Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В главе III уже говорилось о политическом и национальном соперничестве между португальцами и испанцами. Популярная португальская пословица гласит, что от Испании нельзя ожидать ни хорошего ветра, ни хорошего брака ( De Espanha nem bom vento nem bom casamento ) и, конечно же, вавилонский плен двойной иберийской монархии 1580-1640 гг. вызвал резкое негодование в этой маленькой стране. По причинам, в которые я не буду здесь вдаваться, иезуиты провинции Португалия были в общем и целом сторонниками португальской автономии, особенно в составе Иберийской колониальной империи. Интересно отметить, что даже космополитическая организация иезуитов на Востоке отражала эти националистические чувства. Таким образом, итальянцы, Валиньяно и Пасио, были такими же ярыми защитниками претензий португальских падроадо, как и португальцы Карвалью и Серкейра. С другой стороны, филиппинские миссионеры были преимущественно испанцами; и большинство из них не скрывало своей убежденности в моральном превосходстве кастильцев над португальцами.
Читатель уже видел, как разгорелась эта глухо тлеющая вражда из-за дела галеона Сан-Фелипе , трагическая развязка которого в Нагасаки в феврале 1597 г. подлила масла в огонь. Двадцать лет спустя иезуитские и францисканские полемисты все еще горячо обвиняли друг друга в этой трагедии, и на протяжении веков эту словесную войну продолжали вести протагонисты обоих орденов. Фрай Хуан Побре резко заявил, что иезуиты активно выступали против признания его распятых товарищей мучениками; и что это действительно было правдой, очевидно из конфиденциальных отчетов Валиньяно и Серкейры в 1597-1600 гг. Иезуиты прямо возложили вину за все происшествие на францисканцев, которых они обвинили в провоцировании Хидэёси своей безрассудной опрометчивостью и постоянными разговорами об испанских завоеваниях. Можно многое сказать в обоснование этой точки зрения, поскольку связь между Церковью и государством в иберийских владениях была самой тесной, а войны и слухи о войнах были основной темой в Маниле.
Не то чтобы провокационные разговоры велись только по одну сторону Китайского моря или ограничивались нищенствующими орденами, как намекали падре. Здесь читателю достаточно вспомнить призыв Гашпара Коэльо к доставке огнестрельного оружия в Нагасаки в 1587 г. и амбициозный, но подробный план завоевания Китая, разработанный Антонио Санчесом двумя годами позже, чтобы понять, что у иезуитов тоже были свои горячие головы. Но эти последние, как правило, в большей степени находились под контролем своего рассудительного начальства, чем фанатичные монахи на Филиппинах. Эти разговоры о завоеваниях были темой излюбленных насмешек иезуитов над нищенствующими орденами. Они встречаются (обычно подкрепленные ссылками на конкретные примеры) во всей апологетической литературе иезуитов, посвященной португальско-испанскому соперничеству на Дальнем Востоке. Иезуиты не уставали подчеркивать контраст между мирным, коммерческим Макао, который был обнадеживающе открытым городом (до 1622 г.), и сильно укрепленной Манилой, которую все азиатские народы, живущие вокруг Китайского моря, считали угрозой для себя. Возможно, они были не так уж и неправы, хотя фрай Хуан Побре думал иначе. Он утверждал, что Манила внушала трепет не из-за своего небольшого испанского гарнизона в шестьсот человек, а из-за многочисленных монахов, которые молились за нее, стоящую, как одинокий духовный страж Испании, чтобы освещать Новый Свет в пяти тысячах лиг отсюда (24).
Взаимная неприязнь между португальцами и испанцами в Японии проявлялась сотнями способов. Португальцы утверждали, что испанцы с галеона Сан-Фелипе говорили японцам, что португальцы — выродившийся народ, едва способный справиться с полунагими ачинцами. Точно так же в 1609 г. некоторые испанские францисканцы якобы сказали японцам, что король Филипп считает испанцев своими сыновьями, а португальцев — всего лишь своими слугами, которых он мало уважал. С другой стороны, испанцы утверждали, что макаосские купцы заклеймили их как потенциальных конкистадоров Японии и отрицали верность португальцев королю Филиппу, скрывая тот факт, что две иберийские короны были объединены. Излишне говорить, что все заинтересованные стороны официально отрицали, что когда-либо говорили что-либо подобное, но сообщения тем не менее продолжали распространяться. Есть все основания полагать, что, хотя португальцы и иезуиты на самом деле не отказывались от подданства лузитан королю Испании Филиппу, они, конечно же, не подчеркивали этого.
В связи с этими взаимными обвинениями в недоброжелательности стоит упомянуть один момент. Это вероятность того, что некоторые из них выдвигались или, во всяком случае, распространялись японскими официальными лицами с преднамеренной целью разжигать существующее соперничество между двумя народами и использовать его в своих интересах. В XVII в. они, безусловно, следовали такому методу в отношении враждующих португальцев, голландцев и англичан, хотя соперничающие европейцы не нуждались в особых уговорах, чтобы очернить друг друга. Те, кто жил в Японии до 1941 г., знают, что излюбленный прием японцев заключался в том, чтобы клеветать на американцев в разговорах с англичанами, и наоборот. Но даже если, что вполне вероятно, японцы действовали таким образом как провокаторы еще в XVI в., нет нужды слишком сильно их осуждать. Соперничество между португальцами и испанцами, с одной стороны, и между иезуитами и монахами, с другой, было вполне реальным. Японцы, возможно, время от времени подливали масла в огонь, скорее из злобного юмора, чем из каких-либо других побуждений, но, конечно, не они породили это глубоко укоренившееся чувство, и оно в любом случае принесло бы свои ядовитые плоды.
Нищенствующие ордена никогда не прекращали настаивать на отмене папской буллы Ex pastor alts officio от 1585 г., согласно которой миссионерская деятельность в Японии объявлялась монополией иезуитов в сфере португальского падроадо. Представители монахов при дворе утверждали, что Япония в действительности находится в пределах испанского патроназго, и фрай Хуан Побре и его доминиканский коллега фрай Диего Адуарте потратили много чернил и бумаги, чтобы доказать истинность этого утверждения, по крайней мере, для собственного удовлетворения. С другой стороны, иезуиты использовали все свое влияние, чтобы сохранить бреве в книге папских статутов, и (что было гораздо труднее) добиться его соблюдения монахами с Филиппин. У обеих сторон были влиятельные друзья в Риме и Вальядолиде, поэтому борьба была долгой и упорной. Папа Климент VIII обнародовал в 1600 г. компромиссное соглашение, в соответствии с которым нищенствующим орденам действительно разрешалось направляться в Японию, но только через Лиссабон и Португальскую Индию. Тем монахам, которые уже находились в Японии, было приказано немедленно покинуть страну и вернуться в Манилу, откуда они могли (при желании своего начальства) вернуться в Японию, обогнув три четверти земного шара через Лиссабон, Гоа и Макао.
Это постановление было равносильно сохранению монополии иезуитов, поскольку их преобладающее влияние в португальской Индии гарантировало, что ни один из испанских монахов, уехавших на Дальний Восток через Лиссабон, никогда не достигнет места назначения. Светские португальские власти были непревзойденными мастерами в искусстве проволочек, и бюрократическая волокита могла эффективно противодействовать любому нежелательному испанцу, пытающемуся пройти через моря, контролируемые властелином завоеваний, мореплавания и торговли Эфиопии, Индии, Аравии, Персии и других стран . Иезуиты в Японии были в восторге, и епископ Серкейра незамедлительно опубликовал папское бреве в Нагасаки (август 1604 г.), хотя без всякого шума и показухи . Он официально уведомил монахов, постоянно живших в Японии, что они должны немедленно покинуть страну. Излишне говорить, что никто из них не сдвинулся с места. Они возразили, что Святой Отец, должно быть, был дезинформирован, и объявили, что будут оставаться там, где находятся, и ждать дальнейшего развития событий. И они не заставили себя долго ждать.
Фрай Хуан Побре, O.F.M., фрай Диего Адуарте, O.P., и другие ревностные апологеты дела монашеских орденов были в Вальядолиде, когда услышали эту новость, и забросали короля и его советников яростными протестами. Их аргументы в конечном итоге убедили медленный на раскачку Государственный совет, который доложил королю Филиппу в декабре 1607 г., о том, что монахам нищенствующих орденов должно быть разрешено совершать поездки из Филиппин в Японию. Они добавили, что португальские коммерческие интересы не пострадают, если монахам будет разрешено плавать только на японских кораблях, так что торговля между Макао и Нагасаки, осуществлявшаяся с помощью Большого корабля , не будет испытывать посягательств со стороны испанских соперников. Медлительный король Филипп, который до сих пор был в этом вопросе на стороне своих португальских вассалов, а не испанских подданных, теперь уступил. Он поручил совету тайно написать в Рим с просьбой об отмене бреве. Иезуиты все еще упорно боролись, чтобы отразить удар, но напрасно. В июне 1608 г. папа Павел V обнародовал бреве Sedis Apostolicae providentia , официально открывшее Японию для деятельности миссионеров из нищенствующих орденов (25).
Тесно связанным с сектантской и националистической рознью, которая рассорила испанцев и португальцев на Дальнем Востоке, было их взаимное коммерческое соперничество. Португальцы стремились сохранить свою монополию на прибыльную китайско-японскую торговлю шелком, а испанцы в Маниле также желали участвовать в ней. Иезуиты были хорошо осведомлены об этом соперничестве, и одним из аргументов, которые Валиньяно и Серкейра использовали в своей переписке с властями Гоа и Лиссабона, были огромные финансовые потери, которые понесли бы Эстадо да Индия, если бы испанцам позволили перехватить большую часть этого богатства у его истоков. Попытки испанцев обосноваться на побережье Гуандуна встретили энергичное сопротивление португальцев в 1599 г. Даже эта демонстрация силы против подданных одной с ними короны не удовлетворила епископа Серкейру, который пожаловался архиепископу Гоа, что светские власти относились к опасности испанского вторжения более вяло, чем иезуиты. С другой стороны, монахи открыто заявили, что основная причина реакции иезуитов заключалась не в том, чтобы поддерживать чистоту веры в Японии, как они утверждали, а в том, чтобы помешать нищенствующим орденам увидеть процветающую коммерческую деятельность, которую Общество вело в Нагасаки. Побре также утверждал, что на японцев, будь то христиане или язычники, производила гораздо большее впечатление аскетическая бедность францисканцев, чем то, что он называл мирской мудростью иезуитов.
Следует отметить, что коммерческое соперничество между иберийцами было не столь явным, как сектантские и политические разногласия. Хотя вся торговля между Макао и Манилой неоднократно запрещалась иберийскими королями, все же купцы обеих колоний находили в лице друг друга как покупателей, так и конкурентов. Макаоссцы экспортировали китайские шелка в Манилу, и хотя испанцы жаловались, что португальцы назначали за них гораздо более высокие цены, чем торговцы из Фукиена, они продолжали покупать их у тех и других. Точно так же испанцы часто приезжали в Макао для покупки корабельных принадлежностей и припасов; хотя и здесь они снова жаловались, что макаоссцы продают их по более высоким ценам, чем кантонцы. И наоборот, португальцы в Макао иногда покупали боеприпасы и другие товары в Маниле, так что между двумя колониями велась постоянная, хотя и официально незаконная торговля. Тем не менее верно и то, что они были конкурентами, когда речь шла о торговле с Японией.
Доминиканский монах Диего Адуарте всерьез предложил королю Филиппу отдать приказ об оставлении Макао и насильственной депортации его жителей в Португальскую Индию. Он отметил, что в этом случае Манилу останется единственным иберийским портом для торговли с Японией, откуда филиппинские испанцы могут получать серебро, вместо того, чтобы завозить этот драгоценный металл из Мексики, как происходило в настоящее время (1618 г.). Другой источник предложил переселить колонистов на Формозу; а третья школа мысли предложила едва ли не менее радикальный шаг — обменять Филиппины с португальской короной на Бразилию (26).
Фрай Хуан Побре писал в 1601 г., что ежегодно Манилу посещают от пяти до десяти японских кораблей. Около половины их экипажей были христианами по прибытии в колонию, но он утверждал, что к тому времени, когда суда возвращались в Японию, почти все оставшиеся были обращены францисканцами. Помимо этих духовных плодов, нельзя было отрицать мирские преимущества японо-филиппинской торговли. Он писал, что эти корабли не только доставляли запасы пшеничной муки, которая помогала Маниле справиться с хронической нехваткой продовольствия, но и снасти для судоходства, а также медь и другие металлы для отливки пушек. Все эти материалы поставлялись по очень разумным ценам, и местные японские христиане верой и правдой служили испанцам в качестве военных, когда это было необходимо. Японские иезуиты, с другой стороны, намекали, что на самом деле торговля между Японией и Манилой не имела большого значения и что власти просто поддерживают ее в надежде, что она в конечном итоге увеличится в ущерб торговле между Макао и Нагасаки.
Что больше всего раздражало монахов в своих соперниках, так это огромные прибыли, якобы получаемые иезуитами от их доли в японской торговле шелком. Брат Побре отмахнулся от протестов официальных апологетов Общества о том, что его доходы едва ли покрывают его расходы на Дальнем Востоке. Он повторил расхожее утверждение, что торговля шелком приносит им, по крайней мере, 200 000 дукатов в год, тогда как Валиньяно прямо заявил, что она не составляла и двадцатой части этой суммы. Другие францисканцы проводили нелицеприятные сравнения между иезуитским колледжем в Нагасаки и таможней в Севилье, указывая на то, что с точки зрения оживленной коммерческой деятельности между ними не было особой разницы. Это было очевидным преувеличением; но куда больше истины было в язвительных замечаниях фрая Диего Адуарте о складе, пристроенном к колледжу иезуитов в Макао, где китайские купцы согласовывали цены на шелк с настоятелем, славившимся своей коммерческой хваткой. В письме генерала Муцио Вителлески к местному отцу-визитатору упоминаются многочисленные жалобы, поступающие в Рим по поводу этого неподобающего совмещения Бога и мамоны, и он приказывает визитатору найти другое складское помещение в более уединенном месте (27).
Валиньяно и Карвалью в нескольких своих Апологиях уделяют много места опровержению утверждений монахов о размахе иезуитской торговли в Нагасаки. Несомненно, цифры, приведенные представителями нищенствующих орденов, были сильно преувеличены, но некоторые из тщательно подготовленных опровержений иезуитов также далеки от убедительности. Карвалью пытается показать, что большая часть торговой суеты вокруг колледжа была вызвана не продажей принадлежащих иезуитам тюков шелка (которые продавались фактором Большого корабля вместе с основной частью груза), а торговцами-мирянами, которые привозили спорные товары, из-за урегулирования их разногласий. Он объясняет, что и японские, и португальские купцы стремились вести дела через переводчиков-иезуитов, так как одни только падре владели обоими языками в достаточной степени, чтобы вести любые сложные переговоры. Более того, обе национальности доверяли иезуитам, а не друг другу, и поэтому предпочитали заключать свои коммерческие сделки через отца-иезуита. В большинстве случаев для этого требовалось доставить товар на место арбитража; отсюда оживленные коммерческие споры, из-за которых монахи поднимают такую шумиху . Он добавляет, что эта деятельность длилась недолго, и когда все закончилось, в монастырских стенах вновь воцарялось обычное уединенное спокойствие.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |