Из-за растерянности задор сперва поутих, но после быстрой акклиматизации разгорелся с прежней силой. Схватив бокал с игристым, я приткнулась у стены, пропитываясь атмосферой беспечности. Эхма, сейчас вскочу на стол, как та студентка на новогоднем вечере, и изорву каблуками скатерть-самобранку!

Спортивный зал, отведенный под мероприятие, не стали украшать по случаю фуршета, и веселье происходило в казенном деловом антураже. Весьма демократичное событие, объединяющее студентов с преподавательским составом, — признала я, заметив декана факультета внутренней висорики Миарона Евгеньевича в окружении щебечущих девчонок.

Молодой декан был хорош. Высок, чернобров, со смоляными блестящими волосами, зачесанными назад, и со смеющимися глазами. Объеденье! Правда, нос крупноват и губы полноваты, но разве это важно? Недостатки мужчин бывают ниже пояса.

То, что Миарон Евгеньевич стоял вдалеке, не помешало разглядеть в подробностях его привлекательную внешность и облизнуться. Мое зрение вообще приобрело сегодня повышенную ясность и четкость. Я разглядела и Петю в противоположном конце зала, вернее, почуяла туалетную воду чемпиона с таким же прилизанным ровным запахом, как и её хозяин. Увидела и Макеса, клеившего двух девчонок с внутреннего факультета, и Дэна в компании приятелей, и заметила немало симпатичных парней, которым отправила авансом многообещающие улыбки.

С кого бы начать? Предвкушаю до дрожи.

— Добрый вечер, Эва Карловна, — поздоровался Стопятнадцатый, оказавшись рядом. Он держал в руке нетронутый бокал с шампанским. — Еще одна сессия окончена, чему я рад. Каковы ее итоги для вас?

Подосадовав про себя, я с неохотой переключилась в беседу.

— Ромашка завалил. Незаслуженно, — выговорил язык, а глаза стрельнули в блондинистого парня неподалеку. Старше или младше меня? Не имеет значения.

— Можете подать апелляцию, — предложил декан.

— Подам. А в целом, отлично. Спасибо за помощь. Без вас я не одолела бы сессию, — вела светский разговор одна моя половина, в то время как вторая кидала в блондина призывные взгляды.

Объект моего внимания ответил понимающей ухмылкой и приложил кулак к уху. "Дашь телефон?"

— Не стоит благодарности, — пробасил Стопятнадцатый. — Мы переживали за вас.

"Дам больше", — ответила, приподняв бровь.

— Спасибо, но вы зря волновались. А как узнали мой номер?

"Ого!" — воскликнул парень беззвучно и показал мимикой: "Согласен".

— Ну да, — ответил мужчина, рассматривая задумчиво поднимающиеся со дна пузырьки. — Номерами-то мы не обменялись. Чтобы восстановить упущение, пришлось просить о помощи молодого человека, с которым вы посетили "Лица года". Теперь я спокоен за вас, Эва Карловна. До меня дошли слухи, что вы потрясены... несчастным случаем с юношей-первокурсником. Поэтому приятно видеть вас в здравии. А наш институт снова в глубокой луже.

Слова Стопятнадцатого остудили пыл, и через толщу легкомысленности и возбуждения проник образ Радика. У противоположной стены Мэл протискивался через толпу, оглядываясь по сторонам. Он искал меня — ненормальную, несдержанную.

Психам — психово. Спрячусь за декана и развлекусь, тем более блондин делает недвусмысленные знаки.

Неожиданно нос почуял то самое, что не давало покоя ночью. В то же мгновение я забыла обо всем, даже о флирте с незнакомым парнем. Тонкий аромат витал над толпой — волнующий, будоражащий.

— Прошу, подержите, Эва Карловна, — декан протянул бокал. — Поздороваюсь с Михаславом Алехандровичем, он только что из командировки и на дух не переносит напитки с градусами. Еще раз поздравляю с завершением сессии. Мы перешагнули ее. И с Ромашевичевским уладим недоразумение, не сомневайтесь.

Вручив бокал, Стопятнадцатый направился к декану факультета элементарной висорики, рассекая толпу и кивая встречным.

Мне опять поплохело. Духота наползла, вызывая удушье.

Чтобы снять спазм, я отхлебнула свое игристое и заодно из деканского фужера. Шампанское Генриха Генриховича оказалось ледяным, не в пример моему.

Вкусно, но бесполезно, потому что закружилась голова.

От дальнего угла стола мне отсалютовал бокалом Альрик, и второе "я" встрепенулось. Честно, не хотела пялиться на профессора, но взгляд притягивало как магнитом.

К Альрику подошли студентки-четверокурсницы, решив в непринужденной обстановке пообщаться с интересным мужчиной, но он коротко и скучно ответил, не сводя меня глаз. Девчонки разочарованно отступили, чтобы попозже возобновить атаку на красавчика.

А ведь Альрик сумасшедше красив и харизматичен, — облизнула я губы и нервно отхлебнула из двух бокалов поочередно. И снова отпила, представив, как могло быть с ним в душе и в туалетной кабинке. Или на шелковых простынях, усыпанных лепестками роз.

В висках застучало. Шампанское впустую лилось в горло, которое тут же пересыхало после каждого глотка. А профессор двинулся ко мне, прихрамывая на увечную ногу. Какая нога? Я и не заметила вовсе, следя зачарованно за ленивой грацией движений, с коей Альрик огибал препятствия в виде студентов и преподавателей.

Он смотрел на меня как удав на кролика, и гипнотический взгляд завораживал, отчего в голове перепутались остатки ветренных мыслей.

— Мое почтение, Эва Карловна, — улыбнулся профессор, подойдя. Нас разделял стол. — С окончанием сессии?

Альрик высок. Он великолепен. Черный костюм обрисовывал атлетическую фигуру, и чудилось в ней что-то знакомое и близкое. Скользило по краю памяти.

— Да... спасибо, — пролепетала я и отхлебнула из обоих бокалов — своего и деканского. Стопятнадцатый не станет ругать за выпитое шампанское. — И вас тоже... с завершением... — поздравила сумбурно и снова отпила, поставив пустой бокал на стол.

— Ну, мне еще предстоит страдать на пересдачах, — сказал Альрик, улыбнувшись. Он изучал меня, обегая взглядом, и я машинально схватилась за вырез кофточки. Преподаватели так не смотрят. Так смотрят мужчины, когда чего-то хотят. Интерес профессора пугал и притягивал одновременно.

— Хотя каюсь, не без греха. Сегодняшний экзамен по символистике войдет в историю малой длительностью и большим количеством неудовлетворительных оценок.

— Плохая подготовка у студентов? — промямлила, утопая в небесной синеве глаз. Меня потряхивало, и я снова отпила шампанское из оставшегося бокала. Пол покачнулся.

— Нет. Я спешил, — признался Альрик в должностном преступлении. Ну да, мы же партнеры, и нам можно делиться чем угодно, не таясь. — Наметились посторонние дела, которые... благополучно разрешились. К нашему с вами обоюдному облегчению.

— К чему ободюд... ному? — встряхнула я головой, пытаясь восстановить четкость зрения.

— Почему вы не пришли на обследование? — спросил мужчина, пустившись в обход стола. — Я ждал.

Он ждал? Меня?!

Мир сузился до размеров лица Альрика, его легкой улыбки и ласкающего взгляда.

— З-зачем? Я и так отлично... — вцепилась в столешницу, чтобы не упасть. Перед глазами поплыло.

— Вас можно поздравить? — поинтересовался вкрадчиво профессор, оказавшись в двух шагах.

Стол поехал в сторону, и я залпом осушила бокал в надежде, что в извилинах просветлеет.

— С чем? — выдавила заплетающимся языком.

— Вы обручены? — кивнул мужчина на руку с Дьявольским Когтем.

— А-а, это...

В ушах зазвенело, и противный звук усиливался.

— Что с вами? — спросил озабоченно Альрик. — Вы поб... нели... ва... хо... шо?

— Что? Не понимаю... — выдавила я.

Профессор еще что-то говорил, но голос съедался, как пропадали, истирались прочие шумы в помещении, словно кто-то периодически останавливал звукозапись.

Меня определенно качало. Или это стены танцевали вальс? Хи-хи.

Лицо профессора оказалось рядом — бесконечно знакомое... обеспокоенное... Полоски в янтаре... Откуда это?

Пытаясь удержаться, я схватилась за скатерть, и, падая, потянула на себя блюда, фужеры, тарелки. Все-таки у меня получилось переплюнуть ту девчонку, что танцевала в новогодний вечер на столе.

— Эва! Эва-а! — проник в гаснущее сознание чей-то крик.

Упала... На чьи-то руки... Крепкие, надежные... Родные...

Легкое тревожное прикосновение опалило висок, прежде чем бездна распахнула объятия.

__________________________________________________________

clipo intacti * , клипо интакти (перевод с новолат.) — щит неприкосновенности

defensor * , дефенсор (перевод с новолат.) — защитник

сertamа*, цертама (пер. с новолат.) — состязание, соревнование, как правило, нелегальное

dimicata*, димиката (перевод с новолат.) — схватка между двумя, дуэль

22. АшшАвара абА*

Когда просыпаешься с хорошим настроением, то и день пройдет на ура.

Я попрыгала на кровати, и в зеркале во всю стену отразилась непричесанная девушка в шортиках и линялой растянутой футболке. Обожаю комфортную одежду и ношу, пока она не начинает расползаться. Мама часто укоряла меня за сентиментальность, а я в ответ смеялась. Теперь мамы нет, а привязанность к удобным вещам осталась.

Моя комната похожа на медицинскую палату из-за белых стен и потолка, но я не хочу другую, потому что интерьер подбирала мама.

За завтраком кроме меня и сестры никого не было. Люблю нашу столовую. Много окон, ощущение простора, яркая веселая плитка на полу.

— Где все? — полюбопытствовала я, намазывая масло на булочку.

— Смотря кто тебя интересует, — потянулась Аффа как кошка.

В столовую вошел темноволосый парень в униформе и поставил поднос с тарелками и чашками.

Симпатичный и новенький. Раньше я его не видела.

Рука сестры поползла по черной штанине вверх и замерла чуть ниже поясницы чернявого.

— Парни из нашего круга высокого мнения о себе и считают, что достойны большего, хотя не представляют собой ничего особенного, — сказала Аффа. — Куда интереснее общаться с простыми ребятами. Они знают, чего хотят от жизни.

Чернявый не дрогнул и не пролил ни капли. Он расставил чашки и замер, вытянувшись в струнку.

— Здрасте, — кивнула я.

— С прислугой не здороваются, — напомнила сестра. — Хотя кому говорю? Грязную посуду забери, — велела парню, и пока тот управлялся, сказала: — Отец нанял его через агентство. Этот типчик с западного побережья и отрабатывает долг брата. Того прирезали, а денежки надо возвращать.

В столовой появился Пьер. На самом деле его зовут Петей, но он требует, чтоб к нему обращались на иностранный манер. Пьер устроился рядом со мной и поцеловал в щеку, потому что он — мой жених и к тому же сын премьер-министра. Наследник фамилии.

Подтверждением серьезности наших отношений стало кольцо на моей руке и обещание Пети, ой, то есть Пьера, данное на семейном ужине.

Афка бесится по этому поводу и завидует, но не подает виду. Её лозунг: "Нужно брать от жизни всё, прежде чем лезть в петлю".

Пьер — настоящий джентльмен и не позволяет себе вольностей. Мы не целовались серьезно ни разу, хотя обручены больше полугода.

— Поедем на цертаму*? — предложил он. — Я сегодня участвую.

Поедем, хотя мне не нравятся шумные сборища.

По приезду домой я столкнулась в дверях с мачехой, вернувшейся после прогулки по магазинам, и новенький из прислуги нес за ней пакеты. Когда-нибудь вторая жена отца разорит нас, говорит Афка.

Сестра и я учимся в лицее для благородных девиц, и через год, когда закончу учебу, мы поженимся с Петей, ой, то есть с Пьером. Не представляю, каково это — быть замужем.

Пьер пригласил меня в Оперу. Вернувшись вечером, я столкнулась с чернявым, выходившим из будуара мачехи. Нет сомнений в том, чем они занимались. Мачеха коллекционирует свои прихоти, а отец погружен в работу и ничего не замечает. Он ректор института, и у него необычное имя — Стопятнадцатый. Иногда я не понимаю отца. Зачем жениться, если не видишь ту, что рядом с тобой? Наверное, в попытке забыть маму он решился на повторный брак, но новая жена оказалась жалким суррогатом. Изабелла младше отца в два раза и вертит им как хочет.

Парень посторонился, пропуская меня, и я прошла мимо с гордо поднятой головой и презрительным видом.

А потом настал черный день. Я узнала, что у Пьера есть другая. Оказывается, меня держат для приемов и журнальных обложек, а какую-то простушку — для чувств и чего-то большего.

Я увидела их из автомобиля. Наш водитель заболел, и за мной приехал тот парень, которого нанял в агентстве отец. Афка как всегда прогуливала учебу, ошиваясь по закрытым клубам.

Машина стояла на перекрестке, ожидая зеленого сигнала светофора, и тут на противоположной стороне улицы из затрапезного кафе вышел Пьер с какой-то девушкой. Они обнялись и бурно поцеловались у выхода.

Я выскочила из автомобиля и, не обращая на сигналящие машины, помчалась, куда глаза глядят. Бежала в неизвестность, пока меня не остановили в каком-то переулке.

Чернявый встряхнул меня:

— Успокойся. Он не стоит твоих слез.

— Ты прав, — сказала устало, и мы пошли к машине.

По дороге домой я думала о том, что скажу Пьеру при встрече и верну ли кольцо с обязательствами.

— Эва, — сказала парню, выходя из автомобиля.

— Мэл... то есть Егор, — ответил он.

* * *

Датчики, трубки...

Приборы полукругом... Мигают огоньки, ползет зеленая ломаная на круглом экране, скачут цифры на электронном табло, накручивается лента энцефалограммы — скачки, взлеты, ровные полосы.

Пиканье отмеряет удары пульса — то постукивает редким метрономом, то заливается трелью. Сердце борется.

Чуть слышно гудит аппаратура. В прозрачном тубусе ходит помпа-гармошка, нагнетая кислород. По трубкам живительный газ идет к кислородной маске. К Эве.

Прозрачный саркофаг над ней. Руки вытянуты вдоль тела, в венах по катетеру. Сетка датчиков на голове. Голубая больничная рубашка. Одежду снимали, разрезая с великой осторожностью.

Бледна и, кажется, что спит. Разве что не дышит.

Лампы автоматически переключились, настроившись на вечернее освещение.

— Третьи сутки на исходе, — сказал Мэл.

Он живет здесь, в стационаре институтского медпункта, оборудованном в срочном порядке по последнему слову медицины. В дорогостоящих лекарствах нет недостатка. Лучшие врачи страны отслеживают изменения в самочувствии и проводят консилиумы. Перед дверью круглосуточно дежурит охрана.

Премьер-министр взял под личный контроль из ряда вон выходящий случай и заслушивает два раза в день доклад о состоянии здоровья пострадавшей.

Доступ в стационар строго ограничен, кроме Мэла, медперсонала, узкопрофильных специалистов, высшего руководства страны, сломленного горем отца, Мелёшина — старшего и ... профессора Вулфу. Об этом настоял Мэл.

Администрации института отказано в доверии, администрация — под подозрением. Впрочем, как и все.

Рубля приказал найти преступника во что бы то ни стало, и оба департамента роют носом землю. Дознаватели ведут повальные допросы, развернулось масштабное следствие.

— Третьи сутки заканчиваются, — повторил Мэл. Он без пиджака и галстука, с закатанными рукавами рубашки.