Зверь лютый Книга 28. Приступ

"... приехал к Берендеям, подобно ему вероломным..." — такое кубло заваривалось в Киеве давно. Но с "призывом" Жиздора — прямо-таки закипело.

Клятвопреступление новгородцев, страстное желание киевлян получить аналогичные вольности, демонстративное "всенародное" преступление закона "призывом", явная непригодность, по свойствам подленькой личности, Мачечича к унаследованию престола, привели к "вокняжению воровскому".

Забавно. "Локальная оптимизация": каждый участник событий "стремится к добру". В его понимании. Делает "что должно". По его мнению. И "небо славян" пятнает "дым деревень" — дым горящих русских селений. Как было при походе новогородцев на Полоцк, как горели Луки, Торжок, Торопец, как будет через пару дней здесь, у Киева.

Сам по себе Волынский князь удержаться в Киеве не мог. Его недавние призыватели тянули одеяло на себя и в разные стороны. Жиздор же то "желал тишины", то устраивал походы.

И то, и другое хорошо. Если уместно и последовательно. Он же, не отличаясь "долбодятельством" Ростика, вздорничал. Жиздор.

Между тем на Северо-Востоке Боголюбский играл свою игру. Ему не нужен Киев. Насмотревшись на опыт Долгорукого, он не хочет "шапку Мономаха". Неприязнь сына к отцу распространяется и на стремления того.

"Я — не тот! Я — другой! У меня всё будет иначе!".

У Жиздора и у Боголюбского — разные "крокодилы". Изначально, чуть ли не с "бесштанного детства". Издалека это незаметно: князь и князь. Но стоит только взять три-четыре летописных эпизода с их участием, и разница бьёт по глазам. Эта разница даёт отдачу и в их персональных "обезьянах".

У Андрея, третьего сына, детское стремление выделиться, переросло сперва в бешеную храбрость кавалериста, потом — в суверенитет, "отдельность".

Подобно мне, которому "кроме солнца и Исаака" ничего не надо, Боголюбскому ничего не надо от "Святой Руси". Это не только его личная позиция: в Залесье в эту эпоху частенько звучит противопоставление "а вот у нас... а вот у них, на Руси".

Северо-Восточная Русь, "родовое гнездо великорусского народа" себя Русью не считает. Позже, уже в 19-20 в. русские крестьяне в северных губерниях, работая в поле, говорили:

— Пойдём на Русь.

Имея ввиду деревню, жилое место.

Андрею от "Святой Руси" нужно одно — мир. Ведите себя прилично, исполняйте клятвы, следуйте законам.

Он же — боголюбивый!

Принял прибежавшего Мачечича: нищих и убогих надо привечать. Велел дать ему кров и корм в Рязани. Обещал удел. Но не дал: он и своим братьям и сыновьям уделов не даёт. К себе не пускал — а зачем? Этот с Великим Князем во вражде? А мы высшую власть поддерживаем, "желаем тишины".

Андрей старательно формировал ощущение нейтральности, справедливости. Это не было маской: он в самом деле пытался "встать над схваткой". Кроме дел новогородских. Где клятва в верности Ропаку была и клятвой Ростику, была клятвой и ему, Боголюбскому. Ибо Ропака в Новгород они с Ростиком ставили общим согласием.

Снова Карамзин:

"Андрей тогда же принял к себе и другого изгнанника, Святослава Ростиславича (Ропака). Новогородцы — думая, что смерть отца Святославова разрешила их клятву — в тайных ночных собраниях умыслили изгнать своего Князя. Сведав заговор, Святослав уехал в Великие Луки и велел объявить Новогородцам, что не хочет княжить у них".

Тут — позиция Новгородской летописи. Другие же утверждают, что Ропак от княжения не отказывался, а потребовал выдачи ему на суд злоумышленников.

"А мы не хотим иметь тебя князем", — ответствовали граждане, клялися в том иконою Богоматери и выгнали его из Лук. Святослав бежал в Суздальскую область и, с помощию Андрея обратив в пепел Торжок, грабил окрестности. С другой стороны Князь Смоленский (Благочестник), отмщая за брата, выжег Луки. Бедные жители стремились толпами в Новгород, требуя защиты.

Могущественный Андрей, действуя согласно с Романом Смоленским и Всеславом Полоцким, хотел, чтобы Новогородцы смирились пред Святославом. "Вам не будет иного Князя", — говорил он с угрозами. Но упрямый народ презирал оные; убил Посадника и двух иных друзей Святославовых; готовился к обороне и просил сына у Великого Князя Мстислава, обещаясь умереть за него и за вольность. Едва Послы Новогородские могли проехать в Киев: ибо на всех дорогах стерегли их и ловили как злодеев. Между тем в Новогороде начальствовал умный Посадник Якун и заставил Святослава удалиться от Русы: сей Князь, имев сильное войско союзное, не дерзнул вступить в битву, довольный разорением многих селений, и чрез два года умер, хвалимый в летописях за его добродетель, бескорыстие и любовь к дружине".

Карамзин не упоминает других качеств этого человека, видных в летописях: самоотверженности, храбрости, воинской удачи и книжности. Не касается он и постановки Ропака Андреем в Киев. Странная, вскоре после свадьбы, смерть его, открыла младшим Ростиславичам путь к устранению самого Боголюбского.

"В сие время Мстислав (Жиздор) был занят воинским предприятием. В торжественном собрании всех Князей союзных он сказал им:

"Земля Русская, наше отечество, стенает от половцев, которые не пременили доныне их древнего обычая: всегда клянутся быть нам друзьями, берут дары, но пленяют Христиан и множество невольников отводят в свои вежи. Нет безопасности для купеческих судов наших, ходящих по Днепру с богатым грузом. Варвары думают совершенно овладеть торговым путем Греческим. Время прибегнуть к средствам действительным и сильным. Друзья и братья! Оставим междоусобие; воззрим на Небо, обнажим меч и, призвав имя Божие, ударим на врагов. Славно, братья, искать чести в поле и следов, проложенных там нашими отцами и дедами!".

Все единодушно изъявили согласие умереть за Русскую землю, и каждый привел свою дружину: Святослав Черниговский (Гамзила — авт.), Олег Северский (Матас), Ростиславичи, Глеб Переяславский (Перепёлка), Михаил (Михалко), брат его, Князья Туровский и Волынские. Бояре радовались согласию Государей, и народ благословлял их ревность быть защитниками отечества.

Девять дней шло войско степями: Половцы услышали, и бежали от Днепра, бросая жен и детей. Князья, оставив назади обоз, гнались за ними, разбили их, взяли многие вежи на берегах Орели, освободили Российских невольников и возвратились с добычею, с табунами и пленниками, потеряв не более трех человек. Сию добычу, следуя древнему обыкновению, разделили между собою Князья, Бояре и воины. Народ веселился и торжествовал победу в день Пасхи. Скоро, к общему удовольствию, прибыл благополучно и богатый купеческий флот из Греции: Князья ходили с войском на встречу к оному, чтобы защитить купцов от нападения Половцев, еще не совсем усмиренных".

"Друзья и братья!". Какой яркий призыв к единению, к защите Отечества, сохранённый для нас летописцем! Видимо, и в те времена с этим было... не очень.

Увы, "Что не делает дурак — всё он делает не так".

Карамзин, приводя красивые слова, не указывает, что "государь" — "вор". "Ворами" на престол посаженный.

"Воровская сходка", даже и после удачного "скока" — место раздора.

"Ни Мстислав, пируя тогда с союзниками под Каневом, ни Киевляне, радуясь победе и товарам Греческим, не предвидели близкого несчастия. Одна из причин оного была весьма маловажна: Князья жаловались на Мстислава, что он, будучи с ними на берегах Орели, тайно посылал ночью дружину свою вслед за бегущими врагами, чтобы не делиться ни с кем добычею".

"Дружба дружбой, а табачок врозь". В смысле: "добычи, табунов и пленников".

"Крысятничество" Государя вызывает аналогичные реакции:

"Два Боярина, удаленные Великим Князем от двора за гнусное воровство, старались также поссорить братьев, уверяя Давида и Рюрика, что Мстислав намерен заключить их в темницу. Легковерие свойственно нравам грубым. Бояре Киевские, знавшие чистосердечие Государя своего, и собственная его присяга, по тогдашнему обычаю, доказали неосновательность злословия; но Ростиславичи остались в подозрении и не согласились выдать клеветников брату, говоря: "кто ж захочет впредь остерегать нас?" В то же время дядя Мстислава, Владимир Андреевич, несправедливо требуя от него новых городов, сделался ему врагом и с негодованием уехал в Дорогобуж. Таким образом Великий Князь лишился друзей и сподвижников, столь нужных в опасности".

Кубло — кублит и кублевает. Ссоры, доносы, заговоры...

"Легковерие свойственно нравам грубым". С чего сыновьям Ростика, выросшим в сытости, благополучии и княжеском воспитании, отличаться "грубостью нравов" или "легковерием"?

У Жиздора друзей нет — есть подельники.

"Единожды солгавший — кто тебе поверит?".

Присягал Ростику, вере православной, "Закону Русскому"? — Но и дела дядины похерил, и закон преступил.

Давид Попрыгунчик и Рюрик Стололаз вполне это понимают и Жиздору не доверяют.

"Владимир Андреевич, несправедливо требуя от него новых городов..." — Добренький, не только годами, но и "коленом", старше Жиздора. Всё, что он требует — справедливо уже по праву старшинства. Что он уступил племяннику Киев — чисто от миролюбия, доброго отношения и слабого здоровья. А так-то... Пока Мачечич и Юрьевичи своих прав не предъявляют, можно и "шапку" потребовать. Ну ладно уж, дай пару городков и забудем.

"Но главною виною падения его было то, что он исполнил желание Новогородцев и, долго медлив, послал наконец сына, именем Романа (авт. — Подкидыш), управлять ими".

Жадность и глупость. Желание новгородцев исполнил, а желанием сподвижников своих — Ростиславичей — пренебрёг. Плюнул в воинское братство, в тех, кто "единодушно изъявили согласие умереть за Русскую землю".

Поумирали? А я, тем временем, у вас кусок урву. Да не табун ночью тайком, а среди бела дня, открыто, вторую столицу Руси. Вы, конечно, "защитники отечества". Но "плотники новгородские" мне милее. И прибыльнее.

Была и ещё одна причина. Личная. По которой Жиздор отправил в Новгород своего второго сына, а не старшего, как делали это прежде многие Великие Князья Киевские. Почему и Роман был столь жесток с полоцкими и смоленскими, так стремился услужить верхушке вечевой. И почему его так легко и скоро выгнали. Но об этом позже.

"Сей юный Князь взялся быть их мстителем; разорил часть Полоцкой области, сжег Смоленский городок Торопец, пленил многих людей".

Подкидыш выжег Полоцкие земли не дойдя до Полоцка 30 вёрст. Хотя полочане на Новгород не ходили. Жестокость Романа, переходящая временами в прямой садизм, отмечена, по другим эпизодам, и польскими хрониками.

Глава 549

"Андрей Суздальский вступился за союзников и не мог простить Мстиславу, что он, как бы в досаду ему, объявил себя покровителем Новогородцев".

Не надо "покровительствовать"! Надо просто исполнять договор. Ты же принял дядюшкину "задницу"!

Наследство — имущество и его отягощения. Имущество — "шапка", княжество Киевское, отягощение — заключённые договора. Но Жиздор стремиться и "рыбку съесть и...". Сам "вор", он не находит в законности пользы. Новгородское посольство в Киеве льстит, просит, дарит подарки... Это приятнее, чем часть дядюшкиной "задницы" — унаследованное соглашение.

Андрей не "покровительствовал" Новгороду: там княжил, "на всей своей воле" сын Ростика. Андрей с Новгородом "партнёрствовал": позволял своим и их купцам торговать. Отношения определялись "тройственным согласием": Великий Князь, Новгород, Боголюбский. Соглашение можно изменить. С общего согласия сторон. Но что делать, если одна сторона — клятвопреступники и убийцы, а другая — Великий Князь — вор?

"... не мог простить Мстиславу..." — точно, не мог. Для боевого офицера, полковника-кавалериста, коим Андрей был большую часть своей жизни, измена слову — смерть. Для государя, требующего постоянного и точного исполнения закона, каким он стал в последнее десятилетие — суд и казнь. А как иначе?

"Может быть, Андрей с тайным удовольствием видел случай уничтожить первенство Киева и сделаться главою Князей Российских: по крайней мере, оставив на время в покое Новгород, он думал только о средствах низвергнуть Мстислава, издавна им нелюбимого".

Главой? Вот этого кубла? Он мог стать "главой" просто терпя дольше своего отца, мог требовать "шапку" сразу после смерти Ростика. Ему это противно. Только очевидная перспектива объединения всех русских земель против Залесья, в случае разгрома Смоленских, его сдвинула.

Деваться некуда: придурки дом мой сожгут.

Выбор очерёдности (сперва — Киев, потом — Новгород) банален: Андрей видит "откуда ноги растут".

Там, где статский Карамзин находит тайную "цель": "сделаться главой" — военный Боголюбский видит источник угрозы: "командный пункт противника".

"... тайно согласился с Ростиславичами, с Владимиром Дорогобужским, Олегом Северским, Глебом Переяславскими с Полоцким Князем...".

Тайно? На Руси?! "В России всё секрет и ничего не тайна".

Один — родной брат, другой — дважды бывший зять. Во Владимир съезжаются представители полусотни городов. Какие секреты в такой толпе?

Другое дело, что полтора года правления Жиздора привело к параличу власти. К отключению гос.мозга. Даже видя, он отмахивается, он не хочет знать.

— Меня же все любят! Это же все знают!

Андрей "собрал многочисленную рать; поручил ее сыну Мстиславу и воеводе Борису Жидиславичу; велел им идти к Вышегороду, где княжил тогда Давид Ростиславич (Попрыгунчик) и где надлежало соединиться всем союзникам. Сие грозное ополчение одиннадцати Князей... шло с разных сторон к Днепру; а неосторожный Мстислав ничего не ведал и в то же время послал верного ему Михаила Георгиевича, Андреева брата, с отрядом Черных Клобуков к Новугороду...".

Государь, который "ничего не ведает" — занимает не своё место. Не видеть движение "грозного ополчения" — двух, смоленского и суздальского — можно только заткнув себе глаза и уши. Это не десяток гридней, которые тихонько леском проскочили — тысячные толпы идут "по путям". По немногочисленным натоптанным магистралям в густонаселённых областях. Одни — по Днепру, другие по Десне.

Не увидеть этого — не "неосторожность", а идиотизм.

Жиздор сделал всё сам: сам рассорился со своими подельниками, сам "проспал" начало войны. Старательно привёл ход событий к жестокому братоубийственному кровопролитию, избиению русских людей русскими же людьми.

"Земля Русская, наше отечество, стенает от половцев...".

Прежде всего "отечество стенает" не от половцев, но от "государя". Его прекрасные слова — слова "вора". Узурпатора, преступника. Даже победоносно защищая родину, он остаётся "нечестным".

Поразительно: прямо на глазах две группы князей — Ростиславичи и Юрьевичи — становятся враждебными Жиздору. Обе группы участвовали в походе "на защиту отечества", все были рады и дружественны. За полтора года Жидор превратил и тех, и других во врагов. Но сам этого не понял.

Один из Ростиславичей — Давид Попрыгунчик — княжит в Вышгороде. По воле Жиздора. "Северные ворота" Киева в руках члена клана, на который сам Жиздор нападает.