Водолей И Пришествие Золотого Века

Вы скажете: "Да, однако он был, наверное, ведом". Конечно, все мудрецы ведомы. Неужели мудреца, знающего истину и чтящего божественные законы, оставит без попечения невидимый мир? Сократа всегда сопровождало некое существо, которое он называл своим "демоном" (но смысл этого греческого слова не имеет ничего общего с Дьяволом и Адом христианской религии). Этот "демон" был духом очень высокого ранга, он давал Сократу советы и им руководил. У всех мудрецов есть подобные руководители, а у некоторых бывает их даже несколько.

Если бы молодежь желала учиться, она отыскала бы в самих себе все эти истины и законы, которые были открыты мудрецами много веков тому назад благодаря наблюдению за явлениями природы и сравнению с тем, что они замечали в самих себе. Вывод, к которому пришли все мудрецы, гласит: жизнь основана на законах гармонии, бескорыстия, любви, и если не чтить эти законы, то все разлагается. Так были открыты законы нравственности. И особенно мне нравится в Сократе то, что он понял: самое существенное — это образ жизни. Он отличался от других философов н софистов своего времени, утверждавших, что они постигли и физику, и метафизику и могут рассуждать обо всем. Все учение Сократа было обращено к человеку: это он взял себе девизом знаменитую надпись на дельфийском храме: "Познай самого себя". Такую же философию исповедуют все истинные Учителя. То, что хорошо для одного, хорошо для всех: та же самая мораль, та же философская система с небольшими различиями в каких-то деталях, соответствующих месту и эпохе, но основные ее принципы остаются теми же.

Посвященные не приемлют анархию: они знают, что прежде всего в них самих поселились бы болезнь, беспорядок, разрушение, и они погибли бы. Стоит открыть свое сердце зародышам расстройства, как в вашем естестве принимаются бесчинствовать невидимые токи и силы. Разумеется, не сразу, а постепенно в вас все совершенно разладится. Даже здоровье зависит от подчинения этому универсальному закону. Можно называть такой порядок синархией, иерархией или божественной монархией, суть не в этом. Стоит человеку начать устанавливать в себе подобный порядок, и все успокаивается, уравновешивается, гармонизируется, хорошеет, светлеет, укрепляется, воскресает, и ты начинаешь вибрировать в унисон со всем космосом, с небесными сферами; становишься источником, светом, чем-то лучезарным, полным жизни. Вот человек высшего порядка, идеальный человек, каким мы должны когда-нибудь стать, а не быть распахнутой дверью для всех вредоносных влияний, окружающих нас в виде анархистской философии или идеологии. Будь то отдельный человек, семья, общество или целая страна, открываясь этим течениям, люди себя разрушают: закон неумолим, и существенно важно придавать в своей жизни большое значение этому закону.

Блаженны те, кто это понял! У них есть все возможности пустить в ход безграничные силы своего естества и затем увидеть работу вечных сил, которые в нем действуют, освобождая его и преображая. И горстка вертопрахов, размахивающих черным флагом, желая разрушить общество, должна знать, что им ничего не удастся сделать. Общество надо улучшать, но улучшать своим примером, работой, самоотверженностью: тогда, раньше или позже, что-то обязательно изменится. Иначе мы никогда не добьемся подлинных изменений, так как во всех остальных случаях будет уместно сказать: "Чем больше это меняется, тем больше это все та же грязь". Без света никогда не будет настоящих перемен. Нечего изобретать новые системы... мнимо революционные системы! Ничего не надо изобретать, все решения уже найдены, их уже давным-давно нам дала Природа, надо только заново их открыть.

Бонфен, 16 июля 1968 года.

4

Молодые хотят совершить революцию, уничтожить все традиции и, чтобы показать, на что они в этой области способны, они, говорят, отправились к Триумфальной арке украсить своими экскрементами Могилу неизвестного солдата. Вот как они умеют ценить человеческие жертвы, благодаря которым они теперь еще живы и свободны! Как подумаешь о всех тех людях, которые работали для провозглашения хартии прав человека, которые сражались, отдали свои жизни ради того, чтобы человек был свободен и уважаем!.. А теперь эти молодчики хотели бы все это уничтожить! Не могу поверить, что находятся люди, готовые их оправдывать и поощрять! Верно, что молодежь могла бы изменить мир, но лишь при условии, что она показала бы истинное превосходство: превосходство в поведении, превосходство в речах, превосходство понимания. Есть другие способы изменить мир, кроме того, чтобы гадить на Могиле Неизвестного солдата, пролившего свою кровь ради свободы Франции. Как можно это не признавать и не склонить голову?

Если бы молодежь действительно работала во имя величия человека, для удовлетворения его божественных Устремлений, а не только низших потребностей, удовлетворением коих занимаются люди уже многие тысячи лет, она явилась бы миру как новый пророк, и все человечество озарил бы рассвет новой жизни, новой цивилизации. Но молодежь своими действиями отвергает эту миссию, потому что она не просвещена и ее идеал сугубо прозаический. Если в перспективе маячит удовольствие, о, тогда дело пойдет, но всякое усилие ей ненавистно. Я не замечаю, чтобы у нее был высокий идеал величия и совершенства человека, нет, она позволяет себе поведение, ставящее ее даже ниже среднего обывателя. Люди, как правило, стараются все же владеть собой, соблюдать некоторые нормы; если случается сделать глупость, они потом раскаиваются, пытаются ее исправить и не повторять. Но для этих молодых людей не существуют никакие исправления, никакие границы — они мчатся галопом к безднам порока и бесчинства.

Когда у человека есть высокий идеал, это видно по нему, по его поведению, речам, требованиям, которые он предъявляет. Но здесь-то какой у них идеал? Разве они работают для блага Франции? О нет, если бы они работали для блага Франции, они никогда бы не довели ее до такого положения. В действительности они работают для удовлетворения своих низменных потребностей. Сколько французов пожертвовали жизнью ради того, чтобы их страна была свободной, была великой, уважаемой и богатой! Но они, эти молодые, вознамерились представить свою страну перед всем миром жалкой и беспомощной.

И с какой наглостью они действовали и говорили! Перед всеми этими профессорами, деканами, министрами, полицейскими, писателями им следовало выказать, по крайней мере, некое превосходство -тогда их требования немедленно приняли бы во внимание. Куда там, они оскорбляли взрослых и вели себя так, словно их поведение должно стать образцом для всех! Однако, если другие попытаются поступать так же по отношению к ним, они будут возмущены — только у них есть право быть нахальными и грубыми, у других такого права нет. Но это же нелогично! Если вы подаете пример другим, примиритесь с тем, что вам будут подражать. Вы ведете себя грубо, и вам начинают грубить — чего ж тут жаловаться! Делайте что вам угодно, но тогда примиритесь с тем, что другие будут вести себя с вами точно так же, как вы — это нормально и справедливо. Именно такое отсутствие логики пугает меня. Как могут они воображать, что достигнут своих целей любыми средствами? А они уверены, что достигнут, — хоть насилием, хоть безобразиями. Они не думают, что вызовут в обществе отвращение. О нет, они даже удивлены, что им не рукоплещет весь мир.

Бедная молодежь с ее непробудным невежеством! У нее, бесспорно, есть энергия, есть порывы, есть потребность выразить себя, но задумывалась ли она над природой той силы, которая проявляет себя через них, -откуда эта сила и надо ли ей подчиняться? О нет, никаких таких вопросов молодежь себе не задает. Ей надо выразить себя. На самом деле все эти молодые, что орут и требуют, сами толком не знают, что они делают. Их надо просветить, только и всего, и когда-нибудь они поймут, что есть другие способы действовать и что они заблуждались. Каким образом все эти бесноватые будут теперь изменять общество? Срубая деревья, вырывая булыжники из мостовой, сжигая машины, разбивая витрины? Неужели разумно причинять бесчисленные разрушения? Они способны поджечь Париж, и, как Нерон, взять в руки музыкальный инструмент, чтобы петь и ликовать при виде горящего Парижа! Положение очень серьезное, очень.

Нет, такой молодежью я не могу гордиться — даже если ее требования справедливы, есть другие способы требовать. "Да, но профессора не желали их слушать!" И все же есть другие методы заставить выслушать себя: величием души, умом... Этими качествами можно покорить весь мир. Но стремлением все ломать и жечь, о нет! И даже если им дадут то, чего они требуют, они не будут удовлетворены — ведь эти требования касаются удовлетворения их низших потребностей, а утоление этих потребностей никогда не удовлетворяет человека вполне. Когда они получат требуемую ими сексуальную свободу, разве обретут они счастье, разве найдут в ней мир и здоровье? Нет, они повредятся в уме и станут кандидатами в сумасшедший дом. Нет, нет, они не смогут меня убедить, молодежь не сможет меня убедить своими требованиями и своим поведением. Пускай каких-нибудь идиотов они убедят, только не меня.

Даже в том, что касается их программ, нет уверенности, что требуемые студентами изменения действительно принесут улучшение. Кое-что надо бы изменить, это верно, но разве молодые люди всегда знают, что в программах полезно, а что вредно? Они желают устранить то, что им не нравится, или то, что им кажется слишком трудным. Право же, мне очень любопытно было бы узнать, что они хотели бы отбросить, а что сохранить. Дело ведь не только в том, чтобы требовать, но в том, чтобы знать, почему требуешь то или другое. И те, кто должен удовлетворить требования студентов, тоже не знают, с чем надо согласиться, а в чем отказать. В таких случаях они почти всегда руководствуются влияниями данного момента, тогда как следовало бы придерживаться высших принципов; иначе, решая некоторые, так называемые, сиюминутные проблемы.

они создают другие, более отдаленные. Чтобы избежать многих бедствий, надо видеть очень далеко.

Мне, конечно, известно, что многие молодые люди и девушки нашего Братства позволили вовлечь себя в эти волнения. Надо, дескать, проявлять солидарность... Даже если тебе говорят сущую галиматью, надо проявлять солидарность! Что до меня, я нахожу, что незачем проявлять солидарность с насилием и безумием. Существуют законы ответственности, и не сегодня-завтра эти молодые люди будут наказаны невидимым миром за то, что одобряли безрассудные действия. Это неправильно, не надо вмешиваться: наше Учение стоит выше подобных стычек. Однако наша молодежь также была захвачена этим потоком, не думая о том, что, позволив нести себя нечистому потоку, загрязнишься. И все, кто так или иначе принимали участие в этих делах, загрязнились, а теперь я должен их отмывать. Я должен отмывать молодых братьев и сестер Братства, потому что они впитали частицы весьма дурного свойства... Они этого, конечно, не сознают, ведь им не хватает ясности ума, но я-то вижу это.

Если молодежь в нашем Братстве станет точно такой же, как та бушующая молодежь, которая бросается в гущу схваток и безумств, тогда какая польза в Учении? Надо, чтобы менталитет нашего Братства полностью отличался от менталитета остальных людей, чтобы оно подавало пример, не следуя их рассуждениям, и доказывало свою правоту. А как Братство сумеет доказать, что оно нашло свет, если наши братья и сестры с нынешнего же дня не будут готовиться показать свое превосходство? Когда происходят какие-то события, даже самые незначительные, наши братья и сестры ведут себя так, словно они ничему не научились, ничего не поняли, и это печально. Надо быть выше всех этих беспорядков, надо излучать свет, пытаться помогать другим, советовать им, умиротворять их. И если никто вас не слушает, предоставьте буянам расшибать себе головы. Но идти поддерживать беспорядки и бесчинства, это уже серьезно, и на вас ляжет ответственность за то, что вы помогали силам зла, а не силам добра.

Что касается меня, то у меня нет симпатий ни к той, ни к другой стороне. Я стою выше этих волнений и хотел бы, чтобы мое Братство также держало себя выше, парило над ними. Но что поделаешь, мы до этого еще не выросли, а кое-кто из наших опустился настолько, чтобы сражаться в том или другом лагере. Когда же наши братья и сестры поймут, что им не следует так поступать, что они должны быть примером и, что бы ни творилось, какие бы политические события ни происходили, они должны быть выше всего происходящего и даже вразумлять других? Пусть другие бесчинствуют, я не против, но не наши братья и сестры, — у них-то достаточно света и опыта, чтобы понять, что им надо быть выше этого.

Да, я знаю, что нейтралитета не существует: во всем, что происходит в мире, мы вынуждены так или иначе принимать участие. И я тоже, если даже не участвую внешне, — потому как включаться в политике скую жизнь и принимать чью-то сторону не моя роль. — внутренне я не могу не принимать участие в событиях вокруг меня. Я не стану советовать братьям и сестрам идти на улицы демонстрировать, кричать и размахивать руками, однако мне все же было очень приятно узнать (во время всех этих событий я путешествовал), что на Елисейских Полях состоялась большая манифестация в поддержку главы государства. Это не противоречит тому, что я вам только что говорил. Происходящие события не могут не волновать нас. Я не могу не присоединиться ко всему доброму, что нахожу в мире, мой дух участвует везде, хотя сам я могу и слова не сказать. Всегда возникает желание послать, по крайней мере, несколько частиц своего естества в поддержку тех движений, в которых есть божественная суть. Даже если я не показываюсь на людях, не произношу речей, в душе моей, в мыслях, перед своей совестью я как бы нахожусь там: я голосую, убеждаю, объясняю. Все мое существо находится там, готово к действию. Да, я советую не опускаться, не вмешиваться в схватку, так как очень редко речь идет о поистине божественном деле. Но если затеяно божественное начинание, я не упрекну никого, кто в него вмешается.

Надо покорять умы, надо побеждать, надо быть сильным, но нигде в Науке Посвящения я не читал, чтобы истинная сила состояла в разрушении и грабежах. Наука Посвящения нас учит, что подлинная сила состоит в том, чтобы оставаться в центре: там, где царят свет и тепло, иначе говоря, разум и любовь. Я всю жизнь стремился приблизиться к этому центру, чтобы правильно понимать суть вещей, и теперь я ее понимаю, потому что приблизился к нему. Если я хоть на два дня удалюсь от этого центра, беспорядок и для меня становится чем-то нормальным — из-за чего, собственно, так сокрушаться? Вот почему я понимаю людей. Но они-то сами себя не понимают, не знают, где находятся и почему. Мне же известно, где они находятся, потому что у меня в голове все упорядочено и классифицировано. Я для любого человека нахожу его место: насколько он близок или далек от центра, от мира божественного.