Подмастерья выглядели недовольными. У них был голод, смерть и страх, крошечный остров и горстка людей — и полная власть. Они поступали только так, как находили нужным. А теперь мир расширился, подданные уже не контролируются так хорошо, как прежде, вылезли темные, с которыми приходилось считаться, и этот самозваный магистр, безоглядное подчинение которому оказалось не таким благом... Нет, они не станут открыто бунтовать. Мы же светлые. "Нашего любимого магистра совсем запутали подлые темные — давайте поможем ему развеять заблуждения".

Я встряхнулся. О чем я думаю? Ни Кайя, ни Бринвен не сделали ничего, что можно было посчитать за намеренный вред. Они действовали так, как умели. Может быть, Иллике лучше было спокойно уснуть и наутро забыть о произошедшем, чем рыдать четыре часа без перерыва. Или стоило появиться слабому намеку на угрозу моей власти — и я сразу готов смести соперников с дороги?

Итак, светлая гильдия, ваш нынешний магистр — мелочная властолюбивая дрянь. С чем вас и поздравляем.

Вслед за родителями в коридор прокралась Юна, прижимающая к себе подушку, но совсем не сонная, и не успокоилась, пока не убедилась, что Иллика затихла и уснула. Плачущего человека Юна видела впервые в осознанной жизни и одобряла зрелище не более чем подмастерья.

Вид самой младшей волшебницы вызывал у меня угрызения совести. Юна казалась достаточно одинокой; остальные подростки держались вместе, но она всегда была вне компании, и, как я успел понять на корабле, по собственному выбору. Больше всего она любила чертить печати, возиться с пчелами или истуканом сидеть на месте. Как рассказали ее родители, те игрушки, что были у Юны на острове, она лично похоронила в большой яме лет в семь, решив, что теперь слишком взрослая. От подаренной светлой формы маленькая волшебница пришла в восторг, но ничего, кроме магии, гильдии и пчел ее не интересовало вовсе. Зацикленность на нескольких сверхважных вещах — признак душевных расстройств, а не светлого синдрома, но светлый синдром легко провоцирует душевные расстройства.

— Иди спать. Уж ты-то мне нужна здоровой и отдохнувшей, — я дождался серьезного кивка в ответ и вышел на берег, тщательно прикрыв за собой стеклянные двери. Перенес на переговорный браслет полное и безраздельное внимание и с мягким укором сказал: — Шеннейр, темный магистр Шеннейр. Ваш маг серьезно напугал и расстроил моего мага. Если вы не в состоянии обеспечить дисциплину, не стесняйтесь, скажите сразу, чтобы это не выяснилось в самый критический момент.

Совет был на грани оскорбления, но я достаточно кипел от ярости. Что в послании "не трогать светлых" боевикам опять непонятно?

— Выслать вам ведро успокоительного? — насмешливо осведомился темный магистр, и я понял, что никакого наказания для Бретта не последует. Его просто отозвали на место — чтобы не болтался без дела. Если светлые и темные должны сотрудничать, то нельзя запретить темным подходить и задавать вопросы. Даже если это означает хватать за руки, прижимать к стене и выпытывать ответы. В глазах Шеннейра это не имеет ни малейшего значения.

Шеннейр расположен к Бретту. С чего я взял, что темный магистр будет подыгрывать светлым, а не своим, таким же темным, как он, своим сторонникам?

Я смирил злость, отметая язвительные фразы, и ровно ответил:

— Недостойно вашего статуса, Шеннейр, превращать разговор в низкую перебранку. Высылайте все, что есть, нам пригодится. Спасибо.

Я практически видел, как он щурится, перебирая пальцами по браслету; но вместо попыток оставить за собой последнее слово Шеннейр сообщил:

— Северные передают, что вызвали на переговоры сторонних наблюдателей, которые вскроют всю нашу ложь, ежели она есть. Распределяйте ваших впечатлительных светленьких по убежищам. Все излишние эмоции от безделья.

Требование было настолько поспешным, что я даже пропустил все остальное:

— Прошло слишком мало времени...

— Времени прошло достаточно. Выполняйте.

Я отключился, с ненавистью уставившись на браслет. У темного магистра появилась своя собственная карманная светлая гильдия, которой можно помыкать — именно то, что он хотел. Шеннейр — правильный магистр, и он всегда добивается своих целей. А мне даже нельзя с ним ссориться. Победа за победой.

Новый вызов пришел неожиданно.

— Я приношу извинения за поведение Бретта, — сказал Эршен после достаточно неловкого обмена приветствиями, и я прижал холодный браслет к виску, успокаиваясь:

— Вы ни при чем, Эршенгаль. Вы даже ему не начальник.

Эршенгаль молчал долго, а потом честно признался:

— Простите, я просто в бешенстве. Репутация темных и без того отвратительна. И даже если ты стараешься ее исправить, это совсем ничего не меняет.

Я только усмехнулся. От того, что в темной гильдии есть один Эршенгаль, темная гильдия не станет светлее.

— Шеннейр думает об этом?

— Магистру, — с легкой горечью ответил он. — Все равно.

Решив, что я слишком мало уделяю времени своим людям, я впервые с утра не уехал в Нэтар, а пришел вместе с ними на завтрак. И сразу понял, что по дури. Вместо еды люди пялились на меня, ожидая каких-нибудь приказаний. Или любого знака: ведь всем известно, что каждое слово, каждое движение магистра исполнено скрытого высокого смысла.

"Скажите мне, Шеннейр, это вообще нормально — бояться собственной гильдии?".

Светлые принимали пищу одновременно. Приходили в столовую к назначенному времени, занимали распределенные места, не начинали есть, если кто-то мешкал, съедали все, собирали грязные тарелки и расходились. Никто не говорил, что ему не нравится или хотелось бы чего-то другого; мне казалось, они не замечали то, что ели, и вряд ли чувствовали вкус. Колесо вращается, все идет своим чередом, принимать пищу необходимо, потому что необходимо.

Место Кайи пустовало второй день. Еду ему приносили в комнату.

Я знал, что замыкание на себе и потеря интереса к окружающему миру вызваны сильнейшим стрессом; что община считала, что оказалась во враждебной обстановке, и повторение привычных ритуалов помогало успокоиться и подавить тревогу; что психологические барьеры бывают и более причудливы, и что мозг может выкидывать и не такие трюки, чтобы нас защитить, но понимание ничуть не помогало, когда я видел все это.

И тем более странно было видеть в опустевшей столовой яркое пятно. Все уже разошлись, но Бринвен сидела на своем обычном месте и размазывала по тарелке манную кашу. За то время, когда я шел от дверей к столу, она сделала ровно семь оборотов по часовой стрелке.

— Это хорошая легкоусваиваемая пища, — тихо и проникновенно увещевал ее сидящий напротив Иллерни. Эмоции Бринвен напоминали нависшие над ее головой свинцовые тучи, но подмастерье была на удивление терпелива. Мне уже хотелось запихнуть Иллерни ложку в глотку. — Она отлично подходит для детей, больных и людей, перенесших долгое голодание...

Я знал, что если поднять ментальные щиты и подойти очень тихо, то изгнанники, обманутые светлым синдромом, меня не заметят. Иллерни заметил, судя по повороту головы, и решил не подавать вида и проявить себя во всей красе.

— Я хочу мяса, темный, — не поднимая головы процедила волшебница. — Дай мне нормальную еду.

— Это невозможно, — вежливо отозвался маг. — Весь рацион тщательно рассчитан исходя из ваших потребностей и состояния здоровья. Учтена каждая крупинка. Мы начнем добавлять больше белка через пару недель, тщательно растертого, а у вас уже сейчас есть бульоны...

— Я тут сдохну.

— Вовсе нет, — Иллерни аккуратно подвинул тарелку ближе. — Если вы сейчас это съедите, то до обеда точно нет.

По-моему, он всерьез увлекся.

— Я понимаю, что это диета, — я с сомнением наклонился над столом. На завтрак к каше шли сухой хлебец и еле-еле подкрашенный травяной чай. Манка была на воде; достать молоко на острове было неоткуда, и медики здраво предполагали, что с его усвоением возникнут проблемы. — Но вы не могли сделать ее, как бы сказать, вкусной? Ягоды, мед, сыр, масло?

— Аллергенно, аллергенно, аллергенно, слишком рано, — возразил темный.

— А здесь вообще нет витаминов.

— Витаминные добавки отдельно, — Иллерни указал на отсек, в котором горсткой лежали таблетки. — В отличие от непредсказуемого состава продуктов, здесь все вымерено, взвешено и скомпоновано в идеальном соотношении! И их тоже необходимо принимать по часам...

Ложка перестала кружить по тарелке. Бринвен замерла, переведя замерший взгляд на таблетки, и Иллерни, решив, что лед тронулся, воспрянул:

— Даже если это невкусно, однако, есть это необходимо! Иначе как вы будете поддерживать силы, чтобы служить гильдии и своему магистру?

Бринвен молча отодвинула от себя тарелку, встала и вышла.

— ...это оказалось не так легко, — после длинной паузы признал темный.

— Оставьте Бринвен в покое, — я бегло сверился с отчетом, который медики передавали каждое утро. Состояние волшебницы там значилось как "умеренно-хорошее". — Пусть берет то, что хочет.

Главное, что у нее есть желания.

Иллерни перевел на меня холодный взгляд, явно собираясь возражать, и резко оглянулся на окно:

— Мы же запрещали заходить далеко во время отлива!

Берег в этом месте был пологий, с большими валунами, чьи верхушки торчали из воды во время прилива. Сейчас валуны лежали на песке; Бринвен ушла достаточно далеко и сидела на большом камне, но вода уже прибывала.

— Мы же запрещали выходить, когда вода прибывает! Светлый магистр, почему ваша подчиненная не исполняет правила? Она должна понимать, что светлые маги особенно уязвимы и потому должны...

Светлая бухта была действительно приятным местом. Во время большого отлива я бы тоже ушел далеко в море.

Стремление запрещать и не пущать Иллерни точно перенял от начальника. Побудка и отбой по часам, регламент, контроль и распорядок, которому все должны подчиняться ради своего же блага. Поставить кругом заборы и огородить проволокой, чтобы ни шагу в сторону. Мне казалось, что внутренняя служба восприняла светлых как подарок. Материал для реализации желаний: повелевать и управлять человеческой жизнью даже в мелочах. Но светлые — вовсе не игрушки в красивой коробке.

— Надо огородить берег и установить постоянное наблюдение, — подвел итог Иллерни. — Кэрэа Рейни, почему вы отказываете нам в наблюдении над светлым блоком?..

Я закончил сочинять сообщение и отправил его, сообщив:

— Я разрешаю светлым выходить в город.

Иллерни поразился совсем нехорошо и тоже уткнулся в браслет.

Вода поднялась уже достаточно высоко; Бринвен подвернула штаны и спрыгнула в волны, добравшись до нас босиком.

— Все вокруг ненастоящее, — пожаловалась она и поморщилась. — От этих таблеток голова ватная.

Таблетки были прописаны на весь период адаптации. Глушить ими тревогу было неправильно; но это было лучше, чем если изгнанники начнут лезть на стены. Потому что во враждебном окружении светлый синдром разгонит агрессию в считаные дни до безумных пределов, потому что они были светлыми, которые двенадцать лет не видели никого, кроме других светлых, и темная магия должна была причинять им мучительную непрекращающуюся боль. А давать им блокиратор я не хотел.

— Принимать их не обязательно, — только и сказал я.

Препараты будут подмешивать в еду и воду. Это лучше, чем связывать волшебницу и вкалывать их насильно.

— В город вашим светлым рано, — с тщательно отмеренным беспокойством ожил переговорный браслет голосом Нэттэйджа. Нэттэйдж, наш исключительный пример доброго, заботливого и за всем следящего темного мага.

— Темный магистр Шеннейр приказал ускорить адаптацию.

— Шеннейр, — повторил высший, и с пониманием вздохнул: — Вот сволочь.

А теперь поспорьте с ним. Нет? Вот и замечательно.

— К слову, Нэттэйдж, где там лежит мое жалование? Выдайте часть тем, кто пойдет, пусть купят себе что-нибудь.

К его чести, Нэттэйдж даже не стал юлить и убеждать, что впервые о таком слышит и что ничего светлым не требуется, потому что у них все есть.

— Вы думаете, у гильдии настолько нет денег? — слегка обиделся он.

— Они есть? Прекрасно. Выдайте светлым дневную оплату.

— Какая дневная оплата, магистр? Они даже не начинали работать!

Ох уж эти попытки отобрать у темных самое любимое и дорогое. Бодрит и разгоняет кровь.

— Уговорили. Оформим это как начало выплаты подъемных, — я даже не стал обращать внимания на возмущенный вскрик "каких подъемных?!" — высший, кажется, до сих пор пытался уместить в голове мысль, что светлые не собираются работать за еду — поднес переговорный браслет к губам и с нажимом прошептал: — И если в городе светлые случайно повстречаются с недружелюбным темным, это будет недоработка исключительно внутренней службы, Нэттэйдж.

Возмущаться ему стоило не слову "подъемных", а слову "начало". Еще научится.

В комнате Иллики было очень светло и очень пусто.

Иллика сидела на расправленной смятой постели, понурив голову, и тихо разговаривала с Кайей. Подмастерье приветственно кивнул мне и сразу же вышел, уступая место. Иллика осталась сидеть, сгорбившись, жалкая и потерянная, и ее искра потускнела еще больше, когда девушка прошептала:

— Я хочу вернуться.

Я внутренне вздрогнул, понимая, что никогда не хотел бы это услышать.

Остров, затерянный в океане. День за днем, ночь за ночью, одинаковые и привычные. Кругом все известно, кругом все понятно, кругом только люди, которых ты знаешь, и не нужно бояться. Когда-нибудь появится светлый магистр и приведет с собой солнце, когда-нибудь все изменится, но сейчас — сейчас все идет привычным чередом, и пусть так будет долго...

Я все поставил на кон, чтобы их вернуть, но не каждый хотел возвращаться. Община не могла одинаково принять переезд. Бретт не был эмпатом, но он искусно выбрал самую слабую жертву. Кто-то должен был сломаться, и слабым звеном стала Иллика.

Я сел рядом, отводя спутанные волосы с ее лица. Полукровка выглядела нездоровой, заставив всерьез задуматься о том, чтобы отправить ее на Острова с первым же кораблем. Не на Кималеа, конечно же, а на Токитири или Киину. Но дело было не в том, как волшебница будет там жить в одиночку — светлого мага островитяне примут — а в том, что пути бок о бок с темными она не переживет.

— Я ведь светлый маг. Я завалила простой разговор, — тускло сказала она. — Я причиняю столько проблем.

Проблем? Столько проблем?! Я второй годовой сезон живу в сумасшедшем доме среди больных агрессивных ублюдков и изворотливых лживых тварей и пытаюсь не сойти с ума, а какая-то глупая девчонка, случайно столкнувшаяся в темном коридоре с темным магом, заявляет, что причиняет мне неудобства? Я едва не расхохотался, неуместно и грубо, спутанно ловя ее эмоции — и ощутил, как спину продирает холод. Ее эмоции звучали так — как будто кто-то с усилием бил по одной клавише.

Мне все равно — для глупой девчонки это катастрофа.