К Лазурной полосе

Точно так же были изготовлены панели обшивки Совы. Крепкие и упругие, они обладали значительной светопроницаемостью, что позволило отказаться от прорубания окон в салоне. Пусть пассажиры не могли видеть происходящее за бортом Совы, зато хоть впотьмах не сидели.

Взгляд со стороны: в небе Алого анклава.

"Что может быть лучше свободного полёта?" Хуррг с наслаждением взмахнул крыльями, ощущая звенящий восторг, пронизывающий каждую мышцу его могучего тела. "Бескрылым не понять. А из крылатых разумны только драконы, и потому только драконы способны оценить весь восторг свободы движения в бескрайнем небе". Уже четверть луны он находится в Алом анклаве, спокойно наблюдая и запоминая происходящее здесь. Впрочем, летал он по прежнему осторожно, не теряя головы, но уже не шарахаясь от каждой тени, как ранее.

Ещё недавно взлететь под облака было смертельно опасно, и ему приходилось совершать лишь короткие перелёты с места на место. Да и те украдкой, предварительно оглядевшись вокруг и не рискуя подниматься выше деревьев. Сейчас страх отступил, и он уже не опасался злой магии, твёрдо зная, что не застынет покорной овечкой, а сможет вступить с противником в честный бой. Хотя как раз в бой ему вступать сейчас нельзя. Сейчас он должен лишь смотреть, слушать, запоминать, чтобы потом рассказать обо всём увиденном собратьям Лазурного анклава.

И заодно выполнить просьбу этого удивительного человечка, найдя для него надёжное убежище. Выполнять просьбу или не выполнять — такой вопрос перед Хурргом даже не стоял. Конечно же выполнять! Ибо наличие убежища могло спасти из рабства многих драконов, а ради такой цели стоило потрудиться. Чуть огорчало отсутствие возможности прямо сейчас вступить в ментальный контакт со старейшиной драконов Лазурного. Очень хотелось порадовать его найденным способом защиты от злой магии, а заодно поделиться соображениями о разумном двуногом, так же обрётшим крылья.

Двуногий... Да, он пока один такой, кто научился летать и ценить счастье полёта. Но что будет потом, когда подобных ему станет много? Не потеснят ли они наших соплеменников в небе? Ведь короткоживущие многочисленны. Как ему, Хурргу, поступить с человеком? Взять его под свою опеку и помогать ему во всём, щедро делясь вековой мудростью, или наоборот, остановить первопроходца, пока он не обзавёлся последователями? Да, тот человек очень умён и сейчас его ум идёт только на пользу драконам, но что будет потом?

Пожалуй, эта тема слишком важна, чтобы обдумывать её на лету. И как жаль, что серебро на голове, так хорошо защищающее от злой магии, столь же надёжно блокирует возможность ментального общения. Древний дракон из Лазурного очень мудр и может дать хороший совет, который так нужен Хурргу! Но сейчас мысли о человеке излишни, и до времени их нужно отставить. Сейчас просто полёт, просто сияющее небо и свобода!

Решить легко, сложнее сделать. Спустя несколько мгновений, Хуррг поймал себя на том, что опять думает о Вовке.

Хиссга, почему она позволяет двуногому так вольно с ней обходиться? И что это за имя, которым человек называет дракону? "Вжика", что оно означает? Что-то уважительное или это презрительная кличка? Но презрения в голосе двуногого Хуррг не замечал, впрочем, особого пиетета тоже. Да, Хиссга рассказывала, что человек спас её от рабства, убил её всадника, снял ошейник, вылечил сломанные крылья. Всё перечисленное очень много значило в глазах дракона, но, тем не менее, не позволяло человеку вести себя панибратски с его соплеменницей. Значит, что-то тут есть ещё. Только что?

А та сцена, которую он увидел пол луны назад? Дракона спокойно лежала на пригреве, а человек, по-хозяйски усевшись на её переднюю лапу, почёсывал Хиссге надглазные бугорки — самое нежное место на драконьем теле! Такие нежности позволительны лишь для влюблённой пары, но разрешать ласкать себя человеку это... это... это... это низко... это как спариваться с животным.

И тут Хуррг вдруг осознал, что он просто ревнует! Да-да, ревнует! Ему очень, очень нравилась Хиссга, и он с великой радостью сам бы провёл кончиком языка над её глазами, и не только над глазами, но... Увы, ему это не было дозволено.

Зато дозволено какому-то двуногому! При этой мысли Хуррг почувствовал, как оба его сердца вскипают гневом. Лишь громадным усилием воли он заставил себя успокоиться. "Взвился, как "мягкие чешуйки*", — говорил он себе, — "и сразу раскричался, словно заполошенная фитка**. Подумаешь, не его выбрали. А Хиссга знает о твоих чувствах? Нет, не знает. Ведь чтобы она узнала, ей об этом нужно сказать". А говорить о чувствах дракону было боязно. Страх отказа заставлял мелко подрагивать кончик хвоста и слабеть задние лапы.

От копания в себе Хуррга оторвал слабый отголосок магического выброса. Дракон насторожился, внимательно осматривая пространство, и скоро почувствовал ещё один выброс. Тоже слабый, впереди и чуть в стороне от направления его полёта, сразу за цепью поросших лесом холмов, которые закрывали от него источник магии. Хуррг опустился до высоты верхушек деревьев, подлетел поближе, а потом и вовсе спустился на землю. Прокрадываясь от укрытия к укрытию, он аккуратно выполз на верхушку ближайшего холма и впился глазами в происходящее. Там шел бой. Семь драконьих всадников сражались с двумя дюжинами таких же кровососов, нападавших на город двуногих. Сражались все, кто чем мог: драконы когтем и пламенем, кровососы обменивались какими-то магическими ударами, внешне никак не проявляющимися. Ни огня, ни дыма от вампирских пассов не наблюдалось, но два дракона и один всадник от этих ударов разлетелись на части. Что это было: магия в чистом виде или какое-то магическое оружие, Хуррг разглядеть так и не смог, слишком далеко от него происходило сражение. Но главное, что беспокоило дракона — он никак не мог понять причины этого боя. Ведь предположение, что вампиры защищают людей, было слишком уж невероятным.

Тем временем сражение подошло к концу. Десять нападавших набрали высоту и скрылись в порталах, а оставшиеся шесть защитников покружились над городом и спустились, затерявшись в лабиринте городских улиц. Хуррг скатился вниз по склону и, прикрываясь холмом, взлетел. Открыв свой портал, он вынырнул из него уже далеко от города, крохотной точкой на фоне косматого облака.

Его путь лежал дальше, к горам Стылых вершин. Когда-то давно, будучи совсем юным драконом, он часто прятался в многочисленных пещерах на южном склоне Кривой горы, подхода к которой по земной тверди не существовало вообще. Глубокие пропасти и отвесные скалы окружали гору со всех сторон, а единственный путь по воздуху пролегал через узкий проход между склонами двух высоких пиков: Седого и Снежного. Надо ли говорить, что этот путь хорошо просматривался из пещер, что давало возможность наблюдателю загодя заметить приближение постороннего и скрыться глубоко под землёй. Найти же спрятавшегося дракона в пещерных лабиринтах Кривой горы было крайне сложной задачей, чем молодой Хуррг частенько пользовался.

Услышав просьбу двуногого отыскать надёжное убежище в Алом, Хуррг сразу вспомнил о Стылых вершинах. И теперь летел проверить, пусты ли пещеры и не завелись ли в них какие-либо жильцы. Кровососы там вряд ли обосновались из-за сложностей с питанием. Ведь из всех живых существ, в чьих жилах текла красная жидкость, на склонах Кривой горы можно было встретить лишь коз. Да и то в разгар лета. Но в мире случается всё, порой даже самое невероятное, поэтому проверить нужно обязательно. При этом ни в коем случае не попадаясь никому на глаза.

Таясь от возможного наблюдателя, Хуррг отправился в долину южного склона другим путём. Помнится, была там одна тропка, которую он прошёл лишь однажды. Да и то исключительно ради испытания собственной смелости. Пролететь там было невозможно из-за узости прохода, ибо негде даже расправить крылья, не то чтобы ими взмахнуть. Но пройти, ежечасно перепрыгивая через глубокие трещины и провалы на тропе можно. До середины. А там новый провал. Самый глубокий из всех и самый широкий, перепрыгнуть через который не смог бы никто. Узкая тропа доходила до провала, и обрывалась, чтобы на той стороне продолжиться таким же узким проходом между отвесными каменными стенами. Тогда молодой Хуррг долго примеривался, отступался, подходил вновь и в конце концов всё же решился. Он что есть силы оттолкнулся от края тропы, на середине провала один раз взмахнул крыльями, подбросив тело вверх, и тут же сложил крылья, чтобы втиснуться в узость прохода.

Сейчас же повзрослевший и заматеревший Хуррг внимательно рассматривал лежащий перед ним провал. Да, в молодости он его перепрыгнул. Но тогда он был меньше, легче, гибче и безрассуднее. Хватит ли у него сейчас сил, чтобы перебросить погрузневшее тело через провал? С другой стороны, теперь у него более мощные крылья и более сильные задние лапы. Попробовать? Но ведь попытка у него будет лишь одна. Если он не перепрыгнет, или не успеет сложить крылья перед нырком в следующий проход, то результатом будет падение на дно провала, выбраться из которого он уже не сможет никогда. Лазать по отвесным скалам драконы не приспособлены, а ширина провала у дна меньше размаха крыльев. Но прыгнуть необходимо. Только так он сможет обойти наблюдателя, только так сможет гарантировать отсутствие ловушки.

И Хуррг прыгнул. Казалось, задние лапы ещё не успели оторваться от каменного карниза, а могучие крылья уже загребали воздух. В этот раз дракон успел сделать даже два взмаха, прежде чем сложил крылья перед следующим проходом. Но всё равно, оба сердца после прыжка колотились так, что грозили вот-вот выскочить наружу. Хуррг долго приходил в себя, прежде чем двинуться по проходу дальше.

Его опасения о возможном наблюдателе почти оправдались: в одной из пещер он действительно встретил постороннего. По холодным и острым камням на руках ползал молодой вампир, лишившийся где-то ноги, и собирал слизняков со стен. Попадись ему жертва с горячей кровью, кровосос давно бы уже регенерировал и встал на обе ноги. Но на диете из одних слизняков даже вампирья магия не очень-то поможет. Но как он сюда попал без ноги? Или лишился конечности уже тут? В соседней пещере лежал ответ на данный вопрос: умирающий посреди лужи крови дракон в ошейнике и с отсечёнными передними лапами. Вот и объяснение всех странностей. Видимо, дракон со всадником участвовали в бою, подобному ранее виденному Хурргом. И попали под то самое оружие, которое не смог разглядеть Хуррг. Он представил расположение вампира на загривке соплеменника, соотнёс с полученными ранами того и другого и напрягся: получалось, что нога кровососа и драконьи лапы были отсечены одним ударом. Это что же за оружие такое, поглоти его бездна?!

Хорошо, что кровосос не попытался подлечиться, хлебнув драконьей крови, и не сдох сам. Этим он бы лишил Хуррга удовольствия лично спалить вампира. С наслаждением поджарив клыкастика, дракон крепко задумался: что делать с соплеменником не знал. То, что крылатый уже не жилец, было ясно сразу: если не помрёт от потери крови, его добьёт ошейник. Как-то остановить кровь или снять с шеи дракона кожаное кольцо Хуррг не мог. Добить и тем самым избавить от мучений тоже. Он ограничился тем, что свалил перед носом лежащего в забытьи дракона две тушки горных коз, недавно пойманных им на склоне, и удалился. Твёрдо решив вернуться сюда с двуногим в надежде, что тот сумеет что-то сделать.

....................................................................

* "Мягкие чешуйки" — драконий аналог нашего "прыщавого подростка".

** Фитка — нелетающая птица, при внезапном испуге начинающая голосить и бездумно метаться.

....................................................................

Взгляд со стороны: где-то в подземельях Хунфилда.

Из затянувшейся спячки Саффост выходил очень тяжело. Перестройка тела и самой сути бывшего высокого, а ныне высшего вампира оказалась неожиданно долгой и мучительной. Даже сейчас, спустя два часа после пробуждения, сознание всё ещё плыло и путалось, в глазах двоилось и троилось, а члены его тела при любой попытке пошевелиться дрожали, отзываясь предательской слабостью. И ещё жажда. Страшная, иссушающая, сводящая с ума, никогда ранее не испытанная жажда. Кровь, живая, тёплая — вот что сейчас требовалось Саффосту, чтобы вернуть себе хотя бы тень прошлой силы. С трудом оторвав голову от холодного камня, он только с третьей попытки смог просипеть, срываясь на змеиное шипение:

— Пить! Валлас, дай мне пить!

Какой-то смутный силуэт метнулся в сторону на самой границе восприятия. Исчез в темноте подземелья, чтобы через пять томительно долгих минут вернуться, таща за собой на грубой верёвке худую, измождённую девчонку. Та вырывалась, дёргалась, упиралась изо всех сил, но оказать какое-либо заметное сопротивление крепкому вампиру не могла. В другое время Саффост бы только порадовался подобному поведению низшей, ибо что лучше кроме отчаянного сопротивления жертвы способно оттенить пьянящий вкус горячей крови. Но не сейчас: не в его разбитом состоянии предаваться упоению охоты. Позже, радости и удовольствия от него не уйдут. Для них ещё придёт время, а пока нужно просто вернуть силы. "Надо сказать Валласу, чтобы он придержал мясо" — подумал Саффост, но вместо слов, подчиняясь непонятно откуда взявшемуся побуждению, зачем-то впился взором в жертву. И очень удивился, когда под его тяжёлым взглядом та вдруг обмякла, перестав вырываться. Двигаясь ломанной, деревянной походкой, девчонка сама подошла к каменному ложу, покорно опустилась на колени и повернула голову набок, подставляя кровососу грязную, худую шею. "Вот оно пробуждение моих новых способностей, ради обретения которых мне пришлось так долго скрываться от всех, даже от собственного клана!" — возликовал вампир, сползая с камня и кое-как подтягиваясь к жертве.

Жуткая вонь давно немытого тела ударила Саффосту в нос, едва не вывернув его наизнанку. Первым порывом было отстраниться, оттолкнуть от себя источник смрадного зловония, но жажда крови оказалась сильнее. Он пил, задерживал дыхание и пил, пил, пил. Пил, пока от жертвы не остался лишь полностью высушенный скелет, без единой капли влаги. Только тогда он смог оторваться и оттолкнуть от себя смердящую мумию. Выпитая кровь расходилась звенящей волной от желудка, возвращая телу силы, утраченные за долгую спячку. Целых четыре луны он провёл в этом удалённом, хорошо защищённом тайном убежище. Тайном ото всех, без исключения. Пожалуй, именно тайна надёжнее любых стен и запоров сохранила существование Саффоста в период его полной беззащитности.

Он впервые за много-много дней попробовал встать на ноги. И у него получилось! Пусть пока ноги ещё подкашивались, пусть его шатало из стороны в сторону, но Саффост из-за временной слабости не переживал. Нужно немного выждать, всего лишь сто, двести или триста ударов сердца, и он окрепнет. Конечно, приведи Валлас вместо низкорослой девчонки сильного мужчину, его крови вполне бы хватило для скорейшего и более полного восстановления сил высшего вампира, но... Что такое лишние сто ударов сердца, когда теперь перед Саффостом открылась целая вечность?