9. Пропавшие звезды

Они не могли нам помочь, они не могли помочь островному кварталу, тем, кто попал в котел под Тамариском, тем, кто погиб в Иншель, тем, кого казнили потом, тем, кого так ждали, чтобы урвать хоть искорку Света, хоть отблеск причастности. Даже Шеннейр не мог бы убить всех. Один человек поставил страну на колени потому, что его боялись.

Когда я закрывал глаза, то видел сверкающие точки. Они все погаснут, если я ошибусь.

— С этого момента каждый, кто попытается принести в наш дом раздор, будет объявлен врагом Аринди. Прошлое подарило нам тяжёлые уроки. Я светлый магистр, моё дело — будущее. Сегодня — лучший день для нас всех, и каждый может и должен искупить свою вину.

...редкие хлопки в ладоши заставили вздрогнуть. Темные ждали меня во мраке комнат, за прочными стенами, куда не было дороги ни одному человеку, что ловили мои слова снаружи. Величественные фигуры, смотрящие сверху вниз, те, кто отдавал приказы. Что мне нужно внушить, что следует говорить. Ничего не менялось.

— Все следует слову светлого магистра, — издевательски объявил Миль. — Вы наконец признали, что эти люди вас предали. Признайте наконец, что светлым быть бессмысленно, Рейни.

Шеннейр старался казаться незаинтересованным, но я чувствовал, что он доволен. Сейчас я прикрывал именно его.

— И как же вы поступите с ненаглядными островитянами? Неужели решитесь?

Я поймал на браслет тревожный сигнал, и темные сразу перестали быть важными. И легко ответил:

— Я сказал — с этого момента. А до этого всех прощаю.

Волшебный замок легко менял внутреннее пространство под желания владельца. Несколько дней назад я предложил светлым переделать жилые покои под личные нужды. Теперь половина моей гильдии находилась в глубоком раздрае, пытаясь понять, что такое личные нужды, а другая половина — из-за осознания, что такие нужды у них должны иметься. Я поклялся, что не буду жаловаться на все это Шеннейру, и не пожаловался. Слово магистра — кремень.

Только Кайя и Бринвен сразу разъехались в разные стороны, заявив, что видятся постоянно и слишком часто. Внешне ничего не поменялось, но теперь они ходили друг к другу в гости через весь светлый блок.

Личные покои Бринвен напоминали лабиринт из пустых светлых комнат. В какой-то из них на полу лежал матрас и стоял короб для одежды, и здесь же на полу валялись документы, договора, протоколы записей высшего совета, и Бринвен ходила из угла в угол, сжимая кулаки. Ярость и тревога бушевали в эмпатическом поле, захлестывая с головой.

Кайя протянул мне конверт с отпечатанной подписью.

Тот высший совет, на котором меня судили за открытые врата в Заарней, тоже был записан.

На меня снизошло мертвенное спокойствие. Случилось то, что должно было случиться. Истину не скроешь. Нэттэйдж легко и непринужденно сдал Эршенгаля, и так же легко сдал меня. Приятно, когда твои враги обладают смекалкой.

Светлые переглянулись и одновременно сделали шаг назад.

После оружия, проданного темной гильдии Нэртэс. После поставленного на грань гибели мира. После всех интриг, смертей и бед, которым я стал причиной. Изгнанники ждали светлого магистра двенадцать лет, и не их вина, что они дождались меня.

Но я знаю, что нужно делать, они — нет. Я пожертвовал всем ради них, всеми своими принципами и всей своей гордостью, своей жизнью. Столько людей погибло, чтобы они жили. Они не смеют меня осуждать. Я должен был что-то сказать как светлый магистр, обернуть ситуацию в свою пользу, как умеет светлый магистр, но впервые за долгое время я не смог себя заставить.

— Темные хотят нас рассорить, — Кайя посмотрел на конверт, который я так и не взял, и опустил руку. И сделал единственный верный вывод: — Вы сомневаетесь в нашей лояльности.

Они были эмпатами, и моё отношение было очевидно.

Эмоции стихали как волны после шторма, оставляя гладкую стеклянную поверхность. Наконец Бринвен провела ладонью по волосам, поправляя косы, и хрипловато произнесла:

— Мы вас разочаровываем. Вы прибыли на остров, чтобы найти там лучшую поддержку. Но происходит столько плохого — и вы держите нас в неведении? Я показала себя как несдержанный и неосторожный человек, но... но ведь... вы и правда считаете, что я могу вас предать?

— Я убил сто человек, о которых должен был заботиться, — меланхолично сказал Кайя.

Мои отношения с подчиненными были настолько хороши, что я переставал их понимать со второй фразы.

— О, Кайя, ты много о себе мнишь! Тебя никто не выбирал командиром, чтобы ты решал в одиночку. Что должно быть сделано, то сделано.

— ...поделить людей на важных и неважных. Ваше отношение считывалось с первой встречи, и, несмотря на то, что я старался быть полезен, очевидно, я сделал только хуже...

— Мы видели, что бывает, когда лучшие пожертвовали собой ради худших!

Боль, угнездившаяся за глазами, сжимала голову изнутри. Я открыл раздвижную дверь и вышел наружу, вдыхая холодный морской воздух. Что за чушь забивает головы моих фишек? С чего они посмели думать? Дело никогда не было в них.

Светлые вышли следом за мной. Они уже успели пожалеть о том, что устроили ссору, и понимание, что подчиненные точно так же, как и я, скрывали свои мысли и чувства, не приносило радости.

— Мы не ссоримся, — быстро сказала Бринвен. — Светлые не ссорятся. Мы просто не совпадаем во мнениях.

— Надеюсь, вы не думаете, магистр, что мы всегда так болтливы? — Кайя изобразил кривоватую улыбку, пытаясь разрядить обстановку. — Очень сложно передавать информацию словесно, когда привыкаешь к слиянию по эмпатической сети. В последние годы на острове мы начали понемногу забывать, как разговаривать.

Да, смешно.

Каждый раз, когда я слышал нечто подобное, возникало ощущение, что меня режут на кусочки. Я бы отдал все ради них, но я ничем не мог им помочь. Я и себе не мог помочь.

Море грохотало о причал. Сейчас подошла бы мудрая притча, которая разом бы разрешила все противоречия, но я пропустил эту часть. С мудростью у меня не сложилось.

— Решение уменьшить численность общины было тяжелым, но необходимым. Как магистр, я санкционирую это.

Было неловко, но я не мог почувствовать должный ужас от гибели изгнанников на острове. Их жертва спасла общину, и я был благодарен за это. Но они были мертвы и мертвы давно, а люди передо мной живы, и я прощал им все, и было невероятной глупостью предполагать иное.

— И это большое высокомерие — считать, что другие поступили неверно и необдуманно, — я с трудом собрался с мыслями, все еще в ошеломлении от услышанного. И придал голосу твердость, граничащую с жесткостью. — Говоря, что они сделали это бесполезно, вы оскорбляете их память. Если наши высшие, наша элита, светлые маги гильдии отдали свои жизни ради нашего спасения — значит, они посчитали наши жизни стоящими.

Живите с этим. Этого я, разумеется, не сказал. Мы все с этим жили.

— Я был рядом, и я знаю, что наши товарищи не сомневались, — это я постарался сказать мягко. Светлые зачарованно слушали, так, будто мои слова действительно были ценны. О, Свет. Вместо того, чтобы убеждать подчиненных, что я хороший добрый магистр, мне приходится убеждать их в том, что они не плохие люди и достойны сочувствия. — Вы не виноваты, что стали предметом торга. Вы не виноваты, что попали на остров, что были вынуждены выживать, и во всем остальном. Мы знаем, кто виновен.

— Темные, — Бринвен еле заметно кивнула и подняла глаза на меня. — Неужели нам всегда придется тонуть в этой грязи?

Здесь я не мог утешить.

— Вы не должны быть во тьме в одиночестве, — уверенно сказала она.

Кто бы мог подумать, что мои фишки еще глупее, чем кажутся.

...Кем я стал? Я никогда не считал людей фишками — но я сказал так раз, и сказал так два, и это оказалось удобно. Они все равно умрут, они всегда умирают.

— Я хотел бы, чтобы вы знали, магистр, — Кайя вновь был спокоен и безмятежен. Это никого не обманывало. — Мы не настолько глупы, чтобы верить темным. И не настолько наивны, чтобы надеяться, что можно окунуться в кровавое месиво и выйти чистенькими.

На мучительное мгновение мне захотелось попросить о помощи. Быть честным до конца. Но им не понравилось то, что было, а дальше будет хуже. Двенадцать лет наши пути шли порознь, светлые были самым ценным, что у меня есть, я отдам жизнь ради них, я берег их. Но я им не доверял.

Я пожал плечами, я улыбнулся и легко сказал — теперь я мог это позволить:

— Мои действия действительно выглядят плохими.

— Тут, как говорится, — неожиданно хладнокровно ответила Бринвен. — Кто может предложить лучше, пусть предложит.

— Бринвен винит себя, что не может защитить вас от темных, — сказал Кайя. — Это инстинкт. Светлые боевые маги не могут быть спокойны, если видят угрозу.

И не соизмеряют свои силы. Я это знал. Защищать меня не требовалось, но было забавно, как эти двое прикрывали друг друга.

Сразу после разговора светлые аккуратно собрали документы в коробки и отдали мне. Потом Бринвен ушла из своих комнат прочь, а Кайя остался, ясно показывая, что что-то от меня ему надо.

За прошедшие недели Кайя стал выглядеть куда бодрее, пусть оставалось впечатление, что могила дышит ему в спину. Я был к нему пристрастен, но, будучи честным перед собой, вовсе не по той причине, о которой говорил Кайя.

Мне всегда казалось, что светлый магистр должен быть похож на Ишенгу. Искал я его отражение? Или пытался вернуть его самого? Второго Ишенги не будет, и глупо винить в этом остальных. Гвендолин говорила, что новый магистр — слепое пятно. Может быть, он совсем рядом, а я не могу увидеть...

— Я прошу у вас позволения пройти стажировку во внутренней службе, — вклинился в размышления Кайя и, перечеркивая их напрочь, объявил: — Я хотел бы вернуться к своей прежней работе.

Теперь я понял, что почувствовал бы Шеннейр, если бы я заявил, что оставляю пост и возвращаюсь слушать сказки в приграничье.

Я бы тоже хотел вернуться слушать сказки, но прошлое не догонишь.

— Вы двенадцать лет провели в изгнании, что вернуться и вновь гоняться за убийцами и ворами? — я не стал скрывать изумление. Место высшего для Кайи было гарантировано; но я считал, что он будет отвечать за интеграцию светлых в общество и успокаивать народные волнения. Все работы хороши, но ума не приложу, что Кайя с его способностью влиять на людей забыл на работе рядового следователя.

Светлый магистр не может собирать сказки и не может гоняться за убийцами и ворами.

В эмоциях Кайи мелькнуло недовольство.

— Искать исчезнувших, — вежливо поправил он. — Позвольте рассказать вам небольшую предысторию. Возможно, вы знаете ее часть... Да, возможно, именно в этом дело. Тогда мне действительно лучше рассказать самому.

Он опустил взгляд на печать-паутинку, незаметно зажегшуюся в руке, и ровным голосом сообщил:

— Я наполовину островитянин. Моя мать — островитянка. Мой отец увез ее с Островов, пообещав любить вечно, поселил в своем замке, запер в своем замке, пообещал убить, если она сбежит. Высший светлый маг Ишенга нашел нас во время обыска.

— Ублюдка наказали? — только и хватило меня. История звучала жутко; так жутко, как прикосновение настоящей тьмы.

Но Ишенга положил этому конец. Мой магистр всегда защищал тех, кто нуждался в защите.

Кайя слабо усмехнулся:

— Это только начало. Темная гильдия выдвинула обвинения против Ишенги и потребовала суда. Нас прятали несколько лет. Когда род Кайяни извел сам себя, я был счастлив. Надеюсь, от того, что я стал светлым магом, они грызут землю в своих могилах.

Он улыбнулся светлой и доброй улыбкой и внимательно посмотрел на меня, словно это должно было что-то значить.

— Кайя — не твое настоящее имя? — только и спросил я.

— Надо было что-то вписать в регистрационную карточку. Меня забыли назвать, — небрежно отмахнулся он. — Но, возвращаясь... в ваших руках судьбы страны, магистр, судьбы мира, вы видите будущее на много лет вперед. Но я знаю, что каждый день, каждый час происходит множество темных вещей. Люди страдают сейчас, и им нужна помощь сейчас, не завтра, не в прекрасном будущем. Назовите это мелким, но это не дает мне покоя.

Мы молча шли вдоль прибоя. Спорить я не мог, и говорить теперь ничего не хотелось. У Кайи хорошо получалось спускать меня с небес на землю. Возможно, я действительно заигрался в вершителя судеб.

— Зачем тебе печать, которая стирает память?

Кайя растянул печать забвения между пальцами, смотря сквозь нее:

— Это тоже мелочи, магистр. Островитяне ничего не помнят, а я ничего не забываю. Я полукровка, и у меня есть особый дар. Кто-то видит повсюду свет, а я повсюду вижу тьму.

Когда я вернулся в свои покои, на месте цветов лежала папка с подписью "Нэттэйдж".

* * *

Странно. Футляр, который мне отдал Иллерни, должен был быть полон, или почти полон. Я почти не использовал блокиратор, и сейчас не собирался использовать — один вид черных капсул, лежащих в белых гнездах, успокаивал. Блокиратор и так тратится слишком быстро.

Тем более, если я сейчас его приму, потом придется принимать стимулятор. Я вспомнил, что в светлой гильдии это называли "качели", но эффект был совсем не так страшен, как нас пугали. Мне всего лишь становилось не все равно.

В любом случае, я не собирался этого делать. Все равно блокиратор теперь действует гораздо слабее. Даже если я выпью две таблетки, эффект будет не слишком заметен.

Этого уже слишком мало.

Новых высших магов посвящали по ускоренному сценарию. Но им хотя бы не отказали в торжественном ритуале, в отличие от Миля, которого просто перестали выгонять с Совета.

— Кандидаты от светлого блока как всегда оригинальны, — деликатно выразил общее мнение Вильям, и я с достоинством кивнул. Общество проглотит, даже если я выдвину в высшие островную акулу. — А почему мы так торопимся?

Вильяма выдернули с севера экстренным вызовом, и как высший темного совета, предпочитающий видеть темный совет на расстоянии, он надеялся, что его так же срочно вызовут обратно.

— А вдруг сбегут?

Один уже пытался.

Светлых и темных высших никогда не посвящали вместе. Раньше одно предположение, что высшего будет посвящать чужой магистр, звучало как оскорбление, но теперь все считали, что чем больше магистров и посвящений, тем надежнее.

Я ни разу не видел, как назначали высшего светлого, и никто из выживших не видел. Поэтому за ритуал отвечал Шеннейр, и ритуал обещал быть темным.

— С вас не убудет, — сказал по этому поводу Миль. — К настоящей светлости тьма не липнет. Липнуть к такой мерзости...

Но маги, организующие подготовку, все равно нервничали, ожидая, что светлые вот-вот ворвутся в их темное торжество с солнышком и цветочными полянками.

Ритуал не был важен сам по себе. Новых высших представляли гильдии и утверждали их полномочия. Темные тоже сливались для меня в одну массу. Те, кто был важен, стояли в круге.

Если бы мы посвящали матерых, действительно великих магов, мы бы никогда не получили такой искренности.