В семейном фотоальбоме была фотография — маленькая, едва ли годовалая Светлана бежит по берегу реки, той самой реки, какую она видела в тот первый день далеко в поле, а за ней, стараясь не отстать, бежит Семён. Именно он чаще всего был её постоянным сопровождающим. Михаил, как старший, больше времени старался проводить рядом с отцом — он непременно приезжал на выходные в село, где жила Валентина с детьми. Никакой особой оторванности от цивилизации — полный спектр услуг связи, вплоть до видео. Совершенные системы передачи данных. Компьютерная сеть — местная, районная, областная, региональная, общероссийская. Так что Валентина не чувствовала себя исключённой из профессии. Она готовила и вела учебные курсы для младших и средних школьников, проверяла их работы, следила за их успехами, направляла и подсказывала. Ей часто писали письма ученики, которых она вела в начальных классах. Теперь они были в средних и старших классах, но по-прежнему не забывали свою первую учительницу. Делились с ней успехами, не скрывали, бывало, и проблем, не стеснялись задавать вопросы, зная, что получат на них ответы.
Когда приезжал папа, Светлана и её братья старались не отходить от него далеко. Он играл с ними часами, читал книги, задавал немало вопросов, выслушивал ответы детей, был всегда открыт для общения с их друзьями и приятелями. А когда он читал им обычную старую бумажную книгу — дети были счастливы. Он читал вслух, старался читать разными голосами. Светлана часто смеялась, когда он пытался говорить девчоночьим голосом. Папа никогда не обижался на смех дочери — он наоборот, был счастлив и рад, видя, что детям нравится его чтение. А уж старые книги... Они были редкостью, ведь всё большее значение и распространение получал пластик, почти вечный. Книги на тонком и лёгком пластике выпускались теперь намного более массовыми тиражами, а на подходе был переход на ридеры, вмещавшие сотни и тысячи текстов.
Светлана любила прижаться к отцу, сидевшему в кресле и державшему книгу на коленях, прижаться, ощущая, как он обнимает её левой рукой, а она слышит не только, как и что он читает, но слышит и стук его сильного, любящего сердца. Для неё это было лучшим временем, одним из лучших, какое она провела рядом с папой. Семён устраивался справа от отца, он был более эмоционален, раскован, потому активно жестикулировал, смеялся, улыбался и часто хлопал в ладоши, когда то, что читал папа, ему особо нравилось. Светлана не пыталась составить конкуренцию экспрессивному брату, ей было вполне достаточно, что она — рядом с папой, что она читает книгу, слушая, как читает её папа. Её родной папа.
Михаил, как и положено, наверное, старшему брату, старался быстрее всех повзрослеть. Он обычно сидел отдельно, на диване или на кресле, если там оставалось хотя бы немного места. Сидел он чаще всего рядом с Семёном, оставляя ей, Светлане, предостаточно места для того, чтобы она чувствовала себя свободно и комфортно.
Со временем и она, как, наверное, положено девочке, быстро повзрослела, полюбила одиночество, стала самостоятельной. По утрам она любила уходить к реке, плести венки и перебегать несколько раз, с перерывами, вприпрыжку мостик, ведущий к пристани. Вокруг, насколько хватал взгляд, зеленел лес, ветер играл в листве, слышался стрекот кузнечиков, квакали лягушки. Светлана босиком пробегала по деревянному настилу, кружилась, напевая сама себе тихо-тихо, стараясь не особо нарушать особую, утреннюю картину, знакомую ей теперь до мельчайших деталей. Сандалики она часто брала только в одну руку, чтобы другая была свободна — ведь так хорошо покружиться, так хорошо попрыгать, ощущая, как пружинят под босыми стопами планки мостика! Эту деревянную дорожку она будет потом часто вспоминать и каждый раз — чувствовать тепло в глубине своего сознания, своей сути.
Рядом с братьями она чувствовала себя спокойно и свободно. В селе она обрела первых подружек и первых друзей и ей, как она теперь понимала, стало очень не хватать дня, для того чтобы поиграть во все игры и игрушки, чтобы посекретничать, посмеяться и побаловаться. Она рано привыкла к тому, что большинство детских игрушек — общие, ведь никто из детей не хотел признаваться, что когда-то именно эти кубики и именно этот конструктор, именно эта кукла были подарены именно ему. Зато как было приятно видеть улыбки на лицах друзей, играющих в подаренную именно тебе игрушку. Как приятно было чувствовать их радость и удовлетворение.
Мальчики, конечно, играли в машинки, девочки — в куклы, но никто не делил, как теперь понимала Стрельцова, игрушки и игры на мужские и женские. Главное, что дети играли все вместе, вместе росли, вместе общались, вместе развивались, взрослели. Они имели настоящее, истинное детство. Под защитой родителей, да и не только родителей, но и почти незнакомых людей, делавших, тем не менее, всё, чтобы именно детям было спокойно и безопасно.
Только потом она узнала о девизе-правиле — 'Всё лучшее — детям', определявшем очень многое в Империи. Только потом она об этом узнала, а тогда она просто росла, просто взрослела, просто играла, просто общалась с ровесниками.
Через три года мама вернулась из села в город и Светлана с братьями были этому очень рады. Теперь родители — рядом и вместе. Теперь они вместе не только в летние месяцы, но и весь год. Все трое младших Стрельцовых пошли в детский сад, расположенный недалеко от многоэтажки, в которой была их семейная квартира и Светлана быстро влилась в детских коллектив сначала старшей детсадовской группы, а потом и высшей, подготавливавшей детей к школе. Братья были рядом с ней постоянно, у них и у неё появились новые друзья и подруги, но и о старых, тех, кто остался в селе, ни Светлана, ни Михаил, ни Семён не забывали — постоянно писали письма, получали ответы, общались по аудиосвязи и видеоканалам.
Светлане очень нравилось, когда её из садика забирал папа. Как уж Семён с Михаилом это поняли — ей и самой было неведомо, но они уступили ей право почти постоянно быть на руках отца и сопровождали сестру и папу до самого дома, по-взрослому идя рядом с ними. Держа дочь на руках, Василий всегда с интересом выслушивал её рассказы, отвечал на множество вопросов, умел поддержать почти безмолвно, когда она выказывала страх или неуверенность.
В семейном альбоме Стрельцовых есть фотография, которая была сделана в один из осенних дней — папа держит её на руках, он не забыл одеть ей на руки варежки — было довольно прохладно, а он всегда заботился о том, чтобы дочь не простужалась. Как свидетельствовала дата на фотографии, тогда в городе была настоящая золотая осень. Можно было не опасаться промозглого осеннего ветра или не менее холодного, уныло хлещущего затяжного дождя, потому и Светлана и папа не надели даже вязаных шапочек, столь привычных для имперцев, украшаемых строго индивидуально. Папа на снимке улыбается, смотрит на Светлану, а она смотрит куда-то в сторону, задумалась, но и на её лице — улыбка, обычная, мягкая.
Тогда же осенью Светлана узнала, что у неё будет ещё один братик. Младший. Папа ей сказал об этом именно тогда, когда забирал из детского сада вечером, в пятницу. А уже в субботу они все поехали в роддом, где Светлана увидела маму с младенцем на руках. Мама была рада — это Светлана сразу почувствовала.
Брата решили назвать Кириллом — это имя выбрала мама. Папа согласился с её выбором. Так Светлана впервые ощутила себя старшей сестрой для младшего брата. Время, когда она была только младшей сестрой для старших братьев, ушло в прошлое.
Мама разрешала ей присутствовать, когда она кормила Кирилла грудью. Светлана видела, как меньшой брат счастлив и сама была рада — он обладал прекрасным аппетитом, а молока у мамы было много. Медики, как потом говорила дочери мама, всегда удивлялись, насколько крепким и здоровым он растёт. Наверное, сказывалось то, что мама родилась и выросла в селе, а крестьяне в России всегда отличались завидным здоровьем и долголетием — работа и жизнь в условиях замкнутого хозяйства не позволяли долго и много болеть и хандрить. Вокруг всё натуральное, всё своё. Волей-неволей станешь здоровым и сильным.
Третий брат. Младший. Светлана чувствовала себя счастливой — она растёт в многодетной семье. Она любима обоими родителями, она защищена братьями. И она может сама теперь многое дать младшему брату. Возможно, ей тогда тоже очень хотелось сестричку, но, видимо, появление в семье четвёртого ребёнка, братика, настолько удивило Светлану, что она и думать забыла о желании иметь сестру и отдалась заботам о брате. Конечно же, она теперь задавала папе очень много особых вопросов и внимательно выслушивала его временами очень пространные ответы.
Кому же, как не папе знать, как воспитать настоящего мужчину. Для неё папа всегда был примером настоящего, подлинного мужчины. Она любила быть с ним наедине. И он часто брал её с собой за город, где у них двоих было своё место — старый настил-причал на берегу большого озера. На противоположном берегу начинался девственный лесной массив, вздымался холм, покрытый старым, густым лесом, виднелись поле и луг. Здесь, на причале, Светлана любила не только подолгу говорить с папой, но и молчать. Сидеть рядом с ним, прижавшись и чувствуя его тепло. Ощущая его надёжность, слыша его сердце и дыхание. Это успокаивало, это давало силы и уверенность в себе.
Папа умел столько, что Светлана и сейчас, став взрослой и самостоятельной, терялась, когда пыталась даже просто перечислить его умения, навыки, знания в самых разных областях. Тогда, маленькой девочкой она была уверена, что папа поистине всемогущ. Наверное, для ребёнка это важно и необходимо.
Она любила смотреть, как папа вручную давит апельсиновый сок из оранжевых кругляшей. А потом, опустив в стакан со свежевыжатым соком трубочку, подаёт ей, сидящей у него на левой руке. И она, придерживая трубочку левой рукой, а правой обняв отца за шею, втягивает в рот первый глоток. Наслаждение — словами не выразить. Да разве только апельсиновый сок она вот так любила пить, зная, что его приготовил не кто-нибудь, а именно её папа? Томатный, морковный, гранатовый, яблочный! И многие, многие другие. Куда там покупным сокам в пакетах — они и рядом не стояли по богатству ощущений! Это ведь совершенно другое — знать, что сок для тебя, маленькой девочки, дочери, отжал папа. Пришедший с работы, ещё не снявший деловой костюм, немного уставший.
Ещё больше Светлане запомнилось, как папа впервые взял гитару, сел на кровать, где она устроилась поиграть. Взял несколько аккордов и заиграл какую-то спокойную, медленную мелодию. Тогда Светлана бросила играть, встала, подошла к папе, коснулась рукой его плеча и замерла, вслушиваясь. Папа тогда играл долго. Очень долго. Может быть — полчаса, может быть час. А Светлана слушала. Слушала, забыв об игрушках, забыв обо всём и чувствуя как папа смотрит на неё. Смотрит — и играет.
Когда родился Кирилл, Светлана часто видела папу, сидящего рядом с колыбелькой и играющего на гитаре. Никаких резких, рваных ритмов — спокойные, обычные где-то даже мелодии. Она не только видела — она чувствовала и знала: маленькому Кириллу, едва перешагнувшему трёхмесячный рубеж своей жизни, нравится смотреть, как играет папа. Смотреть и слушать. Он замирал, он становился очень тихим и даже незаметным, но Светлана, появляясь в детской и заставая отца и Кирилла за вот таким вот общением, была убеждена — Кирилл счастлив.
Счастлив почти так же глубоко, сильно, мощно, как счастлива она, когда папа подхватывал её на руки, и она могла коснуться кончиком своего носа нос папы. Потереться об него и заглянуть в глаза, увидеть в них радость, спокойствие, уверенность. И — не только увидеть, но и ощутить своей глубинной сутью отцовскую, особую любовь. Тогда Светлана неизменно улыбалась во весь рот. Ей нравилось, как папа на неё смотрит — нежно, любяще. И во взгляде его проступает понимание, столь важное для неё, его дочери.
Она любила засыпать у него на руках. Часто, проснувшись рано утром, она бежала на кухню — он всегда первым вставал в их семье, вставал и сразу приступал к приготовлению завтрака. А она — босая, в одной пижаме, подбегала к нему, он подхватывал её левой рукой, поднимал, прижимал к себе, она обнимала его, опускала голову на плечо и засыпала спокойно и счастливо. Звук его сердца, звук его дыхания она, казалось, могла бы узнать из тысяч. Ей было очень комфортно на руках у папы, когда он готовил завтрак.
Для него она была именно дочкой. Он научился заплетать ей косу, делать простые причёски, а уж стриг всех своих детей он вообще мастерски. Да, у детей, как потом узнала, повзрослев, Светлана, нет обычно длинных волос, требующих особого ухода, особой стрижки. Но папа, при поддержке мамы, научился делать дочке такие причёски, что её подружки не раз выпадали в осадок и буквально допрашивали Светлану, кто, когда и где сделал ей такое чудо. Она всегда с гордостью отвечала, что это сделал её папа и причёска — уникальная. Другой такой он уже не сделает. И это было чистой правдой — каждый раз папа умел вносить в причёску дочери разнообразие.
И он же, наверное, ей впервые объяснил, что красота важна и необходима в первую очередь внутренняя, а не только внешняя. Благодаря маме Светлана хорошо узнала крестьянскую жизнь — не теоретически, а именно практически, с малолетства полюбила носить платки, платья из исключительно чистых природных материалов — лён, хлопок. Ей не требовалась каждый раз новая причёска, но за чистотой волос она привыкла следить, равно, как и привыкла обходиться совсем без косметики или использовать только натуральную косметику, да и ту — по минимуму.
Каждые выходные она старалась приехать в село, потому хорошо знала и понимала, что такое настоящая, нетронутая цивилизацией природа. Полюбила играть в снежки. Привыкла к тому, что в России снега всегда — предостаточно и он необходим, прежде всего, природе. С утра до вечера она пропадала на улице, бегала и ходила по полям, лесам, лугам, спускалась в овраги и поднималась на холмы. Всё пешком, всё на своих ногах. Чистый воздух и постоянное движение творили настоящие чудеса — она сама ощущала, как крепнет, становится более сильной, гибкой, выносливой.
С малолетства она старалась есть по-взрослому, пользоваться ложкой, вилкой, ножом. Мама потом рассказывала повзрослевшей Светлане, что у неё всегда был прекрасный аппетит, и она не только съедала всё до последней крошки, но и, бывало, вылизывала языком тарелку. Правда потом, довольно быстро она поняла, что вылизывать тарелку — это не по-взрослому. Ведь ни мама, ни папа так не делают — а завтракали, обедали и ужинали в семье Стрельцовых всегда за единым, пусть даже кухонным, а не парадным столом. И потому быстро отвыкла, зато пристрастилась вытирать тарелки кусочком хлеба дочиста. Эти кусочки она потом непременно съедала — уважение к хлебу она утвердила в себе с малолетства и никогда не допускала даже мысли, что хлеб можно надкусить и оставить черстветь или тем более — бросить на землю.
Совместные завтраки, обеды и ужины позволяли детям многому учиться, многое узнавать, со многим осваиваться. Маленький Кирилл непременно сидел рядом за столом в своём детском кресле, но даже он, как была убеждена маленькая Светлана, чувствовал себя равноправным членом большой семьи, а не грудным младенцем, который находится рядом с родителями только потому, что им надо за ним внимательно следить. Кирилл с ранних дней был невероятным живчиком. Его было действительно трудно удержать на месте — он был любознателен и подвижен, как ртуть, но ведь и старшие дети тоже не были сонями и тоже обожали пошуровать в округе, находя новые приключения, а бывало и опасности.
