Волчица и пергамент. Том 5

Миюри любила рассказы о рыцарях, и, похоже, она уже размышляла о том, что было о рыцарях известно всем, однако всё это привело Коула к одному выводу.

Королевство Уинфилд, конечно, в прежнее время собирало достаточно пожертвований, чтобы иметь собственное подразделение среди рыцарей Святого Крузы, но сейчас королевство прямо противостояло Папе. С точки зрения королевства пожертвования рыцарям Святого Крузы, содержавшие их подразделение из королевства, были, по сути, благом и милосердием для врага. А с точки зрения Папы, его вооруженные силы содержались бы враждебной страной.

Когда пожертвования от королевства иссякли, подразделение рыцарей из королевства Уинфилд потеряло поддержку. А что ещё хуже, появилась странная личность по имени Предрассветный кардинал, подрывавшая интересы Папы. Коль скоро это подразделение в ордене состояло из подданных королевства Уинфилд, их братья-рыцари стали сомневаться в подлинности их веры. Охранник сказал Коулу, что слухи об этом принесли торговцы, действовавшие на морях.

И потому Родос ответил:

— Сказано, что голод наступил из-за недостатка веры.

Хотя он, вероятно, не мог прямо признать бедность подразделения во имя чести своего ордена, Коул понял положение дел.

— А слух о вашем возвращении в королевство?

Родос на мгновение задумался, прежде чем заговорить.

— Наше положение трудное, но то же самое я могу сказать и обо всей Церкви, и о священнослужителях в этой стране. Вот почему, — он приложил руку к груди, чтобы убедиться, что письмо было на месте, и продолжил, — мы пришли с предложением единства.

"Он умный малый", — подумал Коул.

Если они не могли оставаться на земле ордена, им оставалось лишь вернуться в королевство. Однако если сдаться королю, противостоявшему Церкви, то их право именоваться рыцарями веры было бы поставлено под сомнение. Должно быть, им пришла в голову мысль присоединиться, в крайнем случае, к церкви королевства.

Ограниченные в имевшихся средствах, они сначала отправили мальчишек, вроде Родоса, чтобы, не тревожа королевство, изучить различные возможности.

— Ты говорил, что рано или поздно мы узнаем об этом, — напомнил Коул.

Родос кивнул.

— Корабль с нашим командиром на борту должен был покинуть остров Круза вскоре после нас, приплывших первыми. Думаю, в ближайшем будущем они высадятся в каком-нибудь порту королевства. Понимаете, условия на острове... они хуже с каждым днём.

Другими словами, дружба и товарищество касалась только тех, кто не вызывал никаких сомнений. Рыцарей из королевства Уинфилд считали, прежде всего, поданными своей родины, а не рыцарями. Когда для них иссяк поток пожертвований, когда они встретили несправедливое обращение со стороны остальных рыцарей ордена, те, кто больше не мог оставаться на острове, теперь были вынуждены искать себе новое место. Но положение тех, кто принадлежал как к Церкви, так и к королевству, стало тяжёлым.

Коул посочувствовал рыцарям, оказавшимся в такой ситуации, когда Родос сжал кулаком колено и сказал напряжённым голосом:

— Но наша вера не претерпела никаких изменений.

На сжатый кулак ученика рыцарей упала слеза.

Ощутив слёзы в своих глазах, Родос не знал, куда деваться, но когда Миюри ласково положила руку ему на плечо, он больше не мог сдерживаться. Девушка обняла его голову и посмотрела на Коула. Она смотрела встревожено и озадачено.

Когда королевство бросило вызов Церкви, Коул видел в его борьбе много справедливого. Церковь не гнушалась коррупцией и привыкла пользоваться своими привилегиями. Он по-прежнему считал, что когда-то всё это нужно исправить.

Однако, изменение мира, особенно по мере нарастания этого движения, неизбежно вовлекало в этот процесс всё больше людей. И люди Церкви не были исключением. В Церкви были и те, кто имел истинную веру, и Коул никогда не собирался причинять этим людям вред. Тем не менее, огромные волны, сотрясавшие общество, нельзя повернуть вспять, сколько бы он ни думал, что полное уничтожение не будет правильным.

Став свидетелем боли и тоски Родоса, Коул мог лишь сложить руки на груди.

Его действия причиняли боль людям, о которых он даже не думал. Вряд ли будет верным не замечать их или просто извиниться перед ними. В такие времена молитва и вера были бессильны.

То немногое, что он мог сделать, — это добавить в костёр ещё дров.

Наутро, когда Коул проснулся, Родоса уже не было.

Охранник, вороша палкой угли горящего костра, сообщил, что юноша отправился в путь до восхода солнца, и вкратце пояснил причину этого — будущий рыцарь, даже в пору ученичества, не должен проливать слёзы на людях.

Рыцари святого Крузы оказались в жалком положении, провалившись в трещины противостояния королевства и церкви. Когда Коул подумал, что и он приложил руку к развитию этих трещин, он почувствовал, что частично ответствен за слёзы паренька.

— Интересно, примет ли его аббатство.

Охранник, разогревавший коровье молоко, скорее всего, для завтрака, посмотрел на Коула, затем снова на огонь, и лишь потом ответил.

— Я не уверен в этом.

— Но он из рыцарей святого Крузы. Разве для них не будет честью принять его?

— Я сомневаюсь, что крупные организации с долгой историей вроде аббатства Брондел будут готовы встретить столь очевидную опасность с распростёртыми объятиями. Рыцари — друзья и враги для обеих сторон, это самое болезненное положение во время войны.

— Это из твоего опыта? — спросил Коул, и охранник пожал плечами.

— Я был наёмником до того, как меня взяла к себе наследница Хайленд. А до того я жил в приграничной деревне, которую постоянно захватывали разные силы. Землевладелец, которому мы присягали, то и дело менялся, а потому нам никто не доверял, и нас преследовали. Мы всё время оставались на одной и той же земле, но я помню, что мы ощущали себя вечно потерянными.

Коул промолчал, на что охранник чуть улыбнулся.

— Вот с едой у нас получалось довольно странно.

— С едой?

— Сходившиеся в этом месте страны были соседями, но их привычки в еде были совершенно разными. В одном месте мясо варили, а в другом жарили на огне. Наша деревня постоянно переходила из рук в руки, и всякий раз нам приходилось то варить мясо, то жарить на прутьях, и так снова и снова. Всё лишь для того, чтобы наши новые правители не считали нас чужаками, которым не место рядом с ними, — на лице охранника промелькнула слабая улыбка, когда он, вздохнув, словно погрузился в воспоминания того времени. — Всякий раз, когда мы приветствовали нового землевладельца пиршеством, он бросал мясо на землю и кричал, что это еда притворщиков. Когда мальчик сказал, что они совсем не изменились, меня это сильно задело.

Охранник вдруг поднял голову и серьёзно посмотрел.

— Прости. Ужасно скучная история.

— О нет, совсем нет...

Это была история о непостоянстве собственного положения и союзников, непостоянстве, превышающем переменчивость погоды.

Охранник стал с безразличным лицом смотреть на огонь.

Коул со вздохом поднялся и заглянул в повозку, где на вещах, как на постели, пристроилась на ночь Миюри, сейчас она уже проснулась и разглядывала какой-то кусок ткани.

— Что это у тебя?

— Мм, — послышалось откуда-то из глубины её горла, девушка неохотно села и, высоко подняв руки, от души потянулась. — Мне это дал рыцарь. Он сказал: "Мы ещё встретимся, когда я вырасту".

На окрашенном куске ткани в её руках был вышит герб — скрещённые мечи перед символом Церкви. Цвет ткани и герб принадлежали ордену рыцарей Святого Крузы.

— Он ведь рыцарь, вроде тех, о ком мне рассказывали в сказках, но... он оказался плаксой. От него пахло слезами.

Барды часто пели о рыцаре, который направлялся на битву с драконом и в деревушке, попавшейся по дороге, встречал девушку, прощаясь с которой он оставлял что-то из своей одежды с рыцарским гербом, как доказательство своего отношения к девушке.

Миюри, раздумывая о том, как это произошло в настоящей жизни, повернулась к Коулу, всё ещё прижимая герб на ткани к носу, её глаза сердито блеснули.

— Ведь это вроде любовного письма? Ты не ревнуешь, брат?

Он мог ответить лишь усталой улыбкой.

— Думаю, он замечательный человек.

Миюри тут же надула щеки, выдохнула на герб и добавила:

— Мальчик сказал, что родился в этих местах.

Родос был, кажется, немного старше Миюри, но она сочла правильным назвать его "мальчиком", и улыбка Коула оказалась несколько напряжённой.

— Я сказала ему, похоже, у тебя сейчас трудное время, почему бы не вернуться домой ненадолго? Он же из благородной семьи, правда? По крайней мере, он вёл себя изящно... и всё такое.

— Человек должен иметь определённую репутацию, чтобы иметь право стать рыцарем, так что это вполне может быть правдой.

— Но если он родился здесь, как он мог не знать, что надеть так мало одежды в это время года будет для него слишком сурово?.. Когда я спросила его, мне показалось, что он понятия об этом не имел. Он сказал мне, что кто-то из тех, кто стоял выше, послал его сюда лишь потому, что он здесь родился. На самом деле он не был здесь с тех пор, как его изгнали ещё совсем маленьким.

Коулу было несложно представить, как ещё при свете звёзд беседовали Миюри и Родос, пока он не ушёл. Это была трогательная сцена, но кое-что в её словах привлекло его внимание.

— Изгнали? Ты имеешь в виду из его дома?

— Он сказал, что родился шестым сыном в семье. Дом мог унаследовать только его старший брат. Второй и третий нужны лишь про запас, если с первым братом что-то случится, но он сказал, что их вышвырнут, как и остальных, когда все вырастут.

Такова была система первородства у аристократов.

Если право наследования разделить между всеми детьми, то пришлось бы дробить и владения, и могущество рода раскрошится. И потому, как птицы выбрасывают из гнёзд самых слабых птенцов, так и аристократы часто вышвыривали из родовых гнёзд ненужных детей.

— Все ненужные мальчики становятся рыцарями. В то же время, похоже, самым старшим никогда не стать рыцарями. Даже подумать не могла о таком.

В купальнях Ньоххиры, развлекаясь, рассказывали об идеализированном, придуманном мире рыцарей. Выходцы благородных семей, объединённые зовом сердца, чтобы сражаться во имя справедливости, искоренять зло, уничтожать легендарных тварей и спасать тех, кто в том нуждается. Но за поднятым занавесом открывалось, что система рыцарства в действительности создавалась несовершенным устройством мира.

Может быть, именно поэтому они стремились представить миру идеализированную картину, изображавшую их.

— Мне кажется, я просто думала, что он потрясный и особенный, — сказала Миюри, будто просыпаясь, потом она посмотрела на Коула. — Но... ты по-прежнему потрясный и особенный, верно, брат?

Коулу снова осталось лишь улыбнуться в ответ на её недвусмысленный перевод темы. Когда Миюри приблизилась, чтобы прижаться к нему, он, удачно уклонившись, посмотрел туда, куда, как он полагал, ушёл Родос.

Парень был и не был частью ордена рыцарей Святого Крузы, так же, как вместе с другими рыцарями был и не был подданным королевства Уинфилд. Коул чувствовал в этом нечто странно знакомое, нечто очень похожее на его отношения с Миюри.

Так же, как ему надо было решить вопрос своих отношений с ней ради собственного герба, так же и Родосу с его товарищами надо было что-то решать со своими оторванностью и беспомощностью. Они не имели возможности рассчитывать на кого-либо в своём столь двусмысленном положении.

Коул просто помолился, чтобы странствующим рыцарям посчастливилось найти более подходящее название.

— Эй, что мне делать с этим гербом? — спросила Миюри, глядя на Коула с выражением лица, говорившим, что она получила что-то невероятно драгоценное.

— Это его чувства. Храни их.

Миюри приподняла плечи и сощурилась, глядя на него.

— Ты, кажется, действительно ничего не знаешь о девушках, не так ли?

— Что?

Когда Миюри спрыгнула с повозки, Коул ещё какое-то время просто стоял молча.

После завтрака он увидел, как она пришивала герб к своему поясу, и смог лишь выдать очередную усталую улыбку.

Охранник не ошибся, сказав, что аббатство было уже совсем рядом.

Когда взошло солнце, они, двигаясь под безоблачным голубым небом, вскоре увидели здание, окружённое массивной каменной стеной.

— Надо же, как настоящая крепость...

— Это очень, очень древнее аббатство. Оно основано во времена, когда ещё бушевала война с варварами, — ответил Коул, и Миюри, впечатлённая зрелищем, кивнула.

Но в отличие от Миюри, испуганно сжавшейся перед размерами строения, Коул обнаружил, что аббатство Брондел кажется ему меньше, чем по его детским воспоминаниям. Каменная стена, веками защищая этот Божий дом, конечно, не перестраивалась, хоть и несколько обветшала. Он ощутил волнение, осознав, насколько он вырос. Он, приехав тогда по снегу на здоровенной лошади верхом, был тогда намного моложе нынешней Миюри. Пришло понимание, что, возможно, именно тогда Коулу доводилось чаще всего касаться хвоста мудрой волчицы Хоро, и улыбка невольно появилась на его лице. Миюри недоумённо посмотрела на него.

— Вы встретитесь с пастухом? — спросил охранник.

— Да. Думаю, хижина, которую мы ищем, находится где-то там внутри. В любом случае, мы посетим само аббатство, чтобы засвидетельствовать своё почтение.

Слова Коула расстроили Миюри, и он с улыбкой успокаивающе похлопал её по голове.

— Это большое аббатство, поэтому мы не сможем увидеть Родоса.

— Было бы неловко, если бы мы встретились!

Родос подарил ей герб и сказал, что они встретятся, когда он станет старше и мудрее. Было бы, конечно, не слишком хорошо увидеться, когда ещё дня не прошло.

— Я отнесу письмо наследницы Хайленд, — сказал охранник и, легко спрыгнув с козел повозки, поспешил к главным воротам.

Миюри, наблюдая за ним с повозки, спросила:

— Монастырь курицы будет таким же большим?

Похоже, она не собиралась называть Шарон, являвшуюся воплощением орлицы, как-то иначе.

— Знаешь... я слышал, это аббатство получало много пожертвований от богатых и знатных людей и вовсю занималось торговлей.

— Думаю, он не будет таким большим, потому что курица и более бледное подобие не кажутся теми, кому хорошо удаётся добывать деньги.

Коул криво улыбнулся колкости Миюри, но вместе с тем подумал, что монастырю не подобало бы преуспевать в торговле. Аббатство Брондел скопило так много богатств, что, попав в ужасное положение, оно привлекло не желающих помочь, а кучу торговцев, слетевшихся сожрать его труп.

— Но если бы у них был такой же большой, то они могли бы разместить в нём пару рыцарей, — добавила Миюри, упорно не глядя на Коула, её глаза не отрывались от ворот аббатства.

Она тоже знала о положении рыцарей Святого Крузы и об их отношениях с королевством. Рыцари не сделали ничего плохого, и не было каких-либо причин отправлять юношу, ещё только ученика, в далёкую страну, обременив его письмом с просьбой о помощи и заставлять бродить по непривычной местности в непригодной одежде.