Мелколесье. Степь и дали
Свет луны во все концы.
Вот опять вдруг зарыдали
Разливные бубенцы.
Неприглядная дорога,
Да любимая навек,
По которой ездил много
Всякий русский человек.
Или моего современника, Высоцкого:
Темнота впереди, подожди!
Там стеною — закаты багровые,
Встречный ветер, косые дожди
И дороги, дороги неровные.
Оба они влюблены в Россию, так же, как и мне, им намного милее родные места, к тому же дан талант высказать свои эмоции в стихах, а для меня все умещается в одном единственном слове — РОДИНА. Не хочу умалять чувства других народов, не меньше любящих близкие сердцу края, но, тем не менее, я Русский, открыто горжусь своей Родиной, и этим все сказано.
Как бы в подтверждение, что и среди других людей имеются подобные категории, Жульен стала мне рассказывать про знаменитого географа Элизе Реклю, в честь которого названо авеню, где и расположено бюро военного агента, графа Игнатьева.
Участник Парижской коммуны, выдающийся ученый исследователь и мыслитель, талантливый писатель, ярко рассказывающий в своих многотомных трудах виденные им страны и их природу, он, несомненно, любил..., причем не только свою Родину — Францию, он любил всю планету. Ей посвятил всего себя без остатка. Ее восхвалял и защищал в своих книгах, помогая понять, насколько прекрасна она и неповторима, и в то же время ранима и восприимчива к варварству, творимому людьми, живущими на ней, пользующихся ею, и порой слабо осознающих, что они творят в своем недопонимании о непоправимости разрушительных действий.
И мне уже было не в удивление, когда стоило только Жульен назвать адрес: Авеню Элизе Реклю 14, находящегося в квартале на Марсовом поле, как водитель небольшого, красного цвета такси, тотчас заверил, что знает, где это находится, и он мигом доставит в нужное нам место. Медленно движущиеся по улицам машины разнообразной наружности с шумом и лязгом переключающие рычаги скорости, дымя и шипя, обгоняли нас, а мы, по просьбе Жульен, не спеша ехали по улицам Парижа. Она по ходу движения старалась впихнуть в меня знания о городе. Мы обгоняли только конные упряжки. На мой просвещенный взгляд все, что в настоящий момент окружало нас, было убого и в большей степени напоминало мне исторический фильм, переполненного всяким "барахлом", в виде старого антиквариата, какой только смогли режиссеры найти из атрибутики, свойственной этому периоду истории. А вот для Жульен, все было с точностью до наоборот. Уверенная в моем потрясении, ждала восторженных откликов вместе с раскрытым ртом от удивления. Я постарался, и не отказал ей в такой малости. Мой экскурсовод внешним видом и мимикой лица как бы говорила: — показывает мне нечто грандиозное и значительное. Ее уверенность, что такого нигде, ни в каком другом населенном пункте больше не увидеть заслуживало поощрения. И я восторженно ахал и охал на слова, которыми она стремилась передать восхищение и гордость за любимый город.
— .... Это сейчас так мало машин, ты только представь, какое столпотворение было на улицах в довоенное время.
Я и представил. Даже в это, как она говорит "тихое время", улицы старого Парижа, по которым мы проезжали, плохо справлялись с обилием самых разнообразных повозок и автомобилей. Ругань шоферов и кучеров слышались повсеместно, а особенно на перекрестках, и только когда выезжали на проспекты, появлялась возможность спокойно наслаждаться видами и пейзажами столицы.
Она действительно поражала своими широкими авеню, старинными величественными дворцами, завораживающими взгляд неповторимостью архитектуры и красок, многочисленностью разнообразных торговых заведений и, несмотря на военные будни продолжающих принимать посетителей кафе, ресторанчиков и мелких бистро. Я лишь один раз видел этот город в моей прошлой жизни в новом его виде, а вот в старом естественно нет, и не мог сравнивать, но и того, что проплывало перед глазами в настоящий момент, было достаточно, чтобы полностью подтвердить расхожее мнение — это место мечта для любого, живущего на Земле. Поражая своими размерами, необычными глазу пейзажами, город создавал впечатление, будто специально строился все предыдущие века, чтобы люди, находившиеся в его окружении, никогда уже не могли забыть увиденное и вновь стремились вернуться в этот прекрасный и романтичный уголок земного рая.
Считать себя человеком этого времени, лишь по воле случая попавшим за границу, незаметно для меня стало привычным явлением. Тем не менее, продолжал судить об окружающей действительности с точки зрения человека из будущего. Я имел представление, почерпнутого из моей прошлой жизни, какими великолепными апартаментами окружали себя Российские дипломатические миссии, будь то в стране такой как Никарагуа или в благополучной Англии. И неудивительно, что меня в какой-то степени разочаровал внутренний вид помещения, в котором размещалось бюро дипломата, а вернее военного агента, графа, полковника Игнатьева.
Открывшийся вид вытянутого в длину темного холла, на мой взгляд, явно не соответствовал необходимому престижу России. Как я понял в дальнейшем, первоначальное впечатление ошибочно. Игнатьев подыскал для своей работы очень правильное помещение. Обширный кабинет военного агента, со створчатым окном и дверями, выходящими в сад, а также находящиеся рядом комнаты с личным составом секретариата вполне соответствовали своему предназначению. Все службы находились на втором этаже в помещениях, отданных в распоряжение сотрудников. И даже пишущие машинки, стоящие на столах в бывших ванных комнатах и кровать начальника в отделе бухгалтерии, как бы сами по себе говорили — некогда жилые помещения сегодня обслуживают войну. Наличие трех выходов было удобно при приеме посетителей, которым совершенно незачем знать друг друга. Особенно одна дверь, я бы сказал — тайный выход на верхнюю дорожку Марсового поля, к ней можно спокойно и не привлекая внимания подавать верховую лошадь.
Как я потом узнал, официально в обязанности русского военного агента во Франции входило:
— Блюсти союзный договор;
— Стремиться, подвести под него, не предвиденный им случай вооруженного столкновения между Россией и Австро-Венгрией.
Но это официально, а на деле обязанностей помимо предусмотренных общесоюзными договорами очень много и порой не совсем открытых для чужих взглядов и ушей, поэтому помещение, выбранное Игнатьевым, по условиям вполне отвечало деловым требованиям в рамках его деятельности. Полковник, имея знания и навыки работы на поприще военного агента, был явно неглуп, он знал точно, что ему делать, когда и где.
Ни часовых, ни ограды из трехметрового забора в виде железных решеток, ни камер наблюдения я здесь не заметил. Появившаяся мысль, что подобная незащищенность иностранного представительства в наше время неприемлема, недвусмысленно намекала..., нет, она просто кричала о том, что же мы потеряли в своем стремлении "угробить" добрососедские взаимоотношения между народами. Время, когда говорили: "Иду на Вы" вскоре придет к концу окончательно, и "руководители" цивильных государств без зазрения совести предпочтут нападать, не предупреждая, как тати в старые времена, вынашивающие желание обогатиться за счет слабого используя внезапность.
Мы спокойно миновали небольшую прихожую, прошли в холл и лишь здесь нас встретили. Появившийся человек в форме российской армии тут же представился:
— Унтер-офицер Никандр Алексеев, старший писарь русской военной миссии в Париже. Позвольте узнать, что вас привело к нам?
— Мадемуазель Ситроен, медицинская сестра французского лазарета из Реймса. — Представилась в свою очередь Жульен. — По просьбе полковника Игнатьева я сопроводила младшего унтер-офицера Трифонова к вам, в вашу миссию. Хотелось бы встретиться с военным агентом, графом Игнатьевым, чтобы лично удостовериться, что наш пациент доставлен по назначению.
Писарь внешностью похожий на учителя какой-нибудь семинарии, но в форме и с двумя Георгиями на груди не отрывал от меня взгляда. Это уже не удивляло. Схожесть с начальником должна была произвести впечатление. Видя некоторую растерянность встретившего нас представителя бюро, Жульен поспешила привести его в чувство, и позволила себе напомнить о цели нашего посещения:
— Так что? Мы сможем встретиться с месье Игнатьевым?
— Извините мадемуазель — не отрывая взгляда от моего лица, он одновременно пытался смотреть и на девушку, отчего глаза как бы разбежались — господин полковник сейчас в отлучке, на складах, но вот-вот должен соизволить прибыть. Если вы не торопитесь, то прошу подождать. В настоящий момент в миссии находятся другие офицеры, может вас, устроит кто-то из них?
— Мне крайне важно узнать, что я в точности выполнила просьбу полковника, доставив к вам моего подопечного, поэтому подожду, надеюсь, много времени это не займет, да и хотелось бы знать, каким решением закончится встреча.
Мы уселись по разные стороны столика, стоявшего между двумя креслами, а умчавшийся куда-то военный через некоторое время вновь появился, неся на подносе два стакана и керамический кувшин, доверху наполненный какой-то жидкостью.
— Угощайтесь, это наш национальный напиток, квас и заметьте, клюквенный.
Не обращая внимания на страшный акцент, он старательно выговаривал французские фразы, и было видно, что делает это с большим удовольствием. Возможно, теперь у моей спутницы не станут вертеться на уме мысли о моей исключительности. Для русских ничего невозможного нет, подумаешь, французский язык знает, и что теперь. Она еще увидит, какие представители вскоре появятся в дипмиссиях первой социалистической страны. Не графы и не их сиятельства, а обычные работяги, недавно стоявшие за станками в цехах или идущие за клячей с плугом в поле, а сегодня спокойно разговаривающие на языках Европейских стран, решая сложные дипломатические вопросы. Удивление "просвещённых европейцев" стопроцентно гарантировано.
Питье после дороги было очень кстати. С большим наслаждением медленно смаковали квас, и, хотя желание поговорить еще какое-то время преобладало, тем не менее, продолжать беседу в незнакомом месте обоим представлялось неприличным, и мы молчали, думая каждый о своем.
Украдкой глядя на девушку мне все больше и больше, казалось, будто бы видел ее раньше, мысль, о том, что мы каким-то образом пересекались, неотвязно меня провоцировала задать глупый в моем положении вопрос:
— Девушка, а вам не кажется, что мы уже были знакомы? В той жизни мы не встречались? Нет? И я вам никого не напоминаю? А вот вы мне напоминаете. И знаете кого? Ни за что не догадаетесь.... — Естественно вопросы не произнес вслух. К чему? Все понятно и так.
Я лишь упорно продолжал вспомнить, на кого же она похожа. Вроде бы, какая разница, чей образ всколыхнула в моей памяти. Яркая внешность свойственна молодым девушкам, в юном возрасте все они прекрасны и желанны. Есть в молодости такой плюс. Свежее не замутненное жизненными неурядицами лицо, сияющие глаза, зовущие и притягивающие своей безудержной энергией, отчего кажется, что именно тебя она ждала все то время, которое успела прожить. Увидев ее где-то на улице, непроизвольно оказываешься в поглощающем твою волю луче ее обаяния. Тут же, не задумываясь, делаешь попытку оказаться рядом с ней. Стремительно летишь в ее сторону и очень разочаровываешься, увидев с какой нежностью, она целует другого человека, дождавшись его появления. А потом, вспоминая мимолетное видение, мечтаешь о ней, сравниваешь ее со своей подружкой, такой же молодой и прекрасной, усматривая черты, так поразившие твое воображение. И поэтому неудивительно — меня влекла к себе моя спутница, заставляя делать несвойственные умозаключения, например, попытку вспомнить, чей же светлый образ напоминает ее внешность.
Черные пышные волосы, под модной этому времени шляпкой. На лице чувственные губы, узкий прямой нос, ярко выраженные брови, карие глаза, прикрытые густыми ресницами.... Все строго индивидуальное, но в то же время очень знакомое. Я пытался прикидывать, и так, и этак, вспоминать, где я мог видеть такой знакомый облик. Мне, затворнику обстоятельств, редко куда выезжающему в последние 25 лет, а если такие моменты выпадали, то, как правило, был не один, и познакомиться с любой красоткой — верх вероятности. Нужно очень постараться чтобы подобное произошло, так как меня всегда кто-то сопровождал: или жена, или охрана. До абсурда порой доходило, породистую собаку не так рьяно держали на поводке, оправдывая подобную перестраховку секретностью моих работ. Да и куда, собственно, могли мы с женой ходить, я уж не говорю о совместных поездках. В кинотеатр и то редко удавалось выбраться.
Стоп! Точно! Вспомнил все-таки. Это же передо мной сидит никто иная как актриса Анн Парей, именно она играла роль Никиты в одноименном кинофильме. Точно! Один в один. Супер как похожа..., очень сильное сходство. Не так как я на Игнатьева, но все-таки.
Воспоминания давнишние, странно даже, что я смог вспомнить, все-таки это было в далеком 91-м году. Я тогда от безысходности решил заняться торговлей: охотничьим оружием и снаряжением. Мы с женой попытались наладить свой маленький бизнес, а сподвигло меня на такой поступок характер главной героини фильма, ее стойкость к жизненным неприятностям. Причем мы смотрели его на закрытом просмотре, озвучки не было еще сделано, титры лишь, а разговоры происходили на французском языке. Настолько поразило мое воображение игра этой актрисы, да и сюжет не подкачал, что я под впечатлением от героини стал искать, чем бы мне заняться после вынужденного увольнения из армии. Непотопляемость женщины, стойкость к проблемам, ее невзгоды в сравнении с моими мелкими неурядицами, когда ситуация для нее, казалось, уже совсем хреновая и ничего нельзя изменить, но она находила выход и побеждала — все это и подтолкнуло на принятие решения сделать маленький бизнес. Увидел в таком поступке хоть какой-то путь в моем невзрачном положении.
Немаловажным фактором стало и схожесть имен. Меня, как и ее звали Никита, если не обращать внимания на ударение, то вполне совпадали. В итоге появилось желание чем-то заняться, как-то заработать на хлеб насущный, а самое простое и понятное для меня — торговля оружием и снаряжением. Основным доводом в принятом решении, выступала и другая причина — наличие знакомых среди бывших сослуживцев по полигону, где мы занимались испытанием новых видов вооружения и доводкой до готовности. Я надеялся на их спонсорскую помощь, в виде возможности продажи по минимальным ценам залежалых складских неликвидов. И им в материальном плане хорошо, и мне считай, повезло; успешно продавать воинское имущество, не вызывая настороженности со стороны контролирующих органов, такой фарт не всякому желающему перепасть может. Зарплаты если и были в это время у сослуживцев, то мизерные, а жить на что-то надо. К сожалению, или, наоборот, к счастью, первая же попытка продать армейское имущество окончилась в кабинете следователя милиции, а потом "дело" передали в комитет. Повезло, попался человек, правильно понявший и вошедший в мое положение. Когда он, просматривая личное дело, узнал о моих заслугах в совершенствовании оружия и даже о нескольких патентах на изобретение, то решил оказать поддержку и содействие в обустройстве моего будущего.
