Жало

Вскоре чего-то запищало, по экрану побежала еще одна цепочка цифр.

— Есть, — с чего это Уилер такая довольная? — Итак, обратный фильтр граничит с поверхностью центральной зоны Жала? Интересно, интересно...

Вскоре мы заскучали. На экране Уилер — вернее, ее подчиненные-операторы — упрямо тыкали в Жало какими-то насосами, краскопультами, металлическими стержнями. Обычно нихрена интересного не происходило. Несколько раз Жало окутывали облачка то ли тумана, то ли пыли. Стрела подавалась вперед и медленно отдергивалась — я аж представил себе, как воют мощные моторы, пересиливая псевдотягу.

— Забавно, — протянула Уилер. — Эффект обратного фильтра отлично выражен на водороде и гелии, слабей сказывается на азоте и водяном паре... в жидкости практически не проявляется... Лучше работает с легкими газами?

Стрела придвинулась к самому краю ядра. Знаете, мы уже видели эту картину — как ядро пятится назад перед камерой, и одновременно — пытается охватить ее собой.

Только не на экране — собственными глазами. Мать вашу.

Сбоку мелькнула тень щупа. Самого длинного из всех, установленных на платформе. Стальной штырь пошел вперед, метр за метром...

Остановился.

Камера задрожала.

— Какая мощность? — тихо спросила Уилер. Ответа нам не было слышно. — Внешняя граница... что же, можно было ожидать. Многомерное окно, через которое пытаются протащить слишком большой предмет.

Щуп по сантиметру пошел назад, с усилием преодолевая псевдотягу. С быстротой часовой стрелки развернулся — теперь он был направлен перпендикулярно стреле. Манипулятор пошел вперед, толкая щуп в объятья Жала.

На сей раз эту арматурину застопорило раньше.

— Теперь — центральная точка... То, что мы не видим краев портала, не значит, что их не существует... Доктор! — Последнее слово Ханна вставила от себя.

— Мисс Мьюр?

— Вы что-то говорили насчет главного эксперимента? — голос Ханны дрогнул.

На экране возникло очень задумчивое лицо Уилер.

— Говорила. Собственно, я как раз к нему перехожу. Джонс, тросовая система ваша.

Заработали моторы последнего зонда — последнего из новоприбывших, ну который мы уже тут собирали из запчастей. Здорового такого — метра полтора в поперечнике. Аж волосы растрепало.

Зонд почти не качало — видно, оператор уже работал в нашей густой атмосфере. Он ушел за Жало, его растянуло и поплющило, как обычно.

— Высота пятьдесят... левее... нежнее... сносит! — я разбирал отдельные выкрики с той стороны, из лаборатории Службы. Движки трещали. Машинка щас, наверно, просто висела на воздухе — и только так подруливала, чтобы ее не швыряло ветровым потоком и не сносило — обычным ветром. — Есть рабочая! Груз пошел!

Не, они так и не смогли сделать зонд с таким чувствительным направлением, чтобы псевдотягой его не колбасило во все стороны. Но смогли — достаточно мощный, чтоб зависнуть над Жалом и спускать на лебедке тросик с грузом. Включая небольшую камеру.

Отсюда ядро казалось выточенным из этого... ядрочистого изумруда. И будто какой-то чокнутый инопланетный китаец решил разрисовать его своим инь-янем. Половина — сине-зеленая, с ярко-желтыми отсветами, половина — в красно-черно-бурых мазках. Цвета плыли, сливались, дрожали.

Цвета земного неба и земного солнца. Цвета городского асфальта и старого кирпича.

Пропущенные через долбанутый фильтр Жала.

— Два... три... четыре...

Не, реально, этот чувак был хорош. Он не просто держал зонд над Жалом в потоках ветра — он еще и равномерно разматывал трос, по ходу делая поправки на временное смещение и псевдотягу.

— Десять... восемнадцать... дерьмо! Отклонение! Пробую еще! Восемнадцать... девятнадцать... отклонение. Еще... отклонение. Док, бесполезно.

— Это не псевдотяга? — то ли Уилер спрашивала, то ли утверждала.

— Нет, — голос был слишком тихим, чтобы программа его распознавала, так что дальнейшее я так не разобрал.

Да и нахрен.

Обнял за плечи Ханну и Кэт.

— Девчонки. Мы все равно прорвемся.

— А куда мы денемся с подводной лодки, тем более, что люки задраены? — Ханна ткнула меня слегонца кулаком в бочину. — Доктор, скажите что-нибудь веселое.

На экране опять появилась Уилер.

— Груз встречает сопротивление на расстоянии примерно десяти метров. Насколько мы можем судить — барьер имеет сферическую форму, отталкивая любые твердые предметы, приближающиеся к ядру со стороны финишной зоны.

Квартет, мне правда очень жаль. Мы сделаем все возможное для вашего спасения, я клянусь. Но пока это похоже на дорогу с односторонним движением.

Полог палатки был откинут, чтобы видеть море — и чтобы ветер задувал нам в палатку. Хоть такая иллюзия прохлады. И моря, ага. Смесь берега с туманом.

Кэт протянула Ханне шланг бульбулятора.

— Держи.

Та затянулась.

Не, вообще, это был акваланг. Со специальной, какой-то жутко дорогой дыхательной смесью для подводников. Которой нам советовали дышать почаще, чтобы скомпенсировать постоянное кислородное голодание.

Но мы звали его бульбулятором. И ниэтосамое.

— Так что за история с твоим дедушкой?

Ханна перевернулась на другой бок, зевнув, едва не упершись пятками мне в живот.

— Это было еще при Союзе. Совершенно шекспировская трагедия. Роман между дочкой высокого чина из КГБ и парнем из диссидентской семьи. Кончившийся внеплановой беременностью. Божечки-божечки, стыд, мезальянс и все такое. И как вишенка на тортике — двоюродный дядя — мой, соответственно, прадедушка — бывший остарбайтер. Оставшийся после войны на территории союзников.

— Подожди-подожди, — прервал я ее. — Я запутался. Твой прадед был гастарбайтером? Я думал, ты живешь в Швейцарии?

Ханна недоуменно так посмотрела.

— Да. Он перебрался в Швейцарию уже после войны.

— А в Швейцарии тоже были гастеры?

Кэт поперхнулась шлангом. Заржала.

— Костя, Ханна. Вы говорите о разных вещах. Костя, Ханна имеет в виду советских рабочих, которых немцы угоняли в Германию. Ханна, Костя говорит о нелегальных рабочих из Средней Азии. Всем все понятно?

Засмеялась и Ён.

— Это есть переводить с русский на русский? Да?

— В точку, девочка, — Ханна приняла у нее шланг. — Ладно, я рассказываю дальше? Или у нас будет урок истории?

— Давай-давай. Чем все закончилось у твоих предков?

Ханна потянулась. Ткань футболки туго облегла полную грудь. Эх.

— В общем. Дедушка приперся к прадедушке прямо на рабочее место. Представился охране женихом дочери. Прадедушка сперва схватился за пистолет. Потом пообещал сослать дедушку в самый дальний из лагерей. Потом достал коньяк. Потом они просидели за закрытыми дверями три часа подряд.

На следующий день прадедушка подал наверх рапорт. Из которого следовало, что он жертвует родной дочерью, чтобы установить наблюдение за связанной с зарубежными разведками группой антисоветчиков. Начальство сказало, что он чудовище. Еще через день была сыграна свадьба. Еще через два — они пересекли границу.

— А потом? — Ён слушала, затаив дыхание. Кэт скептически улыбалась.

— А потом — Союз распался, прадедушка ушел в отставку и возглавил охранное агентство. Говорят, его бизнесу очень способствовало наличие родственника в одном из самых авторитетных швейцарских банков.

Я набрал полную грудь воздуха из баллона. Знаете, не люблю запах жженой пластмассы.

Хотя это один из немногих запахов, которые тут можно почувствовать.

— Как-то очень красиво для правдивой истории.

— Согласна с Костей, — заметила Кэт. — Чересчур романтично.

— Почему красивая история плохо? — недоуменно спросила Ён.

Ханна насупилась.

— Вот именно. Так или иначе, я это слышала в пересказе бабушки, а дедушка всегда только смеялся, когда я расспрашивала про их свадьбу. Ну, не хотите, не верьте.

Она грустно улыбнулась.

— А вообще — я их явно переплюнула. Я первый человек, которого похитили инопланетяне. То есть, я первый, кто выжил при этом. И теперь меня знает вся планета. Дед бы мне мог позавидовать.

— Всем нам, — Кэт аккуратно так ее поправила.

— Ага.

Минут десять мы отдыхали, валялись на полу палатки и передавали по кругу шланг бульбулятора, словно тубус кальяна. Жара жесть как давила. Интересно, сколько вообще надо времени, чтоб привыкнуть?

Хорошо хоть, дроны зарядили.

— Всем нам? — Кэт смотрела в оранжевый полог.

Ханна лениво повернула голову.

— Агась?

— Я подумала... Говоришь, ты врач?

Та засмеялась.

— Подруга, если захочешь накачать губы или грудь — обращайся, но за результат я не отвечаю. Могу вывих вправить, шину или повязку наложить. В общем, я лучший медик этой гребучей планеты.

— Я умею обращаться с рацией и более-менее стрелять, — продолжала Кэт. — Костя знает все и даже больше об Оводе. Ён плавает как рыба и учит языки быстрее, чем нейросеть. Вас это не наводит ни на какие мысли?

Ханна откинула с глаз челку.

— Ты забыла добавить, что Ён киберспортсменка. Из вежливости, да?

— Киберспорт не есть бесполезный, — обиженно проговорила Ён.

— Ага-ага. Через десять лет обещаю по дружбе скидку на лечение запястных каналов, обращайся, — фыркнула Ханна. — Если не сама, так по знакомству организую.

Я привстал.

— Девчонки... Кэт, я правильно тебя понял? Ты говоришь, Овод специально собрал нас четверых?

Кэт потупилась.

— Не знаю. Но согласись, это странно для совпадения?

— Мания величия, — сообщила Ханна. — Ты не думаешь, если собрать наугад четырех человек из толпы, достаточно велика вероятность, что каждый из них умеет что-то полезное?

Я пожал плечами.

— Ну может быть. Но все равно, Овод, он, типа... Похоже, что он действует по какому-то плану. Об этом и раньше говорили. Он работает только по городам, и на уровне земли. Все думали, что он, ну, типа бомбардировщик. Но что, если он специально охотился за теми... За теми, кто тут может выжить?

Ханна вздохнула.

— У меня болят колени каждый раз, когда я стою на ногах дольше получаса, а насморк Ён просто хронический. Если твой Овод хотел, чтобы мы выжили — он мог бы выбрать Эквестрию получше.

Если уж на то пошло. Это должны были заметить раньше, так? Ну, что Овод забирает людей с большими шансами на выживание.

Ён покачала головой.

— Никто знали, что Овод забирает людей. Все думали, что он убивает.

Я кивнул.

— Мы первые, кто прошел сквозь Жало и выжил.

— И это подводит нас к другому вопросу, — вздохнула Ханна. Села, глядя на серое море в сером тумане. — Что убило тех, кто был здесь первыми?

Наступившую тишину (глухой рев вдалеке мы вообще перестали замечать) прервал шорох фольги.

— Ладно, мальчики и девочки. Как как бы врач Квартета, я обязана следить, чтобы вы питались правильно. Вот вам витаминный морс, и не вздумайте сачковать.

Я и не собирался. Вкуса смородины и шиповника на языке я не ощутил, даже высосав весь тюбик — но, по крайней мере, эта штука хранилась в холодильнике. В нашем маленьком холодильном чемоданчике.

Включился ноут. Вернее, он особо и не выключался, просто вышел из спящего режима -и такой замигал огоньком открытой сессии.

— Служба, Квартет слушает, — Кэт лениво перекатилась и ткнула в клавиатуру.

Экран осветился. Я увидел Уилер.

— Квартет, приятного аппетита. Как самочувствие?

— Ничего из ряда вон для гипербарической среды, доктор. Какие новости?

— В ближайшее время готовьтесь поработать. Мы перебросим вам ветряную электростанцию.

Кэт зааплодировала. Я тоже такой расплылся. Не, реально, крутить генератор и так подзадолбало, даже без учета дефицита кислорода.

— Это из насущных дел. И есть кое-какие теоретические выкладки, — Уилер так задумчиво огляделаа нашу компанию.

— Доктор. Прежде чем начнете, — Ханна подняла руку, как на уроке. — Ваши новости связаны с тем, как нам вернуться?

Щека Уилер дернулась.

— Может быть, может быть. Я хочу вам кое-кого представить. Полковник?

Камера сдвинулась, показывая военного в темно-синей форме.

— Жан Лезюр. Инструктор по выживанию ВВС Франции, — офицер отдал честь. — Рад знакомству с вами, Квартет. Рассчитываю на скорую личную встречу.

— Личную? — не, вот тут я что-то недопонял.

— Так точно. Моя группа готовится к заброске сквозь Жало.

Брови Ханны вздернулись.

— Тут уместнее были бы водолазы, а не летчики.

Офицер коротко засмеялся. Его густые черные брови сошлись домиком.

— В свое время я тренировал и космонавтов, мадемуазель. Полагаю, мы справимся с задачей.

— С какой задачей? — протянула Ханна. — Вы собираетесь сражаться с плесенью?

— Обеспечить ваше выживание. И эвакуацию, разумеется.

И вот тут мы такие очень дружно прильнули к экрану.

— С этого места поподробнее, — потребовал я.

— Я думаю, поподробнее расскажет доктор Уилер, — Лезюр сделал в ее сторону приглашающий жест.

Уилер поудобнее устроилась в плетеном кресле. Прочистила горло. Я сглотнул — у меня заложило уши.

— Квартет, я не хочу вас зря обнадеживать. Пока мы только собрали воедино основные сведения об Оводе и Жале. Мы еще в начале пути. Но мы движемся вперед — и, надеюсь, однажды сумеем открыть эти ворота в другую сторону.

— Я надеюсь, до того, как мы получим свое? — бросила Ханна.

В кадре мелькнула рука Лезюра.

— Мадемуазель Мьюр, в том числе и поэтому мы идем через Жало. Чтобы риску подвергались не только юные девушки — но и те, для кого рисковать стало работой.

— Товарищ полковник, — вмешался я. Ну, может, к нему надо обращаться как-нибудь по-другому, типа "мон шер колонель", да похрен. — Я-то не юная девушка.

Раздался короткий смешок.

— И в мыслях не было подвергать сомнению вашу способность позаботиться о юных дамах, судьбой вверенных Вашему попечению, мой друг. Но все же лучше, если тяжелый труд в непредназначенных для человека условиях станет и нашей задачей, не находите?

— Ладно, — вмешалась Уилер. — Давайте к делу.

Мы улеглись поудобнее. Как ты ни крутись, а долбучие камни все равно продавятся через термоизолирующее покрывало пола.

Уилер откинулась на спинку своего кресла.

— Итак, на сегодняшний день существует две теории, вчерне описывающие феномен Жала и Овода. Одна рассматривает их как стабилизированную управляемой экзотической материей проходимую МТ-червоточину с метрикой, потенциально нарушающей усредненное энергетическое состояние. Вторая описывает Жало как поверхности N-мерной гиперсферы, взаимодействующей с нашим пространством-временем с локальными нарушениями принципа эквивалентности. С какой начать?

До нас донесся очень тяжелый вздох Лезюра. Я, кажется, ему сочувствовал.

— Доктор, — жалобно попросила Кэт. — Можно сразу к практическим выводам? Я поняла, что что-то что-то нарушает. Но на этом все.

Уилер тряхнула головой, похоже, впав обратно в реальность.

— О. Да. Мои извинения. Понимаете, за последние дни мы пересмотрели слишком много научных теорий, чтобы помнить, что кто-то их может и не знать. Это к лучшему. К чему учить учебники по физике, которые безнадежно устарели несколько часов назад?