут из толпы послышался голос, требующий выгнать зараженного за ворота. Его поддержало еще несколько зевак.

— Это приказ или требование? — спокойно поинтересовался я.

Крестьяне, осознав, что позволили себе слишком много, испуганно заткнулись, а первый голос, заикаясь, куда менее уверенно проблеял:

— П-п-просьба... Болезнь жуткая, а вдруг как все-таки заразна?

— Вдруг? Это ты слова инквизитора поставил под сомнение, или мою вековую мудрость? Я никого силой не держу, кто боится — ворота открыты, в добрый путь! А выгонять кого или нет — тут я решаю.

— Разойтись! — гаркнул Нибель, и на этом инцидент исчерпался.

На обратном пути я сказал:

— Блин, как так, что магия, оказывается, не со всеми болезнями справляется, а?

— Ну, строго говоря, — ответила Альта, — способ есть. Ритуал самоочищения — ответ мага на любую болезнь или отравление. Вот только совершить его маг может только над самим собой. Над другим — невозможно. Никто пока не смог изобрести аналог. Так что от олеронской чумы мрут все одинаково, кто не маг, даже короли.

— Ага, было дело, — кивнул Грегор. — Двести лет назад король Валинора от нее скончался. Два целителя сделали невозможное, позволив ему прожить после начала последней стадии не пару месяцев, а целых два года, но в конце концов болезнь его доконала.

Я вздохнул:

— Вот потому миром должны править маги, а не короли. Рэйзель, при всей его гениальности, мог бы стать тем, кто найдет способ победить даже эту чуму, если б его не столкнули на темную сторону. Но дело даже не в этом. Носитель живет лишь в двух болотах! Уничтожить кровавую погибель можно просто путем осушения болот, только королям нет дела. Потому их надо сменить на тех, кому дело будет. Первое, что я сделаю, когда захвачу мир — осушу эти два болота.

* * *

Через день после этого я осуществил первую масштабную операцию, не выходя из дома. Караван из двадцати двух телег и пятидесяти мужиков двинулся в ближайшее село за всем, что можно оттуда вынести, охраняли их двести мертвых разбойников, тридцать рэйзелевских пехотинцев и двадцать драгун с ружьями. К драгунам я приставил пять человек из взвода Нибеля — только для того, чтобы заряжать нежити ружья.

Вся эта военная сила управлялась мной с высоты через Каркуна, благодаря чему я получил первый серьезный опыт и начал оттачивать мастерство. При подходе к деревне передняя колонна вошла и рассредоточилась полукругом, затем вошли крестьяне в сопровождении задней колонны. Разбойники образовали оцепление, а ударное ядро — стража и драгуны — осталось в центре, чтобы оперативно выдвинуться, куда понадобится. По мере того, как крестьяне обыскивали дом за домом, сарай за сараем, вынося оттуда все, что имеет хотя бы минимальную ценность, оцепление продвигалось все дальше.

Уже к обеду сын старосты, руководивший работами, загрузил все телеги полностью и сказал, что оставил еще часть менее ценного добра, которое в теории может понадобиться позднее, в паре амбаров. Я прикинул, что дальний край деревни даже не обыскан.

— Получается, сюда можно еще раз наведаться завтра? — спросил я, сидя на крыше амбара над ним.

— Смысла нет, вашмагейшество. Просто потому, что нам столько добра хранить негде. Говорят, запас карман не тянет — это сейчас не про нас. А вообще — сюда еще много раз можно ходить. Тут дома — вон сколько бревенчатых. Получается дальше, чем в лес, но тут бревна уже готовые. Не надо рубить, тесать и так далее. Разобрал да погрузил.

Я согласился с ним: дело даже не в том, что тут меньше работы, в лесу я лишаюсь громадного преимущества в обзоре на много километров вокруг, а моя пехота теряет в подвижности на относительно мягкой почве и пересеченной местности. В деревне же твердая опора под ногами и проще перестраиваться.

Нашей добычей стала преимущественно хозяйственная утварь, а также немало сукна для починки одежды, полотна для навесов, самой одежды, предметов обихода, сбруи и тому подобного. Нашлась пара очень добротных телег и несколько похуже, так что взятые с собой дополнительные кони пришлись очень кстати. Поскольку ранее мы сюда уже ходили за провиантом, то собственно провизии нам досталось мало и все сплошь второй сорт — ячмень, просо, овес, хотя мужики отыскали и некоторое количество ценного провианта, прощелканного в прошлый раз, в том числе горшочки с медом, соленьями и немного солонины.

Из того, что интересовало меня, мы нашли несколько образцов сугубо военно-охотничьего предназначения, в основном, рогатины и пики невысокого качества, а также кое-какой инструментарий из местной кузницы и небольшие запасы железа и древесного угля.

Словом, экспедиция оказалось удачной во всех отношениях, так что я даже распорядился, чтобы староста выдал участникам улучшенный паек, и в тот же вечер кузница возобновила работу.

Также я обсудил с сыном старосты и стариком-инженером процесс разборки домов и доставки бревен, и вот тут все оказалось не так радужно. Путь в оба конца, обусловленный не лучшей подвижностью нежити на марше, занимал немалый срок, так что если выйти утром и вернуться вечером — на собственно работу останется мало что. Разумно было бы организовать временный лагерь, но тут все внезапно усложнилось: при помощи Каркуна я могу находиться где угодно — но только в одном месте, как ни крути. Я не могу сопровождать конвой и охранять лагерь одновременно, а нежить, оставшаяся без контроля — не лучшая оборона. Увы, мертвецы исполнительны, но не обладают высокой инициативой и приспосабливаемостью. Если на 'полк Васпиана' еще можно худо-бедно положиться, то на разбойников, не обученных воевать против Порчи, надежды куда меньше. Есть у меня также сильные опасения, что элитные при жизни войска не смогут без команды выполнять даже такие простые действия, как перегруппировка и перераспределение сил. Если оцепление лагеря будет прорвано — не исключено, что оставшаяся пехота продолжит удерживать свои позиции, даже когда в самом лагере Порча будет жрать людей. Увы и ах, но нежить — инструмент, способный исполнять простые инструкции, не более того.

Я мог бы задействовать Альту как постоянного командира лагеря — но она и так не вылезает из импровизированной лаборатории, нас поджимает время. С Грегором другая беда — он вообще не маг. Будь он магом, я мог бы его пометить руной, которая позволит нежити получать от него волевые приказы почти как от меня, но раз он не маг, то его возможности командования ограничены голосом и жестом. В случае с обычными солдатами сержант может обращаться к подчиненным по именам, раздавая отдельные приказы, а у нежити имен-то нету. То есть, мертвец для получения личного приказа должен смотреть на командира, чтобы видеть, что обращаются именно к нему, а это невозможно, если идет бой и командир находится позади. То есть, вся масса может получать только общие для всех команды.

Эх-х, как бы мне пригодился соратник со своим войском, пусть даже небольшим... Или даже без оного. Да, я немного лукавил, когда говорил 'гостям', что у меня все под контролем, но доверять непонятно кому тоже был не вариант.

* * *

Утром делать было в общем-то нечего, и я попытался устроить допрос Лии, но толком ничего не добился. То есть, заставить ее отвечать на вопросы было очень просто: я пригрозил, что за ее молчание буду истязать принца Васпиана. Она попыталась снова разыграть старую карту про то, что Васпиан мне нужен живым, но номер не прошел.

— Да, принц нужен мне живым, глупая девчонка, но знаешь ли ты, для чего?

— А что тут знать. Как заложник, чтобы король Ингмер не смог тебя прихлопнуть.

— Ошибаешься. Я хочу, чтобы он страдал. У меня к нему есть личные счеты, как и к его отцу. И для меня не будет проблемой дополнительно помучить Васпиана, если ты будешь молчать. А насчет прихлопнуть — я дам королю такую возможность. Разберусь вначале с порчей, а потом настанет через Ингмера. Там и поглядим, кто кого прихлопнет.

Так что ответы я получил, но они оказались довольно бесполезными. Как и предполагал Грегор, наложница принца, будучи всего лишь адъютантом, толком ничего не знала. Я получил кучу сведений об обстановке внутри той части страны, которая находилась по ту сторону захваченной эфириалами территории, но особой пользы с этого нет, потому что о формировании трех отборных полков и подмоги паладинам ордена я и так знал. О том, что внутри страны возник серьезный кризис, а провиант сильно подорожал, я догадывался и сам. Каких-то более полезных сведений мне получить не удалось, но в целом радует, что я более-менее хорошо понимаю и оцениваю ситуацию.

Я затеял большую ревизию и массовое перераспределение огнестрельного вооружения. Выяснилось, что хоть полк Васпиана и был хорошо вооружен огнестрелом, причем довольно новыми и прогрессивными по своей конструкции револьверами, эти самые револьверы все еще изготовляются поштучно разными мастерами, и потому калибры и конструкции сильно различаются. И если отлить пулю нужного калибра не проблема, но вот с капсюлями все куда хуже. Капсюль надевается на брандтрубку и должен полностью к ней подходить. Иначе капсюль либо не наденется, либо не будет плотно держаться.

И вот проблема: эти самые брандтрубки у револьверов разные. Если у кортанских драгун стандарт единый — и пистоли, и ружья-алебарды имеют стандартную брандтрубку — то тантагорские револьверы имеют порой разные конструкции и разное положение брандтрубок. У одних брандтрубки радиальные, выступающие за барабан, у других торцевые, то есть параллельные оси барабана. И толщина их разная.

В дополнение к этому револьверы рыцаря-эфириала оказались несовместимы с другим огнестрелом ни по калибру, ни по капсюлю, одно хорошо, что к ним у него был хороший запас этих самых капсюлей.

Я озадачил этим вопросом того кузнеца, которого староста охарактеризовал как частично оружейника — оказалось, такие мелкие работы, как замена брандтрубки, ему не по плечу. Топор или тесак — да, что помельче — увы, да и инструмента нужного нет. Нужен оружейник.

Я перераспределил оружие, оснастив солдат из полка Васпиана оружием, к которому есть запас капсюлей, выделил из них отряд в самых хороших доспехах на роль своей гвардии и вооружил их револьверами эфирного рыцаря, а несколько револьверов, для которых капсюлей совсем мало, отдал Нибелю и его солдатам.

К обеду я со всем этим управился, слетал на разведку окрестностей Каркуном, ничего опасного не обнаружил, осмотрел, как продвигается работа. Крестьяне уже закончили ров и устанавливали последние бревна частокола. Расширение пространства крепости весьма к месту, потому что уже было несколько тесновато. Но если я хочу принять большое число новых подданных — надо расширяться еще дальше.

Но тут вылезла еще одна проблема: надо бы провести полевые работы. Урожай собирать еще рано, но работы кое-какие нужны, иначе собирать будет нечего. Окучивание, прополка, местами, возможно, провести ответвление от нашего канала, наполняющего ров водой.

— Сколько надо людей и времени? — спросил я у старосты.

— Не могу знать заранее, — ответил тот, — я поле видел только там, где мы канаву копали от речки, выходить в поля без охраны как-то не с руки. В целом-то состояние посевов неплохое, засухи не было, погода хорошая. Но полям присмотр нужен. Так-то в нашем распоряжении оказалось полей больше, чем людей, во много раз, потому ежели урожай будет плох — мы это переживем. Но ежели за посевами совсем не смотреть — можем остаться без урожая вовсе.

— Тогда ступай в поле да сам погляди, чего и как. Охрану тебе сейчас подведу.

Я добрый час конвоировал старосту по окрестным полям, ведя впереди и позади него группу нежити и присматривая за окружением с высоты птичьего полета.

Уже под самый конец я заметил в нескольких верстах странную скрюченную фигуру и попытался нагнать ее пехотой — но черта с два. Эфириал довольно резво ускакал от меня на трех ногах — все три разные — в сторону, захваченную Порчей.

— Вашмагейшество, неужто отродья окаянные уже к нам подбираются? — встревоженно спросил староста, вернувшись из обхода.

— В смысле — подбираются? — ответил я, сохраняя покерфэйс. — Если ты не знал, там, на западе, где Прорыв из Потусторонья, таких полно, я их постоянно вижу. Хоть рыцарь, хоть тварь, что за гонцом гналась. Забредают порой. Что случается с теми, которые от меня не бегут вприпрыжку, ты и сам знаешь. Завтра выводим людей на полевые работы.

А про себя подумал, что надо бы быть начеку. То есть, я и так начеку, но... Впрочем, теперь, когда у меня есть крылатый фамильяр, черта с два что-то подкрадется незамеченным.

* * *

Прошло еще два дня. Полевые работы прошли без осложнений, попутно заготовили в ближайшем леске запас дров. Староста провел ревизию и пришел к выводу, что провианта нам хватит минимум на полгода, так что экономить не нужно. Конечно, еда моих подданных проста: каша и долгохранящиеся овощи, преимущественно морковь, а также квашеная капуста. Но, насколько я знаю, на еду не жалуется никто: не те времена, чтобы носом вертеть, и все это понимают. Когда вокруг голод, чума и Порча, кушать досыта и сидеть в безопасности есть роскошь.

Кузнецы изготовили первую партию копий, и я опытным путем выяснил, что мертвые горожане вполне адекватно способны исполнять мою волю, образовывая лес направленных в сторону врага наконечников. Так что теперь при стычке с громадными тварями я буду использовать в передних рядах именно их как самый расходный материал.

Заодно я выяснил, что всего в сорока верстах, почти у кортанской границы, есть известняковый карьер. И кварц, который староста называл 'земным хрусталем', там часто находили, да к тому же в деревне есть мужик, который там работал.

Мужика этого я расспросил и он поведал мне, что найти там кусок 'хрусталя' размером с кулак было делом нечастым, но вполне обычным. Бывали случаи, когда находили кристаллы и друзы побольше. Собственно, самой трудной частью было утаить свою находку от приказчиков владельца, и этот мужик и сам, было дело, купил вторую корову после того, как сумел утаить и продать два куска 'хрусталя', каждый размером с кулак крупного мужчины, то есть побольше его собственного, хотя он сам мне показался тоже довольно крепким.

— А помельче куски там есть? — спросил я.

— Да полно, — последовал ответ. — Только там дело такое, кусок размером с кулак стоил пригоршню серебра. Если больше — о-о-о, это все равно что дар от Пятерых получить. А если немного меньше — стоили мало. Если размером с палец, но без единого изъяна — те тоже стоили маленько. Все, что меньше или с изъяном — то просто прозрачные камешки. Их никто не покупал, ну максимум набрать красивых пригоршню дочке бусы сделать, так что мелких кристаллов можно отыскать прямо под ногами.

Я специально уточнил, насколько мелкие — и он ответил мне, что размером с фасоль — это уже мелкота. Буквально однажды туда наведался человек и предложил денег, если ему насобирают такой мелкоты без трещин и изъянов, ему и насобирали довольно быстро. Заплатил тот тип весьма скромные деньги, но рабочие были рады и тому, ибо им заплатили, по сути, за камушки под ногами, которые никому не были нужны.

Сорок верст, однако. Почти под боком. Проблема только в том, как там добычу наладить. Верней, наладить добычу фигня вопрос, проблема в охране. Сорок верст — это для моей пехоты, не очень-то быстрой, дневной переход. Зомби способны передвигаться быстрее, чем обычно, но только если ими руководить напрямую. Зомби, получивший просто приказ двигаться, шагает крайне неторопливо.

Затем я уточнил у Альты, какие кристаллы ей нужны, и выяснил, что предметы, которые маги заряжают эфиром, чтобы иметь запас на крайний случай — как правило, обычные украшения с крупными полудрагоценными камнями. Но 'крупный' оникс или аметист — это камешек размером с горошину, а не с фасоль.

— И сколько эфира можно накопить в таком камне? — спросил я у Альты.

— Да понятия не имею, — призналась она. — Мы с Рэйзелем, как бы, не обычные маги, не пользовались таким. Драгоценные камни мы держали только ради их цены. Я взяла один рубин, сейчас вот ломаю голову, как его заряжать при помощи руны. В теории, уже вроде бы общие принципы уловила — но составить руну пока не выходит.

— Понятно. В общем, карьер, где можно добыть много кварца, тут есть, у самой границы. Камни там размером с фасолину, а попадаются и больше.

— А что с ювелирами?

— Они точно нужны?

Альта кивнула и показала мне два камня: ограненный рубин и другой, неограненный.

— Смотри.

Она положила ограненный на тщательно вычерченную на бумаге руну, и свеча, установленная в специальном месте этой руны, загорелась.

— Это мое экспериментальное приспособление. Я научилась заряжать камень просто в руке, и его хватает на то, чтобы запитать зажигающую руну несколько раз. А вот этот, неограненный, не работает. Максимум один раз, и надо заряжать снова. А потом я дошла в одной книге до места, где сказано, что камень должен быть ограненным. Непонятно, почему, в книге не сказано. Я, правда, не все книги еще прочитала, но вообще учти, что самая новая книга — ей лет двести. Мастер давно забросил свои эксперименты с камнями. Ничего новее у меня нет. Есть шансы, что в библиотеке у нас остались книги, про которые я не знаю, надо вернуться и поискать.

— Или спросить у кого-то, кто знает... Я даже знаю, у кого.

Однако поздно вечером Альта сообщила, что в одной из книг имеется и чертеж, и обоснование, почему надо гранить камни-накопители: по какой-то причине с полукруглых поверхностей и углов эфир 'соскальзывает', не 'впитывается'. Должны быть как можно более четкие грани, это напрямую влияет на то, сколько эфира можно накопить в таком камне и насколько легко это сделать.

— В следующий раз вначале читай до конца, потом делай, — усмехнулся я.

— Если я начну читать до конца — до экспериментов дело дойдет еще не скоро, — ответила Альта. — А к нам там Болонга и Марана вот-вот армию отправят.

Я вздохнул.

— Встречать Болонгу и Марану мы так и так будем тем, что есть. Но у меня уже имеется идейка.

* * *

Утром я накормил Каркуна кашей и сырыми кусками жира, который Зенобия не отправила в похлебку, сделал дежурный облет и полетел в Нирнкэрн.

Обстановка в городе поменялась мало, разве что я обнаружил поисковую партию с несколькими телегами, идущую от города. Во главе та самая Теодения Винтер, с ней несколько солдат и группа крестьян с пиками. Вылазка.

Я облетел особняк ландграфа, заглядывая в окна, и заметил, что в зале на втором этаже идет какое-то совещание. Среди присутствующих — сам граф Мэйнард и уже знакомые мне Замбрандт и Раммия, а с ними еще несколько человек, мужчин и женщин, выглядящих не особо по-военному. Кажется, совещание ковена без 'чужих' — они-то мне и нужны.

Итак, дамы и господа.

Продолжение все-таки будет. И даже больше того: теперь планируется не дилогия, а трилогия.

С данного момента дописывать второй том и писать третий будет мой друг, Влад Тепеш (не ржать, он не имеет отношения к Дракуле, Тепеш — словенская фамилия). Он теперь мой соавтор в написании этого произведения.

Это человек, который в 2010-2012 годах учил меня писать литературным стилем, а также по сей день является моим редактором и бета-ридером. Так что по качеству текста вопросов быть не должно.

Поскольку дописывать второй том Влад будет по моим черновикам — то с историей тоже проблем быть не должно. Что он наваяет в третьем томе — это мне и самому уже интересно.

Если есть вопросы — задавайте в комментариях.

Апдейт: Влад начал плотную работу и выкладку (на АТ).