Хрясь о косяк, темно снова. В следующем тамбуре красным по белому: "Анестезиолог, ты ШКАФ закрыть не забыл?" Большими буквами ШКАФ, сразу видно: уважаемый предмет мебели. Не то, что какой-то фавн, отловленный на улице.
Вышла врачиха — тоже из наших, основа только непонятная, пушистая. Волк? Лиса? Хищники на нас глядят не сильно лучше, чем люди. Без людей, пожалуй, мы между собою тоже бы грызлись. Или нет, хрен знает. От боли уже шею дергает, до нервов дошло...
— Наручники снимайте, — говорит. — Куда в регенератор с металлом? Врастет в кости, будет вам лось-терминатор, поскачете тогда.
Комки поморщились, но тут не поспоришь.
— Согласие от него на вмешательство есть?
— Какое согласие, вы че? — голос у главного комка гундосый. — Может, ему еще адвоката?
И заржали все четверо. Ну да, вдвоем-то меня везти страшно. Босс у меня такой, не побоится и конвой разнести. Не меня, дурака, ради, ради агитации за правое дело. А голова уже раскалывается, и запах поплыл, и слышу только, врачиха отругивается:
— ... Кто не хочет к практическому психологу, тот сейчас пойдет к психическому проктологу.
И гундосый опять:
— Зачем нам психологи? Мы и сами прекрасно психовать умеем.
И меня пыром в бок:
— Чем вшей лечишь, жывотное?
Кто за язык тянул, сам не понял:
— Благодарю, офицер, мои ничем не болеют.
— У, — говорит, — опять понторез. Ну ниче, на вечер опять к нам привезут. Я тебе извилины-то размассирую...
И, видно, по голове, потому что тут я уже ничего не помню.
* * *
Помню таблички в обратном порядке: "Анестезиолог, ты ШКАФ закрыть не забыл?" Выхожу в предбанник — трясет, мутит, но на ногах стою. Смотрю, вторая табличка: "А сдать ключи?" — и теперь понимаю, для кого писано.
Комки у машины сбились, кумар до второго этажа поднимается. Девушка с моими документами стоит, морду свою на снимке я узнал. Вежливо интересуюсь:
— Девушка, скоро поедем?
На секунду оторвавшись от планшета, стражница закона так же вежливо отвечает мне:
— Пошел на хуй, мудак зверожопый, пока по рылу не въебала.
И шо это я сегодня такой угнетенный?
Стою, дышу, держусь, чтобы не блевануть — и вдруг доходит: решеток нету, второй этаж ведь. А наручники мои вон они, на поясе у массажера болтаются.
Много думать вредно, мысли подхватить можно. Через подоконник, хлобысь и в перекат — Таурус бы похвалил, точно! И с низкого старта в палисадник. За спиной хлоп, хлоп, над башкой фьють, фьють — ага, ловите. Спальные районы, перекись населения. Тут меня из одного понта не выдадут. За углом разношенная коробочка, уксус на руле — мать родимая, из наших тоже. Ну да, это же людишки в элизиуме, тут на черных работах все наши больше. Я рыбкой в дверь, лицом в задний диванчик, вонючий, аж тошнит: еблись недавно. Хриплю, булькаю, легкие ходят, подбрасывают. Уксус понял, с ходу по газам. Смеется:
— Съебинг — национальная идея!
Отдышался, поднимаюсь, нормально сел.
— А как же, — говорю, — атласское технологическое превосходство?
И оба на Большого Брата смотрим. Летающий остров, рай для богатых. Чем на весу держится, гримм весть. Только шланги все благолепие портят. Наверх с водой, вниз с говном. Высокие технологии, но уж когда прорвет... Через двести лет историки будут насмерть резаться, откуда в трущобах Мантла взялась мода на пижонские широкополые шляпы и почему столько продержалась.
Тут опять рука заболела. Регенератор дело хорошее, но после него положено лежать сутки-двое, пить и жрать лучшее, а не от комков бегать.
— Через плечо, — улыбается уксус, — сам видишь. Жрат растет в Мистрале. Ну, еще на Вейле немножко. У нас не растет, нет. Вся наша технология им за жрат идет, весь первый сорт. Нам отбраковку. Ономнясь колесо поставил, сейчас чуешь? О! Бьет, клеска гриммова!
— Брат, — хриплю, — Химическая, круглый дом, знаешь? Там у меня деньги. Сколько скажешь, дам.
Тут меня отходняк догнал, я на этот выебаный диванчик, и снова темно.
* * *
Темно вокруг, воняет гадостно. Вспомнил где, что — подскочил и рогами в потолок машинки. Уксус на руле кемарит. Это он меня с утра до вечера ждал?
Вылезли, дышу. С полчаса дышал, не меньше, и плевать, что там в самом деле натикало.
Поворачиваюсь: у водителя бакенбарды енотовы и взгляд очень знакомый: ничто мимо кассы.
— Брат, — говорю, — реально спас. Еще чуть-чуть, сейчас все будет. За полный день тебе заплачу.
— Какие деньги! — водитель руки к небу, я за ним глазами, а там Атлас, летающий рай богатых. А вокруг Мантл, ползающий ад всех остальных. Чего там фавны, отсюда тараканы давно разбежались.
Сплюнули оба.
— ... Я же вижу, брат спищит.
Э, да он с Побережья: "ономнясь", "клеска", "спищит". Тоже понаехал, только он за деньгами, а я вроде как в командировку, по служебной надобности.
Подошел я к тайнику, якобы посцать пристроился. Но нету фарта, значит нету.
Бум — и снова темно.
* * *
Темно, холодно, под щекой мокрое говно. Блеванул-таки, пять раз по голове даже лосиный череп не держит. Ноги подтянул, встал, башку ощупал. Похоже, углом щита в висок. Или есть фарт? Видел, как убивали таким ударом, а еще сам стою.
И они стоят, все четверо. Девка с планшетом поодаль.
Планшет!
Наверняка на мне пищалка висит, что же не сдер, балда!
Теперь позняк метаться.
Самый здоровый с наручниками подходит:
— Ишь ты, скаковой лось, бля. Последнее слово подсудимого?
— Еноту заплатите, — киваю, — он цивил, к нашим делам никаким боком.
Главный как Прах вспыхивает:
— Вот же борзая сволота! Ты еще решать будешь, где чьи дела! Ну пизда тебе, рогатый.
И тут из-за угла появляется военный в лимонной броне, главнюка мимоходом промеж лопаток. Тот фуяк, и в мою блевотину рылом. Пустячок, а приятно.
— Заплатите ему, — бросает за спину.
А за спиной у доспешника человек-сундук. Брючки, пиджачок, жилетик — все синее. Ростом и шириной как тот лимонник, но военный в экзоскелете, а у этого просто на морде трактор развернулся. Пачку льен из кармана, водиле в руки:
— Давай, уезжай отсюда, быстро.
Любить-вынимать, вот это у босса подвязки!
— Господин лейтенант, — обтирается главнюк, — не по правилам бунтовщика миловать.
— Не по правилам вы рядом с ним в больничке девушку оставили. Без оружия, с одним планшетом. Взял бы он ее в заложники, тогда бы вам лицензию куда засунули?
Трое за спиной главнюка переглянулись, и даже я понял, что главнюкуйствует он последние минуты.
А ко мне подходит синий костюмчик, без усилия за плечо поднимает:
— Что, правда тириановец?
— Не знаю, не понимаю, голова болит.
— Будешь врать, заболит все остальное. Это пока намек. Говори, агитировал вчера на площади Благонамеренья Волшебника?
— Да какое там агитировал, — сплевывает еще не осознавший надвигающуюся перемену в судьбе главнюк. — Они все за полсотни льен куплены, вот и вся у них идейность.
Хода нет — лепи с козыря:
— Неужели Атлас настолько нищее королевство, что за жалкий полтинник любого гражданина можно под ваши молотки подставить?
— А у вас острый ум, гражданин, — ухмыляется лимонник из-под откинутого забрала. — Оформлю-ка я вам хранение колюще-режущего.
Заржали все и вроде как полегчало в переулке. В окнах лиц не видно, если патрулю что померещится, стреляют в окно без колебаний. Так что народ приучился издали внимать, к занавескам не подходя. А тут гляжу, даже где-то гардины качнулись. Еще бы, такой спектакль.
Енот, наконец, отполз в коробку свою, тихонько завелся и без прогазовки уехал. Хоть у кого-то хороший день, на ту пачку можно новое точило купить. Хреновое, но новое. Но хреновое, как рифма.
Играй, музыкант!
Кладу второй козырь на стол:
— Я смотрю не в славное будущее, а в кошелек и в холодильник.
— Какой забавный, — хмыкает синий костюм и без усилий меня под мышку, портфельчиком. А я по основе лось. Если кто не знает, в природе один лось восемь-десять волков весит или половинку медведя.
— Борзый, как падла, — сплевывает главнюк.
— Такой и нужен.
Синий костюм разворачивается. Так и болтаюсь свернутым ковром, и чуть не теряю сознание от смазавшихся в ленту коричневых стен, серых стекол, бледных лиц где-то глубоко в окнах.
— В Семиградье, что ли? — интересуется, внезапно, девка с планшетом. — За океан?
Похоже, лимонник чего-то отвечает, не слышу, голова кружится. У девки голос высокий, противный, как шилом:
— Так это же Вейла земля!
* * *
— Формально, Озпин. Формально. Практически — как давно Вейл убрал администрацию с побережья? Там уже двадцатый год нету даже рыбаков. Днище кораблю покрасить негде, ни бухты, ни даже шалашика.
— Джеймс, какого невермора, — Озпин поморщился и даже кружку свою отодвинул. — Только-только мы урегулировали... Войну. И вот снова территориальные претензии. На ровном же месте. Ладно, Шни там шахты понатыкали где попало, это все же частная инициатива. Но вы-то продвигаете госпрограмму.
Джеймс Айронвуд пожал могучими плечами, с трудом вместившимися в экран видеосвязи:
— Во-первых, мне теперь есть куда девать шпану с улиц. Во-вторых, есть чем угрожать оставшейся шпане. В-третьих, если нам все-таки удастся освоить северный берег, то хотя бы рыба появится. А то и о зерне помечтать можно. Собственном.
И улыбнулся с истинно деревенской хитростью:
— Ха-ха, скормить бездомных голодающим. Правда же, мы круто придумали? Озпин, чего ты сердишься?
Озпин выдохнул:
— В самом деле, что это я... Гримм с вами, охота сыпать миллионы льен в освоение безлюдного мелкосопочника — играйтесь. Мне главное, наши договоренности по фестивалю в силе?
— В силе, отчего нет?
— Кто вас там знает, на коварном холодном севере.
— Ну-ну... — Джеймс не обиделся, так что расстались мирно.
Озпин сидел перед погасшим экраном еще пол-кружки. Ста лет не прошло, как титаническими усилиями он собрал четыре державы вместе и намертво повязал взаимозависимостями. Без технологий Атласа встанет промышленность даже гигантов Мистраля и Вейла. Что уж там про пыльный Вакуо или про игрушечную страну фавнов, Менажери. Сырья много — этим никого не удивить. Чем копать сырье, на чем вывозить, откуда обученных проходчиков брать?
Без полей Мистраля и Вейла ледяному Атласу и пустыному Вакуо быстро станет нечего жрать. Без формально независимого, очень гордого и чрезвычайно свободного Менажери разрозненные демарши загнанных в угол фавнов превратятся в полноценную войну. Без пустынного, беззаконного фронтира Вакуо не имеющие выхода смутьяны разорвут государства изнутри.
А остатки цивилизации добьют гримм.
Озпину, как единственному на планете настоящему Волшебнику, не требовались никакие догадки. Он-то знал точно, и откуда взялись гримм, и почему они бесконечны. Только знанием этим настоящий Волшебник, особенно единственный на Ремнанте, ни с кем делиться не собирался. Система водонепроницаемых переборок необходима даже в дружбе. Хм, особенно в дружбе...
Особенно, когда друзья, почуяв собственный кусочек выгоды, ломают глобальный план. Получит Атлас собственную еду — зачем нужен Мистраль, к чему хорошие отношения с Вейлом? Опять автаркия, опять война, так привычно... Так надоело!
Наполнив легендарную кружку заново, Озпин поглядел в потолок. Интересное нарушение симметрии. Мы охотно верим тому, кто говорит "я дурак", но никогда тому, кто говорит "ты дурак". Ну ладно, сейчас кое-кто узнает разницу между земщиной и опричниной...
Человеку на засветившемся экране Озпин сказал сухо:
— Господин директор. Охотники Вейла на северном берегу континента обнаружили кое-какие интересные вещи...
Кнопка — файл ушел.
— ... Как вы увидите из отснятого, в этих поселениях организована не больше, не меньше, а подготовка частной армии. Наловлены преступники, не боящиеся крови и верные любому, кто доверит им ствол, отсыплет чуть-чуть еды и выдаст красивую форму с блестящими нашивками. В командовании там террористы "Белого клыка", имеющие боевой опыт. Мне бы хотелось знать...
Озпин пощелкал пальцами, и директор Леонхерт понимающе склонил породистую голову.
— ... Какова позиция истинных властей Атласа по данному вопросу. Можете устроить мне такую несложную справку? Вдруг я что-то не так понимаю, и там делается важное нужное дело?
— Ревизия, — кивнул собеседник. — Начнем с ревизии. Но, конечно, желание Шни создать себе еще и армию... Ведь это старшая Шни на съемке, я уже вижу. Благодарю.
Помявшись, Леонхерт все же выдавил:
— Я вам обязан.
И тут же прервал связь.
Озпин усмехнулся довольно-таки печально и вышел из Башни. Транспорт ждал на площадке, верная Глинда расхаживала спокойно, видимо, не получив за время его отсутствия никаких тревожных известий.
Что за слово такое: "опричнина" ? А "земщина" — откуда это?
Что же такое носится в воздухе?
Озпин повертел головой. Ну, тучи. Громадные, иссиня-черные, высоченные. Далеко, на горизонте.
Знатная там гроза.
* * *
Гроза во весь рост, гром пробирает до печенок.
А в промежутках вода журчит, слышите?
Так это не дождь.
Это дурка по мне плачет!
Лежу под перевернутой телегой, до палаток бежать поленился, да и не лучше там, в палатке. По сравнению с Мантлом тут и на ветру тепло, а еще носками не воняет. Ветер из кишок вчерашний ужин вынимает, какой там запах.
Через жопу вынимает, у меня в последний год все через жопу.
Вот что стоило подальше отойти, говорила же та волчица: "Подальше от начальства, поближе к кухне", так нет. Ну что, посмотрел на Синдер вблизи, мало мне Адама Тауруса...
Стояли мы тогда кучей вдоль опушки. Синдер на четвереньках влетела прямо нам в ноги. Перекувыркнулась, отряхнулась, никого не стесняясь — так, что Носяра пробурчал: "Уродилась сиська в этот понедельник. И ебет же кто-то!"
Синдер выпрямилась, голову этак через плечо вполоборота, глаза рысьи, не знай, кто — влюбился бы насмерть. Кожа белая, жилка на шее дрожит, ауры почти нет, и трясется вся, что листик: "Тоже хочешь? Ну пошли".
Носяра, не понимая, повезло ему или не особо, сделал шажок. Маленький шаг для одного фавна и громадный пиздец для всего Ремнанта. Просто мы тогда, понятное дело, ничего такого не думали. Синдер Фолл на расстоянии вытянутой руки — какое там думать! По ней в отряде не то что мы, девки ручьями текли, сам обламывался из-за этого.
"Он и тебя выебет", — продолжила Синдер с ухмылкой. Тут Носяра начал понимать, да не сержанту равняться с лучшим бойцом планеты. Таурус разве что, только вот про Адама скоро год, как ничего не слыхать.
В общем, шагнул Носяра — а Синдер носик сморщила, платьице алое ниже шнурованых шорт оправила, глазки золотые распахнула по пятильеновику и догадалась: "О!!! Ты у меня мужика отбить хочешь, пидор!"
Ну, а как она бьет ногой, наша Фолл, мы еще на тренировках ознакомились. Любимая же шутка: берешь новичка, показываешь ему Синдер. "Хочешь ее за ноги подержать?" Еще бы, он тебе и конфеты пайковые, и курево, и чистку оружия. А ты его вместо себя в очередь на спарринг. Хоть за ноги, хоть за сиськи, хоть за что поймаешь. На моей памяти никто даже волос не коснулся, правда. Все в кулак целовали, потом от нахлынувших чувств спиной вперед улетали и до вечера в санчасти отлеживались, а самые знойные так и пару суток в себя приходили. Но это знание тайное, новичкам недоступное...
