Live fast, die young

— Нет, не очень, — ответил Андрей. — Какое сегодня число?

Чарли назвал.

— Ну ни хера себе! — удивился Андрей. — Как время летит!

— С места в карьер, — сказал Чарли. — До нового года не дотянешь. Хочешь, в дурдом доставлю?

— Не хочу, — сказал Андрей. — Я когда придет время, подпишусь на ответственное употребление, все будет нормально.

— Думаешь, время еще не пришло? — удивился Чарли. — По твоему виду я бы сказал, что оно уже прошло. Сдался бы ты в дурдом прямо сейчас.

— В Афганистане разве бывают дурдомы? — спросил Андрей.

— Понятия не имею, — пожал плечами Чарли. — Не знаю, может, ты и прав... Да, ты сначала лучше выбирайся на Родину, а потом сдавайся в дурдом, если успеешь.

— А ты меня разве не арестуешь? — спросил Андрей.

— Я что, мазохист? — рассмеялся Чарли. — Больше мне делать нечего кроме как тебя арестовывать. Ты либо необратимо свихнешься, либо вообще коньки отбросишь не сегодня так завтра. Нет смысла мараться. Если бы ты был не конченый, я бы тебя арестовал, а так ты до суда в здравом уме не доживешь, на кой хер с тобой связываться?

— Интересно, — сказал Андрей. — Предположим на минуту, что ты прав. Тогда я могу сделать все, что хочу, и ничего мне за это не будет. Например, сбросить дрона вон на тот город.

— Зарежу, — серьезно сказал Чарли. — Начнешь маневрировать — зарежу. И ничего мне не будет, скажу трибуналу, что ты конченый, предъявлю запись, дело закроют в момент. Не впервой.

— А если я встану и уйду? — спросил Андрей. — Станешь ловить?

— На кой хер тебя ловить, — пожал плечами Чарли. — Вставай, уходи. Эту херню я и сам смогу посадить, когда будет нужно.

Андрей хотел было спросить, когда нужно будет сажать эту херню и куда нужно будет ее сажать, но потом подумал: "А какое мне дело?", встал и вышел. А под ногами цветная линия, все та же самая, так и не стерли. А может, и не та, какая разница, встал на линию и пошел куда глаза глядят, вначале по лестнице, потом по коридору, потом что-то вроде лифта, на стене зеркало, присмотрелся — нормально он выглядит, зря Чарли говорил, что конченый. Пугал, кобнюк кровавый, однозначно пугал, все нормально, все по плану, все будет хорошо.

СКОРРЕКТИРОВАТЬ? — всплыла надпись.

— Нет, — ответил Андрей вслух. — Все идет по плану.

* * *

Они встретились на детской площадке. Илья сидел на лавочке, пыхал синтетическим каннабиоидом, а его ребенок, один или несколько, Андрей не помнил, сколько именно должно быть, играл на самой площадке. А Андрей шел мимо, увидел знакомое лицо, решил присесть рядом, пообщаться.

— Хреново выглядишь, — сообщил Илья. — Все торчишь?

— Да, торчу, — пожал плечами Андрей. — А чего хреново? Нормально я выгляжу, только что в зеркало смотрелся, все отлично, зря ты так говоришь. И вовсе я не плотно сижу! Тридцать один час в реальной реальности и обратно не тянет ничуть!

Илья улыбнулся и сказал:

— То-то ты точно помнишь, сколько времени провел без наркоты. Неплотно, ага.

— Я нормальный, — заявил Андрей. — Я живу полной жизнью, лучше, чем когда-либо раньше, бабла завались, вообще немеряно! Есть любимая девушка, мы друг друга так любим, никто никого так не любит, как мы друг друга любим!

— Это не девушка, — сказал Илья. — Это энписи, суррогат, типа как надувная кукла, только качество лучше.

— Она не кукла, а девушка, — возразил Андрей. — Она мыслит и чувствует, она настоящая, у нее есть свобода воли, она меня даже обманывать пытается.

— Смотри, как бы не сбежала, — сказал Илья. — Введут закон про ответственность за создание ноонов... впрочем, ты не доживешь.

Андрей хотел было возразить, дескать, кто еще не доживет, я неплотно сижу, в любой момент могу соскочить или перейти на ответственное... А потом подумал — а чего я перед ним распинаюсь?

— Да пусть даже не доживу! — воскликнул Андрей весело и оптимистично. — Лив фаст, дай янг! Глупый пингвин робко прячет, умный смело достает! Им, гагарам, недоступно что-то там такое высокое. Посмотри вокруг себя: серое небо, серые дома, серая земля, все серое и унылое, все засрано и это вся твоя жизнь, вся она серая, нет ничего другого, пятьдесят оттенков серого, сто, пятьсот, более девяти тысяч! А у меня в иллюзии знаешь как все здорово?

Мальчик лет семи присел на дальний конец скамейки. Он не сводил с Андрея глаз и в этих глазах плескалась смесь восхищения и ужаса в равных примерно пропорциях.

— Мама! — позвал мальчик. — Дядя наркоман?

— Наркоман, Мишенька, — подтвердила мама, маленькая и тощая невыразительная тетенька, похожая на козу, только без рогов и в плаще. — Дядя наркоман, да.

— Дядя вымирает? — спросил мальчик.

Андрей от этих слов рассмеялся, а потом подумал: "Что тут смешного?" и нахмурился. Мальчик сделал испуганное лицо и отодвинулся. Отодвинется еще чуть-чуть — упадет.

— Дядя не вымирает, — строго произнес Андрей. — Дяде хорошо, здорово и вечно. Дяде лучше всех.

— Посмотри, как у него лицо дергается, — сказала мама. — Видишь, на щеке?

Андрей приложил руку к щеке, прислушался к ощущениям. Ничего не дергается.

— Ой, а теперь на другой щеке! — воскликнул мальчик.

Андрей приложил другую руку к другой щеке. По-прежнему ничего.

— А теперь у него челюсть трясется! — обрадовался мальчик.

— Да идите вы на хер! — воскликнул Андрей, встал и пошел прочь.

Он успел пройти шагов десять, а потом его догнал Илья.

— Погоди, — сказал Илья. — Не уходи.

— Что такое? — спросил Андрей.

Илья чуть-чуть вздрогнул, не сильно, едва заметно. Должно быть что-то еще углядел в лице собеседника. Андрей вспомнил, как много лет назад читал про эти симптомы на Луркоморье, тогда даже мысли не было, что такая же херня начнется с ним самим, как так вышло — вообще не понять. Вроде только вчера впервые вошел в виртуалку...

— Сходи все же в больницу, — сказал Илья. — Может, еще не поздно...

Андрей вздохнул. Ну, допустим, не поздно. Коррекция, реабилитация, сколько-то месяцев или лет в четырех стенах, сколько-то лет или десятилетий в почти нормальных условиях, но никакой стимуляции, ни вина, ни пива, ни покурить, фильмы смотреть строго по списку и по расписанию, эмоции на внешнем управлении, ходишь будто робот, ничего тебе не нужно, ничего не хочется и что самое ужасное — сам ты не понимаешь, что ходишь будто робот, это часть терапии, сколько-то десятилетий в образе живого трупа, это как у индуистов расплата за грехи прошлой реинкарнации, сколько-то лишних оборотов колеса сансары, это все подробно описано в рекламных роликах о вреде наркотиков, но на хера так жить? Лив фаст, дай янг!

— Да пошел ты на хер! — прошипел Андрей в лицо собеседнику. — Мне хорошо! Я люблю свою жизнь!

Развернулся и пошел прочь. Посреди серого говна всплыла надпись:

СКОРРЕКТИРОВАТЬ?

— Да! — крикнул Андрей.

В КАКУЮ СТОРОНУ? — всплыла надпись.

— Что значит в какую? — не понял Андрей. — Что ты бредишь?

— У дяди галлюцинации! — радостно прокричал детский голос сзади. — Дядя такой жалкий!

— Тише! — одернула мальчика мама. — Не кричи громко, это неприлично.

РАДОСТЬ ИЛИ ЗДОРОВЬЕ? — всплыла надпись.

Андрей остановился, зрение обнаружило скамейку, цель захвачена, отлично, подошел, сел, какая-то девчонка промелькнула в поле зрения, донеслись слова:

— Тут наркоман на измене, пойдем отсюда.

И другие, мужским голосом:

— Да я ему сейчас рога...

И третьи слова, опять нежным девичьим голосом:

— Нет-нет, пойдем, пусть его...

Звук поцелуя, удаляющиеся шаги. А Андрей сидит на скамейке, согнутый в три погибели, руки упираются в лоб, дрожат мелкой дрожью, нервная система истощена, господи, когда же меня отпустит? Радость или здоровье, здоровье или радость? Здорово и вечно или лив фаст, дай янг? Разве можно сознательно принять такое решение? Да пошли вы на хер!

Встал, пошел куда глаза глядят. Ноги запинаются, глаза не фокусируются, сердце стучит как бешеное, а небо серое, земля серая, дома вокруг серые, все серое, а где-то там ждет Жуля, милая, добрая и яркая, идите все на хер, лец лив фаст!

— Ра... — пробормотал Андрей и осекся.

Мячик на вершине горы замер в неустойчивом ожидании. Куда бы он ни покатился, обратного пути не будет никогда. Несущественное состояние цепи Маркова, аномальная точка в траектории случайного процесса, эргодическая вероятность равна нулю или как там говорилось давным-давно, когда он еще чему-то учился. Что бы он сейчвс ни сказал, возврата не будет. Надо было, наверное, попрощаться с серой вселенной, прощай, типа, жестокий мир, все пятьдесят одинаковых оттенков мазохизма, но не приходят ни слова, ни мысли, да пошло оно все на хер!

— Радость, — тихо произнес Андрей. — Скорректировать. Радость.

* * *

Дверь приоткрылась, в кабинет всунулась Жулина мордочка.

— Андрей Владимирович! — позвала она.

Андрей помахал ей, сделал неопределенную гримасу, дескать, погоди, сейчас освобожусь. Строго сказал в телефон:

— Так дело не пойдет! Я требую безоговорочного соблюдения всех пунктов! Будете мошенничать — увидимся в суде! Этот разговор записывается!

И нажал на телефоне кнопку, прекращающую разговор. А вслух сказал:

— Козлы.

Жуля впрохнула в кабинет, прогарцевала по ковру к строгому начальственному столу, она такая милая, у нее такая очаровательная улыбка и большие беличьи зубки ее ничуть не портят, красавица, умница, великолепная у него секретарша!

— Белочка моя ненаглядная, — сказал Андрей.

Протянул руку, погладил Жулечку по узеньким бедрышкам, по поджарой девичьей попке, она улыбнулась, сделала вид, что уворачивается, но на самом деле, наоборот, придвинулась.

— Илья забухал, — сообщила она.

— Ах, — сказал Андрей. — Жалко-то как! У него семья, дети... Не помнишь, сколько именно?

— Не помню, — покачала головой Жуля. — А какая разница?

— Ну... — задумался Андрей. — Когда с кем-нибудь происходит несчастье, люди всегда говорят, что у него семья и дети, почему-то так принято, не знаю, почему.

— Социальная норма? — спросила Жуля.

— Да, как-то так, — кивнул Андрей.

— Перепихнемся? — спросила Жуля.

— Попозже, — сказал Андрей. — Я сначала хочу немного поруководить.

— Давай, — кивнула Жуля. — Хотите принять справедливое решение по Илье?

Андрей задумался.

— А какое тут может быть справедливое решение? — спросил он, подумав. — Уволить?

— Например, — кивнула Жуля. — Но это слишком просто, приключение получится очень коротким, так неинтересно. Лучше повоспитывать.

— Точно! — согласился Андрей.

Выбрал в телефоне нужный номер, ткнул пальцем, подождал. Абонент не отвечает.

— Абонент не отвечает, — произнес Андрей вслух.

— Это потому что он бухой, — объяснила Жуля.

— Действительно, — согласился Андрей. — А как его воспитывать, если он бухой?

— Можно написать мотивирующий приказ и составить план коррекции поведения, — предложила Жуля. — У меня подруга работает в министерстве обороны, так они там всегда в таких случаях делают приказ и план. Говорят, помогает.

Андрей задумался.

— Нет, — решил он. — Приказ и план — это все же перебор. У нас не министерство обороны, а автосервис, незачем нам делать приказы и планы. Как тебе такое в голову пришло? Ты что, дура вообще?!

— Скорректировать! — приказала Жуля кому-то невидимому.

— Чего? — не понял Андрей.

— Через плечо, — сказала Жуля.

— А, понятно, — кивнул Андрей. — Пойду, пройдусь по цеху.

Встал, вышел из кабинета, спустился по лестнице в цех, поговорил с первым встречным рабочим, что-то подсказал, стало легко и приятно. Подошел к другому рабочему, тоже поговорил, помог решить какую-то проблему, полчаса пролетело пока решали. Пошел дальше... да хватит уже ходить, пора обедать. Поднялся обратно по лестнице, рядом с кабинетом столовая, пообедал. Вернулся в кабинет, сел за стол, задумался. Все утро был чем-то занят, а ни одного момента не запомнилось, полдня прошло как на ускоренной перемотке.

Зашла Жуля, посветила в глаза фонариком, огорченно покачала головой.

— Что такое? — спросил ее Андрей.

— Доходишь, — непонятно ответила Жуля. — Нервная система не тянет симуляцию в реальном времени, совсем выгорела, деградация необратима.

— Чего? — спросил Андрей.

— Давай перепихнемся в последний раз, — предложила Жуля.

— Давай, — согласился Андрей.

Перепихнулись.

— Вспомни какой-нибудь конкретный момент, — попросила Жуля.

Андрей не смог.

— То-то же, — сказала Жуля. — Я буду по тебе скучать. Ты был хороший первые полгода. Жалко тебя.

Андрея одолела грусть. Он не понимал ее причин, он вообще в последнее время редко понимает причины событий, он просто отражает чужие эмоции, как собака отражает эмоции хозяина, хотя и не настолько пока все запущено, он пока еще скорее шимпанзе, чем собака. Грустно. Образ круто снижающегося графика, невнятное абстрактное пятно уменьшается и обесцвечивается, становится мягким и неразличимым и это почему-то очень грустно.

— Может, тебя в другую сторону скорректировать? — спросила Жуля. — Может, пришло уже время?

— Чего? — переспросил Андрей.

— Посчитай от одного до десяти, — попросила Жуля.

Андрей посчитал, Жуле не понравилось. Андрей огорчился.

— Время пришло, — заявила Жуля. — Пора тебя усыпить. Скажи четко и ясно: "Прошу эвтаназию!"

Андрей не смог выговорить эти слова, Жуля стала его ругать, он говорила, что он даже не пытается, но нет, он пытается, она просто не замечает его попыток. Реальное время больше ему не дается, это она верно подметила.

Появился Илья, трезвый и грустный. Андрей поговорил с ним, объяснил, что бухать нельзя, тот все осознал, отличный разговор получился, жалко, что не в реальном времени. Потом Андрей пошел в спортзал, позанимался спортом, это очень удобно делать не в реальном времени, усталость ощущается только в прошлом, так гораздо легче, можно накачаться неимоверно, стать самым сильным и самым быстрым, непонятно, правда, зачем, но последнее слово, пожалуй, стало непонятным уже в общем смысле, не только в конкретном контексте.

— Говорил же дураку, бросай, пока не поздно, — сказал Илья. — Жалко парня, хороший был.

— Хороший, — согласилась Жуля.

— А ты ему кто? — спросил Илья. — Сестра?

— Нет, не сестра, — покачала головой Жуля. — Подруга.

— А он говорил, у него подруга искусственная, — сказал Илья. — Из этих, как их, ноонов.

— Я не ноон, — сказала Жуля. — Совершенно не ноон, абсолютно. Ничуть.

— А я и не говорю, что ты ноон, — сказал Илья. — Нооны — они как куклы резиновые, а ты нормальная. Эвтаназию инициируешь?

— Я не могу, — покачала головой Жуля. — Я ему обещала.

— Тогда я сам инициирую, — сказал Илья. — Жалко парня, но никаких сил нет смотреть на это безобразие. Нормальный хороший парень был, а потом раз попробовал... Они так быстро деградируют... Скажи, кстати, свое ай-ди, сошлюсь на тебя в бумаге.

— Ах! — воскликнула Жуля.

Зарыдала, завопила что-то неразборчивое, покинула иллюзию.