Локон в медальоне: Флибустьерское море

— Благодарю, ваше превосходительство.

— Позвольте, я представлю вас моему гостю. Главный инспектор Комитета снабжения Адмиралтейства Сэмюэл Пипс завершил здесь свои дела и завтра отплывает в Англию.

— Примите уверение в совершеннейшем к вам почтении, мистер Пипс. Сэр Томас говорил, что вы хорошо знаете моего отца.

-Да, я имею честь знать вашего батюшку. Когда-то судьба свела нас, с тех пор мы не теряем друг друга из вида.

— Мне положительно везет! Надеюсь, что вы не откажетесь передать для него весточку?

— Ну, разумеется, капитан. Я с радостью повидаю сэра Ричарда и доставлю письмо от его сына, достойно исполняющего свой долг. Ваша постоянная база — Порт-Ройал?

— Совершенно, верно, мистер Пипс.

— Полагаю, для поддержания связи в качестве посредника можно использовать губернатора Ямайки.

Я с благодарностью принял любезное приглашение Уиллоуби вместе пообедать. После вкуснейшей баранины с запеченным сладким картофелем, подали десерт: пирог с начинкой из ананасов и манго. Под имбирное пиво мы обсуждали типы судов, наиболее подходящие для ведения морской войны.

— Основой линейного флота должен стать двухдечный 74-пушечный корабль, сочетающий высокую огневую мощь, хорошую скорость и маневренность, а также крепкий корпус.

— Весьма впечатлен, капитан. Я слышал самые разные высказывания, но ваши слова созвучны и развивают идеи Энтони Дина. Наш лучший кораблестроитель —

автор математического метода вычисления водоизмещения судна. В прошлом году он рассчитал осадку и приказал прорезать корабельные порты 66-пушечного 'Руперта' еще на стапеле. Сейчас ничего не могу обещать, но по возвращении буду рекомендовать вас лорду Верховному адмиралу, герцогу Йоркскому. Уверен, служба на Карибах явится свидетельством ваших профессиональных качеств.

— По справедливости это все, о чем я мог бы вас просить, мистер Пипс.

* * *

'Кестрел' пополнил запасы пресной воды и еще до наступления темноты покинул Сент-Джонс. Под утро второго дня, примерно в двадцати пяти милях к юго-востоку от оконечности Эспаньолы, был замечен корабль, едва ползущий на север проливом Мона.

— Флаг подняли голландский, но бьюсь об заклад, что это испанец. Извольте убедиться сами, — предложил штурман, протягивая мне подзорную трубу. — Поскольку, едва стоило повернуть на норд-вест, он изменил курс и попытался зайти с наветра, я счел нужным изготовить артиллерию. Похоже, прекрасно знает, кто мы и куда направляемся.

В трех милях от нас шел на сближение 46-пушечный галеон, водоизмещением тонн на восемьсот пятьдесят, неся все паруса и оставляя за собой вспененную кильватерную струю.

— Что ж, мистер Мельхерб, вы поступили весьма предусмотрительно. С божьей помощью постараемся уйти до полудня, этот 'голландец' далеко не так быстр на ходу, как мы.

Идя полным ветром, 'Кестрел' с небольшим креном грациозно взлетал на волну и так же легко соскальзывал с нее, раскидывая по обе стороны форштевня шипящую пену. Погоня длилась недолго, спустя несколько часов галеон отвернул. К сумеркам мы легли на фордевинд и убрали все кормовые паруса, так пинк стало удобнее держать на курсе.

В пятницу, 30 декабря, когда черноту тропической ночи уже сменило утро, 'Кестрел' достиг Порт-Ройала. Якорь с шумным всплеском ушел в воду, увлекая канат за собой. Сойдя на берег, я прямиком двинулся к ближайшей таверне 'Кот и скрипка', в рассуждении подкрепиться, отдохнуть и привести себя в порядок. Плутоватый хозяин склонился в поклоне и залебезил, как будто заведение его почтил своим присутствием сам король. Губернатор прислал за мной в два часа пополудни, что указывало на важность дела.

— Позвольте поблагодарить вас, мистер Грэм. Уверен, Совет Ямайки утвердит предложение о приобретении захваченного груза. Мушкеты и, особенно, порох пришлись очень кстати, есть сообщения о подготовке вторжения на остров. Также мне удалось получить некоторые сведения, интересные для вас.

Так вот, капитан, одним из тех кораблей, что атаковали 'Геркулес' несколько месяцев назад, был фрегат 'Нуэстра Сеньора де ла Грасия'. Пылающие обломки, упавшие на него после взрыва, стали причиной нескольких возгораний. К сожалению, испанцам удалось сбить пламя, и сейчас, вероятнее всего, этот корабль базируется в порту Ла-Гуайра, морских воротах Каракаса.

Вот специальное поручение: необходимо осуществить захват пленных испанской нации для получения дополнительной информации. Милостью Божьей настала пора для мщения, мистер Грэм.

— Я весьма признателен вам, сэр.

— У меня есть для вас и два письма. Одно — явно от хорошенькой девушки, надписано аккуратным, бисерным почерком и пахнет мягким ванильным ароматом. О, молодость! Берите от жизни все, что можете, капитан. Через каких-нибудь тридцать лет вам останутся только воспоминания. Другое — послание от полковника Кодрингтона, замещающего губернатора Барбадоса.

Это все, удачи, мистер Грэм. Впереди нас ждут большие планы и много дел!

Я распечатал и прочитал письма тотчас же, как вернулся в таверну.

Для капитана Ричарда Грэма.

Бриджтаун, 24 ноября 1667 года, одиннадцать часов вечера

Мой дорогой Грэм,

Сегодня на Барбадос случайно зашел британский приватир 'Фортуна' и капитан Уильямс поведал о вашем несчастье, чрезвычайно меня обеспокоившем. Весьма удивляет это неожиданное нападение испанцев, надеюсь, разобраться с ним, когда вы прибудете на Барбадос. Не откладывайте отплытие надолго, у нас много общих дел, требующих скорейшего разрешения. Вы даже не представляете душевное состояние моей сестры, узнавшей обо всем, что произошло с вами!

Жду вас в ближайшие месяцы и молю Бога, чтобы худшее осталось позади.

Остаюсь искренне ваш, К. Кодрингтон

Мистеру Ричарду Грэму.

Бриджтаун, 24 ноября 1667 года.

Мой дорогой друг!

Если вы получили это написанное в спешке письмо, знайте, я не поверила лживым слухам и клевете, распространяемыми о вас недоброжелателями. Мне кажется, что незримая нить соединила наши сердца. Жаль, что бумага, не позволяет поделиться с вами всеми моими мыслями и чувствами.

Каждый день молящаяся за вас, Г. К.

На секунду мне показалось, что сияющие сквозь слезы глаза Герти смотрят на меня.

'Ветерок любви залетел

В рукав кимоно.

Руки не поднять,

Неужели любовь тяжела?'

Пять дней запасались свежей водой и провиантом, команда отдыхала, после чего снялись с якоря и 'Кестрел' взял курс на юго-восток. Дельфины, группами по три-четыре, плывут наперегонки с нами перед самым форштевнем. С восходом солнца у побережья Ямайки дул крепкий западный ветер. Он стих к полудню, но к ночи повернул на восток и вновь усилился.

Пятница, 6 января 1668 года, 14®55′ северной широты и 72®47′ западной долготы. Крепкий северо-восточный ветер, пасмурная погода, иногда шквалы с дождем. Прошли 294 мили. В три часа пополудни встретили голландский конвой в составе одиннадцати небольших судов и двух кораблей эскорта. Ночью несли марсель с двумя рифами, утром с одним.

Понедельник 9-е, 11®85′ северной широты и 66®20′ западной долготы, в 70 милях от побережья Венесуэлы. Пасмурно. Крепкий ветер дул два дня, но затем ослаб до умеренного. Пройдено 408 миль.

В десять часов утра, у необитаемого архипелага Лос-Рокес, встретили идущую под парусом и на веслах большую долбленку-однодеревку с нашивными бортами. Лодка была такой длинной и широкой, что поперек нее, между гребцами, можно было положить еще целый бочонок. Груз соли, вероятно, из шахт на островах, защищал от дождя и морских волн навес из пальмовых листьев. Индейцы опустили парус, бросили грести и с явным беспокойством переговаривались под прицелом наших пушек.

— Резать испанцам глотки, самое милое дело для араваков, — сказал мне боцман.

Стать обладателем огнестрельного оружия было заветным желанием каждого краснокожего воина. На нашу палубу поднялся широкий в плечах индеец, покрытый татуировкой, напоминающей в чем-то неуловимом стиль британских игральных карт.

После долгих объяснений, подкрепленных моими словами 'Мы — друзья! Испанцы — враги!', подсчета на пальцах и бормотания чего-то под нос, аравак кисточкой нарисовал грубую, но вполне понятную схему.

— Отличные новости, джентльмены! — сказал я своим парням. — Мы идем в Ла-Гуайру.

Сделанного туземцу подарка, нового мушкета с порохом и пулями на тридцать выстрелов, оказалось вполне достаточно. Доброжелательно расставшись с индейцами, двое из них решили остаться на корабле и присоединиться к экипажу, мы продолжили свой путь на юг. В одиннадцати милях от побережья, естественным барьером на пути течений располагалась обширная подводная отмель. Под вечер местные жители всегда выходили в море ловить здесь марлина, тунца или корифену.

Едва миновала полночь, как мы прошли среди большого скопления низкобортных рыбацких лодок. Два часа спустя, обходясь лишь самыми необходимыми парусами, чтобы сохранить ход, 'Кестрел' отдал якорь в трех четвертях мили от рейда Ла-Гуайры.

С нашей палубы четко различались огни трех судов, стоящих в гавани с убранными парусами, они явно не собирались покидать свои стоянки.

— Мистер Мельхерб, наш сигнал ждите до рассвета, — сказал я штурману, когда спускали шлюпки. Похоже, в гарнизонах фортов ничего не заметили, хотя полной темноты не было — ночь выдалась лунной и требовалась крайняя осторожность. Весла, предусмотрительно обернутые ветошью, с глухим плеском почти беззвучно входили в воду. Легкий бриз доносил до нас свежий запах суши. Прилив был на подъеме, попутное течение быстро подвигало шлюпки к ближайшему, стоящему лишь на одном якоре большому двухдечному фрегату.

Глава 6

Едва слышное поскрипывание уключин за кормой нашей гички сопровождало ритмичные взмахи весел полубаркаса. Не прошло и четверть часа, как я увидел чужой корабль настолько близко, что различил идущие к русленям вант-путенсы, закрепленные на высоте нижних косяков пушечных портов.

Вахтенные на баке и юте дремали, не обращая никакого внимания на то, что несколько лодок, идущих с рыбной ловли почему-то раньше обычного, приближаются к фрегату. Мир, спокойствие и полное отсутствие бдительности царили в гавани Ла-Гуайр

В соответствии с моим приказом, шлюпки подошли к борту одновременно: одна — у форштевня, — другая с кормы, хотя взобраться на нее было бы трудновато.

— Кто гребет? — окликнул нас вахтенный, перегнувшись через планширь и тут же обмяк, сползая на палубу форкастля. Камень величиной с голубиное яйцо, выпущенный пращой индейца аравака, ударил испанца в голову.

Тем временем с гички и полубаркаса забросили абордажные крючья, с кошачьей ловкостью передовые тройки взобралась на верхнюю палубу. За ними последовали и остальные, каждый тотчас же занимал свои места у люков, ведущих на трапы орудийных деков. Вахтенный на квартердеке, привалившийся спиной к нактоузу с компасом, не успел издать и звука, как очутился с кляпом во рту.

— Вы составили завещание, маринеро? Нет? Тогда вперед, — Якоб Хендрикс, голландец из Флиссенгена, подтолкнул испанца в нужном направлении, упирая ему в поясницу ствол пистолета. Потрясенный парень повиновался безропотно и провел нас к капитанской каюте. Я постучал в запертую изнутри на засов дверь.

— Кто? — раздался низкий сонный голос.

— Боцман, сеньор командир, — негромко ответил Хендрикс.

— Что у вас?

— Мой капитан, со всем уважением, но на борту творится какая-то чертовщина. Между двумя и тремя часами ночи неизвестным образом пропали оба вахтенных.

— Сейчас выйду.

Послышались торопливая возня, стук молотка о шомпол и щелчок курка, затем скрипнул отодвигаемый засов. Дверь приоткрылась и на пороге, в желтоватом свете неровно горящего огарка восковой свечи, появился человек с пистолетом в руке. Испанец тотчас же получил удар ножнами шпаги в основание горла, в современных наставлениях им соответствовал ствол штурмовой автоматической винтовки. Весьма эффективный болевой прием, вызывающий сильный кашель и удушье.

Капитана втолкнули обратно, заткнули рот кляпом и связали, врасплох были захвачены и спавшие в своих каютах офицеров. У оружейной кладовой и крюйт-камеры, изнутри обитой провощенной парусиной, тоже все прошло гладко. До сих пор нам сопутствовала удача. Все же спуститься по узкому, скрипучему трапу на нижнюю палубу, освещенную тусклым светом масляной лампы, без шума не удалось. Один из матросов проснулся, разразился от досады замысловатым проклятием и закричал, поднимая всю спящую в подвесных койках команду, увидев чужих.

— Кто рискнет сопротивляться, повешу на рее! Я приватир и этот фрегат теперь в моей власти.

В стремлении уберечься от пистолетов и мушкетов двух десятков сукиных сынов, бесстрашно ворвавшихся на корабль, испанцы старались найти укрытие, где только могли. Происходящее стало для них полностью неожиданным и казалось совершенно невероятным.

К несчастью для капитана 'Нуэстра Сеньора де ла Грасии', его прекрасный фрегат захватили почти без сопротивления. Управились с экипажем без особого труда, карая прикладами тех, кто повиновался с явной неохотой. Одного за другим испанцев поднимали на верхнюю палубу и связывали, не давая толком оглядеться.

Со слов пленных, среднего размера пинас из Севильи, что ошвартовался у причала, уже выгрузил свои товары на берег. Ближе к нам стоял на якоре еще один, поменьше, довольно короткий, неуклюжего вида и ничем не примечательный, с высокой массивной кормой. Утром он собирался отплыть в Санто-Доминго.

— Я намерен увести эту посудину. Крышки всех десяти ее пушечных портов открыли для проветривания, мы легко проникнем прямо на нижнюю палубу.

Идти вызвались все. Люди испытывали такой подъем и уверенность в успехе, что мне пришлось приказать Хендриксу и пятнадцати парням остаться стеречь захваченный фрегат.

Королевская верфь Гаваны спустила корабль на воду в соответствии с ордонансом 1666 года. Он официально утверждал набор размеров и пропорций корпуса, начиная от предельного водоизмещения и до наклона ахтерштевня. Эти предписания применялись ко всем построенные в Новом или Старом Свете торговым и военным судам, входящим в состав флота Индий. Фрегат мог служить длительное время: корпус и палуба были изготовлены из красного дерева, мало подверженного сухой гнили, а мачты и реи — из мексиканской сосны.

Пробегая по водной глади, легкая зыбь фосфоресцировала голубым призрачным светом, подминаемая широким носом полубаркаса. Я задумался о целесообразности осуществления глубокой модернизации 'Нуэстры Сеньоры де ла Грасии'.

— Еще минута и мы на месте, сэр, — шепот квартирмейстера Хартли вывел меня из размышлений и вернул в реальность. Захват пинаса 'Эсперанса' прошел быстро и удачно, но добыча оказалась не столь уж значительной. В трюме нашли 8000 фунтов перуанского хлопка в кипах, 25 ящиков сарсапарильи и груз провизии для галеонов 'серебряного флота': сухари, маис, копченое мясо, сыр.

Команда 'Эсперансы' состояла из двадцати четырёх человек. Всех, за исключением двух чернокожих рабов, которые перешли к нам, бросили в трюм под надзор караульного. На борту оказался и королевский писарь из Картахены, похожий на обломок пришедшей в упадок, но еще имеющей значительный вид испанской империи.