Распахни своё сердце

Уперевшись ладонями в грудь Дмитрия, Лёня наклонился, чтобы Щербатому, нанёсшему ещё немного смазки на член, было удобнее проникать в него.

Финогенов входил осторожными маленькими толчками, направляя себя одной рукой, а другой — придерживая застонавшего Леонида за бедро.

Сизов шумно выдохнул, когда его член плотно зажали, и прикрыл глаза, сглатывая. Фантастическое ощущение, которое сложно сравнить с чем-то ещё. Он вытянул руку, обхватывая немного опавший после двойного проникновения пенис Костенко, поддрачивая.

— Двигайся, — Лёню потряхивало от смеси боли и кайфа.

Толик послушно толкнулся, замер, немного отстранился и снова толкнулся вперёд, пытаясь найти нужный ритм. Сейчас ему предстояло вести всех троих к вершине, и он не хотел облажаться.

Постепенно, подстраиваясь друг под друга, они пришли к общему ритму, и откровенные стоны, смешанные с бесстыжими шлепками и хлюпаниями, заполнили помещение.

Всё, что происходило за дверью кабинета Леонида, всегда там и оставалось. Без особой необходимости никто из сотрудников клуба не совался сюда, обычно используя телефон для связи с шефом. Это было его личным пространством для уединения, превращающимся порой, как сейчас, в гнездо разврата.

При таких напряжении и тесноте только в кино половой акт длится бесконечно долго, а в реальности всё гораздо быстрее.

Щербатый чувствовал, что находится на грани, как и Дмитрий, пульсацию чьего члена он слишком явно ощущал.

Движения стали рваными, резкими, будто задыхающимися, и Сизов, спустив первым, с громким грудным стоном двинул бёдрами ещё раз, почувствовав, что и Финогенов сорвался, замерев внутри Костенко.

Затраханного Лёню Дмитрий довёл до оргазма рукой, выскользнув из него лишь после того, как его тело покинул Толик, расслабленно завалившийся животом на ковёр.

Владелец клуба, растянувшись на Сизове, часто дышал, пытаясь прийти в себя, ошалелыми глазами таращась то на одного, то на другого из своих любовников.

Потные, разомлевшие, но довольные, они молча валялись на полу, выравнивая дыхание и сердцебиение.

Первым очухался Щербатый, стянул презерватив, завязав, и, поднявшись, выбросил его в урну. Он с улыбкой смотрел на Дмитрия, с трудом отлепившего от себя Костенко и на дрожащих ногах доковылявшего до мусорки, чтобы отправить свой кондом вслед за финогеновским.

— Лёнь, ты как? — Толик одевался, собирая разбросанные по полу вещи.

— Лучше всех, — промямлил в ответ мужчина, раскинувшись звездой.

— Встать можешь? — Сизов тоже проявил участие к любовнику, натягивая трусы и брюки.

— Не-а, — блаженно улыбаясь, Леонид закатил глаза. — Мальчики, вы чудо!

— А ты всё такая же шалава, — беззлобно фыркнул Финогенов, застёгивая ширинку на тёмных джинсах.

— Я не шалава, но умею ей быть.

— Так и будешь валяться? — поинтересовался уже одевшийся Дмитрий.

— Нет, мне нужно в туалет. Помоги, — Костенко вытянул руки и рывком был поставлен на ноги, мгновенно ощутив все прелести последствий их оргии, отдающих болью и жжением в заднице.

Чертыхаясь, он поковылял к узкой двери, ведущей в личный совмещённый санузел. Нельзя сказать, что он умирал от боли и готов был выть, но и скакать козлом не рискнул бы. Ко всему можно привыкнуть, и Лёня вполне быстро отходил от подобных неприятных ощущений, к тому же саднящая задница и стёртые колени стоили того кайфа, что он испытал.

Оставшись наедине с Финогеновым, Сизов немного занервничал и, отряхивая с брюк пыль, позвал его, занятого изучением картин на стенах:

— Анатолий Евгеньевич?

Встретившись взглядами, оба застыли, а потом одновременно расхохотались над нелепостью подобного обращения после всего произошедшего.

— Надо будет повторить, да? — отсмеявшись, предложил Дмитрий.

— Если наша дама захочет, — улыбнулся Толик, демонстрируя крупные зубы и щербинку.

— Мне кажется, что дама захочет. Хотя я бы не отказался и без неё...

— Знаешь, — Щербатый оценивающе оглядел своего начальника, — почему бы нет?

— И ты даже не попытаешься отказать мне или как-то поддеть? — искренне удивился Сизов.

— Я же понимаю, что ты можешь больше и не предложить. Глупо отказываться.

— Ты прав, это была последняя попытка. Всё-таки я не мальчик, чтобы бегать за кем-то.

Финогенов подошёл совсем близко, пристально глядя в серые глаза, провёл пальцами по гладко выбритой щеке и скользнул к едва заметной ямочке на подбородке. Дмитрий был интересным, да ещё и чертовски сексуальным, в чём Толик убедился лично совсем недавно.

Сизов первым подался вперёд, немного наклонив голову и целуя жёсткие обветренные губы, чувствуя, что ему отвечают, борясь за инициативу.

Они целовались долго, яростно, со вкусом, сжимая друг друга руками и беззастенчиво лапая.

— Ой, какие страсти! — довольный Лёня вышел из туалета и прислонился обнажённой спиной к стене, скрестив руки на груди. — Мальчики, вам мало?

Отлепившись от чужих губ, Дмитрий обернулся к Костенко, улыбаясь:

— Ты в порядке?

— Лучше всех, — утвердительно кивнув, владелец клуба подобрал с пола одежду и, устроившись в кресле, стал натягивать её на себя, не переставая коситься на своих любовников. — Вы классно смотритесь вместе.

— Считаешь? — Щербатый нарочно крепче прижал к себе начальника и оскалился.

— Ох, только не улыбайся! — Леонид заржал, запрокидывая голову и выставляя острый кадык. — У тебя лицо маньяка-потрошителя сейчас.

— Он прав, — Сизов высвободился из сжимающих его тисков, смеясь.

— Ладно, мне домой пора.

— Ещё рано, Толь! — Костенко недовольно фыркнул.

— Извини, мне Дика выгулять нужно.

— А Танька не может?

— У неё гости, — Финогенов пожал плечами. Увидев немой вопрос в серых глазах стоящего рядом шефа, он пояснил: — У меня есть собака.

— Я понял. Порода?

— Овчарка немецкая.

— Красавец! — восхитился Дмитрий, обожающий собак, но не имеющий возможности завести собственную.

— Ещё какой. Всё, я поехал, — махнув рукой, Щербатый открыл дверь и быстро вышел, не затягивая с прощаниями.

— И так всегда, — вздохнул Лёня, откидываясь на спинку кресла. — Прилетает свободным ветром.

— А ты бы хотел получить его целиком и полностью?

— Нет, даже не думал. Я не готов пожертвовать собственной свободой даже ради него. Просто иногда хочется побыть вместе немного дольше, зная, что в любой момент он может исчезнуть из-за какой-нибудь назойливой бабы.

— Ревнуешь? — Сизов присел на край стола.

— С ума сошёл? Ревнуют только неудачники, запомни это. Да и не понимаю я, зачем ревновать кого-то одного, если вокруг столько мужиков, готовых подарить тебе жаркую ночь.

— Лёнь, ты никогда не любил, да?

— О какой любви ты говоришь? Оставь это дерьмо натуралам, трясущимся над эфемерными чувствами. Я предпочитаю реальность, а реальность — это качественный секс без лишних соплей. Возможно, я задумаюсь о любви, когда стану старым педиком, покупающим продажных мальчиков, которым плевать, под кем раздвигать ноги, потому что на мою одряблевшую к тому времени задницу и вялый член вряд ли кто-то польстится. Но, знаешь, наверное, я просто заведу хомячка и буду заботливо сыпать ему в миску корм, так что избавь меня от бредней о каких-то чувствах, ладно?

— Лёнечка, откуда в тебе столько цинизма?

— Это здравый смысл, Дим. Какого чёрта я должен тратить свою жизнь на какого-то мудака, а потом менять ему подгузники и воду в стакане для вставной челюсти, вместо того чтобы оторваться по полной и сдохнуть, зная, что взорвался фейерверком, а не вспыхнул жалкой спичкой и угас?

— Сдаюсь, — Дмитрий поднял руки. — Я понял, что тебе бесполезно доказывать что-то, но я хотел бы увидеть тебя влюблённым.

— Да я быстрее натуралом стану!

— Успокойся, — Сизов засмеялся, глядя на любовника. — Лучше скажи, задница не болит?

— Моя задница в состоянии пережить сегодняшнее вторжение, поверь, — хмыкнув, Костенко поднялся и подошёл к столу. — Он тебе нравится?

— Кто?

— Не строй из себя идиота!

— Только что ты с пеной у рта доказывал отсутствие в реальности симпатий, а теперь задаёшь такие вопросы?

— Я говорил о неверии в чувство, которому придумали сопливое название "любовь".

— Допустим, мне понравился сегодняшний секс, и я не против повторить его тем же составом или изменённым.

— То есть без меня?

— Или без него.

— Судя по той картине, которую я застал, скорее, из этого состава вылечу я, — хохотнул Лёня. — И, знаешь, я не в обиде. Мне интересно, что у вас получится.

— Зачем тебе это?

— Поверишь, если скажу, что ты заставил меня усомниться в собственной правоте, и я почти согласился, что гомосексуалы способны строить отношения?

— Не поверю.

— И правильно, — владелец клуба откровенно заржал, обнимая любовника за плечи. — Я хочу увидеть, как двое самцов трахают друг друга.

— Извращенец.

— Вуайерист в какой-то степени.

— Тебе чего-то в жизни не хватает?

— Секса много не бывает. Не думай, что я хожу по углам и подсматриваю за людьми, нет, я хочу посмотреть конкретно на вас двоих.

— Почему?

— Потому что вы лучшие из моей коллекции.

Глава 7

— Тань, это всего лишь ужин! — Константин, уперевшись ладонями в стол, навис над секретарём.

— Зачем? Кажется, мы год назад всё решили, — Татьяна устало откинулась на спинку стула.

— Ты никогда не простишь, да? Каждый имеет право на второй шанс!

— Костя, хватит, — Антонова подняла трубку зазвонившего телефона. После того как Сизов избавился от древнего селектора, которым предпочитал пользоваться Юрий Фёдорович, это казалось рывком в цивилизацию. — Да, Дмитрий Александрович? Конечно, — вернув трубку на рычаг, брюнетка поднялась и со вздохом обратилась к Кондратенко-младшему: — Мне нужно идти.

— Ужин.

— Нет.

— Извините, — в дверь приёмной просунулась рыжая голова, — Татьяна Михайловна Антонова здесь?

— Это я, — брюнетка покосилась на вошедшего тощего парня.

— Служба доставки, это вам, — пышный букет сунули женщине едва ли не в лицо. — Распишитесь.

Татьяна машинально подписала протянутые бумаги и только потом, опомнившись, спросила:

— От кого это?

— Там карточка, — курьер кивнул головой и скрылся, оставив в приёмной удивлённую Антонову, сжимающую в руках бордовые розы, и заскрипевшего зубами Константина.

— Что это?

— Цветы, — пожав плечами, секретарь вытащила карточку, на которой было написано: "Надеюсь на встречу. Артамасов С.Г."

Кондратенко выхватил послание и, пробежавшись по нему глазами, зашипел:

— Что у тебя с этим уродом?

— Ты его знаешь?

— Приходилось сталкиваться. Что у тебя с ним?

— Не твоё дело, — Татьяна не считала себя обязанной отчитываться перед бывшим любовником.

— Моё! — Костя, вспыхнув, дёрнул букет на себя и отбросил в сторону. — Ты с ним спишь?

— Ты погромче ори, не все услышали! — зло фыркнула женщина и подошла к валяющимся на полу цветам, намереваясь поднять.

— Не трогай! — Кондратенко схватил её за руку, крепко сжимая запястье.

— С ума сошёл?

— Что за шум? — Дмитрий вышел из кабинета, недовольно морщась. За его спиной стоял Роман с непроницаемым выражением лица. — Руку убрал, — посмотрев на брата, рыкнул Сизов. — Ты что тут устраиваешь? Живо ко мне.

— Мы не договорили, — отпустив Татьяну, Константин зашёл в кабинет за генеральным.

Оставшийся в приёмной Смирнов молча смотрел на Антонову, а потом подошёл, наклонившись, поднял букет и протянул ей.

— Спасибо, — секретарь слабо улыбнулась.

— Это, наверное, тоже ваше, — заметив валяющуюся карточку, Роман подхватил её, успев прочесть послание.

— Да, благодарю.

— Татьяна Михайловна, всё в порядке?

— В полном, — поспешно ответила женщина и, положив цветы с карточкой на стол, взглянула на финансового директора, стараясь скрыть нервозность.

— Мои ребята на каток собираются сегодня после школы, и я подумал, что Алеся могла бы присоединиться к ним, как считаете?

— Сегодня? Отличная идея, но я поеду с ними, мне так спокойнее будет.

— Я подвезу вас.

— Я могла бы сама.

— Не стоит, поедем все вместе.

— С вами ведь бесполезно спорить?

— Татьяна Михайловна, в конце концов, я тоже хочу немного расслабиться и отдохнуть со своими ребятами, — Роман засмеялся. — Вы думаете, я упущу возможность посмотреть, как толпа людей ползает по льду?

— Хорошо, — сдалась женщина, — мы будем готовы к семи.

— Я договорюсь, чтобы вас отпустили с работы раньше, так что заеду в пять. И, кстати, мы с Дмитрием Александровичем ждём кофе...

А в кабинете разъярённый Сизов шипел на брата, стараясь не сорваться на крик:

— Ты что себе позволяешь? Я предупреждал, чтобы никаких выяснений отношений и прочего не было! Это не бордель! За пределами офиса можешь хоть Захарову трахать, а здесь держи свой член в штанах!

— Дим, прости, я сорвался, — Костя устало опёрся спиной о стену. — Сил нет.

— Пойми, мне плевать, кто и с кем спит, хоть шведской семьёй живите, но на рабочем месте умерьте свой пыл.

— Я всё понимаю, правда. Обычно я решаю всё за пределами офиса.

— Какого чёрта тогда было в приёмной? Ты подставляешь себя, меня и Татьяну.

— Я знаю, Дим, знаю, — Кондратенко закрыл глаза.

— Оставь её в покое.

— Не могу.

— Тебе мало твоих баб? Думаешь, я не в курсе, что ты тут с каждой второй уже успел?!

— Она особенная!

— Не ты ли говорил, что цена ей — три копейки?

— Ты просто не понимаешь...

— Это ты не понимаешь! — Дмитрий встряхнул брата за плечи. — Если из-за тебя возникнут какие-то проблемы, ты вылетишь отсюда.

— Да не будет никаких проблем! Тебе хоть кто-нибудь жаловался? Всё чисто и аккуратно, они знали, на что идут, не девочки давно!

— Не лезь к Татьяне.

— Это мне решать!

— У тебя крыша поехала?

— Возможно.

— Кость, я по-хорошему прошу.

— Не могу, Дим.

— Твою мать, — Сизов покачал головой. — Держи себя в руках, ладно? Не вынуждай меня идти на крайние меры.

— Такого больше не будет, обещаю.

— Надеюсь, твои обещания чего-то стоят. Иди.

— Прости, — Кондратенко оторвался от стены и, ссутулившись, вышел из кабинета.

Дмитрий сел в кресло, вытянув под столом ноги, и откинулся на спинку. Его мысли улетучились совсем в другом направлении, украшенные яркими картинками с изображением трёх сплетающихся тел. Да, это было потрясающе!

Утром, подъехав к офису, он не знал, как вести себя с Финогеновым, стоящим у входа. Ничего из ряда вон выходящего не произошло: короткое приветствие, едва заметная кривая ухмылка на обезображенном шрамом лице и напускное равнодушие. Сизов был рад, что Щербатый вёл себя совершенно спокойно, будто ничего и не было. Всё верно. Работа есть работа, и то, что происходит между ними, должно оставаться за пределами офиса.

— Провёл воспитательную беседу? — Роман закрыл за собой дверь кабинета.

— Я не знаю, что с ним происходит, — Дмитрий поморщился, возвращаясь в реальность.