Несчастный Митрохин не знал, что тайно принимая у себя во дворце приехавших в Москву посланцев от запорожцев, государь обсуждал с ними такие вещи, от которых у казначея наверняка волосы встали бы дыбом. Царь намеривался создать из запорожцев реестровое войско, которое бы боролось с крымскими татарами, защищая южные земли Руси.
Стоит ли говорить, что идея Дмитрия была горячо поддержана и одобрена запорожской старшиной. Одно дело добывать себе пропитание и средства к существованию саблей и лихой удалью и совсем иное дело, когда ты воюешь, находясь на государевой службе. Получаешь за это деньги и высокое покровительство. Услышав слова государя о реестре, атаманы разом упали перед царем на колени и стали наперебой заверять его, что преданнее и честнее слуг у него нет, и не будет.
Когда же Дмитрий заявил, что намерен позволить запорожцы самостоятельно выбирать реестрового гетмана, при условии, что он будет православной веры и полностью верен московскому царю, радости казаков не было предела. Ибо каждый из царских гостей, если не видел себя гетманом Запорожья, то наверняка знал достойную кандидатуру на это высокое место.
Глава VII. Разгром Самозванцев.
Если постоянно думать о плохом, то это плохое обязательно случиться. С тех пор как государь покинул Москву, не было дня, чтобы он не думал о воеводе князе Шаховском. Он очень надеялся, что посланный им Скопин-Шуйский успеет догнать войско и заменит князя на посту командующего до того как оно встретит неприятеля, но этого не случилось.
Когда поздно вечером в походный шатер Дмитрия впустили гонца от молодого воеводы, по одному его виду, царь сразу понял — случилась беда. Глаза гонца суетливо бегали, плечи обвисли и сутулились, а рука сжимавшая грамоту так была напряжена, что было понятно, посланник хочет как можно быстрее от неё избавиться.
— Говори! — грозно потребовал царь, вперив в гонца свой злой взгляд. — Изменил князь Шаховский!? Побил вас Болотников!? Войско пропало и бежит!?
— Пропал! Пропал перед самой битвой князь воевода, отчего и потеснил нас проклятый Болотников! — бухнулся в ноги Дмитрию бедный гонец. — Кто говорит, что в Москву по болезни отъехал, кто, что. Но, войско, государь не пропало! Не пропало. В самый трудный момент князь Михаил Васильевич появился, он людей и спас. В строй построил и огнем отбились от болотниковцев, будь они трижды неладны.
— Где сейчас войско!?
— Так к Рыльску отошло, милостивец Дмитрий Иоаннович, — торопливо залепетал гонец, — не дал нам Болотников в Путивле укрыться, вот князь Михайло и приказал отступать за Сейм.
— А что Путивль, сдался Болотникову?
— Никак нет, государь. Боярин Пушкин Сергей Львович сел в нем в осаду и заявил, что никому кроме тебя ворота не откроет.
— Ладно! — коротко бросил Дмитрий и, вырвав из рук гонца грамоту, принялся её читать.
Скопин-Шуйский писал, что не успел вступить в командование войском, которое в самый ответственный момент осталось без командира и потому дрогнуло под ударами отрядов Болотникова.
Много из того, что было в том сражении осталось между строк. И то, как удивительно точно напала конница бунтовщиков на русский лагерь, где уже не было князя воеводы. И то, что дворянская конница вместо того, чтобы отбить атаку врага, сама обратилась в бегство.
От немедленного разгрома царских ратников спасли две вещи. Во-первых, князь Шаховский покинул лагерь в сопровождении малой свиты, не свернув шатер, отчего о его бегстве знало мало человек и начавшаяся паника, не так быстро охватила весь лагерь. Во-вторых, незадолго до атаки, сотник Иван Тетеря приказал выставить перед лагерем походные возы. Была это случайность или у сотника сработала интуиция неизвестно, но именно это не позволило болотниковцам сходу ворваться в лагерь и начать избиение брошенных на произвол судьбы воинов.
Не сумев перемахнуть через возы, они отступили, для того, чтобы соединившись с подоспевшей пехотой обрушиться всей силой на охваченный паникой русский стан. Казалось, что достаточно одного удара, чтобы царские воины побежали подобно зайцам, но этого не случилось. В самый последний момент, когда казалось, что все пропало и ратное войско вот-вот превратится в напуганную толпу людей, появился Скопин-Шуйский.
Громким криком, ударами плетки и поднятым на дыбы конем, он сумел остановить панику и успел построить солдат в ряды, до того как на них обрушился противник.
Все эпопея, в которой князь лично руководил обороной, перемещаясь на взмыленном коне, под градом стрел и пуль врага из одного конца лагеря в другой. Когда потрясая обнаженной саблей, он заставил пушкарей развернуть орудий и под крики: "все пропало, все пропало!" открыл огонь по врагу, заставив солдат Болотникова сначала попятиться, а затем и отступить. Все это уложилось в строки — "бой был и мы отбились".
Более подробно, князь перечислял потери русского войска, понесенные в результате внезапного нападения врага, а также силы врага заставившего его отступить на северный берег Сейма, не заходя в Путивль.
— Лучшее средство обороны — атака, а сев в Путивле, я позволю Болотникову считать себя победителем и увеличу численность его войска, — писал князь царю. — По этой причине я решил отступить к Рыльску, у стен которого, собрав местное ополчение и огненные припасы, намерен дать врагу большое сражение и с божьей помощью его победить.
Что касается князя воеводы Шаховского, то за все время нахождения моего в войске во время битвы и после неё, мне не удалось узнать, какие причины заставили его покинуть лагерь накануне боя и где он сейчас находится. Занятый подготовкой к битве, я не могу заниматься поисков ответов и потому, прошу перепоручить поиски князя людям твоего сыска.
Дочитав до этого места послание князя Михаила, царь отложил в сторону письмо и приказал позвать походного писца.
— Повелеваю, объявить розыск князя Григория Петровича Шаховского по обвинению в измене царю и Русскому государству. Каждый, кто знает его местонахождение, должен либо донести об этом властям, либо арестовать его и доставить в Москву, в Кремль, в царские палаты на допрос. За что ему будет награда и царская милость.
Воля государя была объявлена, но исполнить её в тот момент было очень затруднительно, так как разыскиваемый князь Григорий Шаховской находился в стане бунтовщика Болотникова. Куда он перебежал накануне битвы и самолично подсказал, куда следует бить по лагерю верховым мятежников.
Столь необычный кульбит со стороны близкого к царю человека, был обусловлен не тем, что по своей натуре Григорий Петрович являлся своеобразным флюгером, неизменно державшего сторону сильного. Ни Болотников, ни самозванец сильным фигурами на этот момент не были и искать их расположения, князю было, что называется не с руки.
Все дело заключалось в том, что, по мнению Шаховского, после майского мятежа, царь Дмитрий Иоаннович стал другим человеком. Ушла та разгульная легкость и беспечная веселость, что присутствовала в царе все последнее время перед его женитьбой. Теперь это был озабоченный государственными делами человек, возле которого место Шаховскому просто не было. Князь чувствовал это "седьмым чувством" и потому решил искать себе место у "другого костра".
Еще до того как два войска встали друг против друга, Григорий Петрович через доверенных людей снесся с Болотниковым и получив "добро" тайно бежал.
Кроме того, что князь оставил войско в самый ответственный момент, он подробно рассказал атаману мятежников какова численность царского войска. Сколько в нем было ружей, пищалей и пушек, сколько конницы, какое настроение среди солдат и командиров.
Одним словом он выложил все, чтобы разгром царского войска людьми Болотникова был скор и сокрушителен, но в его коварные планы вмешался князь Скопин-Шуйский. Вмешался неожиданно и, хотя поле боя с частью обоза осталось за мятежниками, царское войско не было полностью разгромлено и уничтожено, как того хотелось Шаховскому и теми его друзьями, что остались в Москве.
Вот в таком незавидном положении предстояло царю Дмитрию встретиться в бою с противником, что был намного сильнее и опаснее отрядов мятежников, главным козырем которого была конница.
В отличие от легкой разномастной кавалерии Болотникова, чья общая численность едва дотягивала до девяноста человек, конники полковника Лисовского имели пластинчатый панцирный доспех. Где каждая металлическая пластина нашивалась на толстую кожаную подкладку, не затрудняла движение и надежно защищала всадника от ружейной пули, выпущенной с расстояния в пятидесяти метров.
Не все они были вооружены тяжелыми копьями, главной ударной силой гусарских хоругвей. В основном их вооружение состояло из сабли и седельных пистолетов, что ничуть не снижало их боеспособность. Общая численность кавалерии самозванца превышала трех тысяч человек, а также в личном подчинении пана Лисовского имелось пятьсот всадников.
Перед самым боем с войском царя Дмитрия, к полякам примкнули две казацкие хоругви под командованием атамана Ивана Заруцкого. Обиженный на невнимание, проявленное московским императором к его персоне, он решил присоединиться к самозванцу и тем самым отомстить царственному обидчику.
Сражение между Дмитрием Иоанновичем и его бывшими польскими друзьями, началось с неудачи. Конный отряд разведки под командованием князя Трубецкого напал на фуражиров противника. Завязался бой, победа в котором оказалась на стороне неприятеля, на помощь к которому подошли кавалеристы Лисовского опрокинувшие русских. Трубецкой потерял ранеными и убитыми свыше пятидесяти человек, что придало уверенности противнику и навеяло грусть в сердца царских воинов.
Видя это, поздно вечером царь приказал построить воинов перед своим шатром и обратился к ним с речью.
— Горе великое встало над Русью и Москвой, и снова наводят его на нас поляки. С юга на нас идет купленный и снаряженный ими вор Болотников, с запада самозванец, всклепавший на себя мое имя, вместе с породившей его польской шляхтой.
Против Болотникова славно бьется князь Скопин-Шуйский, а против самозванца и пана Лисовского предстоит сражаться нам. Не устоим завтра, не разобьем ворогов поганых, большая беда придет на Русскую землю. Разорят они города и села наши, убьют стариков, а жен и детей наших отдадут в неволю крымскому хану, собаке басурманской, чтобы он их продал в рабство. И будет так не год и не два, а до тех пор, пока не растащат они по кусочкам землю нашу, пока не изведут они на ней весь род русский и святую веру нашу православную.
Вот, что ждет землю матушку нашу, если завтра не разобьем мы с вами самозванца и тех, кого он с собой привел или тех, кто его привел на нашу землю. Не верьте тем, кто говорит вам, что они сильнее нас. Сильны и храбры они только когда идут семеро на одного! А когда один на один, то бегут и так бегут, что только пятки сверкают! Помните об этом, когда завтра встретитесь с ними в бою лицом к лицу, бейте их, что есть силы и победите.
Помните, что не за царя Дмитрия вы будите биться завтра, а за святую Русь. За жен и детей ваших, за отцов и матерей, за веру православную.
Слова государя произвели на солдат сильное впечатление, и сотникам не приходилось утром выгонять и строить их палками. Они строились сами, готовые постоять за государя и Отечество.
Зная тактику поляков, Дмитрий предположил, что они начнут бой, фланговыми атаками кавалерии, бросив против русских в центре свою пехоту. Поэтому он, разделив всю имеющуюся в его распоряжении немецкую пехоту на две части и расположил её на флангах, чтобы она противостояла польской коннице.
Солдаты генерала Ротенфельда не подвели своего государя. Выставив длинные тяжелые копья их передние шеренги, они храбро встретили кавалерию пана Лисовского, что подобно урагану обрушилась на фланги русского войска.
Привычно оперев древки своих пик в землю для отражения атаки, передние шеренги пикинеров хладнокровно ждали приближение польских хоругвей, которые яростно потрясая своими мечами и саблями, неудержимо мчались на них. Лес пик хищно нацелился в их сторону, но первыми по "лисовикам" нанесли удар мушкетеры.
Выстроившись за спинами ратников, первая линия стрелков опустила свои тяжелые мушкеты на специальные для стрельбы подставки и когда поляки приблизились к ним на близкое расстояние, дали по ним залп.
Плотность строя атакующих пикинеров поляков способствовала тому, чтобы выпущенная мушкетерами пуля попала либо во всадника, либо в лошадь. Громким голосом всегда сзывал в бой рыцарей лубянской хоругви задира и горлопан Игнаций Здаховский. Мало кто из поляков мог перепить и перекричать его в споре, но пуля, угодившая ему прямо в рот и выбившая два сахарных зуба, прервала его жизненный путь. Не спас от смерти дивный доспех итальянской работы первого бретера войска самозванца, Антония Карася. Целых пятьсот цехинов отдал он за него, но коварная пуля угодила ему в шею, окропив кровью шелковый платок, повязанный руками первой красавицы Брацлава Сюзанны Конецпольской.
Рухнув с коня, он не прожил и минуты, в отличие от своего друга Иеремии Шевринского. Тот лучше всех шляхтичей владел тяжелым мечом и с одного удара перерубал древко любой пики. Настолько был силен и могуч староста Тодоров, но смерть свою он принял от своего верного коня.
Выпущенная мушкетерами пули угодили в грудь могучему Инцитату, отчего тот на всем скаку рухнул на землю и выбросил из седла пана Иеремию. В один миг, могучее тело предмет зависти и восхищения у многих воинов превратилось в окровавленную груду костей и мышц, которой было суждено прожить в страшных мучениях ещё около часа.
Все это вызвало определенные замешательства в рядах кавалеристов пана Лисовского, не смогло их заставить остановиться и повернуть назад своих коней. Опытных и закаленных в боях людей, заглянувшая им в лицо смерть не пугала, а вызывала ярость и злость. Видя, как мало им осталось проскакать до врага, они с удвоенной силой ринулись в атаку, занеся свое смертоносное оружие.
Когда им осталось до передних рядов немецкой пехоты всего несколько шагов, по ним открыла огонь вторая шеренга мушкетеров. Учитывая расстояние, они били по полякам практически в упор, от чего результативность этого залпа была куда выше и действеннее предыдущего. Много всадников покинули свои седла сраженные пулями стрелков. Под многими пали кони, намертво придавливая к земле ноги своих лихих наездников, обрекая их на скорую смерть, в образовавшейся вокруг них давке.
Почти все они были либо сбиты с ног и отброшены в сторону подобно пушинке, либо безжалостно затоптаны копытами коней, что домчали своих хозяев к заветной цели. Разгоряченные смертельной скачкой, все в пене и поту, они подобно урагану обрушились на копья пикинеров, пытаясь сокрушить их ряды.
Завязалась отчаянная сеча. Яростно орудуя клинками и копьями, поляки стремились развалить, растоптать строй немецких наемников, которые отчаянно отбивались от наседавшего врага своими пиками.
Поляки прекрасно понимали, что у них очень мало времени. Ровно столько, чтобы насыпать на полку пороха, забить в ствол пыж и пулю и принять упор для стрельбы. По своей силе и накалу схватка была ужасной, но немцы смогли продержаться, пока их мушкетеры не перезарядили свое оружие. Новые залпы, сначала один, а потом другой нанесли страшное опустошение в рядах атакующих и наоборот, прибавили силы облаченным в доспех воинам. Они не только сдержали натиск врага, но смогли продержаться до третьего залпа мушкетеров, после чего стали уверенно теснить воинов неприятеля.
