Посещение часть 1

Хиггинсу и макароннику повезло: они почти перед самым "выключением" солнечного освещения добрались до стоянки, причем не с пустыми руками. Причем "не пустыми" руки были у Хиггинса, который появился, следом за мафиози, весьма довольное выражение физиономии, которого подсказывало, что охотничья вылазка удалась. Хиггинс двигался с некоторой усталостью, чуть согнувшись под ношей, что объяснило приподнятое настроение итальянца. Охотникам удалось "завалить" вполне приличного по весу пекари и героем дня был, несомненно, итальянец. Он с важным видом нес оружие обоих. Ну, а раз уж строптивому Хиггинсу пришлось тащить добычу, метким стрелком оказался, конечно же, не он.

Впервые за последнюю неделю, им всем удалось отведать свежего мяса. Причем, приготовленного непосредственно под руководством Русо, использовавшего выструганные из насыщенных влагой веток в виде шампуров, на которых над углями с одной стороны, не подкармливаемого сухими дровами костра, обжаривалось нарезанное небольшими кусками мясо. Петр еще прибавил к мясу какие-то местные специи, собранные днем Долорес, придав ему пикантный вкус, который в какой-то мере скрадывал недостаток соли.

ГЛАВА 9

Хумбаар Толимайну — Принимающий решения — гуманоид, на вид средней, скорее всё же чуть большей зрелости, находился в некотором раздумье. Он находился в своей резиденции — помещении с каменным полированным полом, широким окном, выходящим в сад. Окно было приоткрыто и из него проникали запахи благоухающих растений с розово-белыми цветами, размещавшимися между невысокими деревьями, резными ветвями-листьями. В самом помещении по углам стояли фигурные каменные вазы с растениями, своей зеленью разбавляли интерьер стен, отделанных кристаллами янтарного цвета. Кристаллы изображали своим расположением, не то схематичные рисунки, не то неизвестные письмена. Кристаллы являлись энергетической составляющей его оборудованной резиденции.

Он сидел в удобном кресле, комфортное нахождение в котором поддерживалось специальной системой, управляемой его персональным "крул'лом". Сейчас перед ним стояла сложнейшая задача: выявить на намеченной планете кандидатуры аборигенов, способных стать его живыми датчиками-зондами, позволяющими дистанционно изучить условия жизни на планете.

Обычно, при исследовании очередной планеты, он сидел перед мониторами мнемосвязи с "агентами", лишь иногда переключая изображения, получаемые от них на большой экран. Как правило "агенты" "работали" самостоятельно, только в экстренных случаях он "вёл" агента.

Но от исследования этой планеты зависело многое, и Хумбаар Толимайну готовился, осуществив поиск, "вести" полученный в подчинение разум сам, насколько это будет возможно. Он надел на голову шлем, с помощью системы управляемой "крул'лом" позволяющей ему усилить возможность восприятия волн, испускаемых разумом, и погрузился в поиск, сканируя выбранную планету.

Хумбаар "включил", усиленное крул'лом видение и далёкая планета "расцвела" созвездием разумов. Одни "звёзды" светились интенсивным пламенем, другие ровно горели, а некоторые просто тлели, хотя и не исчезали с "небосвода". Как и звёзды во Вселенной они были различной световой гаммы. Вся планета казалась шаровым звёздным скоплением, "небо" это было совсем незнакомым. Не видно было привычных созвездий, которые сначала появлялись, потом постепенно трансформировались в другие виды по мере продвижения "Ковчега" к цели.

Хумбаар начал отсеивать "звёзды" по светимости, игнорируя с изображения тусклые, как не способные к высшему развитию. Удивительно, но яркие светила в этом скоплении преобладали. Он очень удивился. Перед отлётом с Оранга, он таким же образом просканировал свою родную планету. И теперь сделал для себя удручающий вывод — по сравнению с миром аборигенов, родной Оранг казался маленькой, старой, умирающей галактикой. Возможно потому, что "яркими звёздами" стали обладать "крул'лы?" И всё равно, интенсивность разума на этой планете была на порядок, если не выше родного Оранга.

Теперь ему надо было из этого обилия выбрать разумы, способные на мысленный контакт.... А этой способностью мог обладать не каждый. Вначале Хумбаар выискивал сознания аборигенов, в которые он мог внедриться для того, чтобы посредством его наблюдать жизнь общества, так сказать, изнутри.

Несколько попыток было удачных, но объекты находились где-то на материке с тропическим климатом. Цивилизованных построек, за исключением примитивных хижин из сухой растительности поблизости, среди, практически девственной природы, не наблюдалось. Потом попался объект в огромном городе — цивилизация была представлена даже в излишнем своём развитии — аборигены кишели в нём, словно насекомые. Хотя Хумбаар понимал, что они заняты какой-то целенаправленной деятельностью, ему всё равно это казалось хаосом, бурлением неорганизованной жизни. Ему бы не хотелось жить в таком городе. Найденный перципиент перспективным в настоящий момент не был, невозможно сразу разобраться в порядках общежития в таком живом насекомоскоплении, может быть позже, когда будет доступно хоть какое-то миропонимание. Сейчас же даже смотреть на это было невозможно, не то, что дистанционно изучить.

Хумбаар испытал несколько таких объектов, поставил их на заметку, чтобы в перспективе можно было наладить с ними односторонний контакт. Он уже порядком подустал, когда в его поле деятельности попал очень перспективный перципиент, и городок был небольшой, и цивилизация присутствовала в достаточном, не довлеющем на всё уровне. Этот абориген мужского пола, настрой мозга которого, вполне подходил для контакта, Хумбаару захотелось воспользоваться им, как самим собой. Мозг аборигена был очень развит, намного лучше тех, что он обследовал до этого.

Хумбаар начал "погружаться" в него для изучения мозговой деятельности, "просмотрел" некоторые узлы и связи между ними, ничего нового он не обнаружил, определил, только, что мозг аборигена, по объему должен быть раза в полтора меньше, чем у тахал'га. И, форма его была как-то компактнее — скорее шаровой, чем удлинённой. "Тогда почему их разумность такая яркая?" — задумался Хумбаар.

От раздумий и дальнейшего исследования мозга Принимающего решения отвлекли — какое-то дело — почему-то не могли решить без него. Он отключил аппаратуру, надеясь заняться этим перципиентом позже и вплотную.

А потом Хумбаар не смог снова найти этого аборигена. То ли произошёл сбой, то ли что-то экранировало этот разум от внешнего воздействия. И вот тогда Хумбаар не то, что испугался, но был чрезвычайно озадачен.

Когда-то на заре начала симбиотической связи тахал'гов с "крул'лами", кто-то воспринял такой контакт как панацею от всех бед, а кто-то нет. Некоторые из тахал'гов опасаясь засилья кристаллических симбиотов, задумались, каким образом можно нейтрализовать влияние "крул'ла"? И не носителем, а со стороны? Они начали искать возможности противодействия и нейтрализации, как медики ищут средства для ликвидации заболевания. Находились же мыслители, которые считали, что "крул'л" может поработить своего носителя. Холодный, чуждый кристалл, который подавит личность и станет в его теле властелином, и будет менять тела один за другим, как тахал'г меняет свои туники.

В результате группа под руководством выдающегося тахал'га Ордни-Беррила разработали преобразователь, генерирующий сложночастотный спектр одновременных излучений. Сам преобразователь был назван именем руководителя проекта Ордни-Беррила, а лучи генерируемые этим преобразователем получил название по имени ещё одного из разработчиков — лучи Ор-Занга. Самое странное, что вся группа разработчиков была носителями "крул'лов" и разработку осуществили с помощью своих симбионтов. Лучи Ор-Занга обладали определёнными свойствами, подавляющими влияние и активность "крул'лов".

Такой преобразователь находился на борту каждого "ковчега", но никогда, кроме как при опробовании не применялся. Можно сказать, "крул'лы" выковали против себя оружие и подарили его тахал'гам, как гарантию своей лояльности. Сознательно это было сделано, или они просто помогли своим носителям выполнить задачу, которую те сами перед собой поставили. Никто этого у "крул'лов" не спрашивал, разговаривать они не умели, так же, как и генерировать мыслеформы. Возможно, друг с другом они как-то и контактировали с помощью своеобразных излучений — в этом и заключалась их энергетическо-волновая жизнь, но на носителях это никак не отражалось. Только со временем Носитель со своим симбионтом как-то, "притирался", что ли, и они начинали как-то неосознанно на грани интуиции понимать друг друга, вернее угадывать своеобразный настрой.... Но и это были редчайшие случаи, при бесстрастном изучении могли оказаться скорее самовнушением Носителя.

Хумбаар Толимайну был очень озадачен, и для изучения планеты решил воспользоваться внедрением в общество тахал'га, благо один уже присутствовал на планете. В своё время он сделал вид, что Рике удалось самостоятельно покинуть "Ковчег", то, что она окунется в чужую жизнь, было даже полезно. И бунтарский дух молодости утолён и польза от этого, быть может, будет. И теперь настала пора активизации Рики. От неё теперь многое зависело в непосредственном изучении аборигенов.

Хумбаар вздохнул и снова надел шлем — пришла пора связи с Рикой посредством её "крул'ла", хотя он и был слишком слаб для того уровня задач, которые Принимающий Решения намеревался возложить на своего полевого агента.

ГЛАВА 10

Случилось так, что счастливая жизнь его закончилась через четыре года. Причем приближение этого конца Николай не замечал.

Николай отсутствовал дома около недели, находясь на полигоне, где он со своей группой проводил предварительные испытания импульсного передатчика, которым в будущем планировалось оснастить орбитальную станцию. Окончательные испытания должны были проводиться уже в околоземном космическом пространстве.

И вот, когда он вернулся с полигона, квартира встретила его отсутствием вещей, принадлежащих Нине, с запиской на столе: "Прости меня, но так будет лучше для нас обоих!"

Как позже выяснилось, она отправилась в Ленинград с одним кандидатом наук, приезжавшим в институт проверить выкладки для своей докторской диссертации. Нина ему в этом помогала. Когда и как они сошлись друг с другим, и что заставило Нину уйти от Николая, осталось неизвестным. Возможно, Николай, не будь он так глубоко погружен в свою трудовую деятельность, в процессе которой часто выезжал на полигоны, может быть, и смог бы заметить какие-либо изменения в поведении Нины. Но изменения эти если и были, то все они прошли мимо его внимания.

Первое время с сумрачным видом, он тихо бродил по городку и институту, исправно выполнял порученную работу, но уже без того огонька и задора, как это было раньше, и все пытался понять: "Почему Нина так поступила со мной?" И в то же время, в целом он переживал меньше, чем мог сам предположить. Не то, чтобы он ожидал ее ухода, нет, не ожидал! Но с самых первых мгновений совместной жизни его преследовало какое-то ощущение нереальности его счастья, какой-то непрочности их отношений. Казалось, совместная жизнь с этой, любимой им красавицей протекала, словно во сне. Николая все время не покидало состояние какой-то тихой восторженности, приподнятости души. Обыденности в их отношениях, по мнению Николая, не существовало: каждый день, час и миг — были для него чем-то новым, приносящим только радость. И потому разрыв этих отношений, хотя и казавшихся непрочными, оказался для Николая достаточно неожиданным. Но подспудное ощущение какой-то вроде как неправильности, сработало как своеобразный демпфер, способствовавший тому, что он, несмотря на несчастье, всё-таки остался самим собой.

Более месяца он был подвержен хандре, но попыток, что бы как-то изменить происшедшее в обратную сторону и вернуть Нину, предпринимать не стал. Он замкнулся в себе, и все силы своей души направил на науку. "Лучшее средство от хандры — это работа!" — Решил Николай. В те времена, в свои двадцать пять лет, он был аспирантом, научных степеней не имел, причем объяснялось это, отнюдь не банальной леностью или отсутствием способностей к написанию и защите научных диссертаций, а всего лишь отсутствием стремления к этому. Николая вполне устраивала его интересная повседневная работа, он с упоением и блеском решал встающие перед ним научные и технические проблемы и наверняка, при желании мог подготовить не одну, а две-три диссертации. Наработанного материала для этого хватало, но, стараясь быть поближе к живой работе, Николай все время откладывал обработку накопленных знаний на "потом".

Лучшим средством от хандры оказалась организованная директором командировка в Индию. Николай отправился туда для участия в программе "Интеркосмос". В основном ему пришлось принимать участие в наладке вновь построенного радиотелескопа в одном из горных районов Индии. В течение трех лет он время от времени посещал достопримечательные места этой экзотической страны, научился сносно разговаривать на хинди, находил время заниматься гимнастикой йога, освоил искусство владеть телом и частично управлять своей психикой. И постоянно продолжал совершенствоваться в этом направлении, по сути, став почти настоящим йогом — он уже не хотел терять приобретенных качеств, которым с таким трудом научился. Теперь он уже не был тем слишком скромным и слабым душой и телом человеком, каким был в студенческие годы. Уж в этом-то он мог даже самому себе признаться. Он еще помнил, как терялся при одном только лицезрении красавицы Нины. Первый шаг к их союзу сделала именно она, но и первый шаг к разрыву принадлежал тоже ей. О своей бывшей жене он старался не думать, в зачатке пытался глушить все мысли о ней, применяя воспитанные в себе, качества раджа-йога.

Всю энергию своей души он теперь направил на научную деятельность. Если раньше он сторонился научных степеней, ему была нужна только любимая работа, то теперь, когда Нина ушла с его жизненного пути, он как бы стараясь доказать не столько себе, сколько ей, что для него добыть эти степени большого труда не составит. И именно в то время он начал догадываться, что в основном, это его равнодушие к карьерному росту, явилось одной из самых основных причин, из-за которых Нина его покинула.

В короткое время он без ущерба своей основной работе, которую любил по-прежнему, подготовил две диссертации — одну кандидатскую, и другую докторскую. Кандидатскую диссертацию он с блеском защитил по возвращении из Индии, а докторскую решив немного подработать, оставил до весны. В институте он появился сразу в новой должности заведующего лабораторией, возмужавшим, покрытый светло-коричневым индийским загаром. На него, хотя он этого и не замечал, стали засматриваться девчонки. Но потерпев одно поражение в супружеской жизни, он больше не отваживался даже пытаться строить новый семейный очаг.

С неистощимой энергией он окунулся в работу, которой хватало с избытком — околоземное пространство интенсивно изучалось и осваивалось — и для этого нужны были надежные средства космической связи. Немалое внимание Николая занимали и рассуждения о необычных способностях, то появляющихся, то исчезающими. За полугодовой период после возвращения из Индии способность к телекинезу у него проявлялась более пяти раз, причем, всегда неожиданно и также неожиданно исчезала.