Прекрасный из ночи

Ихетнефрет ничего не видел перед собой, даже тело жреца в белом опоясании казалось полностью исчезнувшим во мраке. Он слышал только собственное взволнованное дыхание да шум приливающей к вискам крови. Все казалось настолько нереальным, что глупо об этом думать и переживать. Наверно, это случилось не с ним. Он просто вспомнил нелепую сказку, рассказанную нищим бродягой за пару луковиц на городском базаре. Все образуется, станет на свои места, и жизнь вновь войдет в привычное русло.

Предаваясь размышлениям, Ихетнефрет не заметил, как оказался во дворе храма. Близился рассвет. На сером небе поблекли звезды, но тьма и сон по-прежнему оставались полноправными хозяевами земли. Все вокруг чудилось продолжением бесконечного ночного кошмара. Бессвязные образы деревьев и каменных стен проносились мимо, не оставляя следа в оцепеневшем сознании. Подавленные звуки просыпающихся птиц, дальний одинокий лай собак, редкие встревоженные лица во дворах убогих хижин, сложенных из речного ила и тростника, пришли из иного, незнакомого мира. Вереницы невзрачных лачуг тянулись нескончаемой чередой, вселяя в сердце тоску и уныние. Что-то в голове Ихетнефрета погрузилось в глубокий сон, оградив разум от пугливо дремавшего города, толком так и не успокоившегося после внезапной ночной грозы.

У городской пристани он увидел пять кораблей со спущенными парусами и оживленную толпу людей. Рабы заканчивали погрузку, воины окриками подгоняли их в надежде отплыть до восхода солнца.

— Это Ханусенеб, твой спутник и помощник, — представил Тотнахт Ихетнефрету младшего жреца средних лет с покорным, ничего не выражающим лицом. Тот согнулся в глубоком поклоне, не проронив ни единого слова. — Теперь вам предстоит объединиться в одной воде. Ханусенеб, погружены ли припасы?

— Так, Великий, — жрец вновь поклонился.

В это мгновенье Ихетнефрет выхватил взглядом из множества людей женскую фигуру. Женщина металась в разные стороны, пытаясь найти кого-то. В предрассветной серости утра Ихетнефрет узнал свою старую рабыню.

— Ихи, — отчаянный крик невольно вырвался из груди. Женщина, потерявшая покой, на миг остановилась, устремив взор в сторону берега.

— Господин, господин! — она дико взвыла раненой львицей и со всех ног бросилась к хозяину. Подбежав к Ихетнефрету, она швырнула на камни пристани незатейливый скарб, и словно ребенок, повисла на шее писца, орошая его слезами и оглушая стенаниями. Ханусенеб, отведя глаза в сторону, поднял вещи.

— О, мой господин, — продолжала причитать Ихи, — я так рада, что ты жив! Уже несколько дней я не видела тебя. Здоров ли ты? — она тревожно всматривалась в его глаза. — О, боги, что с тобой сделали? Радость и счастье покинули твой лик. Но теперь я тебя никому ни за что не отдам, и мы вечно будем вместе!

— Не плачь, моя старая Ихи, — робко пытался утешить ее писец, — Теперь все будет хорошо.

— Но куда мы уезжаем? Что случилось? Почему меня привели сюда в такую рань, спешно заставив собрать пожитки?

— Не волнуйся ни о чем. Нам предстоит отплыть в столицу. — Ихетнефрет взял ее за руку и повел в сторону кораблей. Рабыня вздрагивала всем телом, пытаясь вытереть слезы. Тотнахт и Ханусенеб пошли вслед за ними.

Погрузка судов уже окончилась, и команда, с трудом сдерживая возбуждение, молча глядела на четырех людей, боясь нарушить покой верховного жреца храма Тота.

Ханусенеб и Ихи уже взошли на борт, когда Тотнахт остановил хранителя свитков:

— Прощай, Ихетнефрет. Пусть боги даруют счастье твоему носу, осыплют дарами, дадут безграничную жизнь, вечность, не имеющую конца! И береги сердце! — голос Тотнахта был слаб и едва слышен, возможно оттого, что сказанное касалось только Ихетнефрета. Быть может, жалость к самому себе и тоска по чему-то утерянному этим утром лишила сил старика.

— Прощай, первый слуга Трижды Величайшего, — писец, опустив глаза, сделал последний шаг. В этот миг послышались громкие команды мастеров паруса, оживились люди вдоль бортов суден, втаскивая на них канаты. Какое-то время суда, предоставленные сами себе, подчинялись течению, относившему их назад, на север. Вновь крик разнесся далеко над рекой, и гребцы, издав низкий гортанный звук, налегли на весла, ударили по водной глади и подняли множество брызг. Еще несколько взмахов, и корабли, восстановив нарушенный строй, взяли курс на середину благословенного Хапи.

Одинокая фигура жреца на пристани, Горизонт Тота и родной Унут растаяли в серой туманной дымке. Ихетнефрет почувствовал холод и попросил Ихи дать что-либо из одежды. Та начала судорожно рыться в наспех собранных вещах, и найдя накидку из красной полотняной ткани, бережно окутала озябшего хозяина.

Перед его глазами по-прежнему стояло лицо Тотнахта. Осунувшееся, лишенное властной силы, более напоминавшее лик усталого от жизни хуру. В чем причина столь разительной перемены? Возможно, он все же ошибался в оценках Великого патерика Прекрасного из ночи? Да и мог ли он, потрясенный последними событиями, озабоченный лишь собственной судьбой, заглянуть в душу суровому, неразговорчивому старику? Не слишком ли много он брал на себя, осуждая того, из чьих рук, как нищий подаяние, получил бесценный дар? Эти мысли угнетали и печалили Ихетнефрета. Прощание показалось неискренним, отягощенным грузом неосознанной лжи, оставившим на душе неприятный, горше гусиной желчи, осадок.

Ладья Миллионов Лет огненным шаром воцарилась над отрогами восточных гор, желто-красным туманом стоявших на границе страны богов. Алыми блестками рассыпались лучи жизнедающего светила по глади Владыки рыб. Бег Хапи таился, подобно мраку. В дрожащих водах, как в полированном металлическом зеркале, отражалась синева небосвода, подсвеченная оранжевым заревом всемогущего Ра. Далекие берега успокаивали глаз зеленой пеленой стройных пальм и зарослей тростника. Где-то там, вдали, чернеющим роем носились несметные полчища птиц, прилетевших на зимовье; гиппопотамы, отдыхая на мелководье, подставляли солнечным лучам уродливые головы, крокодилы издавали отвратительные рыкающие звуки, а к водопою потянулись львы и шакалы, гиены и дикие антилопы. Звери на земле, птицы в воздухе и рыбы в воде радовались новому дню.

— Я Имхотеп, друг царевича Джосера. — Звонкий молодой голос вывел писца из оцепенения. — Как зовут тебя, и кто ты, незнакомец?

— Я Ихетнефрет, писец Дома жизни Унут, ученик Великого патерика Горизонта Тота, — он поднял глаза и увидел перед собой мужчину лет тридцати, сильно загоревшего даже для сына Черной Земли. Взгляд его был чист и приветлив. — Прости мне невольную задумчивость. Никогда в жизни я не удалялся дальше пятидесяти схенов от родного дома. Вот и залюбовался красотой реки...

— Вижу, тебе не чужды чувство новизны мира и жажда свежих впечатлений. Жаль, что ты не видел гор Тутешер, откуда сейчас мы возвращаемся.

— Мне об этом ничего не известно.

— Неферхотеп, начальник отряда, предупредил меня о том, что в Унут мы возьмем на борт несколько человек. Приятно иметь дело с посланниками верховного жреца бога мудрости и письма. А возвращаемся мы после долгого путешествия по землям, лежащим за первым порогом Хапи.

— Правда ли то, что я слышу? — восхищенно воскликнул Ихетнефрет. — Вы побывали почти на самом краю мира?

— Ты ошибаешься. До его границы непомерно далеко. Никто не знает где она и существует ли вообще. Земля слишком велика. Та-Кем — всего лишь малая ее часть.

— Я тоже собираюсь отправиться в странствия. Хочу отплыть к восточному берегу Зеленого моря, а оттуда — к реке, текущей в обратную сторону.

— Но ведь это расстояние огромно! Хотел бы я стать твоим спутником! К сожалению, дела в городе лишат меня такой возможности, но я с удовольствием помогу тебе. Вот, кстати, есть ли у тебя жилье в столице?

— Нет, я там никого не знаю.

— Тогда будь моим гостем.

— Вначале я должен посетить храм Тота, — пытался возразить Ихетнефрет.

— Об этом не стоит беспокоиться. Отправишься завтра, — новый знакомый писца оказался весьма настойчив.

— Хорошо, но сперва расскажи мне о своем путешествии.

— Да тут нет ничего особенного. По приказу Властелина Того, Что Есть И Того, Чего Нет, жизнь, здоровье, сила, мы отправились в страну Нуб на поиски сокровищ для Серебряного дома. Преодолев первый порог, наш отряд углубился на юго-восток, пройдя почти безжизненное плоскогорье. Покорив дикие племена черных, мы захватили много золота, меди, драгоценных камней и слоновьих бивней. В подарок Пер-Ао, жизнь, здоровье, сила, мы также везем иби, хекен, нуденб, хесант, храмовый ладан, обезьян, охотничьих собак, эбеновое дерево, шкуры барсов, пантер, леопардов, хвосты жираф и множество всякого прекрасного добра. Гонец достиг пределов Весов Обеих Земель. Обрадовался вестям Владыка Берегов Гора, жизнь, здоровье, сила, расточая в наш адрес похвалы, обещая для нас сделать больше, чем делали раньше его предки для кого-либо из своих вельмож. Поэтому нам пришлось отплыть из Унут до рассвета, чтобы засветло прибыть в столицу. К тому же, мы сильно устали. Тоска разъедает души, и каждый рвется к родному очагу. Жаждем мы успокоить сердце. Вот достигнем родины, и взята будет колотушка, вбит столб, носовой канат брошен на землю. Воздадут люди хвалу богам, все обнимут друг друга. Жены и дети оросят наши одежды слезами радости, — внезапно голос Имхотепа наполнился печалью, щемящим чувством отозвавшись в сознании Ихетнефрета.

— А мне предстоит отправиться в дальнее странствие по приказу оракула, — начал он. — Что ожидает меня на чужбине, в землях, населенных дикими племенами? Они не знают сути вещей, поклоняются чудовищам и презирают наших богов? В страхе возношу я молитвы Немти, покровителю путешественников, и Хнуму, повелителю судеб.

— Укрепи дух, и ты обнимешь своих детей, и поцелуешь жену, и увидишь дом, и умрешь в родном городе, а это, поверь мне, лучше всего на свете. И не забывай, что дальние страны несут нам не только страх неизвестности, но и насыщают разум новыми впечатлениями и знаниями, возвышают сердце. Разве твои открытия, преумножающие мудрость Та-Кем, не стоят неизбежных страданий и риска?

— Да, ты прав, но я даже не знаю, был ли хотя бы один из жителей Долины в краю реки, текущей в обратную сторону. Что за земли увижу я, какими неведомыми народами населены они? Чтят ли они богов или поклоняются деревьям и травам, верят ли в жизнь после смерти или дики настолько, что не верят ни во что, кроме силы копья и кинжала?

— Не знаю, но я слышал от других людей, что в тех местах, куда ты направляешься, правят могущественные владыки. Они царствуют над множеством племен. Там процветают города, возделываются поля, великие маги и мудрецы ведают тайны мира. Соединив их знания со знанием Обеих Земель, ты сделаешь страну Берегов Гора непобедимой.

— И навлеку на нее множество опасностей, — неожиданно продолжил мысль Ихетнефрет. — Черная Земля со всех сторон окружена пустыней, естественной преградой для завоевателей. Но вдруг жители девяти луков и более дальних мест разведают сюда дорогу?

— Если бы они хотели этого, то давно попытались бы проникнуть в долину. Южные варвары не способны на это, жители западной пустыни неорганизованны и малочисленны; населяющие страну Иаа слишком заняты собственными стадами, а на севере — почти бесконечное Зеленое море защищает нас.

— В любом случае моя судьба предрешена. Я не смею ослушаться. И хоть разлил Ра страх надо мною и ужас предо мною, я выполню задуманное. Лягу на живот, стану подобным духу Ах и тени Шу, взмолюсь могущественному Шаи, и лики богов да не отвернутся от меня; малого сына страны пчелы да не оставят...

— И я обращу молитвы к тем, чьи души населяют не гибнущие звезды. Ведь цель твоя достойна этого. Жаль, что сам не смогу находиться рядом. Ты прославишь Та-Кем новыми открытиями, а я хотел бы возвеличивать ее здесь, если на то будет милость Высокорожденного, жизнь, здоровье, сила. Откроюсь тебе в тайном желании. Я, Имхотеп, товарищ царевича Джосера, хочу создать то, что увековечит имя будущего владыки, над чем бессильны зубы Времени...

— Что же ты задумал?

— Бессмертная душа сына Ра должна найти приют в гробнице, равной которой не существовало в Черной Земле с тех пор, как она появилась из вод Нуна. Но как воплотить и исполнить задуманное я не знаю. Возможно, наша встреча поможет мне?

— Как?

— Пока у меня нет ответа, есть лишь предчувствие. Я уже чувствую запах и цвет зреющего в глубинах сознания, верю в то, что произошедшее не случайно, имеет смысл и значение. Впервые я подумал об этом, когда увидел твой перстень.

— Ты находишь его интересным? — Ихетнефрет мельком глянул на дар Госпожи Замка Жизни.

— Что это? — спросил Имхотеп.

— Подарок.

— Верховного жреца храма Тота?

— Нет, память об одной женщине, — неохотно отвечал Ихетнефрет.

— А знаешь ли ты смысл этого знака?

Писец отрицательно покачал головой.

— Это символ бессмертия, — продолжал Имхотеп, — неодолимой жизненной силы, и ты носишь его, видимо, по праву. Я не расспрашиваю тебя о подробностях, но вижу в этом знамение для себя. Уверен, благодаря тебе, найду ответы на многие вопросы и разрешу сомнения.

— Возможно ли такое?

— Каждый час наступит в назначенное время. Нужно быть терпеливым и уметь ждать. Радуйся, что всему есть черед, и ничто не случится раньше, чем это суждено.

— А смерть ты тоже встретишь с радостью?

— Я несколько раз смотрел ей в глаза. Незачем бояться ее, ведь утомленный сердцем не слышит жалобных криков и воплей, а причитания никого не спасут от могилы.

— Ты слишком легкомысленный. Все люди смертны. Неужели тебя не страшит неизбежный конец?

— Да, мы смертны, но в силах каждого обрести бессмертие. Люди умрут, их тела превратятся в прах, но созданное ими переживет своих создателей. Дух мудрости и знаний неистребим, а папирус лучше расписного надгробия и прочной стены. Уйдем мы в поля Заката, но творения наши будут жить в умах нерожденных. Смерть только начало, вечность скрыта за ней. Но мы заболтались, а уже полдень. Надо проверить, все ли в порядке на корабле.

Друг молодого царевича отправился к рулевому на корму судна, а Ихетнефрет с интересом оглядывался вокруг. Скрип весел, плеск вод, шорох снастей на ветру, завораживали. Слаженная работа гребцов, окрики воинов и двусмысленные шутки матросов действовали успокаивающе. Отдых в тени наполненного ветром паруса поверг хранителя свитков в океан безмятежности и опьянения тихой радостью.

Ихи приготовила незамысловатый обед, разделив его с молчаливым Ханусенебом. Ихетнефрет поблагодарил старую рабыню и вновь погрузился в созерцание Владыки силы, медленно несущего воды на север. Все чаще на берегах благоуханного Хапи видел он селения и возделанные участки земли. Казалось, столица находилась уже неподалеку. Писец остановился у борта судна, наблюдая за рождением волн от соприкосновения корабля с зеркальной гладью реки. Он смотрел на разбегающиеся серебряные ленты и думал о разговоре с Имхотепом. Целеустремленный, сильный человек произел на него благоприятное впечатление, и мог быть полезен в будущем, благодаря дружбе с высокопоставленной особой царской крови. Это сулило значительные преимущества в чужом и незнакомом городе Весов Обеих Земель. Но больше всего в Имхотепе поражали осведомленность в магических символах и пренебрежение к смерти. Перстень Госпожи Замка Жизни сразу привлек его внимание не столько из-за неоспоримых художественных достоинств, сколько из-за скрытого в нем тайного смысла. Разумеется, это мог понять только посвященный. Но, что это за знание, Ихетнефрет боялся спросить, рискуя подвергнуться различного рода расспросам. Смерть его пугала не более чем назойливое насекомое. Презрение, нет, скорее, смирение перед неизбежным, спокойное восприятие уготованного судьбой и в то же время жажда деятельности, стремление увековечить собственное имя делами, а не жалкие причитания, вызывали уважение. Что движет им, ясно осознающим кратковременность пребывания в этом мире? Тупое равнодушие или апатия, неспособность сопротивляться судьбе и слабость духа? Нет, тут иное. Он ясно понимал, что смертен, но переборол страх. А что он, Ихетнефрет, может противопоставить этому? Дар богов? Ужас перед пустотой в душе заставил содрогнуться. Обида на самого себя кровью хлынула к лицу, воспламенив его подобно соломе. Ему хотелось плакать, кричать от бессилия и ничтожества перед тем, кто, будучи смертным, обрел силу, куда более могущественную, нежели бессмертие избранного.