Древнехеттский роман

Друзья в Хаттуссе долго смеялись надо мной, когда я по приезду с Кафтора признался, что не попробовал ни одной из хваленых кафторских женщин. А в чем я виноват? Восточные обычаи гостеприимства неведомы этим скупым как хомяки людям. А ведь есть на свете племена, которые во имя священного по-рядка гостеприимства дают гостям своих жен и дочерей, и отказ чужеземца от этого дара будет самым тяжким оскорблением. Рабов и рабынь на Кафторе мало, и рабыни, скорее, выносливы как быки, чем грациозны как лани. Знатные женщины на Кафторе сами выбирают себе мужчину по велению сердца, а я видно, никому не понравился: сейчас там по нраву рыжеволосые и гладко бритые. Зато среди кафторских мужчин процветает мужеложество, и многие даже не скрывают этого. У нас же сей порок запрещен законами несситов, а они, видно, обделенные женской лаской и покорностью, восполняют, таким образом, потерю. Одним словом, не все то золото, что блестит.

Однажды богиня Ашерту пожелала возлечь рядом с богом Ваалом, буйным Богом Грозы. Но отказался Ваал. И тогда Ашерту разгневалась сильно и так сказа-ла Ваалу:

"Ну подожди! Если ты воспротивился мне, то я трижды тебе воспротивлюсь! И словом тебя оскорблю, и веретеном своим уколю! Подожди, увидишь, как я не-нависть свою утолю!"

Не но нраву пришлись грозному Ваалу речи Ашерту. Решил он пожаловаться богу Элькунирше — мужу гневной Ашерту. И так отвечал Ваалу супруг Ашерту:

"Так и иды с ней спать! Унизишь ты ее теперь!"

И ушел бог Ваал к Ашерту, и сказал он ей так, желая унизить:

"Знай же, что восемьдесят восемь сыновей твоих я убил!"

И услышала Ашерту об унижении таком, и возгоревалась Ашерту, плакальщиц к себе позвала, чтобы семь лет лить с ними слезы по сыновьям своим,

"Лабру" на Кафторе именуют двусторонний топор, который служит эмблемой пра-вителя и от этого слова происходит название главного дворца Кносса — Лабиринта. Будучи на торжественном приеме у нынешних правителей Кафтора я хотел было расспросить о человекобыке, жившем некогда в подземелье Лабиринта, но мои вопросы были встречены молчанием и сдержанным негодованием, ибо то, что служит потехой для иных народов, часто бывает средоточием горечи страны (и у нас, несситов, такое не раз бывало). Я не был приглашен на суд в ближайшее новолуние, где решалась судьба наших купцов, но лишь выслушал приговор правителей. Они порешили купцов отпустить, а товар отобрать в пользу государства. Так, несо-лоно хлебавши, я и покинул эту страну, столь чарующую своими вазами и статуэт-ками издали, но столь огорчительную вблизи.

На обратном пути близ царства Тезея напали на нас морские разбойники-пелазги, но бой меж двух судов оказался для них неудачен: мои воины быстро переби-ли меткими стрелами почти всю команду пиратского корабля, а четверых оставших-ся в живых пленили, дабы увезти к нам в страну Хатти рабами. Несчастлив для моего рода остров Кафтор: мой отец восемь лет провел в рабстве у царя Миноса, я же потерпел неудачное посольство, а на обратном пути едва не попал в такое же рабство. Завещаю детям своим остерегаться западных стран и особенно ковар-ных жителей Кафтора!

Один из пойманных морских разбойников, назвавшийся главарем, стал тут же льстить мне (а говорил он на ужасной смеси из всех языков мира), обещал раскры-ть многие тайны западных морей, будто бы только ему ведомые. Взамен просил сделать рабом самого табарны, а то и поручить постройку большого флота для страны Хатти. На это я сказал:

"Нам несситам флот ни к чему. Мы живем в центре гористой страны и редко видим морские дали, а все торговые дела ведем через троянских и лувийских куп-цов. Но что же ты знаешь о дальних западных морях?"

Он сказал:

"Знаешь ли ты, высокий господин, что некогда великий правитель земли Кемт пробил в незапамятные времена узкий пролив между Великим Зеленым Морем и Морем Туманов?"

Я усмехнулся и сказал:

"И малые дети в нашей стране знают эту историю. А фараона этого звали Дарокрут".

Главарь не смутился и продолжал:

"А известно ли тебе, высокий господин, что жрецы Та-Кем устроили большое святилище на далеком северном острове и каждые девятнадцать зим наведываются туда?"

Этого я не знал, но подошел начальник корабля и закивал головой: такие вести уже доходили до него. А пленник продолжал:

"Если выйти в Море Туманов, как это делают финикийцы и критяне, и плыть на север, не взирая на частые бури и туманы, грозящие гибелью самым мощным судам, через месяц плаванья будет большой остров, где финикийцы имеют тайные рудники олова. Там живут народы, родственные машуашам, но они обильно татуируют тело. Жрецы Та-Кем много лет строили это святилище с непонятной целый: жертв они там не приносят, а местных жителей, которые приходят покло-ниться камням святилища отгоняют. Мои дружок однажды на своем быстроходном корабле погнался за финикийским судном и захватил в плен восемь жрецов Кемта. Все они умерли под пытками, но никто не выдал тайны святилища. Ужас охва-тил всех живущих на западных морях. А вожди татуированных племен решили напасть на святилище и разорить его. Это потому, что с тех пор как оно сто-ит, холод пришел на ту землю, и урожай ячменя все меньше и меньше, а птицы улетают на юг".

Мы сидели в узком трюме корабля при свете чадящей лампы, а вокруг царила Богиня Ночи. И холод страха покрыл наши тела, и мы стали бояться собствен-ной тени. Я же сказал:

"Ты рассказал очень важную вещь. Мы в наших краях ничего не знали об этом святилище. Но ты просишь награду за откровенность. Ты болтун, вы-даешь чужие тайны, и на тебя нельзя положиться!"

И я приказал потопить пирата, и не слушал его отчаянных воплей.

"Не заноситесь один перед другим, живите так, будто у вас единая печень одно дыхание, единый слух. Опасайтесь злонамеренности, а в случае ином приведет вас к порядку мои сын своей царской рукой".

Столица встретила меня привычным шумом людской толпы и зазываниями торгов-цев. Вновь я въехал верхом по пандусу главных ворот и по обычаю преклонил колени у храма всех богов. А табарна же пребывал чернее тучи и тут же по ста-рой дружбе стал жаловаться мне, что некий Пападилмах умертвил в дворцовом саду змею и тут же назвал имя табарны (да будет он здрав!), и это видели несколь-ко людей — свободных и рабов. По нашим законам, совершивший такое колдовской злодеяние предается смерти, если он раб, и платит мину серебра, если свободный. Но, учитывая тягость преступления, направленного против табарны — Солнца земли Хатти, — Тахурваили, вняв советам некоторых приближенных, требовал смерти пойманного злоумышленника. Мнения на сей счет в царском совете — тулии разде-лились, и было решено передать вопрос на рассмотрение панку. Не успевши даже поведать табарне о своих странствиях и приключениях, я по долгу вельможи посо-льств просиживал часами на тулии, где решалась судьба Пападилмаха. Когда угодно было выслушать мое мнение, я сказал табарне:

"Если бы ты, Божественный и Святой Табарна, умертвил преступника на месте преступления, кто бы из знатных людей сказал что-нибудь против?"

Табарна ответил:

"Ты прав, Лабарна. Здесь ошибка моя, и дурное предчувствие терзает меня".

Тогда царский казначеи предложил выход: бросить виновного в яму со львом; если лев растерзает его, то такова воля богов, а ежели Паладидмах останется невредим, взять с него мину серебра и навсегда изгнать из Хаттусы. На том и порешили. Поутру лев сожрал брошенного к нему преступника, и все согласились, что здесь рука богов, а дурное следствие его поступка миновало.

Солнечный бог небес, человечества пастырь!

Ты из моря выходишь, из моря — сына небес,

и устремляешься вверх, к небесам.

Солнечный бог небес, господин мой!

Рожденным людьми и диким зверьем в горах,

псу, и свинье, и насекомому в поле —

всем ты даруешь то, что дано им по праву!

изо дня в день...

Палайцы, подобно троянцам и лувиицам, родственны нам — несситам. Они живут на северо-западе и у них свои правители, никогда не подчинявшиеся нам. Палайцы воинственны, разводят коз, которые дают вкусное молоко, а из молока делают превосходный сыр. Хлеба они почти не сеют. Их девушки все сплошь занимаются раз-вратом, и тем самым собирают себе приданное. Мужей же они выбирают по веде-нию сердца. Хотя не стоит думать, что знатные девушки отдаются каждому встречному, но они, подобно знатным жрицам Аштарты, сходятся с мужчинами, равными им. Их боги почитаются я в нашей стране. Через земли палайцев проводит ян-тарный путь из стран севера, и потому они гордятся знанием многих тайн и ска-зании о тех землях, а иной раз и присочинят от себя что-нибудь, дабы запутать наших купцов.

"Цити был чашником. Отец табарны велел подать сосуд-хархара с вином для госпожи Хестаиары и для Маратти. Цити поднес табарне хорошего вина, а им дал другого вина. Маратти подошел к табарне и сказал:

"Они дали нам другого вина".

Когда табарна увидел это, Цити подошел и сказал, что это так и было. То-гда его увели и разобрались с ним. И он умер".

Пришли наконец добрые вести из под Мегиддо: после семимесячной осады крепость пала, и победителям досталась огромная добыча. Всех горожан фара-он обратил в рабов и угнал в страну Кемт. Но с пленными правителями он обо-шелся милостиво — принял от них клятву верности и распустил по домам. Раз-рушив Мегиддо, победители с торжеством возвратились в свою страну. Жрецы превознесли до небес небывалую победу фараона, и сам он теперь считал данниками своими едва ли не все народы на свете.

Последствия гордыни народа страны Кемт не замедлили проявиться; той же осенью сильный флот фараона при поддержке кораблей финикийцев захватил остров Аласию. А это уже сталкивало наши союзные дотоле страны, ведь Аласия всегда была для нас — несситов — источником хорошей меди, а значит бронза будет все дорожать и дорожать, если фараон вообще не присвоит себе все руд-ники острова. И как наши боги допускают такое?! В былые времена мощная Кафторская держава не потерпела бы завоевания фараоном столь важного острова, но ныне семь голов не могут править одним телом,

После окончания египетских походов мы остались без меди и один на один с разъяренным правителем Митанни. Вся Кисвадна стала полем битвы меж наших войск. Войско Митанни ослабело от потери сирийских союзников и не могло втор-гнуться в наши пределы. Тогда табарна стал готовить большой поход на весну следующего года.

Вот уж прожил я — Лабарна — вельможа посольств табарны Нессы и Хаттусы Тахурваили — полжизни. Двадцать восемь мне минуло лет. Хотя болезни до се-го дня не терзали жестоко меня, хотя из всех битв выходил я невредим, хотя лишь несколько седых волос в бороде моей. Годы то бегут вприпрыжку, то тянутся медленно как змеиный хвост. Недаром прожита жизнь моя: я многое по-знал, многое успел. Хотя уж схоронил я своих родителей, но род мои будет продолжен: два сына у меня от двух наложниц, и один из них уже неразлучен с наследником в детских играх. Растет мое богатство, но не жалея серебра скупал я всякие редкости из далеких стран: необычные куски янтаря, статуэт-ки черного дерева из страны Меллуха, изящные кубки критских мастеров, Часто беседуя с иноземными купцам и рабами из других краев я записывал их рас-сказы, сравнивал их и самое интересное добавлял в папирус посвященный богу Ветра. Дом мой всегда полон гостей, и нагие рабыни разносят вина и фрукты. Брат мой стал жрецом Бога-Защитника, но видимся мы редко. Счастлив я и воз-даю хвалу всем богам, а впереди еще полжизни.

Приближался поход в страну митаннийцев, и Божественный и Святой Табарна Тахурваили принял присягу своего нового войска. Я также присутствовал сре-ди высотах сановников государства, Табарна прошел перед выстроившимися рядами пехоты, вооруженной копьями и мечами, и воинами боевых колесниц с дротиками, луками и щитами под пение труб и барабанный бой. Ответив на общее дружное приветствие, табарна передал первому воину в первом ряду пивной хлеб и провозгласил:

"Как этот хлеб, пусть будет размолот изменивший своей присяге!"

Войско хором ответило:

"Да сбудется!"

Потом он протянул воинам солод и сказал:

"Как бесплоден этот солод, который нельзя употребить ни на посев, ни на выпечку хлеба, пусть будут бесплодны и жена, и скот изменившего своей прися-ге!"

И войско вторило:

"Да сбудется!!"

Затем табарна поднял с земли женское платье, кудельник и зеркало и сказал:

"Пусть станут женщинами те мухи, кто нарушат свою присягу, пусть носят женскую одежду, а вместо оружия — кудельник и зеркало!"

Войско со смехом вторило:

"Да сбудется!!"

Наконец, табарна вывел слепого и глухого и сказал:

"Пусть ослепнет и оглохнет изменивший своей присяге?"

"Да сбудется!"-клялось войско.

Солнце уже растопило большую часть грязного снега и наледи на улицах Хаттусы, но этой унылой поре суждено было длиться еще две недели. Ни воевать, ни охотиться, ни сеять... Не люблю я ранней весны, когда весенние боги еще так слабы, а зимние ежечасно напоминают о своём могуществе: и продолжается борьба их с переменным успехом, будто два военачальника ко-мандуют двумя большими армиями. Лишь растущие на скалах, согретых солн-цем, одинокие эдельвейсы радуют глаз и обещают тепло и приволье грядущего лета.

В один из таких пасмурных и печальных дней стражники привели в мои дом старого оборванного человека, который утверждал, что уже двадцать лет скитался на чужбине и может рассказать немало интересного о северных странах. Я при-нял его с интересом: уже два года подряд янтарные караваны обходили стороной Страну Хатти и направлялись в земли данайцев, а тревожные вести о непобедимом народе с Каменных гор были еще так неясны.

Вошедший имел вид усталый и отрешенный. Неужто и мы, когда доживем до его лет, будем столь безразличны к окружающему? Рваный плащ прикрывал за-горелое тело, длинные седые волосы были смешно разукрашены синими и красными полосами. Обувь не нашего вида давно уж отслужила свой век. Старик по-клонился мне и сказал;

"Вернулся я на родину, возлюбленную Страну Хатти. Нессит я по рождению, хотя большую часть жизни прожил на чужбине".

Я велел домашнему рабу принести кое-какое угощение и попросил старика по-ведать о своей жизни. Он продолжал скрипучим голосом:

"Мои отец погиб в смутах тридцать лет тому назад, а я бежал из нашего замка, что отстоял от Хаттусы на полдня пути. Мне в ту пору было девятнад-цать лет, и я мечтал посмотреть дальние страны. Несколько лет я скрывался от мести узурпатора Аммунаса у палайцев, но однажды повстречал бывшего не-вольника моего отца, что давно уж выкупил свою свободу и ходил с янтарными караванами в далекие северные страны. Моя печальная участь обратила его внимание, и я примкнул к его каравану. В такой же как сегодня весенний день мы пересекли пролив, отделяющий Лацпу от наших земель и две недели продвига-лись на север вдоль берега Северного моря. Каждый день солнце восходило из пучины вод и озаряло горы на западе. Местные племена отнеслись к нам бла-гожелательно, хотя за пищу и ночлег брали большую плату. Они уже привыкли к многочисленным янтарным караванам и вовсе забыли законы древнего гостепри-имства. Подобно нам они разводят коз и сеют ячмень. На тринадцатый день мы достигли великой реки, что течет с запада на восток и впадает в Северное море. Местные народы именуют ее Истр. Её темные воды несут огромные льдины, и лишь смельчаки способны перебраться на них через реку. Но наш пред-водитель торопил людей и, не взирая на опасность, повёл караван по движущимся льдинам. Из сорока человек восемь отдели жизнь свою богу реки, прежде чем мы достигли противоположного берега. Вокруг расстилалась холмистая мест-ность с редкими селениями одичавшего народа, хотя некогда эти земли слави-лись на весь свет как Великая Страна Аратта".