А я что, рыжий что ли?

Гарри хихикнул. Гермиона, видя его реакцию, тоже. Я только улыбнулся. Ну что ж, что ж… Думаю, если в Хогвартсе у меня будет достаточно свободного времени — я смогу проделать большую научную и практическую работу.

О том, чтобы расслабить булки и жить жизнью Рональда Уизли и речи идти не могло — я рассматривал свою ситуацию как возможность продолжить свои научные труды, не меньше.

Радио пока говорило, потихоньку, да и компьютер стоял и работал. Мы были ещё далеки от Хогвартса — часы показывали четыре часа дня. То есть мы проехали половину пути — праздничный же ужин должен начаться в семь-восемь вечера, точно я не знаю. Но прибытие поезда должно произойти в половине седьмого. Час-полтора продлится пир, а потом сразу же будет отбой.

— Лично я намерен поступать на Равенкло. На мой взгляд, мало того что у них лучший декан, так это единственный факультет, провозглашающий то, что в школе нужно вообще-то учиться. Ну и я думаю, никого не удивит, учитывая репутацию факультета, что я занят своими исследованиями, — сказал я, закрывая компьютер, — а вы?

— Я наверное тоже, — сказала Гермиона, — но профессор Макгонагалл так рассказывала про Гриффиндор…

— Пропаганда. Она у них декан, а любой учитель хочет к себе ученицу, которая бы приносила много баллов факультету. Конечно, она хочет, чтобы ты училась на её факультете. Деканы стараются свалить глупцов другим, а кто поумнее — затянуть к себе на факультет, — ответил я ей тоном знатока, — если бы ты была глупой, то она расписала бы тебе так же мило хафлпафф.

— Ты думаешь?

— Уверен.

* * *

*

Вечер близился. В поездке время летело довольно быстро. Гермиона Грейнджер, несмотря на свой не самый приятный характер, прочно засела в нашем купе. Хотя почему нашем? Мы с Поттером на брудершафт не пили.

Я достал большую тетрадь, куда начал заносить информацию о текущих наблюдениях поведения электроники и при этом поддерживал непринуждённый разговор — Гарри, изначально довольно закрепощённый, куда больше Гермионы стремился к общению со сверстниками, так что вскоре его понесло, и ближайшее время эти двое трещали без умолку. Разговоры, конечно же были о Хогвартсе, которые оба два студента ещё ни разу не видели, и о своих впечатлениях от волшебного мира.

Я оказался как бы в уединении, изредка вставляя глубокомысленные фразы, которые никто к тому же не понял. Меня увлекло наблюдение за радиоприёмником, по всей видимости, причина неработы электроники в Хогвартсе заключалась в мощных чарах табу, а не в обилии магии. Почему на электронику наложили табу — это вопрос, как и то, зачем это всё было сделано. Однако, вскоре я заметил, что радиоприёмник начал больше шипеть, и вовсе вышел из строя, когда поезд начал сбавлять ход.

— О боже! Я же не переоделся! — воскликнул Поттер и стянул с себя рубашку с такой скоростью, что сразу было заметно, долго одеваться он не привык — Гермиона не успела смутиться, а он уже натянул школьную форму.

Грейнджер изначально была в школьной форме, а вот я слегка выделялся на фоне. Но лишь слегка — в отличие от этих двоих, у меня был хоть какой-то вкус в одежде. Поэтому моя мантия имела хороший покрой и все необходимые для мантии элементы, более того, в отличие от обычных накидок, это была мантия с короткими рукавами до локтя. Но на первый взгляд не особенно выделялась.

Я засунул неработающий приёмник в сумку, туда же неработающий компьютер, хотя потеря вот его то мне была неприятнее всего. Нужно будет поработать над обходом чар табу.

— А почему к нам не постучался староста? — спросила Грейнджер.

— Я наложил на дверь запирающее и звукоизолирующее заклинания, — отмахнулся я, — чтобы не тревожили по пустякам.

— Ах, ладно, — она встала, — пора уходить. А вещи?

— Их доставят, не надо брать с собой.

4. Профессор Снейп Рассказывает

Несмотря на то, что где-то глубоко в душе я был тем ещё человеком, к однокурсницам, и вообще, ученицам Хогвартса, отнёсся весьма заинтересованно. Что и неудивительно. Трудно найти человека, который сказал бы себе «я слишком стар для них» и развернулся прочь — это было бы бредом сивой кобылы, поскольку нет такого человека, который в душе чувствовал бы себя стариком. А если есть — наверняка найдутся, то это редкостные идиоты, засранцы, крючкотворы и крохоборы, которым нечем гордиться, кроме как своим возрастом, якобы дающим им ореол мудрой старости.

Нет, вовсе нет, всю свою жизнь, прошлую, я воспринимал куда легче. Я выучился, а после этого… занялся интересным делом, и занимался им, не замечая, как летят года, а волосы становятся седыми. Я просто не обращал на это никакого внимания — не ждал, что когда-то потом будет жизнь. Не откладывал в долгий ящик и жил спокойно.

И нет в нормальном человеке такого, чтобы он чувствовал себя старым, потому что человек есть человек. Время пролетает так быстро, что чтобы почувствовать себя стариком, нужно прожить, наверное, тысячелетий десять, не меньше. В остальном же…

Ничего не менялось. Я остался тем же самым парнишкой, который в свои одиннадцать лет плыл на лодке к Хогвартсу, среди десятков таких же, как я сам. Не было у меня такого ощущения, что я постарел, не было. Может быть кто-то с радостью отсчитывает прошедшие года и гордится тем, что он уже не сопливый юнец, но это явно было не про меня, как и не про всех, кто истинно занимается наукой. Таким, как я — жизни всегда мало.

Именно поэтому я не чувствовал особого презрения к тем детям, которые меня окружали, и не считал себя чем-то выше их. Они учатся — я тоже всю свою жизнь учился, они делают глупости — но на фоне тех глупостей, которые делают так называемые «взрослые» люди, они безобидны. В большинстве своём.

Поэтому покажите мне джентльмена, который предпочёл бы умудрённую опытом коварную женщину за тридцать, юной деве — и я первым брошу в него камень за лицемерие.

Это не значит, что я резко воспылал влечением к девочкам моего нынешнего возраста — вовсе нет, но поглядывал на них с интересом, любопытством и может быть даже какими-то планами. А может быть и ещё каким отношением — мне было глубоко плевать, придёт время — цветы созреют, а до тех пор можно за ними ухаживать и расставлять на свои места.

В жизни моей было всего две отрады — это наука и женщины. Правда, они почему-то плохо сочетались, поскольку требовали одного и того же — времени, денег и любви.

Перед тем, как началось распределение, я наконец-то мог рассмотреть при свете факелов, всех своих однокурсниц, составив о их внешности определённое мнение. Хотя я бы предпочёл составить мнение о их характере. Неудержимый казанова рвался из моего нутра. И я чувствовал, что на кого-то должно обрушиться всё обаяние великого и ужасного меня. Среди всех этих девушек, большая часть сразу отсеивалась, поскольку половина из них уступала в красоте Гермионе Грейнджер, среди оставшихся я отмёл в сторону двух девочек с индусскими чертами и остановил свой взор на красивой, на вид утончённой и миловидной девочке с волосами цвета спелой пшеницы. На ней была тоже не слишком обычная мантия, явно не от мадам Малкин — что говорило о том, что мы можем подружиться. Это всё сочеталось с тонкими чертами лица, стройной фигурой, прямыми волосами, уложенными в причёску и голубого цвета глазами. Как зовут эту фею — я пока не знал. Скоро узнаю.

В среде благородных, всегда помолвки, свадьбы и прочие отношения занимали едва ли не главное место — я даже грешным делом думаю, что они живут только с одним, главным вопросом в жизни — кто станет семьёй. Такие приземлённые вещи, как эмоции, их волновали мало.

Что ж, я не стал сразу рубить с плеча, и незаметно понаблюдав за приглянувшейся мне девочкой, перевёл дух. При этом полностью проигнорировал привидений, которые немного осточертели мне. Нежить поганая.

* * *

*

Гарри волновался. От волнения он слегка покачивался, я ткнул его пальцем в бок.

— Чего трясёшься?

— А вдруг… — он осёкся, — вдруг меня не выберут?

— Ты что, пьяный что ли? Ты уже здесь.

— А… — Гарри слегка опешил.

— Успокойся, шляпа сама распределит. Здесь не может произойти ничего плохого — ты просто садишься, слушаешь шляпу и решаешь, на какой факультет тебя распределять. Можешь попросить её.

Рядом с нами стояла Гермиона, которая с трудом сдерживала желание тут же начать рассказывать всё, что она прочитала про шляпу. Я ткнул пальцем в бок и её. Она дёрнулась и гневно посмотрела на меня.

Улыбнувшись ей, заложил руки за спину.

Директор Хогвартса — тот самый загадочный Альбус Дамблдор. Примерно так я его себе и представлял — старик с белой бородой и в мантии вырвиглазного цвета, который восседал на месте директора и надзирал за происходящим. Распределение было… скучным делом. Каждый волшебник, обучавшийся в Хогвартсе, проходил его и ещё каждый год наблюдал эту картину.

Она настолько прочно въелась в мою память, но… немногие могут дважды побыть на месте распределяемого первокурсника. Поэтому благодарил судьбу за такой подарок — за возможность ещё раз окунуться в фонтан юности.

Всех, кто проходил распределение, нужно было запомнить. Не то чтобы эта информация была нужна — но всё же, стыдно не знать других первокурсников и первокурсниц. Девочку, которая мне приглянулась, распределяли прямо перед Поттером. Потому что фамилия её — Гринграсс, Дафна Гринграсс. Что ж… Слизерин, гринграссы, чистокровные — и тем не менее, стоило бы подумать над тем, как пойти в атаку. Следующей была Грейнджер, которая отправилась в Равенкло. Думаю, вариант с гриффиндором был исключён с самого начала — шляпа убедит её лучше, чем Макгонагалл, потому что Грейнджер редкостная… зануда.

И вот, наконец, добрались до Поттера.

— Поттер Гарри, — сухо провозгласила Макгонагалл, глядя на свой листок и сразу же — на толпу первокурсников.

Поттер испуганно мялся, так что только тычок заставил его сдвинуться с места. Мне же это было неприятно. То, что весь зал затих и начал «она сказала Гарри Поттер?» «Тот самый Гарри Поттер?». Как по мне, знаменитость среди волшебников — не самая лучшая вещь. Они идиоты, поэтому сегодня могут в ногах валяться и визжать от счастья, а завтра — пара публикаций в пророке и уже тебя проклинают. Это не то, что маглы — волшебники очень, очень непостоянны.

Поттер несмело двинулся, было заметно, что он слушал все эти шёпотки, и от того ещё больше волновался. Хотя… чему тут волноваться? Надел шляпу, пошёл куда сказали, вот и всё. Наверное, первокурсников специально потомили, чтобы они занервничали. Старый трюк, но рабочий. И ведь работает же.

Шляпа опустилась и началась нервотрёпка для всех, потому что ответа не было. Довольно формальная процедура, но почему-то оживление и нервозность в зале было очень сильным. Я не парился, а вот студенты и преподаватели — ещё как. И трудно было сказать, что там сейчас происходит.

Прошла минута, другая, третья, мне уже надоедало стоять, но решения всё ещё не было — Поттер о чём-то болтал со шляпой. Директор загадочно поглядвал на преподавателей и поглаживал бороду, тогда как студенты расшумелись, и ему пришлось пришикнуть на них.

Томление достигло своего пика на пятой минуте, и наконец, шляпа выдала:

— Равенкло! — прокричала она на весь зал.

Поттер явно подходил для Гриффиндора, так как был простым учеником. Не отягощённым особыми талантами или особыми амбициями. Тем не менее, не знаю, может он просто вслед за Гермионой попросил…

Стол Равенкловцев взорвался громом аплодисментов, как и другие столы, но атмосферу над столом Гриффиндорцев можно назвать по-настоящему мрачной. У меня сложилось такое впечатление, что они все уже заочно записали Поттера к себе в Гриффиндор и не сомневались. То же можно сказать о директоре школы и профессорах — больше всего ликовал маленький профессор, и правда похожий на полурослика.

Однако, шум долго не продлился — Поттер сел рядом с учениками Равенкло, к великому сожалению гриффиндора. По-моему, мои братья-близнецы просто таки почувствовали себя обманутыми.

До фамилии Уизли добрались только к концу. Уизли Рональд, — произнесла Макгонагалл.

Поскольку толпа первокурсников поредела и от неё осталось всего несколько человек — на меня уже насмотрелись все — и студенты, и профессора, и однокурсники. Я поправил мантию и приосанившись, пошёл к ней.

Однако, случился небольшой инцидент. Не успел я подойти к табурету и оказаться близко со шляпой, которую держала Макгонагалл, как шляпа завопила:

— Равенкло!

— Эй, — возмутился я.

Макгонагалл была немного сбита с толку.

— Кхм, — она указала мне взглядом на табурет. Я сел.

— Я уже сказала, — несколько сварливо произнесла шляпа, которую макгонагалл не успела надеть мне на голову, — Не заставляйте меня повторять дважды, Равенкло. А теперь иди к своим, мальчик.

— Как вам будет угодно, уважаемая шляпа, — кивнул я вежливо.

Хм…

— Постойте, мистер Уизли, — прервала меня Макгонагалл, хотя я уже пошёл к столу и мне пришлось обернуться, — должно быть какая-то ошибка. Вернитесь.

— Да вы издеваетесь? — в один голос произнесли двое — я и распределяющая шляпа.

— Нет, — Макгонагалл поджала губы и стала похожа на живое воплощение сухости и сварливости, — мистер Уизли, вернитесь.

— Хорошо, — я вернулся.

— Садитесь.

Я сел. Но шляпа мне на голову почему-то не наделась — макгонагалл пыталась её надеть, но шляпа летала над головой и не опускалась.

— Профессор Макгонагалл, — строго сказала шляпа, — у вас какие-то проблемы со слухом?

В зале послышались смешки. В этот момент этот старый кусок ткани издал такой душераздирающий звук, от которого, по-моему, у меня лопнули барабанные перепонки, а все студенты, которые сидели близко, закрыли уши руками:

— Равенклоооо! — проорала шляпа децибел под сто двадцать, и прекратив ор, прокашлялась, и обратилась ко мне, — иди.

Я встал и пока МакГонагалл слегка пошатывалась от звукового удара, пошёл к своему факультету. Профессор Макгонагалл восстановила равновесие только спустя несколько секунд, когда я уже сел за свой стол.

— Продолжайте распределение, — прозвучал голос Дамблдора над залом.

Я сел рядом с остальными первокурсниками — трое из которых мои знакомые, с остальыми ещё стоило познакомиться. Хотя имена я их знал — Терри Бут, к примеру — пухлощёкий, мордастенький мальчик.

— Что ты сделал со шляпой? — спросил Гарри.

— Это не я, это она сама. И вообще, какого чёрта макгонагалл не послушала шляпу — это к ней вопрос. Я тут не при чём.

— А ты теперь создал любопытный прецедент, — сказал кто-то из старшекурсников, — в истории Хогвартса не было такого, чтобы шляпа распределяла ученика до того, как её наденут. Или хотя бы поднесут к голове.

Другой парниша, курса с третьего, то есть на вид лет тринадцати-четырнадцати, сказал:

— Должно быть у мистера Уизли слишком ярко выражены черты факультета?

— Но не настолько же? — спорил другой.