Ваше Величество?! 3. Анремар

А пансионат явно не бедствует. И дело не в полном обеспечении девушек, в этом складе-каптёрке стояли дорогие лампы на водяных жучках. В замке и то в подобных местах использовались более тусклые и опасные газовые, а то и масляные лампы.

— Переоденься, — мне в руки сунули стопку сероватого белья и тёмно-серое платье. Пока я за ширмой возилась с одеждой, саквояж перекочевал на полку, и вместо него на столе появилась ещё одна стопка такой же серой одежды. Глаз у завхоза оказался намётанным — одежда почти подошла по размеру, некоторые излишки в интересных местах легко убрались шнуровкой. Фасон и цвет формы выбирали явно не из соображений красоты. Серое платье, серые чулки над серыми туфлями. Даже природной красавице придётся постараться не выглядеть в этом невзрачным чучелом.

Не теряя времени, женщина рассказывала основные правила поведения в пансионате. То нельзя, это запрещено или крайне не рекомендуется. Легче сказать, что можно: слушаться воспитателей и сидеть тихо, как мышка, благо форма навевает ассоциации.

Выдав ещё смену белья, полотенца и постельное, и увенчав объёмную стопку несессером с полезными мелочами, кастелянша отвела в спальню. Отдельной комнатой здесь и не пахло. Вдоль стены, перемежаясь тумбочками, стоял ряд кроватей. Все идеально ровно заправлены, куцые подушки как по линейке выровнены. Перед каждой кроватью — небольшой сундук. Ни одной безделушки, книги или тетрадки, всё убрано с глаз. Казарма курсантов и то обжитей выглядит, приезжали как-то с проверкой-инспекцией. А тут и не скажешь, что живёт полтора десятка девушек.

— Оставь пока вещи так. Урок недавно начался, не стоит опаздывать ещё больше. Девочки помогут потом всё правильно разложить.

Мне досталось место посередине, на одной из сдвоенных кроватей. Я бы предпочла одиночную, но она только одна, угловая, и наверняка занята.

— Позвольте представить вам нашу новую воспитанницу Владу де Самон, — преподаватель литературы и словесности приняла меня с рук на руки от кастелянши. Дюжина девушек разных возрастов, одетые в одинаковые серые платья, встали и почти синхронно сделали реверанс. Чуть замешкавшись, ответила им тем же. Мой вышел кривоватым — сказалось отсутствие практики, ведь большую часть времени носила одежду мужского покроя, и реверансы от меня не требовались, обычно достаточно вежливо кивнуть в ответ.

— Присаживайтесь, — леди де Мара махнула в сторону диванчика. Парт или ученических лавок в классе не было, урок шёл в обставленной под будуар комнате, и ученицы расположились кто где — в креслах, на софе, на невысоких пуфиках. Но все сидели чинно и ровно, не позволяя себе расслабиться. Я тоже устроилась согласно строгого этикета — ноги вместе, прямая спина, руки на коленях. Раз все так, то лучше соответствовать и не настраивать против себя учителей, сразу выдав неподобающее поведение.

— Мы как раз начали читать бессмертное произведение Орено де Бортака "Летняя ночь", — заговорила преподаватель, когда все затихли. — Клара, продолжайте.

Хм... Значит, здесь к ученицам-воспитанницам обращаются просто по имени. Названная девушка взяла книгу и начала читать ровным голосом почти без интонаций. Я знала это произведение — нравоучительный роман о девушке, что выдали замуж по желанию родителей, не считаясь с её мнением. За два дня и ночь между ними героиня проходит от неприятия до смирения. Так как этот роман я знала, то отстранённо следила за монотонным чтением, погрузившись в свои мысли.

— Влада! Облака в окне никуда не денутся! — в мысли ворвался голос преподавательницы. — Что только что прочитали?

Переключиться на тему урока заняло не более секунды, сказались долгие тренировки на заседаниях совета министров.

— Героиня, леди Оста, получило письмо от возлюбленного с просьбой о встрече, и раздумывает, идти ли на неё.

— Хорошо, всё же вы слушали, — недовольно поджала губы леди де Мара. — Тогда продолжите чтение.

Девушка, кажется, Клара, передала раскрытую на нужном месте книгу. Не старясь придать выразительности занудному тексту, я приступила к чтению.

— Леди де Мара, — пришлось прерваться уже через минуту. — Тут нескольких страниц не хватает.

Предложение обрывалось на полуслове и продолжалось совсем иначе. В переплёте, если присмотреться, можно заметить остатки тщательно вырезанных страниц.

— Что? — наставница выхватила книгу и всмотрелась в разворот, словно пытаясь восстановить текст.

— Всё верно, — успокоившись, она вернула произведение. — Там был неподобающий для приличных девушек текст. Продолжайте читать.

Оставшиеся полчаса все в классе слушали, как эта девушка вышла замуж, во всём слушалась мужа и с другими мужчинами даже не разговаривала. За это стихии подарили ей аж девятерых детей и смерть от радости, когда старший сын привёл в дом жену.

* * *

— Влада, а ты откуда?

— А сколько тебе лет?

— Что у тебя с рукой?

— А что там, в мире, сейчас происходит?

Эти и множество других вопросов девушки вывалили на меня, как только урок закончился, и на получасовую перемену перешли в спальню. Вне свободного времени перед сном здесь находиться не рекомендовалось (то есть запрещалось), но сейчас мне помогали правильно разложить немногочисленные вещи, заодно и знакомились.

Долго поговорить не дал громкий гулкий колокол, звук которого, казалось, проникал во все уголки.

— Урок начинается, — с потаённой ненавистью произнесла самая старшая, Самина. Из того, что успела услышать за полчаса перемены, я поняла, что она здесь чуть ли не двадцать лет. Неудивительно, что так ненавидит уроки — столько времени слушать одно и то же.

Выстроившись попарно, скромно опустив глаза вниз, воспитанницы серым ручейком переместились в учебный класс.

На этот раз класс действительно был классом, с индивидуальными партами-конторками и большой чёрной доской во всю стену. Девушки разошлись по местам, я тоже заняла парту в любимом месте — дальнем углу. В классе, рассчитанном на два десятка человек мне оставался выбор места. Надеюсь, не станут пересаживать.

Колокол снова зазвучал. Едва звук стих, в класс зашла учительница. Язык не поворачивался назвать преподавателем, слишком характерное выражение лица и общее восприятие этой женщины. Девушки приветственно вскочили и замерли у парт. Не обращая на них внимания, учительница заперла дверь и прошла к своему столу. Только тогда небрежно бросила "Садитесь". Через несколько секунд шум стих, наступила тишина, не нарушаемая даже мухой.

— Достаём бумагу и пишем диктант, — распорядилась женщина, открывая принесённую с собой книгу. Бумага лежала наготове внутри парт. Чернильница и перья тоже ждали применения. Я повертела перо в руке. Обычное птичье, хорошо заточено. Странно, что не металлическое, они хоть и дороже, но служат дольше, и писать ими легче. О, сколько бумаги я извела, пока приспособилась к перьевым ручкам, и перестала ставить по три кляксы на странице! Ещё больше чернил ушло, пока почерк не стал ровным и аккуратным, почти каллиграфическим. Да, на императора работает множество писарей и переписчиков. Можно самой в руки перо не брать, только надиктовывать необходимое. Но я считала, что лучше, чтобы почерк главы государства легко читался, потому часами проводила за столом, расписывая варианты реформ, тренируясь в письме.

Диктант начался. Перья застучали по бумаге, иногда тихо поскрипывая. Текст звучал не менее нудно, чем произведение на предыдущем уроке. По смыслу тоже недалеко ушёл — я узнала философский трактат о послушании старшим. Мне его давали читать для общего развития в первый год жизни в замке. Крис отзывался о нём, как о весьма устаревшем, со спорными утверждениями, но консервативное общество ещё ценило этот труд.

После урока такой же организованной неровной колонной прошли на ужин. Накрытые столы уже ждали, и весьма скоро слышался только резкий стук столовых приборов по тарелкам. Ни разговоров, ни других шумов, почти идеальная тишина. Кормили вкусно, качественно, но крайне малыми порциями. Если завтрак с обедом такого же объёма, то ходить мне полуголодной.

— А добавку тут дают? — не спросишь — не узнаешь. И вообще, нельзя сразу быть идеальной и послушной.

— Не положено! — немедленно отозвалась воспитательница, что дежурила, стоя у стены. — И разговоры за едой тоже. Вам, на первый раз прощается, но, на будущее, имейте в виду, что приличной воспитанной леди это непозволительно.

— За приличную, конечно, спасибо, — тихо пробормотала себе под нос, ярко представив, как я выгляжу со стороны. Мускулистая, загорелая, с короткой стрижкой и протезом. И это они ещё шрамы и браслет-татуировку не видели.

— Это наша задача — сделать из вас приличную леди, — хоть я и говорила тихо, но за неимением других шумов, меня услышали.

* * *

Весь вечер отвечала на многочисленные вопросы. Изголодавшиеся по новостям и какому-либо разнообразию, воспитанницы терзали меня несколько часов после отбоя. Не понимаю, кого из них воспитывают, полностью ограничив контакты с внешним миром. Из пансионата не выпускают, свидания разрешены только с ближайшими родственницами, недолго и под надзором. Газеты не привозят, новости узнать не откуда. И вся жизнь подчинена строгому распорядку и регулируется множеством запретов. В тюрьме и то свободы больше. Что же касается обучения, то и с этим не всё гладко. Если пробыл в пансионате год, можешь считать, что прошёл весь курс, и воспитанницы по кругу повторяли одно и то же с небольшими вариациями.

Спать разошлись глубокой ночью, когда сложно стало держать глаза открытыми. За день настолько устала, что не обратила внимания ни на жёсткую кровать, ни на весьма прохладную спальню.

После скудного завтрака, едва хватившего утолить голод, я поняла — не зря согласилась на авантюру. Даже если нет никаких других проблем, то всё равно деньги отмывают весьма в больших объёмах. И болезненная бледность девушек — не последствия какой-нибудь недавней эпидемии, как решила изначально, а результат ужасного отношения.

После завтрака прошёл урок чтения вслух, почему-то называемый уроком литературы. После краткого перерыва — музыкальный час.

Преподаватели в пансионате словно вышли из-под одного печатного станка. Все словно палку проглотили, настолько неестественно прямая осанка. Платье немногим более весёлой расцветки, чем ученическая серость, не менее строгие и закрытые. И выражение лица словно съели ложку горчицы и закусили лимоном.

— Новенькая. Влада, если не ошибаюсь? — женщина оценивающе смотрела на меня с высоты двухметрового роста. Ну, не виновата я, что никак не могу подрасти. Хоть и преодолела рубеж метр-с-кепкой-в-прыжке на целых две ладони, но до взрослого роста ещё минимум полторы головы. Надеюсь, к пятидесятилетнему юбилею, организму всё же удастся накопить достаточно ресурсов на второй период роста. И то, при условии, что не буду влипать в серьёзные неприятности.

— Вы абсолютно правы, — я сделала вежливый реверанс.

— На каком-нибудь инструменте раньше играла?

— На гитаре, — я сразу же прикусила язык. Пока гитары не распространились достаточно широко для того, чтобы девушка с моей легендой о происхождении могла на ней играть.

— Гитара? — леди приподняла бровь. — Это не тот новомодный инструмент сродни лютни?

— Он. Только у лютни диапазон меньше.

— Не важно. Не дамский инструмент. На клавесине, флейте или арфе можешь сыграть?

— Боюсь, только на армейском горне, — я непроизвольно улыбнулась и подняла левую руку с протезом. — Всё остальное требует двух рук.

— Петь ты, очевидно, тоже не сможешь.

Я виновато развела руками на это утверждение. Сорванный несколько лет назад голос звучал совсем не по-женски, но постепенно восстанавливался, и уже не походил на хрипы заядлого астматика и курильщика. Для песен под гитару вокруг костра в полупьяной компании не критично, но на что-либо более серьёзное уже не подходит.

— Я подумаю, что с тобой можно сделать. Пока садись там и слушай других, — взмах рукой указал на кресло в углу комнаты.

— Так, девочки! — леди несколько раз хлопнула в ладоши, привлекая внимание. — Разобрали инструменты и приступили к вариациям на тему "Маленькой пастушки".

Вскоре помещение заполнилось звуками музыки. Кто-то взял высокий темп, кто-то, наоборот, низкий, тональность тоже разнилась. По одиночке играли неплохо, но все вместе создавали непередаваемую какофонию. Я сидела и тихо радовалась, что избавлена от звукоизвлечения. Музицирование тоже входило в культурно-образовательную программу обучения императора, но, как ни бились, мне оно не давалось. Поэтому ограничились знанием классических произведений и некоторых основ, чтобы могла без подсказки оценить исполнение. Среди воспитанниц, как я могла судить, никто не блистал. Кто постарше исполняли технично, но не более того. Голая формалистика — сказали играть, вот и играют.

Едва дождавшись обеда, я быстро расправилась с крем-супом и нетерпеливо отправила котлету из второго блюда в рот. Настигшее разочарование столь явственно отобразилось на лице, что дежурная воспитатель не преминула сделать замечание, переложив объяснения на ученицу.

— Клара, поясни.

— Мясо вызывает движение крови и душевные томления. Приличным воспитанным леди это вредно, поэтому мясное полностью исключено из рациона.

"Ну да, на одной вегетарианской диете, к тому же с такими порциями, не до томления духа. Как бы этот дух не испустить от голода!" Зря я, конечно, так. Не думаю, что подобное допустят, но, когда все мысли о еде, на другие времени не остаётся. "Сами, небось, стейками обедают", — я обиженно покосилась в сторону воспитательницы. Они принимали пищу в другое время, не пересекаясь с девушками. Но увериться в предположении получилось буквально на следующем уроке.

Домоводство. В белых фартуках воспитанницы смотрелись не просто серыми мышками, а мышками-горничными. В специально оборудованной кухне нас ждали корзины с овощами и зеленью, а на столе на разделочной доске возлежал большой кусок мяса.

— Итак, — леди Сесилия прошлась перед замершим строем. — Ваша экономка сходила на рынок и принесла свежую телятину. Что вы будете делать? Влада? — правильно, надо прощупать новенькую, что знает и умеет.

— Прикажу выпороть экономку на конюшне и выгоню с работы без рекомендаций.

Кажется, мой ответ удивил не только соратниц по учёбе. Воспитательница тоже ожидала совсем другое.

— Не поясните столь странное решение?

— Экономка либо не соответствует должности, либо наивная доверчивая дурочка, либо наглая врунья, раз выдаёт лежалую свинину за парную телятину. В любом случае, ей не место на этой должности.

— Хорошо, мы её уволили. Что дальше?

— Дальше? — я потыкала вилкой в мясо. — Сменить мясника.

— Думаете, он с экономкой в сговоре?

— Может быть. Но мясо вымоченное.

— Простите?

— Ну, вымоченное. В воду положили перед продажей, чтобы вес больше был.

— Допустим, — леди Сесилия как-то странно на меня посмотрела. Не верит, её проблемы. Знала бы, сколько я с мясниками нервов попортила, пока ресторан на Ютоне на ноги ставила. И не только с мясниками, но и с зеленщиками и прочими поставщиками продуктов. Потому надуть с некачественным или поддельным товаром меня теперь сложно.