Увечное болото (Быть некромантом 4)

Ответ не заставил себя долго ждать — вторая не слишком разумная крыса стрелой взлетела в воздух и с визгом приземлилась обратно в плотные заросли вереска.

— Вот это сила! — воскликнул я, снова пораженный до глубины души.

А камень уже снова запевал свою смертоносную песню. Шаг, поворот, наклон — и третья крыса осталась неподвижно лежать на земле с проломленным черепом. Отскок, поворот, неуловимый маневр рукой — и камень, летящий с огромной силой, ломает хребет одной и рикошетом наносит удар еще по одной из крыс. Тут же на Хоп-Хопа бросаются сразу трое, но хобгоблин, отскочив, уверенно прикрылся вращающимся камнем, как щитом. Крысы благоразумно попятились назад.

"Ну, Хоп! Ну... мастак!" — не уставал удивляться я. — "Нет, ну кто бы мог подумать, что такой коротышка... Тогда выходит, что все его племя тоже умеет... этим... так?"

Круг смерти в руках хобгоблина продолжал пожинать обильный урожай, став из бело-серого кроваво-алым. Он то превращался в щит, прикрывая зеленокожего от голодных ртов то слева, то справа. То вмиг оказывался у него над головой, превращаясь из оружия защиты в оружие нападения, наподобие дикарского боласа. Иногда круг словно пульсировал — то сужался, то разрастался, но никогда не оставался на месте подолгу, раз за разом стремительно врезаясь в толпу врагов хозяина. Он кружил над передним краем крысиной стаи, словно голодных хищник, словно сокол, высматривающий добычу. И так же быстро и стремительно несся на ничего не подозревающего врага, выбивая фонтаны крови, клочки шерсти и отметки костей.

А что творилось в самой крысиной стае! Хруст и треск, испуганный визг и писк, негодующее шипение и даже рычание! Запуганные внезапными смертями передовые крысы-разведчики инстинктивно жались к недоуменно замершему центру стаи, на который напирал ни о чем таком не ведавший арьергард. Армия крысюков прибывала в замешательстве — такого врага она видела впервые. Но голод... Ненасытный голод был сильнее!

Бой все продолжался. Круг в руках Хопа уже превратился из кроваво-алого в грязно-красный. На земле дергалось уже не менее дюжины окровавленных тварей. А я... Я все еще не мог отойти от шока и безучастно следил за происходящим, словно нищий зритель на деревенской ярмарке.

Удивительно, но из ступора меня вывели все те же крысы. Краем глаза я случайно заметил, как несколько тварей пытаются забраться на кривенькие ветки кособокой, обильно покрытой мхом, ольхи, стоящей совсем рядом с самозабвенно сражающимся Хопом. Я смотрел, смотрел, и вдруг все понял.

"Да ведь это же что-то навроде обходного маневра! Вот сейчас они взберутся повыше, вне досягаемости хоговых глаз и его оружия, и накинуться на парня всей гурьбой. И тогда ему точно придет каюк. А потом и мне".

Не знаю, что меня сподвигло больше — страх за Хопа или страх за себя, любимого, но уже через мгновенье я сбросил с себя предательское оцепенение, затем сумку с тубусами, и, прикрываясь второй сумой, как щитом, бросился на выручку своему товарищу. Один замах булавой, второй, третий и крысы посыпались с дрожащей ольхи, словно переспелые груши. А там уже я не жалел сапог...

Дальнейшее мне запомнилось всего в нескольких картинках. Я, стоящий, с булавой наготове, прикрывающей что-то рычащего Хопа с левого бока. Бордово-красный круг справа от меня разносит двух крысюков в разные стороны.. Круг спереди, круг сверху, круг... под бог весть каким углом над окровавленной землей. Крысы слева, крысы справа, крысы под нами. Зубы, пытающиеся прогрызть мои болотные сапоги. Крысы, прыгающие на нас, пытающиеся добраться до наших животов, пробующих вцепится в наши носы и даже лбы. Клочки шерсти и костей, летящие в одну сторону, оторванные лапы, летящие в другую. И — не перестывающий ни на одно мгновенье разноголосый крысиный визг, писк, шипение и даже что-то, похожее на клекот. И над всем этим — свистящий гимн камнедробильной смерти.

Закончилось все отовсюду и враз. Крысы неожиданно прекратили атаковать и уполовиненным составом ретировались в дальние кусты вечнозеленого багульника. Ретировались, но... не ушли. В зарослях ядовитого растения то и дело мелькали то хвосты, то бока, то злобные крысиные глаза — нашу силу оценили и признали достойной, а потому разрешали пройти, чтобы заняться в наше отсутствие вожделенным каннибальством. Благо гости стол накрыли на славу.

Мы не возражали. Я привычно подстегнул испуганную, но все еще не утратившую подчинения камнежабу и мы спешно двинулись вперед за нашим четерехлапым... нет, уже трехлапым провожатым — встреча с крысами, увы, не прошла бесследно и для него.

Край острова мы встретили с непреувеличенной радостью. Убедившись, что вокруг нет никаких опасных тварей, мы, наконец, смогли отдышаться и отдохнуть. Конечно, хотелось бы привести в порядок и одежду, изорванную крысиными зубами. Но об этом нам оставалось только мечтать.

Как следует, отдохнув, и немного перекусив, я задумался над дальнейшей судьбой своего проводника. Увы — мне доводилось с ним расстаться. И дело даже не в том, что я не хотел вызывать у хога лишних подозрений. Дальше наша стезя лежала по густой болотной жиже обнажившегося перехода, а значит, путь для увеченной зомби-твари был закрыт — мне будет куда проще найти себе нового помощника на том берегу, чем заставить увеченную зомби-тварь пропрыгать такую даль по толстому слою липкой илистой грязи.

— Прощай, жаб, — мысленно поблагодарил я его. — Ты сослужил мне хорошую службу.

— Ты знаешь, куда идти дальше... нам? — вернул меня к реальности Хоп. Его голос показался мне неожиданно сухим и чуть-чуть отстраненным. С чего бы это?

Я сверился с картой, а потом взглянул на солнце, неудержимо тянущееся к закату.

— Пока по-прежнему держим путь на север. Впереди у нас осталось четыре острова: два малых, один покрупней и один совсем большой. Если мы доберемся до большого острова засветло, то успеем сделать последний привал перед ночевкой или даже заночевать. Думаю, там даже найдется сухое место, чтобы развести настоящий костер.

— Тогда в путь, Травник Гил! — все там же подозрительно сухо отметил хобгоблин.

— Как скажешь, Искатель Хоп, — преувеличенно бодро отозвался я. — В путь.

* * *

Без ластоногого провожатого наше путешествие снова замедлилось. Но пока все шло довольно-таки неплохо.

Первый из мелких островов оказался сплошь песчаным. Хозяйничали на нем змеи. К счастью, обычные, а не большие. После недолгих споров мы решили, что лучше всего обойти этот остров по узкой косе песчаного пляжа. Второй остров оказался просто кучей лежащих друг на друге древесных стволов. Его мы тоже прошли без проблем.

Третий остров оказался куда больше двух предыдущих. На его поверхности мы снова увидели небольшие пологие возвышенности, древовидные кустарники да островки кривых деревьев со склизкими стволами, почти лишенными листвы. Тут хозяйничали уже знакомые нам гигантские крысы. Но на наше счастье, в большие стаи они не сбивались — больше двух-трех крысюков за раз мы не видели.

Но больше всего меня волновали не твари, а мой зеленокожий напарник — после встречи с крысами-переростками Хоп стал вести себя со мной намного сдержаннее, чем раньше. Почему — догадаться я не мог, списывая это на хобгоблинские причуды. Конечно, я пытался выведать у него, что да как. Но он по большей части просто отмалчивался.

— Хоп, на том острове... ты меня поразил, — попытался польстить я ему. — Скажи, а в вашем племени все умеют владеть таким оружием или только ты?

— Только Искатели, — коротко отозвался хобгоблин.

— А кто придумал у вас такое оружие, не расскажешь? — снова попытался пробиться я сквозь его молчанье.

— Шаманы, — последовал новый лаконичный ответ.

— А почему на конце твоего оружия камень, а не, скажем, железный шар?

— Мы плохо работать с железом, — был ответ.

И так дальше и в таком же духе.

Случай поговорить по душам представился сам собой. Обрывая высокие кусты плакун-травы, служащей важной составляющей для большинства оберегов, мы неожиданно оказались на широкой поляне, раскинувшейся у самого болота. А на ней...

В самом центре лужайки торчала, словно забытый шест, одинокая лапа секателя. И такая здоровая! А рядом, из земли, торчал, нервно дергаясь, короткий обрубок второй конечности. А невдалеке, всего в нескольких шагах от торчавших в воздухе лап, лежал... человек. Или только тело? Я пригляделся — грязное и дурно пахнущее нечто принадлежало взрослому мужчине лет тридцати-сорока. Больше ничего определенного мне рассмотреть не удалось — тело было покрыто тонким слоем грязи, скрывающим мелкие подробности. Но это было не все. Рядом с человеком, но чуть подальше он лап секателя, лежал труп кабана. Секач был крупным, мохнатым, с обломанным клыком. И бесспорно мертвым. Не таким же старым, в смысле давно лежащим, как человек, но таким же грязным и дурно пахнущим. Но и это было еще не все — с поверхности болота, по направлению к телам, медленно, но уверенно, тянулось мокрое фиолетовое щупальце!

То еще зрелище! Хотя... нет — в этом не было ничего удивительного. Один фрагмент из общего круговорота болотной жизни. На то оно и болото, что б его.

Но тут, о чудо — человек на земле неожиданно дернулся. Выходило, что он еще жив!

Я среагировал на это движение первым.

— Держись! — воскликнул я, что есть мочи. — Держись! Помощь идет!

Уже привычным движением я сбросил на землю сумку с тубусами, и, прикрываясь второй сумой, как щитом, бросился на помощь раненному, как я считал, человеку. Единственная конечность секателя медленно приняла боевое положение, став похожей на вставшую на дыбы крестьянскую косу. На этот раз я решил сражаться топором. Махая сумкой, как приманкой, я сделал один обманный выпад, затем второй, третий. Клешня реагировала, но как-то вяло. Не так, как я привык видеть раньше. Улучив момент, я подобрался к клешне поближе и бросил в нее сумой. Клешня поймала ее — я отпрыгнул. Снова сделал обманный выпад — один, другой. Конечность секателя продолжала отвечать на мои атаки, но уже не так уверенно — тяжелая сумка не только сковывала движения, но и мешала маневрам, невпопад болтаясь в разные стороны.

Как раз то, что нужно. Сделав еще один обманный выпад, я ринулся вперед и одним удачным ударом перерубил лапу почти у самого основания.

С земли послышался тихий свист — рак-богомол верещал от боли. Ну и поделом.

— Как ты? — спросил я взволнованно, когда оказался над мужчиной. Тот ничего мне не ответил. Лишь сделал какое-то странное движение, согнулся, словно в конвульсии, и...из разверзнутого живота мигом выскочили две молодые крысы, не забывшие прихватить с собой вереницу сизых кишок.

В лицо ударил ужасный трупный запах. Я отшатнулся и понял, что ошибся. Человек был мертв. Давно. Я повернулся и на всякий случай взглянул на кабана. Увидел остекленевшие глаза и вывалившийся наружу распухший язык. Но запах от него почти не исходил и живот не вспух. Кабан был мертв. Но его смерть, похоже, была не такой давнишней.

Ну и ладно.

Я вернулся назад — туда, где валялась отрубленная конечность поверженного мною рака-богомола. Она лежала на месте — серая, тонкая, сухая и бугристая. Осторожно подняв добычу, я снова удивился ее поистине огромным размерам — распрямленная, она превышала мой рост на две ладони!

"Ничего себе", — подумал я. — "Вот это громадина. Хм... а чем это не трофей? Решено — возьму ее как память о болотном приключении. Да и будет что показать отцу в доказательство".

Обрадованный такой находкой, я тут же попытался сложить ее, чтобы было удобнее поместить ее в сумке с тубусами. Неожиданно конечность секателя ожила сама собой и, распрямившись, с силой ударила меня по лицу. Сказать, что я испугался, значит, не сказать ничего. От испуга я выронил трофей на землю, который, между прочим, продолжал сгибаться и разгибаться, словно силясь еще раз меня достать и вопросительно посмотрел на Хопа.

Хобгоблин, вернув на плечо уже расправленное оружие, небрежно усмехнулся.

— Так бывает, Травник Гил, — пояснил он то ли успокоительно, то ли подтрунивающе. — Лапы секателя живут и отдельно от своих хозяев. Но не долго. Так, не долго. Погоди немного.

И действительно, через некоторое время я увидел, как конечность рака-богомола перестала дергаться. Я согнул межфаланговые суставы, сложив конечность секателя в четыре раза, тщательно связал полученную конструкцию и аккуратно уложил ее между тубусами. Вот и все. Впрочем, особой радости от этой победы я не ощущал, потому как чувствовал, что у меня под глазом наливается огромный фингал. Вот же свезло, так свезло!

Чтобы хоть как-то реабилитироваться в глазах своего хихикающего напарника, восстановление картины происшедшего стало для меня делом чести.

— Я думаю, первым сюда пришел человек, — задумчиво заявил я.

Хоп деловито оглядел поле минувшей битвы.

— Так-так. И не заметил секателя. Рана на боку чей-ловека большая и рваная. И земля под ним черная. Много крови вытекло. Много.

— Да — рана, действительно, как от рака-богомола, — деловито согласился я. — Она оказалась почти смертельной. Видишь, где зарылся секатель, а где лежит человек? Между ними несколько шагов. Человек был ранен, но успел немного отползти, а потом скончался.

— Только это странно, что чей-ловек не заметить секателя — эта тварь такая большая! Большая и старая.

— Может, он замешкался. А может, он устал. Или отравился едой. Вот и поплатился за свою невнимательность... смертельным увечьем. — Я с раздражением сплюнул на землю. Все верно. Болото-то, чтоб его так через так, увечное.

Хоп кивнул, не споря, и добавил:

— Секатель убил чей-ловека. Но человек ушел далеко от секателя. И тот остался голодным.

Я не понял, к чему клонит Хоп, но продолжил свои измышления.

— На запах мертвечины пришел кабан, — предложил он свою версию дальнейших событий. — Секатель большой, но и кабан не маленький. — Он призадумался, склонив голову на бок. — Моя думать, что кабан ранен был. До того, как прийти сюда. Одну клешню он сломать сумел. Но и сам... полег.

Я кивнул — возможно, все так и произошло.

— Секатель убил кабана. Но кабан тоже далеко ушел от секателя. И тот снова остался голодным.

Я поднял на хобгоблина удивленный взгляд.

— А ты встретил секателя голодного, а потому слабого. И... однорукого. Только потому ты его победил. Так-таки-так — потому, — заявил он мне... насмешливо?

Спорить с ним я не стал, вспомнив неожиданно слабую атаку болотной твари. Но то, как он мне это сказал...

Я понял, что настала пора нам поговорить по душам.

— Хоп, — сурово обратился я к нему, не давая шанса уклониться от назревающей беседы. — Я вижу, ты разговариваешь со мною как-то... не так. Как-то... иначе, чем раньше. Скажи мне, только честно — что случилось? — Сказав это, я подошел к нему почти вплотную и требовательно посмотрел в глаза цвета спелого абрикоса.

Удивительно, но Хоп не отвел взгляда. Удивительно, потому что, как я читал в разных книгах, представители младших народов не могут выдержать прямого человеческого взора.