Четвёртая часть "Книга-2 Проходимцы"

Тем временем сербская армия наступала в горной Македонии. Потерпев ряд поражений, турецкие войска ушли в южную Албанию, югославы в преследовании вышли на побережье Адриатического моря и осадили Драч — албанский Дуррес. Сбылась вековая мечта всех сербов — выход к морю пробит. Югославия ликует.

После осады югославы ждали, когда начнется голод, и турки сдадутся сами, поэтому серьезных попыток к взятию приступом не осуществляли.

Позже разведка выяснила, что у осаждённых:

1. Продовольственных запасов на полгода.

2. Боеприпасов вдоволь.

3. Командующий турецким войском Ибрагим-паша сдаваться не собирается, точнее панически боится.

Данное известие, в югославской армии совершенно никого не устраивало, но проблемы с осадной артиллерией... В штабе решили, в срочном порядке отправить делегацию к Мальтийским витязям, с просьбой о помощи. Поскольку предполагаемый путь был через Венецию, вспомнили о "чистокровном итальянце" Антонио Андреасе, которому и поручили возглавить охранный эскорт до Венеции. Там посольство пересаживалось на корабль идущий к Мальтийским витязям, а кареты с охраной оставались и ждали возвращения "просителей" с Мальты.

Две кареты и пятнадцать солдат включая "сеньора майора" "о двуконь" следовавших рядом приближались к Венеции. Поскольку уже была вторая половина дня, а дороги был ещё приличный кусок, и дабы среди ночи не искать в городе ночлег, решили переночевать в придорожной таверне "Казанова".

Впервые услышав название таверны, к Антону "пришли" две мысли.

— Судя из названия, они всех из одного казана кормят.

Вторая же:

— Откуда в Венеции русские названия?

Истинна оказалась гораздо банальней. Хозяином "Казанова" оказался его бывший однополчанин, фельдшер батальона Клаудио Медичи...

Здесь нужно уточнить, что в Италии широко распространены приветственные поцелуи. Итальянцы при встрече целуют друг друга в обе щеки: сначала в левую, потом в правую. В Северной Италии, в отличии от Южной, мужчины целуют только близких друзей и родственников, знакомым пожимают руку. В общем, увидев у себя кортеж, среднего роста, только начинающий полнеть хозяин таверны "Казанова", с широко распростёртыми объятиями, эмоционально крича:

— Сеньор капитано! Мой комбат! — Кинулся к довольно крупному сеньору майору. Пока Антон соображал, что же происходит, "кричащий" успел его не только крепко обнять-приподнять, но и расцеловать. С остальными же, официально произнеся:

— Буонасера (Добрый день. Говорят, после 13.00),— пожал руку.

Сидели за столом, друг у друга — напротив. Пили вино, вспоминали, кушали пиццу и "инсалата русса" (русский салат) на самом деле оказавшимся закуской француза Оливье, шеф повара Московского ресторана "Эрмитаж", что на Трубной площади.

— У нас всё просто. Если фамилия оканчивается на "и" — северные, на "о" — южные. — Весело подмигнул, продолжил:

— Клаудио Медичи (Медик, Врач) это мой армейский псевдоним. На самом деле меня зовут Леонардо Федерико Казанова, шевалье де Боже. — Пауза с хитрой улыбкой. — Это старинный этрусский род, по знатности на-ровне с Северини, Витруви, Кони, Кабани, но беднее.

Толи Антон уже выпил лишнего, толи ещё чего, но этрусские фамилии для себя он перевёл легко, не задумываясь. К тому же названия "Эт-Русски". Ни "Эт-Немцы" или ещё, какие арабо-французы, а именно "Эт Русски" с самого начала зародило в голове сомнение на счёт итальянского происхождения данного народа, воспитавшего и выучившего римлян.

— Мои родители проживают в доме на фондамента (узкие улочки вдоль каналов) Комменданто. Это неподалёку от церкви святого Бартоломео,— продолжал Леонардо. — В ней я и крещён.

Подлил из кувшина вина, себе и Антону:

— Потом окончил Падуанский университет. — Кривая улыбка. — У меня имеется учёная степень — юрист. Хм. В прочем к ней я ощущаю непреодолимое отвращение,— широко, по-итальянски развёл руками, чуть не перевернув кувшин с вином и состроив сострадальческую мимику лица с втягиванием шеи в плечи. — Не моё это, совершенно не моё.

— Потом изучал этику, химию, математику, но больше всего мне нравится медицина. — Подвыпившая улыбка, мотание головой:

— Лучше бы мне позволили стать врачом. Лишь медикам профессиональное шарлатанство еще более пригодно, чем в юридической практике.

"Умный взгляд" на Антона с повторным, ручным подпиранием подбородка. В первую попытку "подпирания" локоть скользнул по столу и изрядно набравшийся Леонардо Казанова чуть не стукнулся челюстью о столешницу.

— Я ведь часто назначал свои собственные, мною изготовленные лекарства. Испытывал их на себе и своим друзьях.

Речь его становилось всё более протяжной и менее понятной:

— Ещё во время учёбы, от частого безденежья начал играть в "фараон" (карточная игра) на деньги и очень быстро оказался сначала на мели, а потом и в небольших долгах. Родственники, узнав об этом, в срочном порядке организовали мой вызов к бабушке в Венецию. Там, с ней я имел очень неприятную беседу. Но к счастью в это время начался развал Австро-Венгерской Империи, объявили набор добровольцев и я, предварительно, для конспирации сменив имя и фамилию, вступил в третий батальон "Молодой Италии" в качестве врача.

Сидели, болтали потом Леонардо Казанова, положив голову на руки как-то сразу уснул.

Венеция кортеж встретила делегацией человек в 20-ть. Вначале полагали, что это для Югославских союзников, оказалось — однополчане вышли приветствовать своего героического комбата. Хитрый Леонардо Федерико Казанова, шевалье де Боже, как только опознал в прибывшем майоре "своего" комбата, сеньора капитана Антонио Андреаса, тут же отправил посыльного оповестить друзей по бывшему третьему, венецианскому батальону.

В тот же день югославских просителей-переговорщиков посадили на кораблик, идущий на Мальту, солдат определили "на постой", сам же Антон "пошёл по рукам".

Настоящие друзья — это не всякие красивые слова и прочая показная мишура и дрянь. Настоящие друзья — это наставления, поучения, ругательства, взаимные упреки. Настоящие друзья — это повседневные будни и жизненное общение... В общем, в тёплой и гостеприимной обстановке однополчанам было о чём поговорить, что попить и немного закусить. В беседе выяснилось, что всех их Антон знает по позывным, настоящие же имена и прочие фамилии совершенно иные, а сами они из приличных домов и уважаемых семей. Но на встрече однополчан они оставались: Росси (Рыжий по северному), Руссо (Рыжий по южному), Риччи (Кудрявый), Кавалли (Лошадь), Коломбо (Голубь), Бьянки (Белый).

Скромный "выборный офицер" первой роты Джорджио Феррари (Кузнец) вообще оказался сыном Даниэле Манина, возглавившего венецианцев патриотов против Австрийского владычества, это он и его друзья-соратники взяли на содержание и финансирование третий батальон "Молодой Италии". Потом отец Джорджио Манина, Даниэле Манин был избран президентом самопровозглашённой Республики Сан-Марко (Венецианская республика), ныне же, после объединения Италии стал правителем Венеции и окрестностей.

Немного, в шутку пообсуждали Даниэле Манина, отца Джорджио Манина с позывным Феррари, пока тот отлучался по нужде:

— Он очень любит всем всё объяснять с точки зрения — ветер дует, потому, что деревья качаются.

— Он есть временщик — сегодня нужен, а завтра уже нет.

— Во власти все временщики, бессмертных нет. Кто-то оставляет о себе добрую память, кого-то сразу забывают, а иных поминают разными словами.

— Это из-за того, что корона очень тяжелая и мозг перестает правильно работать.

— Корону зачастую снимают и хорошо, если не с головой.

— Манин править будет долго.

— Вся надежда на инфаркт.

— Твоя голова переполнена пустотой. Вместе с ним могут сменить и нас.

— В тебе спит скромный гений!

— А в тебе не дремлет глупец.

— Даже обсуждать не хочется...

Под стать были и остальные соратники-однополчане, а ныне собутыльники сеньора майора Антонио Андреаса. Помощники и заместители начальников стражи, таможни и полиции, власть держащие и просто не бедные и весьма уважаемые сеньоры. Они уже нынче, при своем достаточно юном возрасте, 22-26 лет, были на вторых-третьих ролях, с немалой перспективой стать первыми. Но главное во всём этом было то, что они считали Антонио Андреаса своим лучшим учителем, вдохновителем и наставником.

Здесь же произошёл и ещё один пьяненький разговор о развитии соответствующей времени медицины в плане продление человеческой жизни:

— Бессмертие — вот основная задача ныне стоящая перед биологическим видом, именуемым человек! — Не совсем тверёзым голосом заявил, успевший проспаться после вчера и вновь "набраться", бывший батальонный медик, Леонардо Федерико Казанова, шевалье де Боже, с позывным Клаудио Медичи.

— Идти против основополагающих принципов бытия,— не согласился с ним сеньор майор Антонио Андреас. Пожимание плечами и скептическая улыбка,— против Бога, если хотите! — Взгляд на оппонента. — Глупость несусветная! Продлевать биологическую жизнь и не знать, в чем заключен великий смысл жизни духовной — что может быть глупее? Законы природы никто не отменял и не отменит никогда, элементарно некому. — Отрицательно помотал головой. — Когда численность человечества начнёт увеличиваться вопреки природе бытия, она будет интенсивно эту численность сокращать своими методами!

— Человек сможет стать более совершенным, если поймёт, для чего создан. Никто не говорит, что мы собираемся двигаться вопреки Создателю. — Стоял на своём Леонардо Казанова.

— О, Боги! Сочувствую Вам. — Картинно воздав руки кверху. — Теперь они неделю заснуть не смогут. Реально же,— Антонию Андреас произнёс более серьёзно. — Все потуги по достижению бессмертия можно сравнить с желанием гусеницы задержаться в этом её состоянии, чтобы не превратиться в бабочку.

— На данный момент ситуация такова, что мы в самом начале пути и еще очень далеки от конечной цели. Серьезный разговор будет после реализации принципа: сначала исцелись сам! — Настаивал на своём бывший батальонный медик. — Когда лично я, реализую данную концепцию и реально продемонстрирую выдающееся долголетие, Вы все поймёте, насколько Леонардо Казанова был прав!

— Не горячись друг. Мы будем очень рады за тебя, но пока всё выглядит примерно так:

— Здравствуй Господь, прости конечно, но иди ты дальше! Я могу все сделать сам.

и Господь такой:

— Что, правда? И даже создать человека?

— Да! — Поднял кусок глины и спросил, — какого человека тебе слепить?

— Да любого,— скептически улыбнувшись, произнёс Создатель. — Только возьми свою глину, а не мою!

Присутствующие притихли, внимательно слушая спор медика и комбата, когда же сеньор майор Антонио Андреас закончил рассказывать своё повествование, батальонный капеллан, Микеле Пиллегранни тихим голосом:

— С Вами интересно вести не только светские, но и духовные беседы. Скажите, Вы не принимали участия в теологических диспутах священнослужителей?

— Увы, всё как-то не приходилось. Война, знаете ли, отнимает много времени.

Чуток посидели молча, переваривая услышанное, потом кто-то:

— Великие умы обсуждают идеи. Средние — события. Мелкие умы обсуждают людей.

И почти сразу же, другой голос:

— Не нужно так бурно воспринимать неизбежное... то о чём Вы так беспокойно говорите — прикопают, где-то в придорожной канаве истории без лишнего пафоса, шума и гама...

Общий одобрительный смех. Ситуация сдвинулась с мертвой точки, все вновь загалдели-зашумели, беседа стала индивидуальной и общей одновременно.

— Сеньор Андреас, какова судьба сабли сардинского генерал Альфонсо Ла Мармара? — Живо поинтересовался Манчини (Левша). Темп его речи и в трезвом состоянии быстрый, нынче же он был очень быстрый, создавая трудности в понимании, к тому же понимание усугублялось вином и региональными особенностями произношения.

— Немного медленнее. Пожалуйста, сеньор Манчини.

— Вас смущает моё "веронское произношение". Оно всех смущает,— тут же, скороговоркой ответил на свой вопрос, всегда открытый для общения и весёлый Манчини. Аллегро (Весёлый) его не назвали лишь оттого, что один Весёлый в батальоне уже был, к тому же этот действительно был левшой.

— Многим известно, что командующий Сардинского корпуса, генерал Альфонсо Ла Мармара отдал свою саблю офицеру нашего батальона, но мало кто знает, кому именно. Как-то к нам приезжал посланник от генерала, он желает выкупить своё оружие.

— И какова цена?

— Это драгоценное, к тому же фамильное и даже именное оружие. — Загадочно улыбаясь, тараторил Манчини. — Заплатит дорого. — Сделал несвойственную ему паузу. Задумчиво склонил голову набок, глаза закатил вверх, многозначительно, растяжно, даже с долей лёгкой завести добавил:

— Очень дорого.

— Сабля генерал Альфонсо Ла Мармара у меня с собой.

— Не спешите отдавать её первому предложившему деньги, скорее всего это будет плут, желающий на Вас нажиться.

Во второй половине следующего дня к сеньору майору Антонио Андреас явилось два покупателя сардинской сабли. Судя по форме носа — не римской и совсем не итальянской наружности. Они искренне смотрели в глаза, говорили красиво, тезисы, ключевые фразу и цифры озвучивали в приподнятом духе с верными ударениями. В общем, спагетти вешали умело, пытаясь облапошить (ла пош по-французски — карман. Облапошить — очистить карманы) югославского солдафона-простака.

У Антона голова и так болела от "вчерашних откровений", а тут ещё эти. Вначале он тактично намекнул, что предложенная ими сумма не совсем та. Его не услышали, и "лапшетрон" не прекратили. Тогда Антон поднялся во весь свой богатырский рост и грубовато пошёл на них грудью, как бы выталкивая из своей комнаты. Когда же те оказались за дверью:

— Грацие (спасибо) сеньоры. — Антон специально стал использовать вежливое обращение Леи (на "Вы"), дабы не так сильно травмировать незваных гостей. — Окончательного решения по сардинской сабле я ещё не принял. — Данное высказывание, дабы предать ему большую весомость, связал с легкой заносчивостью, выразившейся в немного приподнятому к верху подбородку и устремлённостью взгляда поверх голов хитрых не итальянцев.

Заметил портье:

— Рагаццо (молодой человек),— позвал работника гостиницы. — Проводите сеньоров к выходу,— произнёс бесцветным голосом, небрежно кивнув в сторону навязчивых посетителей.

Уже на третий день пребывания в Венеции, Антона пригласили на встречу с правителем славного города и окрестностей — Даниэлем Маниным. Бывшим одним из организаторов, вдохновителем и финансистом движения "Молодая Италия". По мнению многих являющимся героем объединения Италии. Человек большой учености и глубокий правовед, с раннего возраста проникшийся глубокой ненавистью к Австрии и всему с ней связанному. Был женат на уже покойной Терезе Периссинотти, которая принадлежала к аристократической венецианской семье с большими землевладениями в Венеции, Местре, а также в районе Тревизо.

Другими словами, встреча была с отцом Джорджио Манина позывной "Феррари" (Кузнец), в их доме, по инициативе отца, организованная сыном.