Шеннейр ушел сразу, но после официальной части все еще постояли с протокольными лицами — пока с тем же леденящим душу холодом не распрощался и не покинул собрание Норман, вместе с Нэттэйджем отправившись дальше обсуждать государственные дела. А после разбрелись по залу, общаясь со знакомыми, неприятелями и деловыми партнерами и пытаясь общаться со светлыми. То, что подружившись со светлыми, они приобретут не только помощь магов, но и связи в гильдии и поддержку простых людей, которые любят светлых, до хозяев городов дошло быстро. В конце концов, это же светлые! Это к темным даже подходить опасно, потому что темные циничные и злые, и это всем известно, и тебя в лучшем случае используют и выкинут. А светлые отзывчивые и добрые. Их самих можно использовать...

Я улыбался в ответ на приветствия и вел себя как правильный Хороший Светлый. Что меня больше всего поражало, что в людях, что в темных — почему они верили, что умеют обманывать эмпатов.

Маленре любезничал с моими мирринийке. Те уже устали среди чужих людей и хотели вернуться в гильдию, но лёгкая холодность для мирринийке только подчеркивала хорошие манеры. Беседу уверенно вела старшая из подмастерий, Илмаре, и я мысленно пожелал ей и остальным стойкости и удачи. Потому что они понравились, и теперь они все едут в новую столицу Шафран. Несмотря на все красивые слова про ассимиляцию, на равных мирринийке общались только с другими мирринийке. Не то чтобы к другим ведущая нация относилась плохо...

— Деточка, — Маленре на мгновение отвлекся от того, чтобы производить впечатление, и небрежно потрепал по голове затесавшуюся в компанию островную полукровку. — Принеси-ка нам, пожалуйста, кофе.

Иллика посмотрела на него с огромным удивлением, автоматически приглаживая волосы, и пошла искать чашки, даже не обидевшись на приказ.

...другие, все эти полукровки, вполне подходили для того, чтобы приносить кофе.

Мне не было большого удовольствия наблюдать за всем этим. В традиции мирринийке ровно три ценности — власть, ум и красивые вещи. А еще мирринийке настолько маленький народ, что каждый сородич ценен, и это следует использовать.

Вильям, что неожиданно, светлым пришелся по душе, и даже собрал небольшой круг слушателей, не подозревая, что первым, что я рассказал о нем, была покупка места в совете. Человек, проявивший падение темных так низко, моих сородичей завораживал. Решено, самые проблемные поедут на восток. На востоке спокойно, и сильного вреда они не причинят.

Иллика так и пропала, и Маленре припряг к делу кого-то другого. Я прошелся по залам, выглянул наружу, в парк, проверяя, все ли тихо, и как раз наткнулся на знакомых из побережных общин, когда одна из искр в эмпатической сети тонко зазвенела страхом. И, пока я поспешно извинялся и прощался, тревога охватила ближние звенья сети и покатилась назад валом ярости.

Ничего не могло пройти хорошо. Ничего не могло пройти по плану.

Ничего.

В узком коридоре несколько десятков человек казались толпой. Они окружали — нет, прижимали к стене — кого-то с отчетливой темной искрой. Двое наблюдателей из внутренней службы мялись на углу, не собираясь лезть в месиво. Я пробился вперед — передо мной освободили дорогу, но не сразу, далеко не сразу...

Бретт стоял у стены, смотря на собравшихся вызывающе и нагло, и удерживая их ровно в двух шагах непроницаемыми щитами. У его ног, закрывая голову руками, съежилась молоденькая девушка — Иллику я узнал через целое мгновение.

Ушла слишком далеко в поисках чашек. Я говорил им не ходить в одиночестве. Я говорил им не отдаляться от своих. Эмпатическое поле искажалось и плыло, подхватывая слитной волной.

Найти брешь в защите. Напасть. Уничтожить...

Агрессия — побочный эффект светлого синдрома.

Разорвать на части.

Темные враги. От темных жди беды. Бретт старался выглядеть вызывающе и нагло, но я прекрасно чуял в его уверенности брешь. Инстинктивный страх одинокого человечка перед ревущим, стоглавым, тысячеруким чудовищем из тьмы и теней; и остальные, единое стоглавое чудовище, чуяли это тоже. Бринвен и ее маги стояли в первых рядах, и вместо того, чтобы сдерживать остальных, готовы были повести их за собой. Убить врага. Все противоречия разрешены и сомнений нет.

— Стоять, — почти беззвучные слова расходящимися кругами прокатились по эмпатическому полю. Я прошел вперед, ничуть не сомневаясь, что щиты меня пропустят, помог Иллике подняться, передал ее светлым, переключая внимание, и спросил, стараясь, чтобы слова звучали ясно и четко: — Что здесь произошло?

Это все еще могло оказаться обычным недоразумением.

Я до сих пор был уверен, что война между светлыми и темными началась из-за куда более ничтожной мелочи.

Бретт пожал плечами:

— Я просто хотел задать вопрос.

— Тупой вопрос, — Амариллис вышла из-за спины и прислонилась к противоположной стене. Печати она зажигать не стала, но появление второго темного уже сместило баланс сил.

— Важный, — ответил ей приятель, и продолжил, теперь обращаясь ко всем. Громко, насмешливо и с тем же вызовом: — Потому что вам, светлые, не стоит настраивать своего магистра против его учителя.

Мне захотелось закрыть глаза и зажать уши.

Кайя подошел бесшумно, и люди расступились перед ним куда быстрее, чем передо мной. И тихо спросил:

— Какого учителя?

— Какого? — Бретт скользнул по людям недоумевающим взглядом, словно не понимая, как такие вопросы вообще возможны. — Темного магистра Шеннейра!

Ярость взметнулась ввысь, как распрямившаяся пружина.

— Как ты смеешь, — Кайя легко заглушил негодующий вскрик Бринвен. Сейчас он говорил не только за себя; в нем резонировала слитая воля остальных, и в его голосе слышались сотни голосов: — Клеветать на нашего магистра, говорить о нем мерзости?

Я все же прикрыл глаза, чувствуя себя в крошечной лодке посреди бушующего моря. Хотя, нет — моя лодка давно перевернулась, и я падаю вниз, а темная вода смыкается над головой.

А море бушует. И пусть. Я сгреб эмпатическую сеть в кулак, ощущая, как болезненно печет искра в груди, и приказал:

— Не вам тратить время на темных. Разойдитесь.

На мгновение мне показалось, что они не подчинятся; но над головой поднялись знакомые ледяные щиты, и магов как будто окатило ледяной водой.

— Ссоры бесплодны. Вы ценный ресурс, и не должны потратиться зря, — сказал Норман, и никто не стал с ним спорить. Кайя оперся о стену и плавно сполз вниз.

Светлых я собирал лично, и лично проследил, чтобы всех разобрали по машинам, чтобы отвезти в замок. Те, кто был в коридоре, вели себя немного заторможенно; по остальным воздействие на сеть не ударило так сильно, но, когда я подошел к мирринийке, одна из чашек кофе была опрокинута, а Маленре многословно извинялся. Может быть, внезапные перепады в настроении собеседников его насторожили, но он был вполне умен, чтобы сделать это предлогом для проявления галантности.

Бретт и Амариллис переместились к креслам и весело болтали. Наблюдатели из внутренней службы делали вид, что их караулят. Они должны были вмешаться сразу, еще тогда, когда увидели темного, подходящего к светлому магу — хотя бы проверить, что происходит. Но упустить такой шанс очернить передо мной магов Шеннейра внутренняя служба не смогла.

— Я даже ее не оскорбил! — боевик повернулся к соратнице, словно в поисках поддержки: — "Что такая хорошенькая девушка делает здесь в одиночестве? Что ей поручил ее магистр?" — это ж разве оскорбление?

Амариллис только белозубо скалилась.

Я обошел третье кресло и оперся на спинку. Темные никогда не менялись. Они не испытывали ни малейшего стремления меняться.

Под моим взглядом Бретт посерьезнел, и не торопясь, без спешки, не присущей темным, произнес:

— Наши говорят, что после Кималеа светлого магистра как будто подменили. Что светлые его заколдовали и затуманили разум.

Я посмотрел на него сверху вниз, отмечая спокойный, даже вальяжный вид, слишком хорошее самообладание для типичного боевика, слишком тонкие черты лица для простого парня из приграничья — и кивнул:

— Вы умеете повеселить. Продолжайте.

— Что они провели ритуал и включили светлого магистра в свою сеть, — не моргнув глазом продолжил Бретт. — Потому что светлая община вся в сети, и это очевидно... Никто не желает повторения того, что случилось во время нападения на Шэн.

Амариллис сидела вполоборота, сложив руки на груди и постукивая пальцами по предплечью; на последней фразе она коротко усмехнулась. Я слушал эмпатическое поле шеннейровских магов и думал, что их так изменило.

Власть. Рядовые командиры боевых отрядов получили путь наверх. Мир вокруг них изменился, и они должны были измениться для него.

— И что же там случилось?

— Вам лучше знать, магистр, — вежливо отозвался темный. — Почему вы пошли против собственного учителя и выбрали другую сторону.

Я сел в кресло, устало вздохнув, и велел:

— Не путайте мне светлых.

— А, — внезапно выдала Амариллис, и с начинающим пробиваться пониманием протянула: — А-а-а.

Темные переглянулись, только сейчас осознавая, что раздавать советы ученику своего господина им не по статусу. И не по уму — поэтому в обмене взглядами даже читался страх. Браслет Бретта неярко вспыхнул входящим сообщением; Амариллис перегнулась через плечо товарища и с выражением прочитала:

— Вы дурак, сударь.

Бретт выглядел так, будто его растоптали. Темные одновременно встали, и Амариллис кратко поклонилась:

— Мы едем на север.

— Можно взять вещи? — предположил Бретт, и волшебница отрицательно покачала головой:

— Не думаю. Наши закинут.

Я проводил их до выхода, вживую увидев, как к ограде подъезжает бронированная машина, подбирая темных, и уносит прямо на далекую границу.

На улице зарядил дождь

— Мы просим у вас прощения, магистр, — сказал мне Кайя через переговорный браслет. — Мы были очень глупы. Оказаться учеником темного магистра со всеми сопутствующими привилегиями... никто из нас не сумел бы додуматься до такого. Только вы.

Да я тоже бы не додумался.

По переговорному экрану в Нэтаре шла мешанина из помех и отрывков чьей-то ругани, но несколько магов из внутренней службы слушали и записывали. Очередным выпуском выясняли отношения Загорье и Северная коалиция: не думаю, что они хотели бы посвящать в личные разборки все окрестные страны, но Загорье так и не смогло правильно настроить передатчик, а Северные не упускали возможности посиять на их фоне. Загорье обвиняли в блокировке энергии загорских светлых источников.

Я думал о том, что настоящий светлый магистр прекратил бы свару парой слов. Слов, что оказались бы верными и пришлись бы всем по душе. А я растащил светлых и Бретта силой. Я предпочел ударить. На деле, как оказалось, разницы между мной и Шеннейром немного. Но ведь Ишенга не был таким. Я думаю, что он не был таким. Он бы легко взял ситуацию под контроль. Это торжественное сборище, возвращение изгнанникам гражданства, было для меня слишком важно, оно обязано было пройти гладко, и я просто испугался, что не справлюсь.

Великие загорские светлые источники располагались ближе к северу, и засветка от них должна была идти не только ближним соседям, но и намного дальше. Не отдавать свои источники имеет право любая страна, кто быстрее успел, того и источник. Но блокировать его свет... это все равно, что перегородить реку, оставив соседей страдать от жажды и голода. Бессмысленная жестокость. Да и возможно ли это сделать? Или источники Загорья стали слабее светить? Тогда беда ждет нас всех.

Перед входом в светлый блок я прижался лбом к дверям, собираясь с силами, и решительно шагнул внутрь, навешивая на лицо дружелюбное внимание.

Светлые, как и положено для позднего вечера, спали. Какие молодцы. Держать маску так жестко не было нужды, и я внутренне расслабился. Стоило заглянуть к Иллике и проявить — как там это называется? — заботу. Никогда не поздно начать изображать настоящего магистра.

Бринвен дежурила, прислонившись спиной к двери в комнату Иллики, и это должно было меня насторожить. Не насторожило.

Кайя сидел на одеяле рядом с Илликой, обхватив ее виски ладонями. Мерцающая золотистая паутина коконом опутывала голову девушки, освещая темноту, и отражалась в идеально-пустых глазах без крохи разума. Я присмотрелся внимательно, изучая, что именно происходит, а потом приказал:

— Отпусти ее.

Подмастерье чуть повернулся и качнул головой, возвращаясь к своему занятию.

— Отпусти ее!

Паутина погасла. Кайя опустил руки и отодвинулся на край кровати. Иллика со всхлипом втянула воздух, вздрогнув всем телом, и согнулась в рыданиях, впиваясь ногтями себе в лицо.

Через пять минут беготни вокруг и попыток ее успокоить, я крепко пожалел, что влез. Через полчаса я просто пожалел.

— И давно она так?

Не действовали убеждения, и светлая магия больше не помогала тоже. Чистая нерассуждающая боль расплескивалась по эмпатической сети, ударяя по чужим искрам и конца-края ей было не видно. Бретт сумел найти верную жертву.

— Как только мы ее нашли. Я сразу выстроил ограждающее заклинание, — в голосе Кайи не было осуждения, скорее... удивление? — Она бы уже не помнила ни о чем.

"Если бы мне не помешали".

Магистр всегда прав — так почему он отдает неправильные приказы?

Светлые бы справились — настоящие светлые маги, а не горстка людей, которые силой обстоятельств вынуждены были стать светлыми. Если в сети девять стабильных звеньев и одно сломанное, то его спасут и починят; если в сети девять звеньев сами еле-еле держатся, то одно пошедшее вразнос утянет за собой остальных. Только установившееся ментальное равновесие светлой общины грозила обрушить одна Иллика.

Должны ли мы помнить то, что помнить не хотим? И насколько другие могут решать за нас?

Дверь с грохотом врезалась в стену. Иллика вновь вздрогнула от страха и внезапно умолкла. Остановившаяся в дверном проеме Бринвен устало заявила:

— Где твоя гордость, Иллика? Светлому магу — и лить слезы? Тем более, перед своим магистром...

В заплаканных покрасневших глазах мелькнула искра разума, следом — узнавания, и я с отчаянием увидел, как они вновь наполняются слезами. Неожиданно очутившись пред ликом магистра, Иллика окончательно решила, что гордости у нее нет, светлой магии она недостойна, и жизнь ее кончена. От тихого плача я едва не взвыл сам и взялся за переговорный браслет. Медики общины объявились у дверей во мгновение ока, и я запоздало понял, что никто, по сути, и не спит. Они просто сидят по комнатам — потому что командиры сказали, что они будут мешать, а правильные светлые не мешают своим.

— Бринвен, милая, иди погуляй, — непререкаемо велела мать Юны. Кайю выставили из комнаты так же быстро и столь же вежливо, и я снова схватился за браслет. Транквилизаторы у темных пришлось выцарапывать силой, потому что никаких лечебных бесконтрольных препаратов светлым не полагалось. Темные порывались даже прийти сами, но делали это с такой... неспешной... готовностью, что я всерьез забеспокоился, что дело затянется до утра. Не говоря о том, что встреча с темными — последнее, что сейчас Иллике нужно.