Золото апачей

Он попеременно смотрел то на еду, то на тропу.

— Мне хотелось бы увидеть каньон, — сказал Герберт. — Каким мирным и величественным он выглядит!

— Я так не думаю, — там могут быть апачи. Нам следует еще какое-то время наблюдать и выжидать.

— В таком случае, настала моя очередь, — решительно сказал Герберт. — Вряд ли они смогут добраться до нас днем, оставшись незамеченными. Я возьму ружье и буду охранять.

Чарльз заметил, что Герберт почти оправился от пережитого.

— Ты хорошо стреляешь? — спросил он.

— Я учился, — гордо ответил Герберт. — Дай мне ружье, и я это тебе докажу, — как только возникнет необходимость использовать его.

Чарльз видел, что ему можно доверять, и протянул ему одно из ружей и патроны. После чего признался, что не спал ночью. Герберт был возмущен.

— В таком случае, ложись спать сейчас, — заявил он.

Чарльз понял, что ему придется уступить, нравится ему это или нет, потому что Герберт был прав. После еды и кофе ему очень хотелось спать. Он отяжелел, его веки смыкались.

— Хорошо, — сказал он. — Следи за тропой. Подняться сюда можно только по ней. Если увидишь что-нибудь подозрительное, сразу разбуди меня.

Герберт сел в дверном проеме, откуда мог хорошо видеть тропу, и при этом быть хорошо защищен. Чарльз лег на одеяло внутри жилища, расположившись так, чтобы видеть Герберта, хотя последний этого не подозревал. Он лежал, погружаясь в сон, стараясь при этом не отключиться полностью. Тем не менее, фигура Гербера постепенно теряла свои четкие очертания, и он, наконец, провалился в сон без сновидений. Проснувшись, он обнаружил Герберта сидящим у входа, с ружьем на коленях; казалось, тот совершенно не изменил своего положения.

Чарльзу показалось, что он проспал всего лишь несколько минут, но тень, протянувшаяся через террасу, свидетельствовала о том, что уже поздно. Он вскочил, удивленный и рассерженный на самого себя.

— Извини, Герберт, я не хотел, чтобы ты просидел там все это время, — сказал он, — но... но...

— Но ты спал, ничего не видел и не слышал.

— Почему ты меня не разбудил? — укоризненно спросил он.

— А зачем? Пока я наблюдал, на тропе никого не было.

На всякий случай, Чарльз сам осмотрел ущелье, склоны, и не заметил ничего, что свидетельствовало бы о наличии затаившегося врага. И снова подумал о том, какое надежное укрытие им посчастливилось найти.

Они немного расслабились, и Герберт рассказал Чарльзу, как они отправились на север, чтобы отыскать медные рудники, а затем отправились дальше, в поисках золота. Глаза его наполнились слезами, когда он вспомнил о своем дяде, не бывшим хорошим человеком, но погибшим так трагически.

Наступила вторая ночь в древнем селении, темная и мрачная, небо, впервые за много месяцев, скрыли облака. Вдали, в направлении Старого Тандергаста, были видны короткие вспышки молний, разрезавшие клубившийся вдоль склонов туман. Воздух стал густым и тяжелым.

— Если будет буря, — сказал Чарльз, — это нам на пользу, кроме того, она пополнит запасы воды в резервуаре. Просто здорово, что он есть.

На некоторое время вспышки молний прекратились, Старый Тандергаст скрылся во мраке, облака спустились настолько, что, казалось, соединились с поднимавшимся снизу туманом, каньон, и все, что в нем находилось, исчезло из виду. Потом скалы застонали, донесся зловещий звук ветра, ищущего путь среди пиков и ущелий.

Облака и туман исчезали в разрядах обжигающих молний, гневно грохотал гром. Тучи сгустились и опустились еще ниже, а потом внезапно разверзлись, и хлынул ливень. Но мальчики, укрывшись в жилище, спокойно наблюдали за буйством грозы. Она пришла и ушла. Наступило утро, и Чарльз проснулся, когда первые солнечные лучи осветили на востоке склоны синих гор. Герберт все еще спал; Чарльз вышел из низкого жилища, выстроенного на скалах неизвестными людьми много веков назад, и вдохнул свежий, холодный воздух. Это был краткий миг между ночью и наступающим утром. На востоке виднелись лучи солнца, но каньон по-прежнему был погружен в темноту. Величественные горы еще спали, но солнце неумолимо стаскивало с них одеяло. Прошло совсем немного времени, и его золотые лучи заиграли на стенах каньона.

Чарльз наслаждался увиденным, этим пробуждением дикой природы, внезапным появлением во мраке яркого света, воздухом, настолько чистым, что он, казалось, мог различить ветви сосен, росших от него на расстоянии многих миль.

Крузо, на своем острове, чувствовал отчаяние, пока рядом с ним не оказался Пятница. У Чарльза был товарищ, которому, — он знал это, — он мог доверять. Они с Гербертом были хозяевами всего, что он мог видеть, а видел он многое. Перед ним лежали скалы, изгиб за изгибом, пик за пиком, сам он находился на вершине одной из них, и взгляд его пробегал по склонам и гребням. Огромные сосновые леса, прежде казавшиеся синими, зеленели, по мере освещения их солнечными лучами, в то время как над ними вздымались скалы, сверкавшие всеми мыслимыми красками. Сквозь полог леса проглядывали две или три серебряные капли, и Чарльз понял, что там находятся глубокие озера с прохладной прозрачной водой. А где-то там, за пределами каньона, лежал величественный мир пустыни и гор. И ему казалось: то, что он видит, было всегда, и всегда будет.

Он глубоко вздохнул и отвернулся. Ему нужно спуститься с небес на землю и заняться насущными делами. Ночью он заметил огромную мусорную кучу позади скального жилища, в котором они спали, вровень с крышей.

Эта куча, подобная аналогичным Старого Света, состояла из пришедших в негодность вещей, костей и дерева, перьев, обломков керамики и обрывков материи. То есть, здесь было все, что прежние обитатели скального жилища ели, носили или каким-то образом использовали, но он обратил внимание на кости, которые, как ему было известно, принадлежали дикой индейке. Если дикая индейка водилась здесь тогда, то она должна была водиться здесь и сейчас, в еще большем количестве; было бы хорошо отправиться на охоту и раздобыть несколько птиц. Над ними возвышался сосновый лес, и, когда он смотрел на вершины и голубые пропасти между ними, ему показалось, что он слышит бормотание птиц, доносящееся из этого леса.

Он взял ружье, стоявшее в углу жилища, и патроны. Хороший выстрел и удача — вот все, что ему требуется. Герберт все еще спал, и, понимая, что тот не приучен к дикой жизни, Чарльз не стал его будить.

Использовав примитивную лестницу, он поднялся на выступ и стал двигаться по узкой, крутой тропе. Он задевал за выступы скалы, но неуклонно поднимался, и знал, что скоро достигнет соснового леса. Он радовался тому, что ловок и силен, поскольку подниматься было сложно, склон оказался очень крутым, и, добравшись, наконец, до первых сосен, он присел немного отдохнуть.

А затем снова превратился в охотника; живя на Западе, он научился не только хорошо стрелять, но и выслеживать добычу. Его слух, когда он стоял на склоне внизу, не обманул его; вскоре он заметил многочисленную стаю диких индеек, прогуливавшихся среди сосен, и их темное оперение атласом отсвечивало в лучах утреннего солнца. Он выбрал одну, со скромным оперением, поскольку именно такие, серенькие, гораздо более годятся в пищу, чем те, у которых оперение яркое, словно предназначенное для того, чтобы ими любовались.

Тщательно прицелившись, имея твердую руку и верный глаз, Чарльз, наконец, нажал на курок. Выбранная им индейка осталась лежать на земле, а остальные улетели, ужасаясь неведомым существом, вторгшимся в их Эдем. Чарльз, торжествуя, забрал свой приз, отправился в обратный путь по склону, — весьма нелегкий, поскольку теперь, помимо ружья, он нес еще и индейку. Однако настроение у него было прекрасное, поскольку ему удалось раздобыть нечто очень ценное.

Он нашел примитивную лестницу там же, где оставил ее, а когда собирался ступить на нее, увидел Герберта, стоявшего на террасе внизу и вопросительно на него смотревшего. Чарльз поднял индейку и издал торжествующий крик.

— Прекрасно! — отозвался Герберт, увидев добычу. — Замечательная прибавка к нашим запасам.

Чарльз кинул индейку вниз, а затем быстро спустился сам.

— Я услышал выстрел на склоне, — сказал Герберт.

— А ты не испугался, что это может оказаться апач?

— Нет, я был уверен, что это ты. А потом, когда я посмотрел в том направлении, откуда раздался выстрел, заметил, как ты спускаешься.

— Я всего лишь предпринял небольшую прогулку, — весело сказал Чарльз, пребывая в прекрасном настроении, — чтобы поискать что-нибудь нам на завтрак. Я нашел торговца с большим, хотя и не отличающимся разнообразием товаром, но, во всяком случае, по небольшой цене — всего лишь меткий выстрел из ружья. Я согласился и купил эту птицу, которую ты видишь у своих ног.

У обоих было прекрасное настроение. Герберт уже развел огонь, и они начали заниматься индейкой. Чарльз задумался. В нескольких жилищах он видел большие сосуды, емкостью в несколько галлонов, не очень массивные, но из такой твердой глины, что, когда он ударял по ним, они отзывались чисто и звонко, подобно колоколу. Они показались ему прочными, как железо, и он был совершенно уверен, что они выдержат испытание огнем.

Он взял один из них, тщательно вымыл водой из резервуара, а затем, наполнив из того же источника, поставил на огонь, благо дров было в изобилии. Они ошпарили индейку, ощипали ее, выпотрошили и запекли в углях, работая быстро и согласованно, что редко удается двум поварам, занятых приготовлением одного блюда. А когда она запеклась, они достали сухари и соль из своих запасов, налили воды в глиняные чашки, также найденные в жилищах, после чего Герберт заявил, что все готово.

Это был самый прекрасный завтрак на свете. Они сидели на камнях, Чарльз по одну сторону костра, Герберт — по другую. В этот момент они не испытывали ни одиночества, ни страха, не думали ни о прошлом, ни о будущем. Они были далеко от мира, подобны Робинзону Крузо, выброшенному на необитаемый остров где-то в южных морях, и не думали о том, как и когда в него возвратиться. И говорили — о разных пустяках.

— Замечательная была индейка, — вздохнул Герберт, глядя на кости. Это был сильный, полный здоровья юноша, не жаловавшийся на аппетит.

— Как и все, что здесь есть, — сказал Чарльз. — Но я знаю, где можно найти еще одну такую же. Они обитают в сосновой роще над нами, и, к счастью, у нас много патронов. А теперь, думаю, нам следует заняться делами, хотя, честно говоря, такой день, как сегодня, лучше было бы посвятить безделью.

Предстоявшая им работа заключалась в том, чтобы благоустроить одно из жилищ. Они принесли свежих сосновых веток, сделали из них кровати и накрыли их одеялами. В угол они поставили один из огромных глиняных сосудов и наполнили его водой. На каменные полки поместили кувшины и миски; тщательно осмотрев прочие жилища и обнаружив в них несколько ковриков и корзин, они также принесли их в свой новый дом. Коврики были сделаны из юкки, жесткой травы, ивняка и маленьких палочек. Они постелили их на полу, а корзины поставили у стены.

— Мы слишком избалованы, — сказал Герберт. — В нашем жилье полно роскоши.

— Нам просто повезло, — ответил Чарльз. — Мне кажется, что жилища были покинуты в спешке, по причине какой-то надвигающейся беды, после чего сюда никто не вернулся. Впрочем, мы никогда не узнаем, прав я или нет.

— Во всяком случае, теперь их владельцы — мы, — заметил Герберт. — Закон на стороне фактического владельца, но я не думаю, чтобы прежние жители вернулись и потребовали свои жилища назад.

— Это точно. Никто из них не явится и не назовет нас нарушителями. Это затерянный мир.

— В котором, как мне иногда кажется, кроме нас никого нет, — сказал Герберт, глядя на лабиринт могучих гор, простиравшихся в вечность, хотя оба знали, что невдалеке начинается пустыня.

— Здесь могут оказаться апачи, отправившиеся на охоту, — задумчиво сказал Чарльз. — И хотя их мало, а страна эта настолько велика, что шанс встретиться с ними всего лишь один на тысячу, полагаю, нам следует принять все меры предосторожности. Апачи считаются самыми жестокими из всех индейцев. Нам следует быть готовыми к встрече с ними. Держи в кармане вот этот револьвер. У меня есть еще. В нем семь патронов, если понадобится я дам тебе еще.

Герберт понимал необходимость иметь при себе оружие и положил револьвер в карман, но сначала ласково погладил его, поскольку оружие было не только полезным, но и красивым.

Ощущение наличия револьвера, давало Герберту чувство безопасности. Дикая жизнь очень нравилась ему. Не теряя "цивилизованности", он возвращался к инстинктам. Положив руку на револьвер, он подошел к краю террасы, и вдруг испугался. Он испугался происходящих в нем перемен: ведь прежде всего сейчас он должен был скорбеть о судьбе своего пожилого родственника, пусть эгоистичном и, как он подозревал, злом, — но он этого не делал.

Он смотрел на пропасть у своих ног и на горы за ее пределами, зеленые там, где росли сосны, и поблескивавшие золотом на крутых голых склонах. На севере виднелась череда тусклых седых гребней, вечные снега скрывали вздымавшиеся в небо пики. На юге виднелся белый купол Старого Тандергаста. Внезапно ему показалось, что кровь вскипела у него в жилах. Его душа рвалась наружу. Каждая клеточка его тела ощутила величие и красоту мира. Он ощущал, что, возможно, когда-то давным-давно, несколько веков назад, кто-то из его предков вот так же стоял на выступе скалы, видел такую же картину и испытывал те же самые чувства. Он забыл о своем товарище, сейчас существовал только видимый мир, и он стоял в самом его центре.

Чарльз взглянул на него и понял все без слов. Он ощущал то же самое.

— Это наши горы и наша пустыня, — сказал он. — Пока мы здесь, они — наши друзья.

— Они в равной степени могут быть друзьями и врагами, — отозвался Герберт. — Знаешь, где-то в глубине себя я чувствую, что они могут быть как самыми близкими друзьями, так и самыми непримиримыми врагами.

Затем перерождение вдруг закончилось, он рассмеялся, возвращаясь в настоящее. И повернулся к жилищам, прилепившимся к скале, подобно птичьим гнездам.

— Нам не будет здесь скучно, — сказал он. — Нам нужно сделать свое пребывание здесь комфортным, поскольку неизвестно, когда мы сможем вернуться к цивилизации.

— Это правда, — согласился Чарльз. — Когда-то здесь жили люди, пользуясь тем, что делало их жизнь удобнее, может быть даже, роскошнее, и мы, их наследники, вправе взять себе то, что они нам оставили. Давай осмотрим другие жилища, возможно, нам удастся там что-нибудь найти.

Они снова вернулись к текущим заботам, осматривали древние заброшенные дома, заглядывая в каждый темный угол. Повсюду они находили фрагменты керамики, куски глины, из которой была изготовлена керамика, древние наконечники стрел, различные инструменты из кости, амулеты, раковины, большие сосуды, миски, несколько глиняных трубок с короткими чубуками, несколько чашек, выкрашенных в красный цвет.

— Древние жители во многом походили на нас, — сказал Герберт, рассматривая трубку. — Эта еще вполне пригодна.