Очередная глава "Иного"

— Клонам, — закончила та. Прищурилась. — Две группы мертвы. Осталось ещё восемнадцать. Сосредоточу их в команды по три группы. Моё мастерство при них, чего не скажешь о моей силе. Но я всегда предпочитала силу команды, группы, а не одиночки. Мы сила вместе, даже если слабы по одному, — улыбнулась, но тут же нахмурилась. — Оно убило одну из групп. Слишком быстрое. Твоя скорость, — бросила взгляд на Элизабет, — нам пригодится.

— Оно приближается? — раньше она бы испугалась, но не сейчас. Сейчас Элизабет чувствовала тревожное нетерпение. Хотелось, чтобы эта неопределённость исчезла, чтобы враг показался, и тогда... Тогда она покажет этим «древним реликвиям», что такое новенькое, улучшенное и откалиброванное тело индустриала! Новое против старого. Она всегда двигалась вперёд, новое всегда было её выбором. Магия, а не маггловский мир. Новая жизнь вместо забвенья. А сейчас и технология вместо классической магии? Её это выбор или сделанный за неё? Неважно. Важно, что считает это своим выбором. Ну и, в конце концов, она — это старое плюс новое. Элизабет, но Миртл.

— Нет, — вместо Хельги ответил Грэм. — Оно мешает разведке. Засвечивает собой... что-то. Ловушку или засаду.

— А нам нельзя стоять на месте, — вздохнула, снова вспомнив, что Седрик вздыхать не может. Если уж за кого-то выбрали, так это за него. Они оба заплатили за жизнь новым телом, только ей дали больше. Ей дали шанс, и она этот шанс упускать не собирается! — Он ведь делает... эту штуку с накопителем?

— Да, — кивнул Грэм. — Я не вижу, когда закончит, но нам надо поспешить.

Двинулись было, как остановились во второй раз — на сей раз по знаку Хельги.

— Божественная сила, — коротко сообщила она. — Что-то знакомое... Ровена!

— Где... — начал было Грэм. — Вижу. Ничего себе! Она видит нас! У неё способность, как у меня, но сильнее в тысячу раз! Она хочет помочь.

— Но почему она не с Эллой? — бросил в воздух Седрик. Элизабет тоже думала об этом.

— Потому что здесь нужнее? — предположила.

— Она не здесь, она готовится к чему-то... что не даёт увидеть, — качнул головой Грэм.

— А вот и ты, — мирно хмыкнула Хельга, тем не менее, направив палочку на вылетевший на станцию метро миниатюрный аппарат, больше напоминающий стрекозу, только что крыльями не машущий, а пошевеливающийся, будто вслушивающийся ими. «Нечеловеческие» спектры высветили энергетические схемы, удивительно плотно вплетённые в аппарат, и некое... искривление пространства, да? В этой стрекозе и вправду «миниатюрная чёрная дыра»? Чёртовы знания Смотрителя, теперь она знает, что такое чёрные дыры, и прямо сейчас без этого знания бы как-то обошлась! Как и без понятия того, что такое «сингулярная химия», заткнись, водопад знаний, заткнись, не до тебя! О, а так можно было? И тут даже кнопка есть?

— ...помогаешь другим, — молвил аппарат Ровены прохладным, высокомерным голосом. Голос Элизабет сразу не понравился. Было в нём что-то отталкивающее. Не высокомерие и не холод. Какая-то нотка... равнодушия, что ли? Будто бы на самом деле никто из них владелицу робострекозы не интересовал — не больше, чем какая-нибудь мошка. — Похоже на тебя, Хельга.

— Заканчивай с вступлениями, — неожиданно отрезала Хаффлпафф. А неприязнь у них взаимная! — Зачем пригнала дрона?

— Всё такая же высокомерная, — это Ровена-то высокомерной Хельгу назвала?! — Вижу, у вас проблемы. Клоны погибли, информацию не передали. Мальчик-провидец не различает, что же их за враг убил. Другой мальчик — дрон повернулся к... Марку, — знает больше. Но будет слишком поздно, когда он осознает. Ты будешь мертва, Хельга, ты и все, кроме девочки, — дрон на мгновенье повернулся к Элизабет.

— Ты-то откуда знаешь? — Миртл едва ли не физически ощущала, что Хельга сдерживается. Легенды говорят о вражде Слизерина и Гриффиндора, но реальность — вражда Хаффлпафф и Рейвенкло! Что-то у Хельги вызывало подспудную ярость при одном только разговоре с Ровеной! — Ты же спец по технологиям, а не...

— Мать моя — Исида, — высокомерие вдруг пропало из транслируемого голоса, — была той, кто познавала и хранила имена, что давало ей власть над судьбами, над жизнею и смертью. Малые имена были достоянием Тота, но с именами подлинными, истинными работала Исида, — когда Хельга рассказывала о древности, это была древность легендарная, и флёр тех слов — волшебным был. Но Ровена — Ровена говорила о чём-то большем. Сокровенно-таинственным веяла мифическая древность её слов. — Иногда случалось так, что дарованные Имена, что определённые судьбы, что души сотворённые принесут больше вреда, нежели блага. Тогда бог, чьё мирское имя известно как Эребус и Апофис, Имена, а вместе с ними и судьбы — отнимал. Он владел... правом, воплощённым в предмет — подобно тому, как превосходство над магической системой в Старшую Палочку воплощено. Неведомо ни мне, ни Исиде, как выглядит предмет, но знаю, что Апофис отдал на сохранение то право, прежде чем пожертвовать собою ради победы над Исказителем. Наследник Эребуса, Нюкта, была убита Морганой, и право было использовано, дабы создавать лишённых — слуг-убийц без собственной судьбы. Мать моя пожертвовала собой, но пожала жизни лишённых... кроме одного, которого Моргана держала при себе. Теперь он здесь — живое оружие без уязвимостей носящих имена. Объясни им, мальчик, — дрон повернулся к Марку. — У лишённого нет внутреннего имени, внешнее стёрто же частично. Без истинного он имени, но имя малое при нём, и имя это даёт ему обобщённую силу. Объясни, нарицатель. Это теперь твоя роль, ученик Виолы Смыслопевицы, с матерью моей дела вершившей в начале всех времён.

Дрон начал было разворачиваться, чтобы улететь, и Элизабет невольно заворожили переливы энергии в его схемах. Часть она даже — понимала? Не сама, а через память Смотрителя! И память эта подсказывала, что, несмотря на все технологические чудеса, втиснутые в механическую стрекозу, она не была чем-то необычным или даже продвинутым! По меркам Смотрителя — обыденная диковинка, несравнимая с — чем? Хотела бы Элизабет погрузиться в его воспоминания по-настоящему! Он ведь тоже когда-то учился — вот бы поучиться науке индустриалов в шкуре Смотрителя со сложным именем-id!

— Постой! — крикнул дрону Марк. — Постой, Дева Оружия!

— Что спросить желаешь, мальчик-нарицатель? — замер робот-стрекоза.

— Можно мне твой смысл? — это он своей странной силе, да?

— А бери! — неожиданная улыбка в голосе. — Я не учитель-Прометей, но смыслом не делиться — себя не уважать. Бери и с гордостью носи!

Движение Потока изменилось. Нечто едва уловимое соединило Марка и Ровену — соединило даже по ту сторону стрекозы! А с другой стороны — кружение потоковой энергии как бы ни плотней, чем когда Хельга плод познания творила. Плотнее — и виднее! Белые молнии пробежали в видимом спектре между роботом и Марком, радугами расщепляясь вокруг последнего. Марк закрыл глаза, а как открыл — его разум изменился. Это был всё тот же Марк, но эмоции... нет, не так! Как будто бы он стал ощущать эмоции и всё вообще — иначе! Будто бы на разум надели волшебные очки!

— Спасибо, — даже улыбка Марка, обычно тусклая, точно через силу, стала ярче, искренней и ярче, оставаясь его улыбкой. Секретный агент Миртл «подвигала» пси-спектр, убеждаясь, что это не какой-нибудь Империус! Не то чтобы она видела Империус в новом теле, но у неё, в конце концов, есть суперэлектронные мозги, чтобы... как там выразились бы индустриалы... экстраполировать!

— Удачи, — это пожелание было направлено эксклюзивно Марку и тоже было искренним — что заставило «секретного агента Миртл» задуматься: Ровена сказала далеко не всё, что знает, а их ждёт ещё более серьёзное испытание! Ничего, она покажет всем этим испытаниям! Защитит Грэма, защитит Марка, всех защитит... может, не Хельгу, а то очень подозрительные эти основатели!

Стрекоза улетела. Хельга создала новых клонов, на сей раз не маскируя их под всю команду, ограничившись двумя десятками «себя». И не направляла далеко, а приказала занять подступы. Под охраной клонов и нескольких защитных заклинаний они выслушали теперь уже Марка.

— Виола Смыслопевица... — начал он, вздохнув. — Мы мало говорили, но лучерождённые умеют парой слов сказать больше, чем мой дядя лекцией!

— Как Джу, — вспомнил Грэм, и само слово неведомым образом согрело воздух. Будто бы призвало Джу, тёплый лучик утреннего солнца!

— Лучше, — хмыкнул Марк, и Элизабет снова отметила, что его лицо будто б ожило. Каким бы «смыслом» ни поделилась Ровена Рейвенкло, он определённо пошёл Марку на пользу! — Виола рассказала мне об именах. Имена... они... это не то... не только то, что было на Побережье. Мне... — пауза — Марк не сомневался, а скорее — думал? — Долго объяснять! — решил, наконец, он. — Имена использовались во время творения, когда лист был... неопределённым. Когда он рождался. Имена — они как идентичности, и как связь, и как точка зрения, — с каждым словом Марк говорил всё уверенней, его, да и Элизабет за ним следом, увлекало объяснение. — Внутренние имена проще всего объяснить. Это как ордополе, но свёрнутое внутрь, как будто каждая вещь — это порядок, мозаика всего сразу! Не как эссенция, а то, как устроена вещь. Одинаковое внутреннее имя — та же самая структура, структура, что внутри — поэтому оно и внутреннее.

— Корабль Тесея, — вставил Грэм. Какой же Грэм у неё... ладно, пока не у неё — замечательный!

— Корабль Те... а, да, похоже! Виола приводила пример с «настоящим» и «оцифрованным» сознанием. Внутреннее имя — это то самое, что меняют волшебники, когда колдуют! Только внутреннее имя мира, оно как бы общее, потому что в нашем Дереве одно и то же первичное ордополе, в смысле, маги меняют не его, а локальное, но оно как бы часть общего, пусть и разное...

— Марк, остановись, — поднял руку Грэм. — Мы примерно поняли, — это он за себя сказал? Даже Хельга не выглядела понимающей! — Не части, лучше сформулируй, а потом говори.

— Хорошо, — неуверенно согласился он. Элизабет видела быстро мечущиеся мысли. Конечно, до Эллы Марку было далеко, но что-то (смысл, взятый у Ровены?) направляло его в ту же сторону?

— Погоди, ты хочешь сказать, что все волшебники — немного нарицатели? — с удивлением спросил Седрик. — Разве это не какой-то особенный дар?

— Да, нарицатели, — кивнул Марк. — Но магическая система как бы помогает волшебникам. Её ведь создавали Мерлин, великий алхимик, и Нимуэ, великая нарицательница. Нимуэ буквально вложила свою душу в магическую систему, поэтому волшебники и могут заклинания творить — опираясь на неё.

— Но ты не волшебник? — нахмурился Седрик. — А по-твоему выходит, что все нарицатели должны быть сильными волшебниками.

— Для нарицания нужен не только нарицатель, но и безымянное, — качнул головой Марк. — У волшебников в душе чудо, хаос, и когда ты колдуешь, то как бы одновременно делаешь мир немного безымянным, а потом называешь обратно. У меня чуда в душе нет, поэтому я и не волшебник. Но если бы кто-то смог создать немного хаоса, неопределённости структуры, то я бы смог его превратить в порядок, дать ему внутреннее имя.

— Внутреннее имя — это другой способ назвать сторону мира под названием «истина»? — процитировала Элизабет вопрос подключившейся Эллы.

— Не совсем, — бросив взгляд на Грэма, Марк замер, формулируя. — Это как бы «истина», но собранная внутри вещи, та, которой является вещь — а не внешняя, как ордополе. А ордополе — это истина вселенной или листа, первичное ордополе — Древа, Леса или Потока. Это как бы уровень истины, включающий в себя вещь, и если нет никакого ордополя, то внутреннее имя вещи должно его включать, а если есть, то не должно — главное, чтобы вещь оставалась вещью, понимаешь?

— Главное, что Элла понимает, — улыбнулась Элизабет. — И очень интересуется, почему ты ей всё это не сказал.

Марк только развёл руками и продолжил:

— Внешнее имя — это как если представить, что внутри у вещи ничего нет, а есть только оболочка. Виола называла это «чёрным ящиком». Если всё-всё-всё, как вещь действует или может действовать, вытащить в стенки коробки, и неважно, что будет внутри, то эти стенки и будут внешним именем.

— Звучит проще внутреннего имени, — прокомментировал Седрик.

— На принципе внешних имён работает игровой код и инфомагия, — продолжил Марк.

— Беру свои слова обратно, — вставил Седрик.

— Внешние имена связаны с наукой реалодинамикой, с помощью которой Моргана изобрела домены, и со сферами реальности и нереальности в иномагии. Внешнее имя — это как бы всё, что можно сказать о вещи, касаясь её, всё её поведение, эм, ну, а если у вещи точно-точно ничего нет внутри, нет внутреннего имени, то внешнее имя — это и есть вещь. Внутреннее имя работает только для самой вещи, а внешнее — наоборот, оно есть только для какой-то реальности, какого-то мира. Ну а маги получают магию, в смысле, частицу хаоса, потому что внешнее имя их... я не очень понял Виолу, то ли души, то ли якоря, изменено, чтобы касаться то ли самого Хаоса, то ли всего сразу, но «неопределённо всего сразу». Если дать внешнее имя пустому месту, то можно создать что угодно, но сначала надо взять где-то энергию для создания. О, и Виола рассказывала, что бывают многослойные внешние имена и что внутренние и внешние имена приближаются друг другом насколько угодно хорошо, но идеального совпадения добиться сложно! Чуть не забыл, если у вещи внутреннее имя одно, а внешнее другое, ну, когда они как бы две разных вещи, то это называется десинхронизацией, и многие вещи немного десинхронизированы, а полная десинхронизация встречается очень редко.

— Марк, остановись! — воскликнул Грэм. — Мы примерно поняли, ты лучше объясни, что это за враг такой — лишённый.

— Нет внутреннего имени — значит, это просто оболочка или сосуд с хаосом внутри, — Марк с усилием сосредоточился. — Без части внешнего имени — он не полностью взаимодействует с миром. Как если бы на какую-то вещь вдруг не действовало тяготение! — как она! Экоталл был именно таким — Элизабет могла (только не умела!) заставить его не взаимодействовать или взаимодействовать, и она слышала, что Ханна умела так же, но иначе. Ханна делала это с помощью Дыхания, а она — потому что экоталл был... такой специальной штукой, от попыток понять которую кружится голова? — Наверно, это сделано для защиты, и его нельзя так просто ранить... или убить?

— Можно вырезать из внешнего имени — смерть? — переспросил Грэм.

— Виола не рассказывала о вырезании, — вздохнул Марк. — Но если смерть там есть, то она только там, потому что внутреннего имени нет. А истинное имя — это... Нет, не так объясняю! Душа, треть души, которая связана с бытием, соединяет нас с идеями нас самих. Истинное имя — это как бы часть, отпечаток нас на той стороне, то, что делает нас именно этими нами, а не прошлыми, будущими или альтернативными. Истинное имя — это то, чем является вещь на самом деле. У лишённого нет своей идеи.

— Он бездушный? — а Седрика это почему-то задело.

— Нет, не в том смысле, — Марк вздохнул, помолчал пару секунд, собираясь с мыслями. — Мы ведь не только мы, но и люди, живые, материальные, и он может быть таким же, но у него нет «я», нет чего-то своего, индивидуального. Обычные вещи имеют малые имена, мы тоже, это имена категорий, множеств, а не индивидуальностей, но люди, миры и особенные вещи имеют истинные имена. Без истинного имени у вещи нет своей судьбы, хотя я не понимаю, почему. Когда создавали лист, создавали не просто вещи со структурой и реальностью, а ещё и судьбы, и без истинных имён не было равновесия элементов, вернее, было бы, но неустойчивое или безразличное... я не совсем понимаю, извините.