| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
И что это могло бы означать?
Пестрый для встречи со мной взял себе телохранителя? Вида отрадного и физкультурно подкованного. Ноют еще, наверное, синяки на подмоченной уголовной пояснице, да вопиет к возмездию горящее пламенем бандитское ухо.
Уважает!
Только почему-то мне не сильно радостно от проявления таких беззастенчивых знаков пиетета. Тревожно даже. Видимо не одумался злодей по поводу перспектив вожделенной вендетты. Похоже на то.
И что делать?
— Эй, Пестров! — неожиданно даже для самого себя крикнул я и вышел из-за угла павильона. — А ты не торопишься, я погляжу.
Пёстрый разве что на месте не подпрыгнул от звука моего голоса, так близко я оказался. Нежданчик!
Как-то спонтанно получилось. Дергано.
Если это происки молодого сознания, заскучавшего у меня в башке, надо отдать должное — ход не плохой. На причале перед прогулочным теплоходом меня уж точно разматывать не будут. Опять же — 'Баркентина' неподалеку, для любителей пива с верхней палубы — мы как на ладошке. И до опорного пункта здесь рукой подать! Надо думать, у Пестрого свежи еще впечатления после посещения сего заведения? Как ни крути — все в тему. Пока старый думал, молодой все решил!
'Что делать, что делать... трясти надо!'
Я медленно приблизился к застывшей парочке.
Красавчик-бармен вблизи оказался несколько рябоватым. И прыщеватым. Как это называется? Фурункулез? Не такой он уже и красавчик, если честно. Потасканный какой-то, помятый. Мешки под глазами даже через 'хамелеоны' видны. Да уж...
А не наплевать ли мне?
— Друга привел, Пестрый?
— Чо?
— Говорю, один, что ли боишься ходить? Опасаешься кого?
Это при том, что росточком я ниже их обоих. К тому же моложе по возрасту, легче по весу и гораздо уже в ширину. Каждого. Что тот муравьишка-хвастунишка перед толстым жуком: 'Я инвалид, ножка болит. ...Сделайте одолжение, войдите в положение'. Смотрели мультик? А я грешен, люблю...
— И кого мне опасаться? — неприветливо буркнул громила. — Тебя никак?
— Нет, конечно. Я мухи не обижу. Любую спроси.
— Хорош трындеть. Чего хотел от меня, студент?
— Помощи... Вася. Тебя ведь так, кажется, менты называли? Василий Кравасилович. Прикольное отчество у тебя. Папа — Кравасил? Это... 'красная армия всех сильней'?
— Не твое собачье дело!
Неожиданно красавчик-бармен мягко качнулся в мою сторону и ловко ухватил меня за лацкан куртки. Я даже дернуться не успел.
— Найсная вельветина, — зловеще просипел модник, разглядывая ткань. — Где надыбал?
— Я тебя знаю? — я аккуратно потянул куртку из цепких пальцев. — С какой целью интересуемся?
— Я не понял. Это ты сейчас нагрубил мне?
Опаньки! Сильная заявка. И очень характерная для кругов околохулиганского общения. Да меня ведь сейчас пытаются по понятиям развести, не меньше! Так сказать, сформулировать 'предъяву' на абсолютно пустом месте. Из воздуха. Да еще и при всем честном народе! А не слишком ли?
— Ты ошибся, уважаемый. 'Я вежлив, спокоен, сдержан тоже. Характер — как из кости слоновой точен'.
— Чего?
— Не заморачивайся, дорогой. Это Маяковский.
Надеюсь, продолжения он не знает.
А там: '...А этому взял бы, да и дал по роже: не нравится он мне очень'. Стихотворение мэтра ранней советской поэзии под названием 'Мое к этому отношение'. В тему так всплыло из глубин памяти...
— Типа, образованный? Так что ли?
Не отвечая, я повернулся к Пестрому:
— Разговор состоится? Или так и будем морозить до талого?
Специально вставляю в речь характерные эвфемизмы социального дна, намекая на собственную якобы причастность к 'злодейским кругам'. Система опознавания 'свой-чужой'.
— А че, так-то, со мной не хочешь побазарить? — не унимался прыщавый обаяшка. — Никак на измену подсел, студентик? Ты ответь!
Не сработала система. Прокол.
Но... не мой косяк, его.
Клиент-то у нас оказывается сам 'чужой'! Ряженый. Где-то чего-то там слышал про толковища, но сам в уголовных сферах явно не вращался. Иначе про 'ответь' заикаться не стал бы — это очень крупный козырь. По идее — финальный. Явно дядя не блатной. Но... приблатненный. Что предосудительно.
В стройбате, к слову, такие часто встречаются.
И с такими, по опыту, можно не церемониться.
— А ты, уважаемый, с меня спрашивал, чтоб я тебе отвечал? — я развернулся и коротко шагнул к бармену, не отводя своих глаз от его очков. Под тонированными стеклышками мелькнула растерянность. — Предъявить чего хочешь или как? Ты кто такой? Откуда ты вообще здесь нарисовался?
— Я... вот с ним.
— Да мне плевать! Тебе кто тебе разрешал мою куртку руками мацать? Я откуда знаю, какой форшмак ты своей рукой до этого мастырил? В глаза смотреть!
В принципе, такой резкий наезд с моей стороны — это уже сам по себе шикарный повод для 'предъявы'. Я сейчас даже по универсальным общеуголовным понятиям перегибаю палку. Бычу, что 'людьми' не приветствуется. Но разве ряженый об этом может знать?
— Ты чего парень?
— Чегой-то он. Чегой-то я. Чегой-то мы. Чего растерялся-то? Ну-ка в глаза мне. В глаза мне! Дырку комиссарам в башке делал? В трудные годы колоски с колхозных полей воровал?
— Да пошел ты!
Он непроизвольно шагнул назад.
Заплачь еще. Детский сад, штаны на лямках.
— Может быть, еще скажешь и куда мне пойти? — тут же зацепился я. — Давай! Забей последний гвоздик в собственный гроб!
Классический блеф.
При невысоких ставках обычно прокатывает.
Впрочем... блеф блефом, но приложиться хоть раз я все же успею. В центр переносицы. Там, где дужка от 'хамелеонов'. Это если понадобится. И на вполне оправданных с точки зрения уголовного императива основаниях. На меня же по беспределу наехали! Даже дружок этого красавчика не сможет вмешаться без риска потерять свои баллы антисоциального статуса. Хоть и нет здесь почтенного воровского жюри, тем не менее — риск велик. Вдруг узнают...
— Хорош, студент, — поспешил вмешаться в расправу над подельником Пестрый, понял, стало быть, что происходит. — Ты это, Пистолет, шагай к себе на коробку. Я сам тут. Вечером встретимся на таблетке, шляпу покажешь.
— Чего ж не показать? — просипел сквозь зубы тезка короткоствольного стрелкового оружия, одарив меня порцией ненависти из-под очков. — Еще свидимся, студент.
Никак в мой адрес?
— На созвоне, — брякнул я рассеянно не по эпохе, думая о другом.
Шляпу собрался показывать? Интересно...
'Глуши шляпу!'
Агрессивный красавчик медленно удалялся к трапу, время от времени вызывающе оглядываясь в нашу сторону. Уходя уходи, а коль ушел — уйди красиво! Качок в этом был мастер.
— Слышь, студент. У тебя что, девять жизней?
— А? Чего?
— Говорю, ты бессмертный что ли?
— Да-а... и не знаю, Василий Кравасилович. Разве что, раньше... был. Было дело.
Он хмыкнул.
Не поверил. А зря. Были времена, когда я реально умирал. А потом снова оказывался в живых за пятнадцать минут до собственной смерти. Дабы мог успеть хоть что-то да поменять в накатывающих на меня обстоятельствах предстоящей гибели. Во избежание оной.
Получается, да. Бессмертный.
Был. Сейчас уже и не знаю — давно не экспериментировал.
Да и не сильно что-то хочется...
— А ты часом, не укумаренный, фраерок? — прищурился громила. — Мутный какой-то. И резкий не по делу.
— Так и скажи — 'псих с приветом'.
— Ну!
— Нет, Вася. Я не мутный и не псих. Я сильно расстроенный. И обиженный твоим младшим братом. Который унес мою любимую тетрадочку.
— Чо? Так все из-за тетрадки?
— Ага.
— А чо в ней?
— Просто лекции! — стал горячиться я. — Конспекты. Записки сумасшедшего. Какая разница? Вам они погоды не сделают. А мне... жизнь спасут!
— Во как.
— Денег дам!
Бандюга расплылся в широкой ухмылке.
— Богатый что ли?
— Ни хрена я не богатый! Сам же сказал — 'студент'. Просто у меня стипендия завтра. Ленинская, блин, тридцать целковых. Знал бы Владимир Ильич, куда его наследие отправится, в Мавзолее бы на живот перевернулся. С досады.
— Мало.
Я перевел дыхание, успокаиваясь. Как же он меня бесит!
Если сейчас, к примеру, время опять остановится, так надаю этому гаду по ушам — светиться начнут. Конспекты, конечно, пропадут окончательно, но распрощаюсь я с ними красиво. С шиком.
— Сколько надо?
— Стоха!
— Сколько-сколько? Сто рублей? Ничего себе...
— За борзоту наценка. Не хочешь — не надо. Вали тогда отсюда!
— Я... согласен, — обреченно вздохнул я. — Твоя взяла.
— Моя всегда брала и брать будет, студент. Не вкурил еще с кем связался?
Я представил себе, как могли бы сиять в набегающих сумерках уши размером с блюдца. Как бортовые огни у судна — слева красное, справа зеленое. М-да. С зеленью вряд ли ухо получится. Пусть тогда... будут оба красными. Без изысков.
— Вкурил.
— Деньги завтра сюда принесешь. В это же время.
— Давай раньше, Вася...
— Волк тамбовский тебе 'Вася'! Сказал вечером, значит вечером. Я вон там буду, за павильоном. Откуда ты выскочил. Понял?
— Понял.
— И чтоб без глупостей!
— Да понял я, понял.
— Свободен, фраерок.
Что деется?
Не солоно хлебавши я развернулся, да и почапал себе грустным облаком с пирса. Загнали лоха в угол, никуда и не дернешься. До чего же хваткие эти ребята-уголовнички! А чего ты еще хотел? Это их профессия — незаконным путем изымать деньги у тех, кто им позволяет это делать.
Профессион де фуа.
Думаю, как-то так.
Оглянулся украдкой. Полагаю, достаточно наизображал скорбь обиженного терпилы своей понурой спиной? Да и Пестрый уже не смотрит — явно нацелился в ресторацию пивка драболызнуть. Я качнулся чуть в сторону и мягко пропал в сумраке зарослей лавровишни на ближайшем газоне.
Стоху тебе, милейший?
Зщ-щас!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
